Чилим на посту начальника цеха проявил свои недюжинные способности. Монтеры и рабочие были довольны им. Директор с главным инженером радовались, что в его лице нашли опытного руководителя. Уже при частичном введении нового оборудования аварии в сети уменьшились, а потому и заработок рабочих увеличился, монтеры стали получать премиальные за безаварийную работу.
Все шло хорошо, тихо, гладко. Но после затишья всегда начинается буря. Так неожиданно свалилась беда на Чилима...
Как-то управляющий созвал на совещание начальников цехов, инженеров, мастеров. Вот на этом совещании и вышел разлад между управляющим и Чилимом. Чилим, выступая в прениях, как-то неожиданно высказался против плохой работы управляющего. С этого и началось.
Коробкин на следующий же день утром явился в цех к Чилиму, решил сам проверить его работу. Чилим, отвечая на вопросы управляющего, в свою очередь спросил:
— Это что же, Михаил Семенович, вчерашнее мое выступление привело вас сюда?
— Потом узнаешь, что привело...
Чилим замолчал. Молчал и управляющий, прохаживаясь по мастерской и приглядываясь, к чему бы придраться, распечь и выгнать начальника за плохую работу.
Вдруг ему встретился фонарщик Плаксин.
— Здравствуй, Иван Прохорыч! Чего-то давненько ко мне не заглядываешь, — сказал управляющий, потряхивая руку Плаксина.
— Сегодня зайду, — Плаксин кинул гордый взгляд на Чилима. Вот, мол, я какой: и управляющий не брезгует, за ручку здоровается со мной.
Плаксин явился к назначенному часу.
— Ну, как наши дела, старина? Присаживайся. Чего нового в вашем цеху? Как порабатывает новый начальник?
— Хорошо работает. Пожалуй, скоро разбогатеет и откроет свои мастерские, — хитро улыбнулся Плаксин.
— Как так разбогатеет? — возмущенно спросил Коробкин.
— А почему бы ему не разбогатеть, если он берет подряды и получает солидные суммы денег.
«Ах, вот оно что! А я доверил ему такой ответственный участок», — подумал Коробкин и спросил:
— Так где же, как ты говоришь, берет он подряды?
— Это было в сентябре прошлого года. Пришел инженер с меховых фабрик, сговорились с Чилимом отремонтировать кабельную линию частным образом, а деньги, ассигнованные на этот ремонт, были большие.
— И много получил он?
— Говорят, три тысячи рублей.
— А что же, он один работал, или еще монтеры с ним были?
— И монтеры работали, всего их было десять человек.
— Так, может быть, из этой суммы и монтеры получили? — спросил Коробкин.
— Как бы не так! Он один получил. Я уже спрашивал монтеров, и подсобных рабочих. Все говорят, что ничего не получали, и ругают Чилима.
— А чего же ты, Прохорыч, молчал до этого времени?
— Думал, что вы уже знаете.
— Другой раз не задерживайся, а докладывай сразу,
— Слушаюсь.
— Постой-ка, а может быть, он еще какие работы выполнял?
— Вот этого не знаю. Как узнаю, так сообщу.
— Ну ладно, спасибо тебе за сообщение, — Коробкин пожал руку Плаксину.
Фонарщик вышел от управляющего вприпрыжку, радуясь, что подставил ножку новому начальнику.
Управляющий мог одним росчерком пера вышвырнуть Чилима за ворота, но подумал, что за него могут заступиться партийная организация и сам секретарь райкома, возможны большие неприятности. Поэтому он решил все сделать иначе. На следующий день командировал в управление сети своих ревизоров с таким наказом: проверять все документы, особенно на выписку материалов со склада, а также платежные документы на меховых фабриках.
— Михаил Семенович, а допустят ли нас проверять на других производствах? — спросил старший ревизор Ерошкин.
— На все фабрики допустят. Я уже говорил с управляющим.
— Только знаете чего, Михаил Семенович, это работа очень кропотливая, может затянуться на долгое время, — заметил Ерошкин.
— Я вас сроком не ограничиваю, но желательно проделать поскорее.
— Будем стараться, — склонил голову младший ревизор Пискунов.
На следующий день в бухгалтерию сети явились два человека с предписанием управляющего. Они затребовали документы за прошлый год.
