Бяк-бяк-бяк-бяк

Глава 25

Весной пятьдесят девятого на пассажирские линии вышли обновленные «Соколы»: на самолет был поставлен новый двигатель с тягой на тонну больше прежнего, а Александр Александрович еще и фюзеляж удлинил на полтора метра — и теперь машина выпускалась в версии С-82 (то есть на восемьдесят два пассажира). Немцы продолжали выпуск С-60, хотя для них тоже двигатель поменяли — но причиной было скорее нежелание «иностранных заказчиков» слишком плотно ставить в салоне кресла, для капиталистов комфорт пассажиров оказался важнее. То есть пока важнее: у них-то авиабилеты были дорогими, простой народ самолетами пользовался нечасто — а непростой в тесноте летать не желал. То есть руководство авиакомпаний так считало…

Еще за границу очень успешно стали продаваться маленькие реактивные самолетики товарища Адлера — и причиной столь внезапно возросшей их популярности тоже стал новый двигатель. Для этого самолетика его разработали в КБ Швецова под руководством Павла Соловьева, и в результате получили очень интересный мотор: соловьевцы заботились прежде всего о топливной экономичности для увеличения дальности полета, но двигатель получился еще и довольно тихим. А впервые использованный реверс тяги обеспечил машине Адлера еще и прекрасные взлетно-посадочные характеристики: мало того, что самолет мог взлетать и садиться на травяные аэродромы, так теперь ему и взлетная полоса требовалась в районе четырех сотен метров. А высоко в горах — где-то в полкилометра.

Кроме пассажирских самолетов, высокую репутацию завоевали и советские самолеты военные, причем завоевали в буквальном смысле этого слова: во Вьетнаме северяне использовали советские «Сапсан-19» и китайские Миг-17, но как раз осенью пятьдесят восьмого туда поступили (причем «на испытания») новенькие истребители Гуревича. В довольно небольшом количестве поступили, даже французы считали, что их было не больше двадцати четырех штук — но эти самолеты просто «смахнули» с неба всю авиацию уже американскую. «Смахивать» оказалось очень просто: в СССР какими-то кривыми путями поступила американская самонаводящаяся ракета класса «воздух-воздух», и советские инженеры, ее тщательно изучив, сделали ракету даже получше. То есть в условиях войны во Вьетнаме получше: она американские самолеты сбивала, а американские ракеты истребитель Гуревича достать не могли: они просто летели со скоростью меньшей, чем мог лететь советский истребитель. И «бои» шли по одной-единственной схеме: «русские» подлетали на расстояние выстрела, выпускали пару ракет и тут же улетали на полной скорости домой. Понятно, что американские самолеты падали с неба далеко не всегда — но все же падали, а вот «Вьетконг» потерь не имел.

В результате президент Эйзенхауэр летом принял историческое решение и все американские войска из Вьетнама вывел: «проклятые коммунисты», пользуясь практически полным отсутствием сопротивления в небе с помощью Су-7 просто вбамбливали сухопутные подразделения южных вьетнамцев в грязь, и американцам при этом тоже доставалось изрядно — а портить репутацию партии перед выборами прославленный генерал не хотел.

А вот товарищ Мао на репутацию (и свою, и репутацию партии) похоже плевать хотел. Так что летом пятьдесят девятого Китай понес тяжелую утрату, а Председателем Госсовета стал Чень Юнь, ранее занимавший пост первого заместителя председателя. Товарищ Патоличев лично приехал на похороны Великого Вождя, а после них вдумчиво побеседовал с товарищем Ченем:

— Ну и как вы планируете выбираться из нынешней эадницы? Я имею в виду экономику страны, а интересуюсь в плане какую помощь СССР оказать может. Сразу скажу: гор златых обещать не могу, но помощь мы все же можем оказать довольно значительную.

— У вас есть конкретные предложения?

— Откровенно говоря, кое-какие проработки у нас были сделаны и предложения определенные есть. Но я не знаю, насколько они будут соотноситься с вашими планами.

