Бяк-бяк-бяк-бяк

Глава 22

Пятьдесят шестой год людям — то есть советскому народу в той его части, которая никак со спецпроектом о ВПК связана не была — запомнился вовсе не достижениями советской оборонки. Просто весной пятьдесят шестого было запущено сразу несколько огромных цементных завода — и удвоение объемов жилищного строительства за время со смерти товарища Сталина начало казаться вообще мелочью. Потому что буквально в каждом городе страны были организованы местные строительные тресты, тут же приступившие к работе.

Правда и в этом деле сразу же обнаружились серьезные проблемы — в основном связанные с острой нехваткой рабочей силы, однако летом решение — хотя и очень временное — было найдено: во всех учебных заведениях СССР (причем включая старшую школу) были организованы стройотряды, в которых студенты и школьники могли (конечно, исключительно по собственному желанию) заработать довольно приличные деньги. Да, это была рабсила совершенно неквалифицированная, но и для нее на стройках работы хватало. Кроме того, на большинстве промышленных предприятий были организованы так называемые «бригады выходного дня», в которых сотрудники могли поработать в собственные выходные или даже во время отпуска — и за работу в этих «бригадах» людям платили буквально копейки (а кое-где и вообще ничего не платили), однако отработавшие определенное количество часов на стройках резко продвигались в очередях на предоставление квартир.

Именно квартир: на летней сессии Президиума Верховного совета был принят закон, запрещающий новое жилье использовать в качестве коммунальных квартир. Закон этот Николай Семенович «протолкнул» с огромным трудом, ведь жилья в СССР просто катастрофически не хватало, а по новым СНИПам изрядная часть новостроек ставилась с квартирами очень большой (по представлению ряда депутатов) площади. И это депутаты еще в суть этих СНИПов не углубились: уже два года многоквартирные дома строились таким образом, чтобы было возможно без капитальных переделок в отдаленном будущем (не самом даже отдаленном) квартиры в доме «объединить», получив вместо пары «малогабаритных» одну нормальную квартиру. Архитекторам такое требование товарища Патоличева немало нервов попортило — но превратиться во «врага народа» никто их них не захотел, так что в целом требования эти соблюдались. А еще «закрытым» постановлением для предприятий ВПК жилые дома строились исключительно в «неуплотненном» варианте — и против этого очень сильно возражали как раз руководители таких предприятий, которым становилось просто некуда селить новых работников, но ЦК КПСС эти возражения просто «давил на корню»: Лаврентимй Павлович, который, собственно, это «закрытое» постановление и подготовил, искренне считал, что такой подход позволит в ВПК набирать наиболее квалифицированный персонал.

И не очень-то и ошибался: желающих устроиться на работу на эти предприятия оказалось гораздо больше, чем открывающихся вакансий, а на то, что придется какое-то время перебиваться общежитиями или снимать жилье «в частном секторе», народ просто возлагал метизные изделия с резьбой. Потому что видел: долго ждать все же не придется…

В том числе и потому, что кирпичным заводам страны стало (внезапно) хватать топлива. Потому что и старые угольные шахты наконец были полностью восстановлены, и новые заработали. И довольно много таких (и старых, и новых) заработали на полную мощность в Восточно-туркестанской республике, и в начале весны железная дорога до Урумчи (сразу двухпутная) тоже заработала на полную мощность.

Опять же, число кирпичных заводов тоже увеличилось (и тоже «внезапно»). СССР для Китая (точнее, для строек, которые там велись при советской помощи) заказал только у чехов дюжину мощных, полностью автоматизированных кирпичных заводов — но «великий кормчий» от них отказался. По простой причине отказался: людей, говорит, в стране много, а работы для них мало. И если такие люди будут ручками кирпичи лепить, то у них появится маленький шанс не сдохнуть с голода. А то, что при этом рабочим меньше достанется — так рабочие просто поедят поменьше, но тоже как-то выживут… В общем, все эти заводы в результате были выстроены в СССР — и предприятия МАП и МОМ обеспечивались стройматериалом с двух мощнейших заводов: в Щелково (там, правда, был поставлен завод уже австрийский) и в Шереметьево (а там заработал «сдвоенный» чешский. А когда народ видит, что кирпича — завались, просто его каменщики класть не успевают, то возникает мощное желание этим каменщикам помочь. Правда, Сергей Павлович инженерам своего КБ на стройках работать категорически запретил — зато рабочих с завода иногда целыми бригадами туда посылал. Да и заводской отдел капстроительства «кадрами» изрядно пополнил.