— Вам как, за весь год сразу или по месяцам будете проверять? — главный открыл стеклянную дверку шкафа, где хранились документы.
— Начнем с января. Только бы выделили один столик... — сказал Ерошкин.
Нашелся свободный столик, за которым расположились ревизоры ворошить прошлогодние бумаги.
— Может быть, я вам помогу отыскать те документы, какие вам требуется проверить? — спросил главный бухгалтер.
— Нет. Благодарим, лучше мы сами посмотрим, а в случае неудачи попросим вас, — ответил Ерошкин.
Проходит день, неделя, месяц, а ревизоры еще тщательнее и пристальнее вглядываются в каждую бумажку и все записывают в свою книгу.
Однажды в бухгалтерию зашел друг Пискунова начальник сетевой лаборатории Петр Гурьянович Трескунов.
— Ба! Друг любезный, Пискунов! Здорово! Как это ты сюда затесался? Чего это вы в бумагах копаетесь? Али чьи грехи ищете?
— Что поделаешь, друг, работа наша такая.
— И как, справляетесь? Не скучно ворошить старые бумаги?
— Нисколько. Да и некогда нам скучать. Утром, как придем, открываем дело, и так увлечешься, читаешь, как приключенческий роман; не успеешь и половины прочесть, как звонок на обед, а после обеда снова начнешь. Нам тратить время даром нельзя, строгий приказ управляющего получен, чтоб все тщательно проверить. Он, говорят, такое указание получил из Москвы.
— Да, очень важная у вас работа... Я тоже, пожалуй, потрудился бы на таком деле. По крайней мере, в тепле, при свете и никакого начальства. А ведь у нас в цеху такого удовольствия не получишь. Как только авария, так найди место повреждения, а кругом тьма-тьмущая, публика мимо идет — спотыкается, ругается: сапожники, говорят, взялись не за свое дело и держат народ в темноте... А если где копнул лопаткой или камень вывернул из мостовой, тут же подскакивает милиционер, стращает штрафом. А если вот, как сейчас, зимой, да бушует вьюга, так и не приведи создатель. Да, что и говорить, ваша работа самая настоящая, — заключил Треску-нов.
— Вот то-то и оно, а ты говоришь: скучно. Нет, брат, такой работы поискать надо, — подмигнул Пискунов.
— Послушай-ка, Петр Гурьяныч, мне кажется, ты нам кое в чем можешь помочь, — заметил Ерошкин. — Ты вот говоришь, что испытываешь кабельные линии, а не приходилось ли тебе испытывать на меховых фабриках?
— В этом году нет, а в прошлом было дело...
— О, тогда ты нам нужен как живой свидетель. Кто ремонтировал эту линию? — Ерошкин пристально посмотрел на Трескунова.
— Мастер Чилим со своей бригадой.
— А не можешь сказать, где материалы брали для этого ремонта?
— Не знаю. Надо полагать, на тех же фабриках.
— Еще один вопрос. Не сможешь нам сказать, какая сумма выплачена за этот ремонт?
— За точность не ручаюсь, а помнится что-то примерно около трех тысяч рублей, — Трескунов надел перчатки.
— Ты уже уходишь? — спросил Пискунов.
— Да, нужно на работу.
— Подожди минутку, еще один вопрос. Не можешь ли нам сказать, кто получил за ремонт такую приличную сумму?
— Кто работал, тот и получил, — Трескунов направился к выходу.
— Теперь все ясно, — перекинулись значительным взглядом ревизоры.
После разговора с Трескуновым они еще с большей энергией принялись за выявление преступных действий сетевых работников...
Явившись утром, разложив на столе свои дела, они выдвигают ящики, где лежат со вчерашнего дня еще не закрытые приключенческие романы, и, подперев головы ладонями, поглощают страницу за страницей, уносясь в прекрасный мир, изображенный автором. А если случайно заглянет в бухгалтерию сетевой работник, то ящик с книгой захлопывается, и ревизоры торопливо начинают ворошить бумаги на столе, делая самую кислую физиономию, и тем самым показывают, как тяжело им нести взваленную на них обязанность.