— Планы… планы у нас простые, — Чень Юнь по-русски говорил с некоторым трудом, но в данном случае предпочел услугами переводчика не пользоваться. — Прежде всего нам нужно как-то накормить народ…

Разговор двух руководителей продолжался часа четыре, но ни один из них не пожалел о «потерянном времени», а в течение пары дней после этой встречи были подписаны договора на строительство в Китае двух заводов тракторных, двух десятков уже «малых металлургических предприятий», пары десятков заводов по выпуску всякого другого полезного. В том числе и новенького авиационного завода, на котором предполагалось выпускать все тот же «МАИ-2». С обычным поршневым мотором: товарищ Чень людские ресурсы Китая оценивал достаточно трезво и сам сообразил, что обслуживать не самые простые двухвальные реактивные двигатели пока в Китае просто некому, не говоря уже о собственном их производстве. Впрочем, и поршневые моторы, по его мнению, пока Китай строить был не готов, так что в Перми линия по выпуску таких моторов стала быстро «реконструироваться»: потребность в стареньком двигателе стала превышать производственные возможности завода…

Производство «старых» самолетов (да и ракет) быстро росло, а вот «новых» в пятьдесят девятом так и не появилось. В разговоре с предсовмина (частном разговоре) Владимир Михайлович Петляков, уже пенсионер, по этому поводу высказался так:

— Пантелеймон Кондратьевич, сейчас техника шагнула вперед так далеко, что уже мы стали от нее отставать. И на разработку нового самолета теперь ну никак не получается потратить меньше нескольких лет. Если тот же АНТ-25 я разрабатывал полгода, и инженеров в команде было меньше двух десятков, то уже Пе-18проектировался почти восемь лет, а в разработке принимало участие только в авиационном КБ почти пять сотен инженеров. И я даже примерно не могу сказать сколько народу разрабатывали отдельные системы и приборы, которые мы получали от сторонних предприятий.

— Но это речь о больших самолетах…

— Нет, о любых.

— Но тот же «МАИ-2» полтора десятка студентов спроектировали менее чем за полгода, а он до сих пор самый массовый…

— Это так просто выглядит если внимательно работу над машиной не изучать. Тот самолет, который разработали студенты, от тех, которые сейчас выпускаются, отличаются примерно как какой-нибудь «фарман» от Ил-18. Разработка, улучшение самолета ни на день не прерывалась с момента постройки самой первой машины, и я говорю не только о ремоторизации. Практически все приборы, все механизмы теперь на машину ставятся новые, причем большей частью специально под этот конкретный самолет и разработанные. Сейчас на самолете стоит автомат управления посадкой, освобождающий летчика он необходимости думать еще и о том, когда и как управлять выпуском предкрылков и закрылков, сама механизация крыла претерпела коренные изменения… даже если не говорить о спецверсиях самолета, то на разработку именно пассажирского варианта машины в сумме времени и сил потрачено не меньше, чем Архангельский потратил на разработку первой версии своего «Сокола». И сейчас у Александра Александровича половина КБ занимается исключительно доработками машины, необходимыми, замечу, доработками. Поэтому разработку новой машины он вынужден полностью отдать Егеру, и по сути у Сергея Михайловича сформировано отдельное конструкторское бюро. С двумя сотнями инженеров, но, думаю, им работы еще минимум года на три до изготовления хотя бы одного опытного самолета. И это учитывая, что двигатель Павел Александрович уже сделал, даже в серию поставил, а большую часть систем управления там предполагается использовать от давно уже летающего «Сокола»… Роберт Людвигович сказал, что в идеологической части мы в авиастроении мы достигли предела, и сейчас весь прогресс идет в технологиях — но когда и технологии на грани возможного, прогресс достигается лишь путем сложнейших — и очень небыстрых — научных исследований и экспериментов.

— И очень дорогих исследований. Вы как считаете, эти затраты все, они окупятся?

— Безусловно. Тот же Ли-2 — у него срок службы в ГВФ был не более десяти лет, а уже «Соколы» или «Илы» выпускаются с гарантийным сроком эксплуатации от двадцати лет и более. При том, что Ли-2 в среднем в воздухе проводил часов шесть в сутки, а у Ил-18 среднесуточный налет уде превысил двенадцать часов. А те два «Сокола», которые немцы продали в Свиссайр, летают до восемнадцати часов в сутки. Или бомбардировщик Маркова: при среднесуточном налете в двенадцать часов наш завод дает на него гарантию в четверть века. Самолеты становятся сложнее и дороже, но они приносят куда как больше пользы стране и людям. И пользу эту будут приносить гораздо дольше… да, такие затраты окупаются.

