Бяк-бяк-бяк-бяк

Глава 8

Предсказывать будущее — любимое развлечение довольно многих людей. И когда такие предсказания оказываются верными, то людей этих иногда зазывают пророками, а иногда — и шарлатанами. Последнее — если их предсказание оправдалось, но не совсем так, как хотели окружающие. Однако «предсказатели» и в самом деле делятся на две группы: одни — это те, кто случайно угадывает грядущее, а другие — кто делает это, тщательно анализируя настоящее. И вот среди последних можно было отметить с одной (вражеской) стороны Генштаб Британии, а с другой (нашей, советской) — конструктора Павла Александровича Соловьева.

Были и другие предсказатели, относительно точно предвидевшие (или угадавшие) грядущие события, но все они были не столь интересными. А эти…

Британский Генштаб довольно точно предсказал, что Советская армия одержит победу осенью сорок четвертого года — и действительно, немцы подписали капитуляцию осенью. Как раз седьмого ноября и подписали — о чем радостно сообщила вся советская пресса, с определенным облегчением — американская и буквально сквозь зубы британская. После капитуляции Иосиф Виссарионович по дипломатическим каналам известил Рузвельта, что насчет Японии он все помнит и обещание сдержит, а британцам (и американцам тоже) направил официальное письмо, в котором говорилось что раз уж союзники со вторым фронтом так сильно припозднились, то Германию и Восточную Европу Советский Союз теперь сам будет «делить». И союзникам пришлось утереться: идея Черчилля отправить воевать против СССР сдавшиеся во Франции остатки германской армии в дополнение к армиям союзников поддержки у Рузвельта не нашла. По двум причинам: ему была нужна помощь СССР в войне с Японией, а скорость, с которой Советская армия зачистила Германию, заставляла опасаться того, что и любые другие армии она также зачистит.

Союзники свои войска все же сумели высадить во Франции — в Марселе и Ницце, а чуть позже — и в Биаррице (последнее случилось уже после того, как Гитлер «таинственно исчез» во время очередной бомбардировки Берлина авиацией маршала Голованова). Потом он все же нашелся — в небольшом госпитале неподалеку от Аугсбурга, в совершенно невменяемом состоянии: при бомбардировке ему крепко попало по голове и он превратился в полного идиота (в исключительно медицинском понимании этого слова). По решению военного трибунала, состоявшегося в Нюрнберге, его — несмотря на состояние — повесили, как и два десятка других нацистских бонз, который получилось изловить. А те, которых изловить не получилось, тоже были приговорены заочно, и Иосиф Виссарионович дал распоряжение товарищу Судоплатову приговоры все же в исполнение привести…

А армии союзников даже всю оккупированную территорию Франции освободить не успели: после капитуляции Советской армии немцы во Франции просто прекратили воевать. Причем довольно многие (и союзников это сильно разочаровало) быстренько возвращались в фатерлянд. Не все, довольно многие (а эсэсовцы вообще поголовно) и из фатерлянда старались во Францию перебежать, но сам факт того же Черчилля очень расстроил. Сообразить, что информация о том, как поступают с пленными «лаймы» в лагерях, очень быстро просачивается на ту сторону фронта, он, вероятно, не смог…

Но все это было «сопутствующими деталями», главным была победа Советской армии — которую очень качественно смог предсказать британский Генштаб. А вторым совершенно точным «предсказанием» стало замечание Павла Соловьева о том, что его новый мотор останется невостребованным: опытное производство успело до окончания войны изготовить четырнадцать двигателей, а армия востребовала лишь шесть из них. То есть ВВС забрали все готовые моторы, просто перехватчиков было лишь шесть построено, а в боях вообще ни один поучаствовать не успел…

Двигатель его «не взлетел» — но некоторые придуманные им детали очень понравились другим «реактивщикам».