Но вот зима с лютыми морозами начала проходить, солнце все выше стало подниматься в небесную синеву. Ревизоры сбросили теплые ушанки. Ерошкин накрыл свою умную голову военным картузом и облекся в летнюю армейскую форму, хотя по случаю грыжи в армии никогда не служил. Пискунов же надел по сезону светло-серый костюм, а на голове его красовалась черная фетровая шляпа.
Весна идет полным ходом. Рабочие уже готовятся к первомайским торжествам. А Чилиму за хорошую работу преподнесли толстый том обвинений. Правда, его передали не Чилиму, а директору. Прочитав несколько бумажек этого кляузного дела, Стрижов с возмущением подумал: «Как так, без моего ведома написать столько актов на моего лучшего работника, не известив директора.. Нет, я этого никому не позволю». Тут же он нажал кнопку звонка.
Вбежала секретарша.
— Позовите ко мне Чилима!
— Ну, как дела, Василий Иваныч? — спросил Стрижов.
— Все в порядке, Андрей Петрович.
— Садись-ка, поговорим по душам. Ты вот с таким делом не знаком? — Стрижов показал толстую папку с бумагами на столе.
— А что это такое, новые инструкции, что ли?
— Новые инструкции на старых кляузных дрожжах... — улыбнулся Стрижов. — Это акты по обвинению Чилима в незаконных действиях, связанных с работами на других производствах.
— Нет, Андрей Петрович, это сплошное вранье. Никаких незаконных работ на других предприятиях я не выполнял, — покраснел Чилим.
— Допустим, что так. А вот на меховых фабриках ты работал в сентябре прошлого года?
— А что там незаконного, если мне дано было предписание главного инженера сети.
— А чем ты докажешь, что оно было?
— Вот чем, — Чилим вытащил из записной книжки бумажку и, развернув, положил на стол перед Стрижовым.
Это было письмо администрации меховых фабрик с просьбой отремонтировать поврежденный участок кабельной линии. На письме наискось размашистым почерком было написано:
«Мастеру кабельного участка Чилиму. Произведите ремонт в неурочное время. Материал и транспорт предоставит заказчик.
Главный инженер Плашкотин».
— Кроме того, — добавил Чилим, — я работал не один, еще было девять человек: монтеры, подсобники и работники лаборатории.
— Вот в этом вся беда, что работало вас много, а деньги ты получил один, как гласят акты ревизии.
— Действительно, я расписался за всю сумму один, но ведь я получил ее не для себя, а на всю бригаду, которой и раздал. Себе же взял лишь десятую долю.
— А расписки тех, кто получал, у тебя сохранились?
— Никаких расписок я не брал.
— Вот за это-то и хотят тебя упечь под суд.
— Пусть судят и вызовут на суд всех работавших на этом ремонте.
— Но прежде чем дело пойдет в судебные органы, с ним должна ознакомиться комиссия областного комитета партии.
— Будет ли комиссия обкома интересоваться этим кляузным делом? — заметил Чилим.
— Будет! И вот почему: из управления комбината уже подали секретарю областного комитета партии заявление на неправильные действия управляющего.
Первомайские торжества прошли. А спустя несколько дней в кабинет директора сети пришла комиссия из трех человек. Двое из обкома партии, а третий — секретарь сетевой парторганизации Корнев. Эта комиссия начала не с бухгалтерии, а с самого директора.
— Здравствуйте, товарищ Стрижов, мы из областного комитета партии, пришли ознакомиться с вашим производством. Как у вас дела с выполнением планов дальнейшего расширения сетевого хозяйства? Как с авариями в кабельных сетях: увеличиваются или уменьшаются?
— В этом году прошло три месяца без аварий, - сказал Стрижов.
— Занимается ли техучебой персонал? И кто проводит занятия?
— С монтерами-кабельщиками проводит занятия начальник цеха Чилим.
— А ваши инженеры, техники тоже ведут занятия?
— Занимаются на других участках сети.
— Так, все это хорошо. Но вы, наверно, уже догадываетесь, что мы пришли к вам по другому делу, касающемуся вашего производства. У вас работает Чилим, о котором только что вы упомянули. А ведь он является преступником, как явствует из настоящего дела, — при этих словах член комиссии извлек из своего портфеля пухлую папку.
— Вы, наверное, знакомы с таким громоздким произведением «искусства» работников вашего управления?
— Да, отчасти знаком, — директор поглядел на папку.
