Но Барретт по обыкновению ничего не ответил, а я, рассматривая его спокойное лицо, внезапно поймала себя на одной странной мысли — несмотря на то, что мне по большому счету должны были быть безразличны все эти чужие люди, мне вдруг стало очень жаль, что личность Лата, а также мир Барретта, в который я по нелепой случайности попала, так и останется для меня тайной: словно я не до конца собрала пазл, вырисовывавший для меня вселенную Барретта, в котором Лат был одним из важных сегментов.
Все еще вертя в руках стакан с водой, которой я запила таблетку, я попыталась отогнать от себя чувство сожаления и опустила глаза.
Я была уверена, что Барретт сейчас развернется и покинет комнату, но он забрал стакан из моих рук, вероятно все еще думая, что я не в состоянии удерживать предметы в руках, и поставил рядом на тумбочку.
Внезапно он обхватил мое предплечье и я, от неожиданности вздрогнув, дернулась назад, не понимая, зачем он прикасается ко мне.
— Не нервничай, я осматриваю твои руки, — коротко пояснил он, поднимая рукав “моего” батника до плеча.
— Зачем?
— У тебя пальцы холоднее, чем должны быть… — отодвигая манжет, ответил он, сканируя мое предплечье холодным взглядом, будто врач который ищет вену перед инъекцией.
— У меня так иногда бывает, сколько себя помню… — попыталась я сказать, не желая, чтобы меня считали больной из-за этого.
Но он, сев на постель, проигнорировал мое пояснение и уверенно прошелся большим пальцем по моим венам, как в свое время доктор Митчелл, когда осматривал меня.
Я замерла, но сколько себя не убеждала, что на приеме у доктора, все равно чувствовала напряжение, и от этого закрыла глаза и вытянулась, как струна, желая, чтобы он поскорее закончил осмотр.
— Подними руку вверх, — тихо скомандовал он, методичными движениями ощупывая мое плечо и подмышку, а я попыталась абстрагироваться от того чувства настороженности, которое все еще ощущала от его прикосновений.
— Лат — таец, — внезапно услышала я и резко вскинула взгляд на Барретта.
— Таец… — задумчиво повторила я, а мое сознание, получив квант информации уже выдавал ворох следующих вопросов.
— Как он попал в ваш дом? И откуда вы так хорошо знаете его язык? Лат давно живет у вас? Это вы его научили английскому, а он вас тайскому? — сыпались из меня вопросы, как из рога изобилия, пока он осматривал мою вторую руку, ведя по венам большим пальцем.
Он бросил на меня спокойный взгляд, но, так и не ответив, с невозмутимым спокойствием уверенно откинул одеяло и профессиональным движением обхватил мою ледяную ступню. Его пальцы были горячими, и моя пятка, утонувшая в его ладони непроизвольно дернулась.
— Я привез его из Бангкока в свое время, — услышала я его ровный голос, пока он сдвигал манжет на моей щиколотке.
— Привезли из Бангкока… — повторила я за ним и понимая, что человек, знающий тайский, определенно выучил этот язык не за две недели отдыха, тут же с интересом спросила: — А что вы там делали?
— Ты чувствуешь онемение или покалывание в конечностях? — внезапно спросил он тоном врача, и я, досадуя, что интересную для меня тему отодвинули какими-то ненужными вопросами, которые мне уже задавал доктор Митчелл, отрицательно покачала головой.
— Нет, не чувствую, — быстро ответила я и повторила свой вопрос, возвращаясь к интересной теме: — Что вы делали в Бангкоке?
— Жил, — коротко ответил он, пальпируя мою голень, как и доктор Митчелл. — Где-нибудь чувствуешь боль?
Я вновь отрицательно покачала головой и опять вернулась к интересующей меня теме. Внимательно рассматривая мужчину, сидевшего напротив, и мысленно перенесясь в некую абстрактную азиатскую страну, я попыталась вписать образ Барретта в ее культуру и самобытный уклад.
— Не представляю вас живущим в Азии, — вслух произнесла я, сделав свои выводы.
— Почему? — скорее машинально спросил он, сканируя мою левую щиколотку.