Кто-то занимался «предсказанием будущего», а кто-то — это будущее создавал своими руками и мозгами. Иногда у них получалось неважно, а иногда — и очень даже хорошо. Но чаще подучалось «приемлемо» или даже «терпимо»: ведь не все были гениями или стахановцами, способными работать по двадцать шесть часов в сутки. Но ведь даже «терпимо» означало, что поставленные задачи решались, хотя, возможно, и не самым лучшим образом. Но — решались.

Алексей Иванович пригласил к себе конструктора авиамоторов Алексея Дмитриевича Чаромского как раз на предмет «побеседовать о построении будущего»:

— Алексей Дмитриевич, как инженер я прекрасно понимаю, что ваши моторы уже достигли высочайшего уровня разработки, но — уже как руководитель НКАП — вижу, что моторы ваши у нас очень скоро никому нужны уже не будут.

— И что же…

— Вы не спешите, дослушайте. У нас в наркомате много специалистов в любых областях, так что да, в авиации ваши моторы востребованы не будут. Но вот в других отраслях… Сейчас ведутся работы по тяжелым танкам, для которых нынешние дизели уже не подходят в силу малой мощности, а тот же АЧ-30 — если его дефорсировать и тем самым резко увеличить ресурс, будут незаменимы. Для малых кораблей ваши моторы еще десятилетия будут лучшим выбором, и вообще… много где эти моторы стране послужат. Сейчас уже вопрос о передаче вашего КБ и, соответственно, заводов в другие наркоматы всерьез прорабатывается, а вы остаетесь в НКАП лишь потому, что там — нарком показал пальцем в потолок — никак не решат, передавать ваши предприятия танкостроителям или корабелам. Но и в том, и в другом случае от моторов будут требовать все же не запредельную мощность, а ресурс…

— Это я понимаю.

— И прекрасно. Но я вот что хочу предложить: сейчас война закончилась, стране нужно много мирной техники. Тяжелые грузовики, трактора… Вы подумайте о разработке на базе АЧ небольших моторов для гражданского применения. Если пойти по тому же пути, как с бензиновым «Либерти», то, думаю, шестицилиндровый мотор на пять сотен лошадей много кого заинтересует в горнодобывающей промышленности, а четырехцилиндровый, да еще дефорсированный сил до двухсот или даже до ста пятидесяти — он и для самосвалов будет прекрасным выбором, и даже для тракторов.

— Заняться этим можно, но тут все же работы много будет, на одной инициативе ее не вытянуть.

— Вот тут я полностью согласен. Но, поскольку в связи с окончанием войны средства на НИОКР у наркомата не забрали, я, пожалуй, поручу вам провести два совершенно исследовательских проекта. Первый — по разработке дефорсированного шестицилиндрового мотора на четыреста-пятьсот сил, второй — по четырехцилиндровому на двести. С задачей максимального увеличения ресурса мотора.

— Спасибо, думаю, что предварительные проекты мы месяца за два подготовим.

— Постарайтесь за месяц… надо, очень надо постараться. Потому что… очень надо.

— Я только сомневаюсь, что та же автотракторная промышленность захочет использовать алюминиевые моторы, ведь алюминий… мало его.

— Уже почти достаточно, а в ближайшее время заработает и Днепровский завод. И кто первым в очередь за металлом встанет, тот его и получит. Но если вы все же решите и картеры этих моторов делать стальными или даже чугунными, то шансы на массовое производство вырастут. Это же моторы экспериментальные, а в рамках эксперимента слегка сэкономить…

— Я понял. С чугунным литьем поможете? На нашем заводе с этим могут быть некоторые трудности…

Седьмого февраля СССР объявил войну Японии. А восьмого в четыре утра (по времени Владивостока) в воздух поднялись сотни самолетов, заранее (и очень незаметно) перебазированные из Европы. То есть самолетов было несколько тысяч, просто не все они полетели. А полетели только те, которым предстояло «убрать» с неба японскую авиацию — и задачу эту маршал авиации Худяков выполнил на пять с большим плюсом. Просто с огромным плюсом: в Квантунской армии летающих самолетов вообще не осталось. А заодно (ну, чтобы два раза не ходить) были сожжены все самолеты и на аэродромах Хоккайдо. Ну а «плюс» заключался в том, что самолеты-то у японцев закончились, а аэродромы — нет. И на эти аэродромы были высажены большие десанты «посадочным способом».