— Хм… а как вы думаете… меня интересует исключительно ваше личное мнение. Так как вы думаете: а затраты на ракетную программу окупятся? С учетом хотя бы того, что ваш Пе-18 может донести до цели три изделия, а таких машин у нас уже чуть больше сотни?

— Если мое личное мнение… я вообще считаю, что если в ход пойдут спецбоеприпасы, то единственной задачей всех самолетов нашей бомбардировочной авиации будет дозачистка того, что не удастся уничтожить ракетами. Время реакции несопоставимо. Но в любом случае авиацию необходимо иметь, и иметь ее в полной готовности. Я думаю, что в ОКБ и меня-то оставили на должности консультанта лишь потому, что кое-какие мелочи в той же восемнадцатой машине мне просто будет проще до ума довести — а доводить всяко придется. Требования к авиации с каждый днем растут и усложняются, и игнорировать их мы просто не имеем права. Американцы-то тоже не одними ракетами нападать хотят, пятьдесят вторые Боинги уже в седьмой модификации строят, причем последняя — это вообще новый самолет слегка похожий на старый. Но у них денег много, а нам экономить нужно и уже летающие машины под новые требования дорабатывать.

— Да, насчет экономии денег вы верно заметили…

Денег действительно на все не хватало: на одну программу поставки на боевое дежурство УР-100 за год было потрачено полмиллиарда, и это без учета стоимости самих ракет. А ведь и ракеты стоили отнюдь не копейки. Особенно «не копейки» стоили ракеты товарища Королева, которые теперь серийно строились в Куйбышеве. Не так, конечно, «серийно», как изделия Челомея, но все же: в пятьдесят девятом было произведено двадцать два пуска этих некопеечных машин. Пять были «полностью неуспешными», четыре — «частично успешными». «Частично» — это значит, что полезная нагрузка все-таки в космос поднялась, и теперь по орбитам вокруг Земли весело летали два аппарата, предназначенные для изучения Луны, один такой же аппарат снова усвистал в неведомые космические дали. А еще один — про него вообще никто ничего не знал: по данным наземных измерений аппарат на орбиту поднялся, но куда он потом пропал, было совершенно непонятно.

Зато четыре аппарата, поднятые в космос по программе «Заря», показали (по крайней мере военным специалистам), что «за космосом будущее»: спутники сфотографировали в очень неплохом качестве множество американских военных баз. То есть качество было относительно неплохое — и основной причиной этой «относительности» было отвратительное (по заверениям специалистов ЛОМО) стекло иллюминаторов, через которые велась съемка. Чтобы проблему решить, Лаврентий Павлович предпринял воистину титанические усилия по получению «качественного песка» из Бразилии, но с огромным трудом доставленные пять тонн этого песка (обошедшегося в сумму, которую Берия даже не рискнул озвучить в правительстве) в целом проблему не решали…

«Оптический» песок из-под Изюма ленинградские оптики охарактеризовали, если отбросить цветастые эпитеты, матерно — но ведь товарищ Берия всегда старался любую проблему решать «комплексно». И «иной путь решения» именно этой проблемы неожиданно для всех дал удивительный результат: песок, по всем параметрам превосходящий бразильской, был найден и на территории СССР. Причем вообще в ближайшем Подмосковье, рядом с деревней Лыткарино. В результате чего деревня в течение четырех месяцев превратилась в город, а товарищ Пономаренко снова начал прикидывать, откуда бы найти денег для компенсации «внезапно потраченного». Потому что одним городом Лыткарино проблему решить не получилось, в Красногорске тоже фактически новый завод возник по производству оптической аппаратуры — и это было, по уверениям Лаврентия Павловича, «только началом»…

Но товарищей Пономаренко и Патоличева во всем этом кое-что и радовало: упорно развиваемая ими программа строительства жилья давала заметные каждому гражданину СССР плоды. За весь пятьдесят девятый год только в городах и поселках городского типа жилья построили чуть более ста миллионов квадратных метров, а цена строительства одного такого «метра» снизилась почти вдвое. Чему способствовали казалось бы «мелочи», но мелочей таких было много. Например, треть сокращения стоимости строительства пришлась на удешевление доставки стройматериалов на стройки: в каждом городе или крупном поселке теперь имелся (или строился) свой кирпичный заводик, почти в каждом районе европейской части СССР работал и цементный заводик, а в каждой области было и несколько заводиков сталеплавильных. Правда большинство таких заводиков сталь выплавляли из металлолома и качество ее было довольно «средним» — но и производили они все же не танковую броню, а главным образом арматуру для железобетонных изделий. И все это на стройки возилось на небольших грузовичках, работающих вообще на газу.