— Вы по своей сути… — и я замолчала, подбирая слова, — слишком современный, а Азия глубоко корнями уходит в традиции древности. Вас сложно представить гармонично вписавшимся в азиатский социум.
— Откуда такие выводы? — сдвигая манжет на левой щиколотке, бросил он на меня короткий взгляд.
Я задумалась, вспоминая, что мы проходили на первом курсе по истории и культуре древнего Китая и Японии, приближенно напоминавшей культуру Таиланда и других восточно-азиатских стран.
— Мне кажется, вы олицетворяете собой культуру Запада, с ее динамичным образом жизни и стремительным развитием. В то время как культура Азии отличается традиционностью, почитанием устоев, что ли.
— Чувствуешь где-нибудь боль? — в очередной раз отвлекая меня, спросил он, прощупывая своими уверенными пальцами хирурга мою голень, а я, коротко ответив “нет”, замолчала, не зная, хочет ли он слушать меня.
— Продолжай, — внезапно сказал он, и я, так и не понимая по его непроницаемому лицу, интересно ли ему, продолжила свою мысль, желая нарисовать полную картину своей точки зрения:
— Вы жесткий и быстрый в принятии решений. В вас преобладает рациональное начало, логическое мышление, а азиаты в своем поведении мне кажутся более мягкими, неторопливыми, я бы назвала их мышление неспешным созерцанием, постижением истины не логическим, а скорее интуитивным путем через раскрытие собственного “я” в гармонии с природой, — я вновь остановилась, не зная, слушает ли он меня, но он, согнув мое колено, как и доктор Митчелл в свое время, бросил на меня короткий взгляд, и я продолжила: — Вы крайне независимы по своей сути и в своем поведении. Иногда мне кажется, что вы вне социума. Между тем как азиатская культура пропагандирует Конфуцианство, где делается упор на понятиях общего блага, — и я вновь замолчала.
— Дальше, — внезапно произнес он, и я вскинула на него внимательный взгляд, но он с той же невозмутимостью лишь протянул мне мазь от синяков.
Не зная, действительно ли ему интересно, или он просто таким образом заполняет паузу, пока ведет осмотр, я все же продолжила.
— И внешностью, конечно. Высокий рост, светлая кожа, русые волосы, стальные глаза, греческий профиль: яркий представитель белой расы. Викинг. Полная противоположность азиатским мужчинам-воинам.
— Ты видела много азиатских мужчин-воинов? — внезапно спросил он, вставая.
— Нет, конечно, откуда… я в Азии никогда не была и дальше Штатов никуда не ездила, — пожала я плечами. — Сужу по классическому кинематографу и по гравюрам Куниёси и Хокусая с изображением самураев.
Барретт на это ничего не ответил, а лишь забрал у меня мазь и, произнеся “сейчас должно подействовать снотворное”, пошел по направлению из спальни.
Рассматривая его спину, внезапно я поняла, что, пока мы с ним вели неспешный разговор, если можно было так назвать беседу с Барреттом, я забыла о напряжении и вновь перестала бояться его рук. И пусть этот диалог напоминал прием у врача, но Барретт словно специально отвлек меня от того опасения и подсознательного страха, которые я испытывала, когда он ко мне прикасался.
— Спасибо, что рассказал мне о Лате, — тихо проговорила я в его спину, желая понять, почему он выдал немного информации о себе, но он не повернулся, и будто не слыша моего голоса, вышел из спальни, не замедляя шага.
Я ожидала услышать щелчок закрывающегося замка, но этого не произошло, отчего я непроизвольно улыбнулась — все-таки моя мама была права, когда говорила, что честность — лучшая политика, может быть, если бы я не сказала правды, то Барретт не пошел бы на эти уступки.
Так и не поняв, почему он рассказал мне о Лате, я вновь опустилась на подушки и закрыла глаза. Барретт оказался прав — я захотела спать, но мне казалось, что причиной этому были вовсе не таблетки. То ли от эмоций, которые я получила вечером на прогулке, то ли от осмотра Барретта, сильные и уверенные руки которого меня успокоили и будто убаюкали, как в колыбели, но уже через минуту я погрузилась в глубокий крепкий сон.