Десантирование обеспечивал другой маршал — причем не простой, а Главный маршал авиации Голованов. То, что в рабочем состоянии у него осталось почти два десятка неповоротливых ТБ-3, было уже почти чудом, но Голованову это показалось мало и он насобирал (из ГВФ и из полярной авиации) еще столько же машин в версии Г-2. Пользы в боевых действиях от этих громадин было немного — гораздо меньше, чем они могли нанести вреда утратой опытных летчиков, но вот в десантной операции эти четыре десятка машин за один рейс перевезли полторы тысячи вооруженных бойцов.

Голованов выбрал именно этих «старичков» для высадки «головного» десанта просто потому, что при планировании операции учитывалась возможность и того, что обратно самолеты улететь не смогут — но эти машины, уже отлетавшие все мыслимые и немыслимые сроки, было не особенно и жалко потерять. Но — не потеряли (только одна машина была разбита при посадке на японский аэродром), так что к вечеру они перевезли и вторую группу десантников.

То есть вторую «для себя»: после захвата десантов двух первых аэродромов перевозкой бойцов занялись уже почти две сотни Ли-2. То есть они тоже сделали по два рейса и перевезли еще кучу народа — так что к вечеру на Хоккайдо воевало уже пятнадцать тысяч солдат Советской армии. И на следующее утро уже по морю туда прибыло почти пятьдесят тысяч человек…

Местное население к советским бойцам относилось практически индифферентно, то есть молча смотрели на них и особых гадостей делать не стремилось. Отдельные выходки разных фанатиков конечно случались, но они особого вреда не наносили: псих с жестяным мечом, издающий страшные вопли, чаще всего даже добежать до солдат не успевал. А результаты таких попыток нападений японцы видели — и делали очевидные выводы.

Примерно так же шло наступление в Маньчжурии и в Корее — с той лишь разницей, что в японской армии фанатиков все же было гораздо больше, да и экипировка у них была получше. Но после того, как советский десант арестовал местного «императора Пу» (попутно выкосив половину руководства маньчжурской армии), японцы просто сдались после трех недель боев.

Еще в Корее советским войскам существенную помощь оказывали корейские «партизанские» войска, руководимые товарищем Кимом — и тут пришлось повозиться немного подольше. Но совсем немного — и в Международный женский день в Пусане товарищ Ким объявил об окончании японской оккупации Кореи и создании Корейской Народно-Демократической Республики. Этот день отметили корейские солдаты и на острове Цусима, который отныне становился частью Кореи…

Еще товарищ Ким «прибрал» два острова гораздо более близких к Японии: Окинасиму и Ики. Товарищ Сталин еще мог понять, зачем корейцам понадобился второй, а вот зачем Ким решил захватить первый — скалистый островок площадью меньше квадратного километра — он понять не мог. Решил уточнить попозже, когда товарищ Ким в Москву приедет для подписания межправительственного договора…

В результате вступления СССР в войну Япония уже в середине марта оказалась полностью отрезанной от источников сырья и провианта, а янки теперь даже Токио бомбили без малейших проблем (потому что всю авиацию «русские сожгли») — и двадцатого японцы подписали капитуляцию. Полную и безоговорочную — причем подписали они ее на борту крейсера Калинин, стоящего на рейде Аомори…

Война закончилась — совсем закончилась, и страна начала зализывать раны. Страшные раны — но тем сильнее советский народ в едином порыве стремился восстановить разрушенное. Почти единодушно стремился — но люди все очень разные, и цели у них тоже разные. Кто-то, не щадя сил, старался принести пользу стране, а кто-то — хотел больше пользы для себя любимого. Или просто хотел не иметь лишних неприятностей. Но время было такое, что от неприятностей никто застрахован не был. Потому что страна требовала полной самоотдачи от каждого гражданина: мало осталось этих граждан и каждому приходилось работать и за себя, и за того, кто жизнь свою отдал…

В середине апреля Иосиф Виссарионович учинил очередной разнос Василию Иосифовичу, сразу после того, как получил от Главного маршала Новикова отчет о потерях личного состава в авиации. Об очень больших потерях, причем о потерях в совершенно вроде бы мирное время…

— Мне тут докладывают, что в авиачастях, базирующихся в Германии, гибнут наши летчики. И основной причиной называют то, что один командир корпуса распустил личный состав, летчики часто вылетают на задания в… в нетрезвом виде.

