Бяк-бяк-бяк-бяк

Глава 5

На аэродром в Монино первые три «серийные» М-2 пришли в середине декабря. Неделю летчики с завода обучали уже летчиков АДД, на «европейское» Рождество самолеты из Монино слетали поздравить фашиста, а на следующее утро Александр Евгеньевич примчался в Кремль.

То есть не совсем на утро — утро он провел в Филях, где долго и подробно обсуждал с Владимиром Михайловичем эту интересную машину и ее «проблемы», а как раз к приезду Сталина в Кремль генерал-лейтенант Голованов там же и оказался:

— Товарищ Сталин, я займу у вас буквально пару минут…

— Ну, если пару, то занимайте.

— Я думаю… я абсолютно уверен, что нужно немедленно снимать с производства Ер-2!

— И это мне говорит генерал, два года эти машины хваливший с утра до глубокой ночи и с ночи до утра?

— Завод нужно немедленно перевести на производство М-2. Вчера я на ней слетал к немцам…

— Вам же запрещено…

— Это было даже безопаснее, чем ехать по Москве на велосипеде: немцам действительно просто нечем машину достать на высоте! На высоте в тринадцать километров, между прочим — а вот с этой высоты… не буду обманывать, мы опускались до восьми километров, но под прикрытием новых истребителей Петлякова… так вот, с восьми километров кидать в фашиста почти четырехтонные бомбы — это прекрасно! Прекрасно видно, куда они кидаются — потому что летели днем, прекрасно видно, что получается… в Орше больше нет железнодорожной станции, на ее месте котлованы метров, думаю, по пятнадцать глубиной. А сейчас уже, и я практически уверен в этом, не стало станции и в Могилеве. На эти цели мы планировали направить до двух полков тех же «ерок», и бомбардировку проводить ночью, то есть практически вслепую… А ведь товарищ Мясищев передал в АДД только три машины! Я с ним утром переговорил… если ему передать завод, то он будет выдавать по пять машин в месяц, если не больше. Но по пять, начиная с февраля, обещает точно.

— А вы ценой машины интересовались?

— Владимир Михайлович говорил, что машина без моторов получается лишь немного дороже «ерки», но, судя по результатам работы, она только на бензине окупится за пару десятков вылетов. Я уже не говорю, что и бомб она поднимает больше, и летает дальше… немного дальше, но заметно быстрее. Но главное — сейчас машина просто неуязвима!

— Александр Евгеньевич, я понимаю ваш восторг. Но… давайте соблюдать процедуры. Вы мне напишите официальное предложение с обоснованием, мы его рассмотрим…

— Когда? — упавшим голосом поинтересовался командующий АДД.

— Если сегодня часам к шести предложения ваши я получу, то, думаю, завтра с утра постановление о передаче завода товарищу Мясищеву будет утверждено. Но вы уверены, что уже в феврале товарищ Мясищев производство в Иркутске запустит?

— Он самолет сейчас собирает в Омске, в каком-то сарае практически на задворках авиазавода, но вся оснастка для серийного производства уже готова. Он сказал, что потребуется неделя, чтобы ее перевезти в Иркутск, неделя на первоначальное обучение рабочих…

— Тогда, считайте, договорились. Жду ваших предложений… к шести вечера.

Вот в чем товарищу Сталину отказать нельзя, так это в тщательности проработки любых решений. И в рассмотрении любых идей буквально со всех сторон. Так что к шести вечера Владимир Михайлович прибыл в Кремль чтобы ответить на множество вопросов.

— Да, товарищ Сталин, я завод в Иркутске в принципе знаю, и могу с уверенностью сказать, что за месяц-полтора производство М-2 там наладить получится. С некоторыми незначительными трудностями, поэтому выпуск машин поначалу будет меньшим, чем текущее производство Ер-2.

— А незначительные трудности — это какие?

— Именно незначительные. Все же М-2 — машина более габаритная, размах крыла на четыре метра больше. Так что из сборочного цеха машину придется выкатывать без одной консоли, что тоже не очень удобно, или вообще без крыльев — и ставить крыло на место нужно будет уже на аэродроме. Собственно, если бы не это, то можно было бы запустить машину в производство за три недели. А сейчас, поскольку зима на улице, нужно будет выстроить еще и ангар на аэродроме. Точнее даже, перетащить этот ангар из Омска, он довольно просто разбирается, и собрать его заново в Иркутске. Но времени на это уйдет… как раз около месяца.

— А потом так и будете таскать на аэродром самолеты без крыльев?