На следующий день я встала очень рано, и то ли от того, что анемия начала отступать, то ли от силы, которую мне придал вчерашний осмотр Барретта, но я чувствовала себя гораздо лучше — мне даже показалось, что синяки стали бледнее. В хрустальной тишине апартаментов мне казалось, что можно было услышать бесшумный ход часов в моем мобильном, которые показывали 6.50. Рассматривая дорогое убранство комнаты — отполированный мрамор и мягкий шелк в сочетании с натуральной кожей — я чувствовала себя здесь, словно в золотой клетке. “Если Барретт сегодня придет осматривать меня, надо однозначно с ним поговорить относительно моей “выписки”, - приняла я решение и направилась в ванную. Приняв душ, я наскоро привела себя в порядок, и, не зная, чем себя занять, решила прогуляться до кухни, чтобы приготовить себе кофе — единственный маршрут, который я могла оправдать.
На цыпочках выйдя из своей спальни, я спустилась по лестнице, придерживая шорты, но, дойдя до арки кухни, резко остановилась в проеме.
В столовой, примыкавшей к кухне, за мраморной барной стойкой сидел Барретт и пил свой эспрессо из металлической кофейной чашки, мониторя свой компьютер, словно пролистывая утреннюю газету.
На нем была снежно-белая рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, а рядом лежали пиджак и галстук, что значило — выйди я на пять минут позже, определенно не застала бы его здесь.
— Доброе утро, — тихо поздоровалась я, досадуя, что меня поймали с поличным, но в следующую секунду поняла, что это даже к лучшему — я смогу поговорить с ним о моей “выписке”.
— Ты почему не в постели? — бросил он сканирующий взгляд на мое лицо, будто оценивая степень моей бледности.
— Встала рано и захотела кофе, — призналась я, — правда, я не знаю, как пользоваться этой машиной.
— Через десять минут выйдет Лат и приготовит тебе завтрак. Иди в свою комнату, — произнес он и, закрыв лэптоп, отправил его в кожаный портфель.
— Можно я домой поеду? — с места в карьер начала я, понимая, что он уже собирался уезжать на работу. — Я хорошо себя чувствую, и меня ничего не беспокоит.
— Тебя осмотрит Генри в субботу, — коротко пояснил он, давая понять, что моей “выпиской” занимается непосредственно доктор Митчелл, и начал застегивать рубашку, поблескивая в отполированных мраморных поверхности своими запонками из черных бриллиантов.
— В субботу я должна быть на работе, — с тревогой в голосе обозначила я некие временные рамки, но Барретт на это ничего не ответил, и взяв галстук, начал отточенными до совершенства движениями завязывать виндзорский узел. Я же, желая настоять на своем, не унималась: — Доктор Митчелл может приехать в пятницу, чтобы я уже в субботу смогла выйти на работу?
— Он приедет тогда, когда будет необходимо для твоего здоровья, — услышала я тихий голос и внезапно почувствовала позвоночником холодную волну, исходившую от стальных глаз.
Понимая, что спорить с Барреттом это все равно что идти на танк с рогаткой, и показывать свой характер тем более не стоит — опыт имелся, я опустила глаза, осознавая, что с ситуацией нужно смириться и придется просить у Криса прикрыть меня на работе на один день, а то и вообще искать новую работу.
— Машина готова, — внезапно услышала я голос Дугласа и резко обернулась.
Поздоровавшись с телохранителем и понимая, что мне сказали ровно столько, сколько хотели, я вышла из кухни и быстро ретировалась в свою комнату.
Мой день протекал скучно, за полдня я прочла томик комедий Шекспира, пообедала, заставляя себя поесть, и вообще, как никогда, чувствовала себя зависимой — уже возненавидев интерьер своей комнаты-клетки, я решила вновь сделать вылазку и попытаться сварить себе хотя бы чашку кофе без посторонней помощи.
Пройдя на кухню, я посмотрела на воплощение космических технологий, которое называлось кофемашиной, и решила заварить кофе в чашке. Но так и не найдя молотые зерна, я кинула взгляд на барный стол в столовой, за которым сегодня утром сидел Барретт, и неосознанно прошла к нему, словно это место было помечено Барреттом и притягивало меня, как магнитом. Сев за его стул и ощущая флер его энергетики с нотками запаха дорогого одеколона, я развернулась к стеклянной панели, из которой открывался панорамный вид на дневной спешащий по своим делам Сиэтл, и в очередной раз задумалась о своей странной реакции на этого мужчину.