— Клевета! Летчики бьются, это верно, но бьются они из-за того, что самолеты товарищ Шахурин поставляет некачественные.

— Самолеты у товарища Шахурина забирает военная приемка…

— Которой руководит товарищ Худяков! Они с Шахуриным в сговоре, ведь за каждый неисправный самолет руководство заводов наказывать положено, да и рабочих-бракоделов в лагеря отправлять — а у них все, понимаешь, хорошо, нет у них брака на заводах. А прилетает такой самолет в часть — и всё, в аварии летчик виноват: самолет-то военную приемку прошел, не может он быть неисправным! Я уже по этому поводу докладную тебе писать начал, просто не успел дописать до того, как ты меня в Москву вызвал.

— Интересно… ты мне докладную эту все же пришли. А с самолетами бракованными мы, я думаю, разберемся.

— Еще нужно разобраться и с тем, почему мы до сих пор летаем на машинах, которые еще до войны разработаны. Рядом, во Франции, американцы на новых машинах летают, одни их суперкрепости чего стоят. А у британцев истребители реактивные появились — и если что, мы их на Яках должны останавливать? У них Глостер Метеоры летают со скоростью под девятьсот километров в час, против них даже хваленый «поликарпыч» кажется инвалидом…

— Это ты тоже в докладной напиши. Вот сейчас прямо иди домой и пиши, чтобы завтра до обеда у меня докладная была на столе…

Спустя неделю в кабинете Сталина сидели три человека. Алексей Иванович выглядел очень усталым, но на вопросы отвечал быстро и без запинки:

— Товарищ Новиков лично проводил проверку, я результатами нас ознакомил. Як-9 действительно в Германии считается самолетом с высокой аварийностью, но ведь вряд ли туда специально отправлялись бракованные машины. На заводах при передаче самолетов в ВВС вообще не знают, куда конкретная машина будет отправлена, а в учебном центре в Хабаровске, где проходят обучение корейские товарищи, аварийность была на сравнимом уровне. Причем причины высокой аварийности в Хабаровске были выяснены: корейские летчики просто… мелкие, сейчас товарищу Киму особо указано, что в летные школы мы будем принимать корейцев, имеющих вес не менее семидесяти килограммов. В последнее время с новым пополнением, вписывающимся в эти параметры, аварийность резко снизилась — а в строевых частях она и без того была невысокой.

— То есть вы хотите сказать…

— Извините, я не закончил. Тем не менее мы понимаем, что самолеты товарища Яковлева — это дешевые машины военного времени, которые изготавливались большей частью от безысходности и действительно требуют высокой подготовки летного состава, а так же высоких физических кондиций. Тем не менее претензий к товарищу Яковлеву мы иметь не в праве, все же истребителей его конструкции за время войны было выпущено больше половины от общего числа машин и из вклад в нашу победу весьма велик. Но и сам Александр Сергеевич прекрасно осознает, что его самолеты, мягко говоря, далеко не лучшие, и он ведет большую конструкторскую работу…

— От этом я тоже хотел вас спросить. У британцев в истребительной авиации уже действуют реактивные истребители, а у нас летают деревянные машины с полотняной обшивкой. И более современных машин мы не имеем. Мне кажется, что в военное время наркомат слишком уж расслабился, забросил разработки перспективных машин и наше отставание от потенциальных противников…

— Если мы не кричим на каждом углу о наших конструкторских достижениях, то это не значит, что у нас таких достижений нет. У нас есть перехватчик товарища Поликарпова, который по скоростным и маневренным характеристикам несколько превосходит британский Глостер. А то, что таких машин у нас мало, обусловлено совершенно иными причинами.