Так что получилось, что инженеры ясно видели свои «жилищные перспективы», и головы всякой ерундой забивали меньше — а вот над задачами предприятия думали больше. В особенности больше думали после того, как ракету Р-5 все же приняли на вооружение. Но инженерам-то никто не сказал (и даже Королеву никто не сказал, хотя он и сам как-то узнал) что ракету приняли «временно», поскольку два человека, по этой части главные в принятии решений, уже имели в виду совсем другое изделие…

Еще летом пятьдесят шестого случилось мелкое событие, которое в МАПе назвали «история о том, как Владимир Михайлович поссорился с Владимиром Николаевичем». На самом-то деле Мясищев с Челомеем даже не собирался хоть как-то ссориться, но после того, как ОКБ Челомея получило задание «довести ракету УР-100 до боеспособного состояния», у него просто не осталось ресурсов на разработку всех «висящих в плане» самолетов-снарядов. Совсем не осталось, так что Владимир Николаевич на очередном совещании в министерстве просто предложил передать разработку авиационного изделия Мясищеву. Во-первых потому, что новый самолет-снаряд разрабатывался под новый самолет Владимира Михайловича, а во-вторых потому что работы эти и без того велись в очень тесной кооперации двух КБ и у Мясищева для совместной работы даже специальный отдел был уже сформирован.

Шахурин предложение Челомея поддержал, а на возражения Мясищева в стиле «у нас же нет нужных специалистов» ответил просто: забрал у Владимира Николаевича двадцать разработчиков, которые тянули эту тему и передал их в Фили. Понятно, что такой поворот Владимира Николаевича обрадовал крайне мало — но дело есть дело. Вдобавок Алексей Иванович для переведенных специалистов «из фондов министерства» распорядился выстроить комфортабельное жилье — что несколько снизило остроту жилищной проблемы в Реутове, так что в конечном итоге Главные конструктора разошлись мирно.

Острота проблемы снизилась, но сама-то проблема осталась — в особенности из-за того, что половина выпуска МАИ пятьдесят шестого года была распределена между этими двумя предприятиями. Хорошо еще, что большинство выпускников оказались людьми несемейными и ли в крайнем случае малосемейными (то есть пока что детьми обзавестись не успели) — и «новичков» расселили временно по общежитиям. Но оба конструктора (получившие по завершении этих преобразований) статус «Генеральных конструкторов», распорядились (опять-таки по взаимной договоренности) одновременно нарушить постановление Президиума Верховного Совета и ту часть жилья, которую предприятия строили «хозяйственным способом», приказали возводить по «уплотненным вариантам». Здраво рассудив, что молодежь двумя и более детей обзаведется не скоро (на случай рождения близнецов запасные варианты тоже прорабатывались), а молодой семье малогабаритная, но отдельная квартира тоже вполне сгодиться.

Так что с осени ОКБ-51 в основном сосредоточилось на двух проектах: УР-100 и предложенный морякам Челомеем самолет-снаряд для подводных лодок, способный запускаться из-под воды. Сначала флотоводцы предложение Челомея высмеяли, но чуть позже решили, что проект выглядит весьма перспективно и поддержали его (морально — проведя «разъяснительную работу» в правительстве и физически, обеспечив приличное его финансирование). И сами начали активно готовиться к работе над этими ракетами, в Ленинграде начали даже строить специальную «подводную лодку», которую было решено разместить в озере Иссык-Куль. То есть плавать этой лодке самостоятельно не требовалось, по сути это был всего лишь имитатор, способный самостоятельно погружаться и всплывать — и на который можно было снаружи навесить самое разнообразное оборудование для проведения подводных испытаний. Но работы здесь было много, и работы не простой: ведь кроме всего прочего ее нужно было как-то до озера довезти и там собрать. Впрочем, эти заботы моряков ОКБ Челомея вообще никак не касались.