— Когда в Иркутске станет достаточно тепло, мы просто поменяем ворота сборочного цеха. Сейчас там ворота простые, распашные — и самолет немного боком выкатить не получается: створки ворот мешают. А мы поставим ворота раздвижные, такие же, как в Омске уже сделали…

— Ну что же… вы готовы лично отвечать за соблюдение сроков переналадки производства тридцать девятого завода?

— Да я просто об этом мечтаю! Извините, товарищ Сталин… но это действительно так.

— Тогда идите и воплощайте мечту в жизнь. Товарищу Ермолаеву мы дадим другое задание. Без дела ему сидеть все же не стоит, а заниматься доработкой снимаемой с производства машины… Спасибо, товарищ Мясищев, можете идти. Воплощайте мечту, и жду вашего отчета по результатам воплощения.

Вечером того же дня в кабинете Сталина сидели двое, и разговор их шел как раз об авиации. Точнее, касался авиации — и велся этот разговор на грузинском.

— Лаврентий, я попрошу тебя поглубже разобраться, по какой такой причине мы о прекрасном бомбардировщике узнали только через два с половиной года.

— Не надо разбираться.

— Я тебя еще раз прошу…

— Я говорю, что разбираться уже не надо, мы уже во всём разобрались. Машина Мясищева встала поперек горла сразу двоим: Туполеву, у которого его собственный проект по всем параметрам был хуже, и, сколь ни странно, Яковлеву.

— А этому-то чем? Это же не истребитель!

— Товарищ Яковлев очень хотел забрать себе филевский завод, а товарищ Мясищев как раз там свои машины и готовился выпускать. Но случилась война, машины Яковлева в Новосибирске строить стали…

— Полтора года уже война, и он же получил себе завод…

— А ты думаешь, что он должен был прибежать и рассказать, как он раньше нагадил? Да и мало ему: он и Омский завод под себя забрать хотел, поэтому под Петлякова мину подводить начал: как же, Петляков так нужные ему моторы для своих пикировщиков забирает! А было бы больше доступных моторов — и Омский завод подгреб бы.

— Не любишь ты его…

— А чего его любить? Он же не девушка младая. А вполне себе взрослая сволочь: уже Гудкову козни строить стал и Поликарпову.

— Но у них же моторы вообще воздушного охлаждения!

— У Гудкова машина получилась лучше, чем у Яковлева, да еще и дешевле. Сам же сейчас хочешь Новосибирск Гудкову передать…

— Тогда непонятно, почему он так Лавочкина поддерживал.

— Потому что Лавочкин — не авиаконструктор, он ловкий карьерист. Машину с воздушным мотором предложил, но на год позже Гудкова, когда Яки уже на двух заводах строиться стали… да и машина у Лавочкина получилась… ты слышал, что ее «летающим крематорием» прозвали?

— Слышал. Тогда мне одно непонятно: а где НКВД все это время было? Ведь налицо явное вредительство…

— А нет в НКВД специалистов по проектированию самолетов, и летчиков-испытателей нет. Если бы товарищ Шахурин не вытребовал бы у товарища Петлякова доклад о том, что за бардак творился в НКАПе до его прихода, мы бы и сейчас думали, что там все прекрасно. Но Алексей Иванович, доклад этот прочитав, понял, что сам со всем разобраться не сумеет и пришел с ним ко мне. И после этого мы, между прочим, год потратили, чтобы понять кто, кого и как!

— Хорошо, что хоть сейчас разобрались… ладно, раз уж ты в тему влез, разберись еще и с нашим итальянским бароном-шпионом. Мне помнится, что товарищ Ермолаев у него заместителем работал…

— Я ждал этого вопроса, — рассмеялся Лаврентий Павлович. — То есть не ждал, а думал, как тебя навести на него, но ты и сам спросил. Начнем с того, что товарищ Бартини — такой же шпион, какой и барон.

— Но он же на самом деле барон!

— Он приемный сын барона, ему титул не положен. А анонимка на нашего итальянца пришла от товарища Туполева: все же Ер-2 по тем временам на голову превосходил любую туполевскую машину. В ЦКБ-29 итальянцу кто-то об этом рассказал, причем с доказательствами — и он оказался дальше с Туполевым работать. Тем более, что вариант сто третьей машины он открыто называл «диверсией и саботажем задания партии». Перевелся к Томашевичу, но там уровень работ был ему… немного повыше колена, так что направили его на серьезные проекты. Сейчас занимается ракетными истребителями… наши специалисты — сам понимаешь, не авиаторы все же — говорят, что характеристики получаются просто феноменальные, а итальянец говорит, что такие машины еще лет десять никому не нужны будут. И я… я говорил с ним с месяц назад, так вот я думаю, что он прав: если истребитель подлетает к цели со скоростью в полторы тысячи километров… относительно цели с такой скоростью, то времени просто прицелиться у летчика в принципе не будет. Так что проекты его неплохие, просто время им еще не пришло. Правда, у него есть идеи и более, скажем, современные, но…

— Я как раз подумал, что если Ермолаев остается без задач, может его обратно к Бартини первым заместителем направить?