— И какими же?

— По мнению товарища Сухого машина в условиях войны может превзойти по боевым характеристикам любой иностранный образец, но в условиях мирного времени… надежность двигателя не очень высока, и дело даже не в технических качествах мотора, а в том, что на перехватчике этот двигатель один. Достаточно одной шальной пули — и самолет теряется. А для качественной его защиты пока мощности двигателя недостаточно. Машина самого товарища Сухого в этом плане кажется более перспективной, НИИ ВВС с этой точкой зрения согласно…

Сталин взглянул на сидящего рядом молча Берию, и тот кивнул головой.

— А почему тогда машина товарища Сухого не передается в ВВС?

— Она передана на испытания в НИИ ВВС. Первый этап испытаний пройден, к машине есть несколько претензий, они исправляются. И как только НИИ ВВС машину примет, мы немедленно начнем ее серийное производство.

— И сколько еще времени понадобится на налаживание этого производства?

— Вообще нисколько, завод полностью готов к началу выпуска машины. Более того, поскольку претензии не касаются планера самолета, то они уже изготавливаются… около трех десятков уже готовы. Аналогично, бомбардировщик товарища Мясищева готов к запуску в серию, а две машины переданы в НИИ ВВС для испытаний. В ними, правда, сложностей побольше: двигатель для машины товарища Мясищева еще не готов… то есть изготовленные экземпляры имею ресурс до десяти часов. Но сейчас для доработки недостатков привлечены германские специалисты, и мы надеемся, что до конца года проблема будет решена.

— Надеются они…

— Лично я уверен в том, что проблема решится. Сейчас машины товарищей Яковлева и Гуревича проходят испытания с трофейными германскими моторами, и даже с ними ВВС почти готово принять их на вооружение. Но товарищ Кузнецов в Уфе довел ресурс советского варианта этого мотора до ста пятидесяти часов. Сейчас в Куйбышев перевезено много оборудования с германских заводов, где делались эти двигатели, товарищ Кузнецов тоже переезжает со своей конструкторской группой туда же… в Уфе все же мощностей для массового выпуска этих моторов не хватает. К июлю производство моторов Кузнецова в Куйбышеве начнется, тогда НИИ ВВС произведет финальные испытания машин Яковлева и Гуревича…

— Почему не сейчас? Вы же говорите, что у нас трофейных моторов хватает.

— Потому что трофейные моторы несколько другие. Устаревшие: товарищ Кузнецов провел существенную доработку системы управления, теперь стал практически исключен помпаж двигателей, да и просто тяга выроста в полтора раза. В серию ВВС будет принимать самолет с отечественным мотором, так что в любом случае испытания будут необходимы.

— Ну что же… а по остальным типам самолетов мы будем и дальше отставать? У американцев «Суперкрепости» летают, а у нас в этом классе только Пе-8 разработки тридцать шестого года… Мне товарищ Туполев тоже докладную записку прислал, жалуется, что вы его предложения по разработке нового дальнего бомбардировщика игнорируете с упорством, заставляющим подозревать саботаж…

— Ну что я могу на это ответить? В производстве у нас действительно Пе-8, но не разработки тридцать шестого года, а сорок четвертого: Пе-8 МД4. И их мы производим по пять-шесть в месяц… мало конечно, но мы просто не видим смысла наращивать производство.

— А у нас есть мнение…

— Потому что товарищ Петляков уже закончил проектирование и приступил к изготовлению установочной партии новых, промежуточных машин, которые проходят под индексом Пе-10.

— Но по поводу машины товарища Туполева вы мне не ответили.

— Я вам пришлю стенограмму заседания Совета главных конструкторов. Разработку Туполева именно совет не принял, в силу откровенного вранья о возможных параметрах машины. Проще говоря, Андрей Николаевич заявил характеристики своего самолета, противоречащие законам физики. Я думаю, что стенограмма объяснит все лучше, чем я сейчас: там же профессионалы совещались.