А вот пристальное внимание к его работе со стороны руководства страны его несколько напрягало. И особенно напрягало то, что Лаврентий Павлович постоянно Владимира Николаевича донимал вопросами «ну когда же?» Так что на очередной встрече с руководителем ВПК СССР он не сдержался:

— Лаврентий Павлович, вы же своими глазами видели, что ракета в принципе летать умеет. А то, что она летать пока умеет лишь туда, куда сама захочет, я сейчас исправить не в состоянии. Поскольку системами управления занимаются другие предприятия, на которые я в принципе никак повлиять не могу, они ведь не то что в МАП не входят, они вообще к ВПК напрямую не относятся. Да и те, что относятся… откровенно говоря, я уже просто устал ругаться с Валентином Петровичем по поводу проведения доработки системы управления тягой его двигателей.

— Я мне об этой проблеме сообщить?

— Ну и что бы вы сделали? Во-первых, он сильно, я бы даже сказал, критически загружен по программе разработки двигателей для машины Королева. А во-вторых, он и вам бы предоставил тысячу неоспоримых причин, объясняющих, почему он эту доработку сделать не может. Хотя на самом деле просто не хочет…

— Это почему это? — очень удивился Берия.

— Это потому, что Валентин Петрович конечно гениальный конструктор. Но как человек — он просто говно. Сейчас он просто не хочет ругаться с Королевым, который тоже конструктор гениальный, но говно еще более говнистое.

— Смело вы ярлыки развешиваете…

— Имею право. Потому что я и сам такое же говно — по крайней мере с точки зрения Глушко и Королева. Но тут уж ничего не поделать: в большинстве случаев главный конструктор может чего-то добиться только будучи этим самым говном. Исключений крайне мало: в МАПе это Петляков и Мясищев, в МОМе, пожалуй, только Янгель. Еще Макеев не очень говнистый, но ему крупно повезло.

— Хм… а в чем повезло Макееву?

— А он прикрылся флотоводцами, ему теперь не нужно ресурс зубами вырывать у конкурентов. Кстати, поэтому и Бериев может вести себя прилично: моряки своих защищают и ресурс у них имеется.

— Пожалуй… С Петляковым понятно, ему еще Иосиф Виссарионович благоволил и работу его поддерживал всячески. А почему Мясищев?

— Ему воспитание не позволяет. Как и Павлу Осиповичу, но у белорусов это в крови. Однако поскольку говна ему в характере не хватает, его слишком просто такие как я или Королев сожрать могут. Везет ему, что он занимается тем, во что другие не лезут.

— Как же не лезут, а Гудков с Горбуновым, Гуревич?

— Гудков с Горбуновым сожрали — на счастье всей страны — Лавочкина, и до сих пор переваривают сожранное. Гуревич… так как Артем Иванович теперь у товарища Патоличева не в чести, то у него возможностей сожрать Сухого просто нет. Да и косит он на соседней поляне, пока с Павлом Осиповичем не пересекается.

— А Бартини? Как вы его оцениваете?

— Гений, но, должен сказать, человек он просто глубоко несчастный. Он же итальянец, наверху его до сих пор полностью своим не считают — и большей частью он своими идеями с другими делится, чтобы хоть так их в жизнь воплотить. Кстати, вы бы обратили внимание на последний проект Петлякова, который он совместно с Бартини разработал.

— Что за проект?

— Средний бомбардировщик, по нему пока только НИР закончили. Машина, конечно, не особо выдающаяся…

— Так зачем же…

— Зато если случится что в Европе… или в Азии… Послабее, конечно, М-4 или даже Пе-20, но ведь и стоит в разы, на порядок даже дешевле! Эти самолеты можно будет тысячами выпускать!

— Спасибо, я поинтересуюсь. А теперь я хочу узнать, когда мы можем ожидать УР-100 хотя бы готовой у испытаниям?