— В моё ОКБ?

— В своё. Ты же сам говоришь, что он не шпион.

— Ну вот! Я то мучился, думал, под каким соусом тебе это предложить — а ты всё испортил!

— Что испортил?

— Сам предложил. Я тогда проект постановления ГКО подготовлю… только не буду в нем указывать, что мы пошли на поводу у Туполева…

— Правильно не будешь. Он и сам все понимает, а другим про это знать не обязательно. Но чем-то мы все же итальянскому барону ущерб должны компенсировать, ты об этом подумай. Я тоже подумаю… когда постановление принесешь?

— Через час устроит? Я его у себя в кабинете пока оставил…

Принять постановления — это дело несложное, но для того же М-2 требовалось много остродефицитного алюминия. Американцы сколько-то продавали, но мало, а сбор металлолома на полях сражений много металла обеспечить все же не мог: немцев чаще сбивали над их же территорией и они сами всё собирали. Понятно, что страна делала все, что могла для увеличения производства алюминия — но наркому авиационной промышленности от осознания этого факта легче как-то не становилось. Но Алексей Иванович был очень неплохим наркомом: в технических деталях строительства самолетов он тоже разбирался крайне слабо — но знал, у кого можно подучить профессиональную справку по любому вопросу. Точнее даже, знал, что если задать правильный вопрос, то скорее всего очень быстро найдется тот, кто на вопрос ответить сумеет — и поэтому он собрал специальное совещание, посвященное исключительно вопросу обеспечения собственного наркомата столь нужным металлом.

— Итак, товарищи, — подвел он итог своей краткой вступительной речи, — мы имеем следующее: на тонну алюминия требуется сорок мегаватт-часов электричества. Новенький завод в Новокузнецке сейчас имеет шестьдесят мегаватт доступной электрической мощности, но технически уже сейчас мог бы ежесуточно выдавать не тридцать, а шестьдесят тонн металла. И возникает вопрос: может ли НКАП каким-то образом в обозримое время добавить сколько-то мегаватт новокузнецким товарищам?

— А в Новокузнецке что, только одна электростанция? — поинтересовался Владимир Яковлевич Климов.

— В Новокузнецке, кроме алюминиевого завода, еще много других предприятий, которым тоже, сколь ни странным это покажется, требуется электричество, — с явным сарказмом ответил нарком.

— То есть электростанций много и есть возможность все это электричество перенаправить на алюминиевый завод.

— Вы, Владимир Яковлевич, хотя бы поняли, что я сказал про другие предприятия?

— Это я как раз понял. И вот что могу предложить: другим предприятиям мы можем довольно быстро поставить небольшие электростанции, которые их потребности в электричестве покроют.

— А где мы эти электростанции возьмем? — уже с определенным интересом в голосе поинтересовался Алексей Иванович.

— У нас с фронта ежедневно поступают десятки выработавших ресурс моторов…

— На фронте бензина и так не хватает!

— А я про бензин как раз не говорю. В прошлом году еще в Ленинграде придумали, как автомобили перевести на водород: вместо того, чтобы выпускать его из аэростатов заграждения просто в воздух…

— А водород где брать? Для аэростатов его получают из кислоты и железной стружки.

— Это же Новокузнецк? Там уголь лишний найдется? Насколько я помню, светильный газ из угля делается в довольно простых установках…

— Так… кто у нас сможет изготовить генераторы? Нет, сначала другой вопрос: как быстро вы сможете провести доработки моторов для перевода их на водород?

— Все доработки давно уже проведены, — вместо Климова ответил Александр Александрович Микулин, — товарищ Мясищев для своего ангара в Омске еще в начале прошлого года три мотора у меня забирал, как раз под газ доработанных.

— Владимир Михайлович, а вы где генераторы брали?

— А что это вы к генератору на «вы» обращаетесь? Он у меня там один и был, просто моторы на профилактику время от времени переставлялись. А взяли его… нашли где-то еще дореволюционный, списанный, в отделе главного электрика починили, осовременили даже — и теперь лишний мегаватт заводу работать помогает. Кстати, Александру Александровичу отдельное спасибо: его мотор, оказывается, на газу и без профилактики по три месяца выдерживает, только масло подливай вовремя.