Эти грузовички, разработанные тоже в Уфе, производились сразу на трех заводах: в Перми, в Киеве и в Хабаровске. Практически одинаковые, они отличались только двигателями: Пермский шел с двадцативосьмисильным мотором, который разработал лично товарищ Швецов, Харабовский — с тридцатидвухсильным двигателем, разработанным в ЦИАМе для Китая, а в Киеве пошли «своим путем»: Ивченко для автомобиля разработал мотор «универсальный», который мог работать и на газу, и на бензине. Первый секретарь Украинского республиканского отделения КПСС товарищ Брежнев за этот двигатель даже представил Александра Георгиевича к ордену Трудового Красного знамени — но Николай Семенович представление отклонил: то, что мотор мог и на бензине работать, было в целом полезно — но то, что бензин этот должен быть не ниже девяносто пятого, пользу такого решения обнуляло совершенно. А учитывая то, что с газом в стране стало уже более чем неплохо, такое решение вообще смысла не имело. И единственной причиной, почему Ивченко выбрал такое решение, было то, что мотор стал «урезанной» до двух цилиндров версией его же двигателя для «колхозного» самолета, что помогло обеспечить серийный выпуск мотора в течение буквально пары месяцев.

Тем не менее, этих полуторатонных грузовичков три завода производили почти десять тысяч в месяц, грузовички дешево возили кирпич, цемент и стекло на многочисленные стройки — и дома поднимались очень быстро и очень недорого. Так что людям было теперь где жить — и в декабре пятьдесят девятого численность городского населения в стране впервые превысила население сельское. А количество рабочих превысило количество крестьян…

Вообще-то последнее соотношение не вытекало из первого: весьма большое количество именно рабочих проживало в сельской местности, ведь в тех же МТС вовсе не колхозники трудились, а уж на железных дорогах почти три четверти рабочих жили совсем не в городах. Опять же, военнослужащие к рабочим никак не относились (ну, кроме стройбатов, конечно — но их в статистику не включали по понятным соображениям). К тому же имелось очень много людей, ни к рабочим, ни к крестьянам не относящимся: служащие (от воспитателей в детских садах до врачей, почтальонов и различных «деятелей культуры») составляли весьма заметную часть взрослого населения страны. Но к концу пятьдесят девятого именно рабочих стало больше, чем крестьян — и главной причиной этого Николай Семенович считал то, что «урожаи выросли» и крестьян стало требоваться меньше.

То есть требовалось уже много меньше, чем их уже в деревнях было — и по этому поводу товарищ Пономаренко вскоре после Нового года собрал специальное совещание, в котором приняли участие все министры и почти все заместители министров:

— Товарищи, у нас сложилась определенная ситуация… не самая приятная ситуация: в стране на сто миллионов сельского населения приходится чуть больше сорока миллионов трудоспособных колхозников.

— А что в этом особо неприятного? — поинтересовался кто-то из министров.

— А то, что для обеспечения всей страны продуктами и техническими сельхозкультурами необходимо всего лишь миллионов двадцать. Это тех, кто трудится в полях, на фермах, в садах и огородах — то есть кто занимается именно сельским хозяйством. Примерно два миллиона из числа трудоспособного сельского населения заняты в непроизводственной сфере, но я их из числа колхозников уже вычел. И возникает простой вопрос: у нас есть двадцать миллионов вполне трудоспособных граждан, которых крайне желательно направить на общественно-полезную работу.

— При том, что мужики никакой рабочей специальности не имеют, — усмехнулся кто-то, — и учиться, как правило, не желают или просто по возрасту не могут. И куда их девать?