В конце октября Ильюшин поднял в воздух свой новый пассажирский самолет. Четырехмоторный, на восемьдесят пассажиров (причем одновременно с самолетом, самостоятельно перелетевшим с Ходынки в Жуковский, туда же была доставлена документация на «доработку» самолета с увеличение числа мест до девяноста четырех. Но для ГВФ главным было то, что самолет с полным салоном мог летать более чем на шесть тысяч километров, так что Сергей Владимирович еще не дожидаясь не то что завершения, а даже начала испытаний, получил правительственный заказ на изготовление десяти таких самолетов. Для ильюшинского завода заказ был хотя и в принципе подъемный, но все же очень напряженный, и сразу же начались новые разборки среди конструкторов МАП на тему «кому какой завод передавать». И вопрос этот был очень непростым: в конструкции самолета использовались титановые детали, а титан пока что ни на одном серийном заводе нормально обрабатывать не умели…

То есть на одном — Ташкентском — уже умели: там выпускались «грузовики» Бартини, в котором тоже титановые детали использовались. Но отдавать это завод кому-то другому МАП не собирался: и ГВФ, и — особенно — транспортная авиация ВВС такой объем заказов разместили, что завод в Ташкенте срочно расширялся и даже после того, как это расширение завершится, ему только чтобы только с текущими заказами разобраться, потребуется лет десять…

Товарищ Патоличев в меру возможностей советскому авиапрому помогал, но у него и других забот хватало. Так что МАП радовался и тому, что Лаврентий Павлович с тем же энтузиазмом, с каким он раньше занимался спецпроектом, теперь работал над авиапромом и ракетами. Хотя это и было для всех в министерстве несколько… утомительно, да и нервов всем изрядно портило, в целом дело продвигалось довольно успешно.

А Николай Семенович был вынужден больше внимания уделять делам уже «международным». Товарищ Мао в Китае уж очень специфическую политику вел, и Патоличеву с огромным трудом удавалось его отговаривать от исключительно диких (с точки зрения советских специалистов) «экспериментов». Правда в этом ему помогало то, что «великий кормчий» успел назначить своего старшего сына на какую-то «необременительную должность» в китайском министерстве промышленности…

Все же Мао-младший получил довольно приличное образование в СССР, к товарищу Сталину испытывал чувства, близкие в религиозному фанатизму, а внутри министерства авторитет его оказался неожиданно большим. И даже не потому, что у него был «такой отец», а потому что он действительно старался качественно проработать порученные ему вопросы. И — получить на них правильные ответы.

Китай оставался все еще глубоко крестьянской страной: в деревнях пробивало больше девяноста процентов населения, и население это было в своей массе вообще неграмотным. К тому же — в том числе и в силу этой неграмотности — крестьяне даже себя толком прокормить не могли. Аньин задал «нужные вопросы» председателю китайской Академии наук, получил на них удовлетворившие его ответы — и проделал трюк, чуть не стоивший ему не только карьеры, но и, возможно, жизни: в Харбине с помощью советских специалистов он запустил завод по производству станков, необходимых для строительства заводов уже тракторных. А в Гирине — рядом с которым уже снова заработала «первая в Китае ГЭС» — и тракторный завод начал выпуск так нужных китайским крестьянам машин.

И вот к этому производству МАП имел самое непосредственное отношение. Потому что не было в Китае избытка жидкого топлива, и трактора производились с газогенераторными моторами. То есть изначально производились, однако с дровами в Китае было тоже было плоховато. А вот с каменным углем было хорошо — но газогенератор на угле было очень сложно и очень долго разжигать и китайцы, изучив советский опыт, решили моторы газом из баллонов запитывать. Тоже вариант не самый паршивый, тем более что уже было запущено несколько небольших заводов по производству из угля жидкого топлива, причем наиболее простых технологически — а там в процессе «ожижения угля» получалось много и газов горючих. И вот предприятия советского МАПа поставляли в Китай насосы высокого давления и турбодетандеры для очистки получаемого газа. А еще они же (то есть советские предприятия) налаживали в Китае производство газовых баллонов.

Впрочем, газобаллонные трактора были все же скорее перспективой (хотя и не самой отдаленной), а пока трактора делались с газогенераторами.