— Спасибо. Как я понимаю, с наркоматом электрической промышленности разговаривать смысла нет по поводу генераторов, но если кто-то что-то может предложить…

— А чего тут предлагать? — снова выступил Владимир Яковлевич. — Надо собрать всех наших главных энергетиков, пусть подумают как мы свое производство организовать можем. Люди они в основном все же не глупые… А с сырьем вопрос решим.

— Хорошо, давайте соберем их… думаю, в следующий понедельник все в Москву прилететь успеют. А если кто-то к тому времени уже что-то придумать успеет, то будет вообще замечательно.

— Придется успеть, — хмыкнул Поликарпов, — деваться-то нам просто некуда. Единственное, что со своей стороны могу предложить — не упираться в мегаваттные генераторы: редукторы наши моторные заводы делать умеют, а в молодости я электростанцию видел, где от одной паровой машины крутились сразу три генератора. На «Дуксе» видел…

Обстановка на фронте особо лучше не становилась, хотя напор фашиста уже изрядно ослаб. И причин тому было несколько, а превосходство в воздухе было далеко не самой главной из них. Но и оно, превосходство это, тоже влияло довольно сильно — просто потому, что снабжение армии у немцев стало происходить гораздо труднее и со значительными потерями. Тут в первую очередь товарищ Ванников постарался: бомбы к самолетам подвозились без перебоев и большинство советских бомбардировщиков теперь отправлялись на задания минимум по два раза в сутки.

А эти бомбардировщики тщательно прикрывались истребителями. Хотя те же Гу-82 (получившими, после того как товарищ Гудков настоял на возвращении в КБ товарища Горбунова индекс ГГ-4) не очень сильно превосходили «мессеры», но все же были слегка получше, а то, что теперь они всегда были «в большинстве», делало воздушные бои делом весьма грустным — для немцев, конечно. А два завода (двадцать первый в Горьком и сто шестьдесят шестой в Омске) ежесуточно давали фронту более чем по полсотни машин. С «поликарпычами» было заметно хуже — их всего по пять самолетов в сутки делали — но не из-за того, что «больше не могли», а потому что опытных пилотов не хватало. А товарищ Новиков «новичков» на эти машины, получившие, наконец, обозначение По-7, сажать запретил.

И правильно сделал, что запретил: опытные пилоты, да еще на превосходных машинах такой страх на фашиста нагнали, что сам факт появления их в небе «сажал» все фашистскую авиацию. Что, как оказалось, было крайне полезно: начавшееся в конце апреля наступление советской армии на харьковском направлении противодействия с неба вообще не заметило. Ну да, выпустил товарищ Новиков по просьбе товарища Конева в небо Степного и Воронежского фронтов почти тысячу «поликарпычей» — в дополнение к почти четырем тысячам «гудков», и советским солдатам в небо смотреть особой необходимости не стало.

Так что до Харькова советские войска дошли довольно быстро — но все хорошее когда-то заканчивается. Закончилось и «безоблачное счастье» советских летчиков, поскольку у фашиста появился новый самолет. Совсем новый: реактивный истребитель Ме-262. Их было все же не много, но и малое их количество гадило советским летчикам прилично. И единственное, что давало советским истребителям хотя бы минимальный шанс на победу, была очень высокая маневренность «поликарпычей». Ну и то, что в небе они появлялись, как правило, минимум четверками. Так что пару машин удалось даже сбить, причем уже на своей территории…

В ЦАИМе Архип Михайлович Люлька уже почти год занимался разработкой турбореактивного мотора. То есть он этим еще до войны занимался, в Ленинграде — но вернуться к прерванной работе у него получилось лишь когда в летом сорок второго ЦИАМ всерьез взялся за эту работу. И у него даже получилось изготовить два работающих двигателя, правда не для самолетов, а для стендовых испытаний. Которые уже шли (с переменным успехом) — и тут ему приволокли новенький и практически неповрежденный двигатель германский: один «мессер» упал очень удачно, брюхом вверх и мотор на нем уцелел.