— Я всех вас для того, чтобы об этом подумать, и собрал здесь. Да, квалификация у большинства этих людей никакая, но насчет «учиться не желают» вы ошибаетесь. И опять же: тех, кто по возрасту учиться не может, не так уж и много, и как раз их-то мы оставим в деревне заниматься сельским хозяйством. Но проблема вовсе не состоит в том, чтобы эти двадцать миллионов человек быстро перетащить в город: нам их и селить-то в городах пока особо негде. Мы… вы должны им предложить другое, более полезное для страны занятие именно в сельских населенных пунктах. Есть определенный положительный опыт: например, управление радиоэлектронного производства в авиапроме весьма успешно разместило ряд вспомогательных производств в селах, практически втрое сократив потребность в кадрах на заводах, расположенных в городах…

— Так задача выглядит более конкретно, — высказался Слава Вишняков, и мы готовы поделиться с коллегами опытом создания подобных производств и управления ими. Но хочу отметить одну особенность, на которую, мне кажется, мало кто обращает внимание: конкретно у нас такие предприятия делают компоненты радиоустройств средней сложности и трудоемкости, поэтому от работников особо высокой квалификации не требуется. Однако требуется бесперебойное обеспечение таких мастерских и цехов расходными материалами и сырьем, а так же быстрая доставка готовой продукции на основные производства в города.

— Очень ценное замечание, — отреагировал кто-то из присутствующих.

— Вы даже не представляете, насколько ценное, — ухмыльнулся Вячеслав Николаевич. — Мы решили эту проблему довольно просто: все снабжение и отгрузка продукции производится самолетами, чаше всего с помощью «МАИ» или даже «колхозников» Бедунковича: грузы-то не особо тяжелые и не объемные, а в стоимости продукции даже использование для перевозок самолетов составляет суммы, не сравнимые с общим экономическим эффектом. Поэтому мое мнение заключается в том, что в деревню лучше всего передавать какие-то несложные сборочные операции по малогабаритным изделиям. И в первую очередь в эту сторону имеет смысл обратить внимание Минрадиопрому и, возможно, Минприбору.

— А вот это уже совсем конкретно, — улыбнулся Пантелеймон Кондратьевич. — Однако найдется ли у нас достаточно самолетов? Я уже про летчиков не говорю.

— Разрешите мне про это высказаться, — Петляков на совещание прибыл в ранге «советника министра». — Сейчас МАП в состоянии в течение буквально полугода запустить новый завод по производству тех же самолетов Бедунковича, а за год и новый завод по выпуску «студента» выстроить и запустить можно. Кстати, и тут есть возможность часть работ по производству «колхозника» передать в цеха, организуемые в селах: системы опрыскивания и разбрасывания химудобрений высоких технологий при изготовлении не требуют… впрочем, это мелочь. Анатолий Георгиевич давно уже разработал и производит и учебный вариант ЛИГ-12У… правда пока их всего дюжины две построено, но самолеты-то уже по несколько штук в сутки производятся, за месяц буквально можно учебных наделать достаточно для того, чтобы в каждой области учебный центр открыть для сельской молодежи. Конечно, это потребует определенных расходов…

— Надеюсь, что подготовка смет у товарища Шахурина много времени не займет. Я думаю, что задачу все присутствующие поняли, правительство ждет ваших предложений. Со стороны каждого министерства ждет…

В это же время товарищ Патоличев проводил другое совещание:

— Американцы запустили четвертый спутник…

— У них пока это лишь случайно происходит, — заметил Лаврентий Павлович.

— Ну да, четыре спутника запустили, пять ракет взорвали на старте.

— Нет, пять — это лишь те, которые они по телевизору показали. Всего у них неудачных пусков восемь, но, должен заметить, что нас это успокаивать не должно. Американцы достигли существенных успехов по двум ракетным программам, и уже в этом году будут в состоянии вывести на орбиту спутники массой до полутора тонн — если всерьез займутся этой задачей.

— Что значит «всерьез займутся»?

— Они пока спутниками всерьез не занимаются. Пускают свой «Авангард» с вероятностью успеха, как мы видим, около трети, а испытания того же «Атласа» показывают, что по баллистическим ракетам у них надежность уже превышает девяносто процентов. Так что если мы реализуем программу, предлагаемую товарищем Королевым, то…

— То они займутся космосом всерьез. Нам это так надо?