— Ну хорошо, я вас больше не задерживаю. А стенограмму я бы хотел увидеть сегодня же.

— Я ее просто оставлю у товарища Поскребышева: она у меня в портфеле лежит…

Когда товарищ Шахурин покинул кабинет, Сталин повернулся к Берии:

— Мне интересно, что Алексей Иванович затеял? Рассказывает мне о новых разработках… даже не о новых, а которые уже больше года ведутся — но раньше он об этом даже не заикался!

— Я бы тоже на его месте не заикался, — ответил Берия уже по-грузински, — побоялся бы, что НКАП обвинят в том, что он не все силы для победы прикладывает. Но меня он в основном в курсе исследовательских работ держал, правда особо в детали не посвящая. И я думаю, что НКАП для победы делал именно все, что мог — а раз уж появилась возможность подумать и о послевоенном мире…

— А вот он сказал, что у Петлякова какая-то промежуточная машина разработана. Почему «промежуточная», ты знаешь?

— Немцы пленные поклялись, что года за два они построят мотор… турбовинтовой мотор на шесть тысяч лошадиных сил. Я думаю, что хорошо если на пять тысяч сделают, но и это будет прекрасно — но это года через два, а пока… Швецов сделал мотор на четыре тысячи, и вот под него Петляков новый самолет и разработал. Но швецовский мотор весит две тонны, а обещанный немецкий должен меньше чем в тонну уложиться, поэтому Петляков разработал самолет с перетяжеленным крылом, по два таких мотора выдерживающий — а когда немецкий мотор готов будет, то потребуется только крыло поменять.

— И что за машина у него получается, ты знаешь?

— Интересная, по параметрам даже несколько превосходит американскую «Суперкрепость». Восемь тонн бомбовой нагрузки, скорость до шестисот пятидесяти, может лететь с полным грузом бомб на три с половиной тысячи километров, а перегоночная дальность — уже девять тысяч. К тому же на машину предусмотрена установка прибора Вахмистрова для дозаправки в воздухе, а с дозаправками самолет хоть вокруг Земли лететь сможет.

— А что с машиной Туполева?

— А ты стенограмму почитай… я ее позавчера прочитал, вчера с нашим итальянским шпионом побеседовал… У него, кстати, мозги вообще странно работают: армейцы пожаловались на то, что пока танки в Маньчжурию не прошли, очень трудно было японца бить — так он, с места не вставая, предложил самолет для перевозки танков сделать. А Алексей Иванович высказался в том плане, что раз предложил — значит точно знает, как такой самолет построить. Он у Петлякова и Мясищева, да и у Поликарпова и Яковлева так поработал, что, думаю, ему пора уже свое КБ организовывать. То есть я-то приказ уже подписал. Так вот, насчет Туполева: Роберт Людвигович мне с цифрами показал, что наш Андрей Николаевич нагло врет. Я, откровенно говоря, вообще не понимаю, почему товарищ Шахурин его куда-нибудь на Колыму не направил золото добывать для страны Советов. А обо всем остальном… Скромный у нас Алексей Иванович без меры. Ильюшин уже выкатил для испытаний в ГВФ новый пассажирский самолет, в полтора раза дешевле Ли-2 и много лучше, его уже и ВВС заказать себе успело. А новый самолет Мясищева — я опять про пассажирский говорю… два самолета разработал, но я о большом — так это вообще лучше любого американского получается. Кстати, тоже «промежуточный» вариант, но это — как я понимаю, по предложению Петлякова — уже среди конструкторов нормой становится. Немного странной, но позволяющей нам бежать уже впереди всей планеты. И бежать очень быстро. Да, а пришел-то я зачем: товарищ Малиновский предложил товарищу Худякову присвоить звание Главного маршала авиации. Я — за, поскольку, как известно, бог троицу любит. И будет у нас три Главных маршала, по канону. Ты как, не против?