Почти уцелел, но и это было уже прекрасно. А еще был мотор разбитый, и за него взялись сразу много специалистов «иного профиля», так что в конце июня у Архипа Михайловича были не только готовые чертежи немецкого мотора, но и подробный перечень использованных фашистами материалов. А в середине июля немецкое «чудо техники» было поставлено на стенд и испытано…

Семнадцатого июля в кабинете товарища Сталина собралось совещание, на котором присутствовали товарищи Люлька, Кузнецов, Микулин, Швецов, Яковлев, Мясищев, Петляков и Сухой. Архип Михайлович первый раз в жизни так близко видел товарища Сталина и поэтому сильно волновался. Но когда Иосиф Виссарионович первым обратился именно к нему, все волнение куда-то пропало:

— Товарищ Люлька, вы уже успели познакомиться, причем очень близко, с германским мотором. Как скоро вы сможете его поставить на производство?

— Я, товарищ Сталин, не считаю это целесообразным. Германский мотор показал на стенде тягу около девятисот килограммов, а разработанный нами в ЦИАМе двигатель при заметно меньшем весе дает почти тысячу триста. По данным, полученным от сбитых немцев, ресурс немецкого мотора составляет двадцать пять часов, но и наш двигатель обеспечивает такой же. Кроме того, мы разрабатывали мотор с учетом наших технологических возможностей…

— Товарищ Люлька, вы, вероятно, не совсем поняли мой вопрос. Меня интересует как скоро мы сможем наладить выпуск такого же двигателя у себя.

— Я думаю… что вопрос в этом случае следует переадресовать товарищу Микулину или товарищу Кузнецову. У них есть большие заводы, а в ЦИАМе лишь крошечное экспериментальное производство, и с массовым производством мы просто не сталкивались. А к передаче всей технической документации на двигатель мы уже готовы.

— Я ознакомился с предоставленными чертежами, — влез в разговор Александр Александрович, и мне кажется, что опытные образцы мотора мы сможем повторить месяца за три-четыре… при условии получения всех необходимых материалов, конечно.

— Хорошо, займитесь этим, а насчет материалов… раз ЦИАМ позаботился об анализе материалов германских, я думаю, что ему же мы и поручим подбор поставщиков для вас. Теперь вопрос к товарищам авиаконструкторам: как быстро вы сможете воспроизвести германский самолет?

— Боюсь, что никогда, — ответил Мясищев, — собранные на месте падений этих машин детали и узлы в подавляющем большинстве аналогов в советской промышленности не имеют. Кое-что мы, конечно, воспроизвести сможем, но большую часть…

— Я поддерживаю мнение товарища Мясищева, — встрял Яковлев, — самолет — изделие гораздо более сложное, чем мотор для него, и стараться копировать чужое изделие неправильно. Просто потому, что когда мы его скопируем, враг продвинется гораздо дальше, так что в таком случае мы будем обречены на отставание. Я считаю, что нашим КБ необходимо — с учетом возможностей нового двигателя — заняться разработкой собственных самолетов.

— В ваших словах есть определенные резоны. Тогда кто займется этой работой?

— Мне кажется, — высказал свое мнение Мясищев, — что было бы крайне разумно привлечь к такой работе товарища Бартини. Так же имеет смысл пригласить и товарища Березняка, ведь оба уже с реактивными машинами работали. Еще будет уместным пригласить товарища Гуревича, он в скоростных машинах разбирается более чем неплохо.

— Вы вроде тоже со скоростными машинами хорошо знакомы.

— Да, но я знаком с тяжелыми машинами, а параметры этого двигателя годны лишь для истребителя. А когда, скажем, Архип Михайлович даст нам более мощный мотор, то я, несомненно, подключусь к разработке реактивных самолетов. А сейчас… не имея опыта в создании истребителей мое КБ способно лишь выкинуть какие-то деньги на ветер.

— То есть вы все же считаете, что товарищу Люльке нужно продолжить разработку своего мотора? И что повторять германский мотор нам не стоит?

— Товарищу Люльке несомненно работу продолжить необходимо. А относительно германского мотора… если Александр Александрович за полгода сможет наладить выпуск работоспособных копий немецкого двигателя, то мы по крайней мере от фашиста отставать не будем. А учитывая, что конструктора наши умеют самолеты делать заметно превосходящие германские машины, то это позволит нам не только не отстать, но и в чем-то даже обогнать врага.

— Я полагаю, что и мое КБ сможет разработать достойный ответ фашистам, — не удержался Яковлев.

— Я рад, что мы так быстро смогли выработать общие, и, надеюсь, правильные решения, — заметил Сталин. Думаю, что задания на разработку машин ГКО подготовить в течение одного-двух дней, а по поводу мотора… Александр Александрович, вас я попрошу остаться для обсуждения некоторых деталей, а остальных товарищей мы задерживать не будем…