— Мы тоже отчасти познакомились с таким важным делом и теперь пришли окончательно уточнить и выяснить на месте, на кого наложить взыскание — на вашего начальника или на бюрократов, бездельников из управления комбината. Вас, как директора, просим помочь нам точно разобраться в этом сложном вопросе. Как помечено на его обложке, начато это дело в декабре прошлого, а окончено в апреле этого года. Ревизоры трудились полных четыре месяца, получая солидную зарплату. Это никому не нужное дело встало в несколько тысяч рублей. Что вы на это скажете, товарищ Стрижов? Вот вы, как директор, могли бы разрешить любому из ваших работников, включая главного инженера, затратить без пользы для дела такую громадную сумму?
— Ни в коем случае.
— Так, хорошо. Теперь не расскажете ли нам, кто такой Чилим? Сколько работает он у вас па производстве?
— Полностью, пожалуй, не сумею охарактеризовать его, поскольку сам не очень давно работаю здесь.
— Ну что ж, расскажите, что знаете о нем за время совместной работы. А за остальные годы мы можем взять справку в отделе кадров. Там, наверное, найдутся кое-какие документы.
— Да, такие документы найдутся. Я сам отлично помню, что Чилим неоднократно премировался за хорошую работу, за изобретения.
— Значит, у него есть изобретения?
— Да, и очень ценные для нашего производства.
— А не сможете нам объяснить, какие это изобретения?
— Пожалуйста. Только следует спуститься в мастер-скую. Сейчас или потом посмотрите?
— Пойдемте лучше сейчас.
Оставив папку со следственными документами у директора на столе, все отправились в мастерскую.
— Вот станок для оплетки провода, предложенный и изготовленный самим Чилимом, — сказал Корнев. — Я сам видел, как он трудился ночами над ним.
— А еще какие есть у него изобретения?
В это время в мастерской производилась сварка муфт из рольного свинца.
— А вот это второе и очень ценное предложение. Оно нам хорошо помогло выбраться из прорыва со свинцовыми муфтами и тем самым сократить аварии в кабельной сети, — пояснил директор. — Смотрите, сейчас начнется сварка кислородной горелкой. Это новое у нас в Союзе.
Сварщик заложил между пластинами свинцовую заготовку для трубы, зажал гайками на болтах, и вспыхнуло пламя газовой горелки. Сварщик отрегулировал пламя и направил в прорез верхней пластины. Один из работников обкома посмотрел на часы, видимо, засекая время сварки. Корнев предупредил:
— На часы можете не смотреть, вся операция происходит в течение полутора минут.
В это время сварщик отвел в сторону пламя горелки и погасил, сварка закончена.
— Очень оригинально! Удивительно, как мог додуматься рядовой рабочий? — воскликнул один из членов комиссии. — А образование у него какое?
— Низшее, но в настоящий момент надо признать его техником-практиком. Он все время занимается над собой и все свои знания передает рабочим своего цеха, — сказал директор.
— Конечно, все это хорошо, но пойдем уточним остальное, — предложил член комиссии.
— Может быть, нам вызвать самого Чилима? — спросил Стрижов.
— Не нужно, мы и без него управимся. Все документы, написанные работниками управления, гласят, что Чилим занимался частными работами на государственном предприятии и получил большую сумму денег. Так ли это, товарищ директор?
— Все это верно. Деньги, ассигнованные на ремонт кабельной линии, действительно Чилим получил и расписался в платежном документе. Но это не все. Сумма, указанная в документе, выплачена не одному, а на всю бригаду, которая состояла из десяти человек. Чилим получил только десятую долю.
— Понятно. Теперь вот что нам объясните: что это за работа была, которую не могли выполнить штатные работники той фабрики?
— У них на производстве нет специалистов по монтажу муфт высокого напряжения, — пояснил Стрижов.
— А ваше предприятие не могло выполнить эти работы в урочное время, оказав техническую помощь фабрике?
— Нет. У нас все рабочие были заняты на срочной работе.
— А вы, как директор, знали об этой работе? Знали и то, как оно выполняется?
— А как же, я и главный инженер были в курсе всего, поскольку администрация фабрики обращалась к нам с письмом.
— Теперь не можете ли нам пояснить, чем вызвана такая срочность этих работ по ремонту?