— Доброе день, кун-Лили, — услышала я за спиной голос Лата и резко обернулась. Он, как обычно, сложив ладони у груди, приветствовал меня. — Вы что-то хотели?
— На самом деле, да, — улыбнулась я этой удаче: — Объясните, как работает кофемашина?
— В этом нет ничего сложного, — коротко кивнул он и начал проводить со мной ликбез по космическим технологиям, показывая, где какая кнопка.
Рассматривая Лата, всматриваясь в его темно-карие глаза, я видела в нем столько скрытой, как в лице Будды, мудрости, присущей только азиатам, и пыталась понять, что связывало этого умиротворенного тихого человека, пацифиста по своей сути и религии, с Барреттом — жестким, не терпящим возражений Воином-Агрессором. Я была уверена, что такого человека как Лат, несмотря на его философию и гибкую мудрость азиатского мировоззрения, впитанного с молоком матери, нельзя было заставить быть верным помощником, каковым он и являлся для Барретта. Эта преданность шла от сердца, она отражалась в его глазах — словно приняв жесткую лидерскую суть Барретта-Воина, он стал его оруженосцем. А значит, Лат видел в Барретте гораздо больше, чем дано было видеть в этом мужчине мне.
— Вы все поняли? — услышала я его голос и, улыбнувшись, спросила:
— А как по-тайски будет “спасибо”?
— Девушки говорят “Копкхун каа”, - незамедлительно ответил таец и я увидела, как в его глазах блеснул теплый огонек.
— Копкхун каа, — попыталась я проговорить за ним, но у меня однозначно получалось с трудом и я стушевалась.
— Май пен рай, — отрицательно покачал он головой, а я, услышав незнакомые слова, продолжила:
— Судя по всему это означает, что я совсем безнадежна…
— Нет, это значит “ничего страшного”.
— Кому как, — улыбнулась я, повторяя странное для моей артикуляции слово, как внезапно увидела, что Лат первый раз за все то время, которое я его знаю, улыбнулся. — Лат, не смейтесь! Я стараюсь! — в шутку выпалила я и повторила по новой сквозь улыбку, что тоже не помогло правильному произношению.
Лат, словно ребенок, тихо по-доброму рассмеялся, затем посмотрел в сторону выхода и в следующую секунду, став серьёзным, сложил ладони у лица.
Резко повернувшись, я увидела Барретта, стоявшего в проеме арки с пиджаком в руках и наблюдавшего за нашим с Латом уроком “тайский для чайников”.
Лат тут же направился к хозяину и, забрав у него пиджак, ушел в сторону спален, а Барретт, пройдясь глазами по моей фигуре, тихо произнес:
— Бери, что хотела взять на кухне, и иди в постель. Я сейчас поднимусь на осмотр.
Сказав это, он прошел в зал, и краем глаза я увидела, как он садится в раскидистое кресло, доставая ноутбук из портфеля.
Я же, теперь зная, как работает кофемашина, все же решила попробовать ароматный эспрессо, но внезапно услышала незнакомый звонок — в первую секунду могло показаться, что это сотовый Барретта, но он звучал немного странно и в другой тональности.
— Здравствуй, Ричард, — внезапно услышала я незнакомый женский голос, громко разливавшийся на весь зал, и, от неожиданности задев рукой вазу с фруктами, стоявшую у кофе-машины, уронила ее на пол. Металлическая емкость с грохотом упала, а я, от досады прикусив щеку, начала быстро собирать фрукты, не понимая, откуда в апартаментах появилась женщина.
— Ты что-то хотела? — услышала я тихий баритон, и тут до меня дошло, что незнакомка звонила Барретту на ноутбук по какой-то системе, напоминавшей Скайп.
“Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт!” — досадовала я то ли на свою неуклюжесть, то ли на фрукты, собирая их с пола, то ли на красное яблоко, покатившееся в столовую ярким красным пятном на черном отполированном мраморе.
— Да, мне нужен толковый экономический совет. И я не хочу обращаться к Флину. Мне нужен ты. Знаю, что у тебя жесткий график и в офис к тебе не попасть… Может пообедаем вместе? — предложила она.