— Сколь ни странно, да, надо. Они в состоянии сейчас изготовить не более двух десятков этих «Атласов» в год — и в обозримое время увеличить производство они не смогут. Так что если половину ракет они направят на космос…

— А что у них с программой «Титан»?

— Там ракета помощнее, но для использования в космической программе годится куда как меньше. И если часть средств янки снимут с этой программы и перенаправят их на «Атлас», то у них будет меньше действительно тяжелых МБР.

— Понятно. А какие перспективы у Королева?

— На его программу он просит выделить семь ракет, это для запуска всей программы и достижения первого результата. По нашей оценке, при успехе американцы будут просто вынуждены не менее трети средств, предназначенных на развитие нынешней программы МБР, перенацелить на космос. Иного им собственное население не простит.

— А у нас для программы Королева все уже готово…

— Именно так: в прошлом году произведено семь пробных пусков, даже не считая тех, что шли по программе «Заря», причины неудач в основном выяснены и устранены.

— А не в основном?

— А не в основном — это неисправности в летательных аппаратах, ими пусть ученые занимаются. Они свои проблемы обязательно решат, просто сейчас это не в приоритете, а вот программу Королева мы сейчас можем выполнить очень быстро.

— Быстро — это как?

— В пределах трех-пяти месяцев. Сейчас в Тюратаме уже лежат четыре готовых ракеты, в Куйбышеве еще девять прошли все проверки и готовы к отправке на полигон. У Королева специальных вариантов «Зари» тоже уже около десятка изготовлено, два даже в Тюратам привезли.

— Ну что же… пусть товарищ Королев покажет, что ему мы не напрасно деньги давали. А что говорит Каманин?

— У него тоже все готово. То есть в той мере, в которой в принципе сейчас можно считать что-то готовым: ведь у нас пока точных данных вообще нет. Но иным способом мы такие данные и получить не можем.

— Степень риска?

— Товарищ Келдыш сейчас оценивает вероятность неуспеха в двадцать пять процентов, вероятность катастрофы — в районе десяти процентов.

— А что сам Королев об этом говорит?

— Нас его мнение вообще не интересует, он лицо заинтересованное. Хочет два пуска для проверки всех систем и сразу же пуск по программе.

— Так что решим?

— Решим следовать рекомендациям Мстислава Всеволодовича: пять успешных испытательных пусков подряд, и только после этого по программе. Здесь мы рисковать репутацией просто права не имеем.

— С этим я полностью согласен. Ну что, Лаврентий Павлович, поехали?

Поехали все очень быстро. Правда поначалу поехали по колдобинам: одиннадцатого января ракета «улетела не туда» — однако корабли с двумя собаками спустился целым. У черта на куличиках спустился, к тому же катапульта в корабле не сработала — зато собаки живы остались, а снаружи при сорокаградусном морозе в своих костюмчиках, да пристегнутые к креслу, наверняка бы замерзли. Следующий пуск двадцать пятого января прошел успешно — однако спустя сутки корабль не затормозил, а разогнался (система ориентации криво сработала) — и его пришлось взорвать на орбите (чтобы, падая неизвестно когда, он не попал к американцам).

С системой ориентации разобрались быстро: там просто полярность подключения перепутали, хотя сборщику для этого пришлось изрядно потрудиться, там разъем вверх ногами вставить было исключительно трудно. Но он — справился, и даже наказывать его за это было нельзя: еще раньше кто-то (причем у «смежника») перепутал цветовую маркировку проводов. Зато следующие пять пусков прошли как по маслу, и было принято решение произвести «запуск по программе». Но решение приять несложно, а вот выполнить его бывает не всегда просто. В понедельник перед выходом программы пуска на получасовую готовность просто отключилась по неизвестной причине телекамера, и пуск отменили. Не из-за камеры, а из-за того, что было непонятно, почему она отключилась. Но к вечеру разобрались: сама камера сломалась. Ее заменили — и ровно в девять утра во вторник двенадцатого апреля космический корабль «Восток» поднял на орбиту первого космонавта планеты Юрия Алексеевича Гагарина. А без пары минут одиннадцать Гагарин благополучно приземлился всего в паре сотне километров от Тюратама. Промахнувшись мимо Сыр-Дарьи метров на двадцать…