— Видите ли, какая вещь... Фабрики имели двустороннее питание электроэнергией, а когда одна из линий вышла из строя, то все они остались на одностороннем питании и в случае аварии могли понести громадные убытки от длительного простоя тысяч рабочих и порчи продукции.
— Хорошо. Вот теперь нам все понятно. И последнее: скажите, могли знать все это управляющий и посланные им ревизоры, приступая к продолжительной проверке документов?
— Тут вышло какое-то недоразумение. Управляющий ведь мог вызвать меня и спросить, прежде чем посылать ревизоров рыться в бумагах бухгалтерии, тогда это дело прекратилось бы в первый же день. Но он хотел упечь под суд Чилима.
— Это вы справедливо заметили, комиссия все учтет.
Итак, комиссия вопрос по обвинению Чилима решила по-своему. Ознакомившись со всеми материалами и побеседовав с людьми, она доложила обо всем секретарю обкома. Через несколько дней секретарь вызвал Коробкина.
— Здравствуйте, — входя в кабинет, сказал управляющий.
— Здравствуйте, товарищ Коробкин, присаживайтесь, закуривайте.
— Я некурящий.
— Хорошо, приветствую. Вот о чем я с вами хотел поговорить...
— Я знаю.
— Если знаете, тогда еще лучше. Когда вы посылали своих ревизоров в сеть, не подумали, что ваша затея сводится к пустому препровождению времени вашими дорогооплачиваемыми работниками? Разве вы не могли лично выяснить все у директора сети?
— От директора я все равно ничего бы не добился. Вы знаете, кто там директором?..
— Знаем, товарищ Коробкин, и очень благодарны Стрижову и подчиненному ему персоналу за то, что ведут образцово порученное им дело.
— Откуда это видно? — спросил Коробкин.
— Сеть не имеет аварий, а это главный показатель в их работе. Мы надеемся, что в скором времени казанская сеть выйдет на первое место во всем главке. Все данные у них имеются.
— Что-то я не заметил.
— Да вы и не могли заметить. Вам закрывало глаза ваше оскорбленное «я», что нам хорошо известно из протоколов ваших собрании и заседаний. Больно вы не любите критику. Как только выскажется против вашей плохой работы подчиненный, на второй же день вы предлагаете ему писать заявление об увольнении по собственному желанию.
— Позвольте, - прервал секретаря Коробкин.
— Что позволить? Довольно позволяли вам. Теперь придется ответ держать.
Чилим продолжал работать начальником цеха. Администрация не сумела подыскать знающего сетевое дело инженера.
— Начальника мы ищем, — сказал однажды Плашкотин, — да найти трудно. К тому же и у тебя, Василий Иваныч, дело неплохо идет — производство знаешь, так что потерпим.
Чилим свыкся с работой, хотя часто приходилось задерживаться допоздна.
«Уж не завел ли какую счетоводку там», — подумывала Надя. А он приходил усталый, измученный, и она понимала, что Вася все время думает только о производстве. К тому же прибавилась и еще одна обязанность. Секретарь партийной организации подал заявление об увольнении: он выезжал в Москву, на курсы журналистов. Корнев доложил об этом секретарю районного комитета.
— Кого ты, товарищ Корнев, рекомендуешь секретарем вместо себя? — спросил Дернов.
— Не ошибусь, если предложу Чилима. Правда, он еще коммунист молодой, но учится, усиленно работает над собой.
— Хорошо. Проведите довыборы, и, если изберут Чилима, райком не будет против.
— В бюро он и теперь состоит, — пояснил Корнев.
— Тогда еще лучше, — сказал Дернов.
Так Чилим принял на свои широкие плечи еще одну обязанность. Корнев же собрался в Москву.
— Значит, уезжаешь? — спросил его директор, подписывая увольнительный листок. — Кто же у нас будет секретарем?
— Выбрали Чилима.
— Зря выбрали. Он у нас и так загружен по самое горло производственными делами: возглавляет ведущий цех, на котором висит весь город.
— Все-таки, Андрей Петрович, подумайте, как бы создать Чилиму лучшие условия для работы.
— Ладно, ладно, что-нибудь придумаем, — пообещал Стрижов.
После ухода Корнева Стрижов вызвал Чилима:
— Говорят, тебя еще нагрузили партийной работой?