Все это было замечательно — если не обращать внимания на острую нехватку у Китае обычной стали. То есть стали и в СССР не хватало, а вот в Китае ее было еще меньше. И какой-то китайский партийный деятель посоветовал Мао сталь варить в глиняных печках в деревнях…

В СССР таких деятелей практически не осталось: часть товарищ Сталин наставил на путь истинный, а кто не сел при Сталине, тот мог радоваться, если его всего лишь посадили при Патоличеве. Но в Китае подобная плесень вылезла наружу, пробралась в высшее руководство страны и принялась «цвести и пахнуть». Но Мао-младший, о такой забавной инициативе узнав, снова сунулся в Академию, а товарищ Го Можо — как раз председатель Академии, сам в металлургии ничего не смысливший — будучи лауреатом Сталинской премии «за укрепление дружбы между народами» тут же обратился за советом к «дружескому народу».

Товарищ Струмилин, которому Николай Семенович поручил «просчитать» возможные результаты инициативы «великого кормчего», тоже вопрос тщательно изучил — и результаты его расчетов товарища Патоличева сильно обеспокоили:

— Если очень кратко, то ничего хорошего из этой затеи у китайцев не получится, а вот плохого будет много. Причем самое плохое для нас — это то, что китайский премьер очень неравнодушен к Америке. Янки в принципе Китаю многое могут дать, но, понятное дело, не бесплатно.

— У Мао денег нет.

— А американцам деньги сейчас особо и не нужны. Они всякое барахло, вроде устаревших технологий и списываемых заводов, Китаю предоставят — но за это потребуют изменения во внутренней политике, и — в первую очередь — отказа от сотрудничества с СССР. А задница в китайской экономике такая наступит, что Мало лично сдаст коммунистическую идеологию в обмен на мелкие подачки, в первую очередь продуктовые.

— Товарищу Мао на голод в стране плевать, он-то сам не голодает.

— Товарищу Мао на голод не плевать просто потому, что если голод начнется сейчас, то его народ просто уничтожит. Вот сын его политику — я экономическую политику имею в виду — продвигает правильную, однако его возможности крайне ограничены. Года за три он хорошо если успеет наладить производство сотни тысяч тракторов в год — а для искоренения голода китайцам же их миллионы потребуются.

— А мы можем как-то на это положение дел повлиять?

— По хорошему, просто обязаны. Но как — это вопрос не ко мне. Наверняка у нас есть более компетентные товарищи, а кто конкретно — спросите у Лаврентия Павловича. А единственно, что я могу предложить прямо сейчас, так это строительство китайцам нового металлургического завода. Но это не конкретное предложение а так, общая идея, требующая проработки…

Проработки очень много чего требовало, но кое-что возникало буквально «на основе интуиции». Например, возле станции Тюратам в ноябре завершилось строительство стартового комплекса для перспективной ракеты Королева. Первого такого комплекса, и — хотя ракету еще даже испытывать не начали — рядом началось строительство второго такого же. А еще два «почти таких же» начали строиться аж в Архангельской области: предварительные расчеты показывали, что отсюда ракета сможет донести ценный груз аж до Вашингтона прямиком через Северный полюс. Понятно, что в северной тайге зимой никто ничего строить не собирался — но вот лес вырубить в нужных местах было удобнее именно в суровую зимнюю пору.

С этими стартовыми комплексами произошла вообще анекдотичная история: испытывали конструкцию в Ленинграде, на Морзаводе — и при испытаниях разработчики товарища Бармина увидели, что удерживающие ракету конструкции отходят совершенно не одновременно. То есть получалось так, что при старте именно стартовая установка ракету может просто повалить на землю. Испытания тут же прекратили, Бармин немедленно доложил о проблеме Королеву. Положено было вообще-то сразу Берии докладывать, однако Владимир Павлович прекрасно понимал, каким боком может ошибка в конструкции выйти ее разработчикам и решил, что сначала нужно попробовать проблему решить «своими силами».

Королев особо разбираться не стал, а просто прислал в Ленинград молодого инженера, который такую конструкцию и придумал. Тот приехал, попросил «повторить испытание» — а затем уверенно сказал:

— Вы тут макет ракеты краном поднимаете, слишком медленно. А ракета будет подниматься быстро, так что там все правильно сработает.

Владимир Павлович, не сходя с места, позвонил Королеву и пожаловался:

— Тут твой инженер даже разбираться не захотел с проблемой, говорит, что все так и должно быть и что на полигоне все будет работать правильно.

— Кто, этот? — ответил Сергей Павлович. — Если он сказал, что все правильно, то значит все и на самом деле правильно. Отправляй установку на полигон.