— Если говорят, значит, правда. Везет мне, — улыбнулся Чилим.
— Везет-то везет, да вот сам-то вывезешь ли?
— Надеюсь, поможете?
— Но ведь я беспартийный...
— Да, вот директору-то как будто и не к лицу быть беспартийным. Правда, у нас многими предприятиями руководят беспартийные большевики, но все же было бы лучше, если бы они состояли в партии.
— Ты прав, Василий... Но что я могу сделать, если так сложились обстоятельства... Конечно, я бы с удовольствием вступил, да вряд ли примут...
Стрижов потер лоб, а затем, резко меняя тему разговора, продолжал:
— Подвел нас с тобой новый начальник, не пришел. И теперь ни один черт не заглянет. Пять лет назад безработных было полно, а теперь подходящего человека не найдешь.
— Это неплохо, Андрей Петрович. Значит, мы растем, если не стало безработных.
— Все это верно и очень хорошо. А ты читал, сормовичи обратились с призывом — пятилетку выполнить в четыре года?
— И не только сормовичи, а и московские и ленинградские заводы включились в это соревнование, — сказал Чилим. — Да и мы, пожалуй, в стороне не останемся.
— Это верно. Да с тобой-то вот как? Надо найти какой-то выход, чтоб ты мог нормально работать...
— Спасибо, Андрей Петрович...
— Постой, — перебил Чилима Стрижов, возвращаясь к прежней теме, — а если бы я решил в партию вступить, ты бы мне рекомендацию дал?
— Не надеешься?
— Надеюсь, но не имею стажа.
Стрижов помолчал, а потом сказал:
— Я, Василий Иваныч, понимаю, что мне с этим делом следует повременить. Рано мне еще вступать, поработать надо.
— Как хотите, только здесь нет ничего невозможного.
— Подожди-ка, Василий Иваныч, — прервал его Стрижов. — Я ведь все время работал с простым людом на Волге. Да и сам вышел из простого народа, учился на медные гроши. Ты, наверное, знаешь моего дядюшку Пронина.
— Хорошо знал этого скрягу. Вы, Андрей Петрович, не обижайтесь. Это ведь правда.
— Я не только не обижаюсь, но и сам так думаю. Когда я учился и подыхал с голоду, а у моего дядюшки в подвале гнили сто тысяч, он не мог для меня выделить хотя бы красненькую. Как же назовешь его иначе после этого! А когда я выучился, стал работать, то и сам кое-что заимел... И вот за это «кое-что» теперь приходится расплачиваться, — Стрижов тяжело вздохнул.
— Вы, Андрей Петрович, пожалуй, уже все исправили. Кстати, читали полученный из главка бюллетень? О вас там пишут очень хорошо. Считают вас примерным директором.
— По-моему, я все отдаю производству. И сеть наша растет, и люди растут. Когда я пришел на это производство, ты, к примеру, был рядовым рабочим, а теперь — начальник цеха.
Вскоре после разговора со Стрижовым Чилим отправился к секретарю райкома.
— Ну, как дела, молодой секретарь? — спросил Дернов.
— Плохи, Тихон Кузьмич, — Чилим устало опустился на стул. — Хотя и выбрали меня, а вряд ли я справлюсь с такой работой.
— Зря не говори, Василий, я слежу за твоей работой и вижу, что ты хорошо справляешься, Ничего, ничего, привыкай, друг.
— Добро, — ответил Чилим и умолк.
— Вопрос какой ко мне имеешь? — спросил, пристально глядя на Чилима, Дернов.
— Тихон Кузьмич, — начал Василий, — будучи на моем месте, как бы вы ответили нашему директору, если бы он у вас спросил о вступлении в партию?
— Ответил бы, что в уставе партии, в первом же параграфе все сказано.
— Это я знаю и сказал так. Но Стрижов-то ведь не рабочий от станка и не просто служащий, а бывший хозяин пароходов.
- Ну и что же? Ты согласишься со мной, что и твоя жена когда-то тоже была купчихой, а теперь — член партии.
— Что вам далась моя жена, если она порвала со своими еще до революции. Да и какая она была купчиха!
— Да не сердись, Василий, это просто к слову пришлось. А Стрижов... Он, по-моему, честно работает и старается к тому ж. С нами он.