— А не соплив ли твой инженер? Сколько он у тебя работает-то?

— Два года. Насчет соплей — я ему в нос не заглядывал. А вот циклограмму старта он придумал, и все расчеты по ней лично провел. Келдыш сказал, что этот парень не ошибается, так что… отправляй, под мою ответственность отправляй!

И теперь в заснеженной степи стояла первая огромная конструкция, готовая к тому, чтобы выпустить могучую ракету…

А ракета в этой степи появилась гораздо позже. То есть не так уж и «гораздо»: первую(а заодно и вторую) в Тюратам привезли в конце февраля. А двадцатого марта ракета унеслась вдаль. Не в очень большую даль, километров на семь унеслась — но все обрадовались уже тому, что она старт не разнесла, и спустя три недели утром двенадцатого апреля вторая ракета полетела уже «куда сказано» — то есть на Камчатку, на полигон Кура.

Лаврентий Павлович на заседании, на котором шло обсуждение результата пуска, высказался просто:

— Ну, одно то, что ракета долетела до Камчатки, уже радует. А то, что она до цели не долетела километров на пятьдесят, радует уже не очень.

— Мы сейчас пока не можем назвать точную причину такого промаха. Мстислав Всеволодович говорит, что возможно, что мы не учли влияние верхних слове атмосферы — просто потому что мы про эти верхние слои ничего не знаем. А возможно — тут Сергей Павлович «голову в песок» прятать не стал, — потому что система управления не смогла ракету правильно навести. Но чтобы точно выяснить причину, нам необходимо найти боеголовку с регистрирующей аппаратурой, и когда мы ее разыщем, то будем точно знать причину промаха.

— Там ее искать… сколько же времени это займет? Мы же даже куда она упала смогли определить с точностью километров десять. А до этого, как я понимаю, продолжать испытания смысла особого нет.

— Нет, — подтвердил товарищ Келдыш. — Но мы знаем, что ракета летает, и летает устойчиво, а у нас их уже пять в запасе имеется. Я думаю… так как американцы вот уже второй год обещают запустить искусственный спутник земли, то мы можем — пока боеголовку ищем — попробовать самим спутник запустить.

— И что в качестве спутника запускать будем? Бетонный блок или сразу бомбу… обычную бомбу?

— Ну, постановление о запуске такого спутника было еще прошлым летом подписано, так что спутник готовый у нас имеется. А будет решение о том, что одну, может быть две ракеты товарища Королева мы модем для такого запуска использовать… В любом случае это будут пуски испытательные, надежность конструкции ракеты ведь не особенно важно какими пусками проверять…

— Я — за спутник, — высказался сидящий до этого молча Митрофан Иванович Неделин. — Нам в любом случае необходимо провести эти пять пусков для определения надежности носителя, а запускать болванку на Куру или спутник на орбиту — нам, откровенно говоря, безразлично. Пока безразлично.

— Ну что же… я гляжу, все хотят спутник запустить, и я возражать не стану. Когда вы сможете подготовить такой пуск? Привезти на полигон этот спутник, на ракету его установить, что там еще надо?

— Надо просто поменять на ракете программирующий вал, — тихо сказал Борис Ефимович Черток, — он у нас уже здесь, на полигоне. Три вала здесь, а вот спутник пока лишь один.

— Думаю, — стараясь изобразить спокойный голос, сообщил Сергей Павлович, — что пуск мы сможем подготовить недели за три. Потому что в любом случае нужно будет еще раз проверить все системы ракеты…

— Готовьте пуск. Горячку пороть не следует, но и время тянуть мы не будем. Сейчас ситуация в мире такая, что намекнуть заокеанским товарищам, что мы их гарантированно достанем, будет крайне полезно.

Никто горячку пороть, естественно, не стал, и время тянуть тоже никто не стал. Так что во вторник тридцатого апреля (как сообщалось в газетах, «к Первомаю») ракета Королева с индексом Р-7 доставила на орбиту первый искусственный спутник Земли. Спутник, давший понять «заокеанским товарищам», что они Стране Советов в случае чего таковыми пробудут крайне недолго. А с нетоварищами у советских людей разговор будет крайне недолгим, где-то в районе получаса…