— Нет. В обед не получится, — коротко проинформировал он. — В чем суть вопроса?
Невольно слушая разговор, я быстро шла в столовую за этим чертовым яблоком, которое ударившись о ножку стула, покатилось к дальней стеклянной панели, и была счастлива, что Барретт сейчас не видит ни меня, ни моей странной реакции на этот звонок. Наконец, поймав яблоко, я сжала его в ладони и быстрым шагом, чуть ли не бегом, направилась из кухни.
— Нет, Ричард, не по телефону, мне нужно показать кое-какие документы… — слышала я, пока быстро следовала по залу, отвернувшись от Барретта. — Может быть поужинаем? Можем в “Мэт” или, как в прошлый раз, у тебя в Pacific… и лишних ушей не будет, и обстановка достойная.
Женщина говорила уверенно и спокойно, не заискивая и не навязываясь — она всего лишь предлагала соответствующее место на выбор Барретта для серьезного бизнес-разговора, но я чувствовала, что за этим предложением и вообще за этим звонком стояло больше, чем просто необходимость в толковом экономическом совете, а их отношения простиралась далеко за рамки деловых.
— Как обычно совместим приятное с полезным, — между тем продолжала она ровным тоном, а я чуть не выпалила вслух “Что значит совместим приятное с полезным?!”
Секундная пауза и его голос:
— Сегодня в девять в ресторане "Pacific". Дуглас будет ждать тебя внизу.
— Договорились, — ровным тоном произнесла она, а я, взлетев по лестнице и наконец дойдя до своей комнаты, быстро зашла внутрь и плотно прикрыла за собой дверь, чтобы больше не слышать этого разговора.
Мое настроение в момент испортилось, мое сердце от быстрой ходьбы гулко выбивало учащенный ритм, и я прошла к кровати, машинально сжимая в ладони темно-красное яблоко.
Памятуя, что Барретт сейчас придет на осмотр, я нахмурилась — мне почему-то не хотелось, чтобы он заходил ко мне в спальню и видел мое испорченное настроение, и я решила притворится спящей — будить он меня не будет.
Приняв такое решение, я залезла под одеяло и, накрывшись с головой, попыталась думать о чем-то своем, но в ушах продолжал звучать грудной женский голос, который с нотками собственничества говорил “мне нужен ты” и ровный тон Барретта “Сегодня в девять”, будто соглашавшийся с этим заявлением.
“Вот и ладно, вот и хорошо. Эта женщина займет все мысли Барретта — она как нельзя лучше подходит ему, у них общие интересы, они ровня друг другу. Барретт переключит свое внимание на нее и забудет обо мне, как уже было один раз, и может быть я смогу уехать домой без дополнительных проверок от доктора Митчелла”, - радовалась я, но почему-то сквозь эти мысли о сладкой свободе вновь прорывались нотки минора, а сердце колола тонкая иголка недовольства.
“И вообще, чувствую я себя очень хорошо, и уже вполне могла сегодня уехать домой, а не слушать его разговоры с бизнес-коллегами, которые совмещали приятное с полезным”, - продолжала я негодовать, но мои мысли прервали тихие шаги: определенно это был Баррет, пришедший на осмотр, — только он входил в мою комнату без стука.
Я затаила дыхание, ожидая, что он, увидев меня спящей, уйдет, но сегодня моим планам определенно не везло — я почувствовала, как он сел на кровать, и уже в следующую секунду Барретт спокойно отодвинул мое одеяло и потянул за плечо, не принимая во внимание, что я “сплю”.
Понимая, что осмотра не миновать, я открыла глаза и посмотрела на Баррета, который уже протягивал руку к моей шее.
— Со мной все в порядке, — тихо произнесла я. — И чувствую я себя хорошо. Не надо никаких осмотров.
Барретт прощупал мой пульс и внезапно перевел взгляд на яблоко, которое я, оказывается, все это время судорожно сжимала в ладони.
— Бегаешь по лестницам ты быстро, — кивнул Барретт, а я, уцепившись за его согласие, тут же выпалила:
— Можно я домой поеду без осмотра доктора Митчелла? — но Барретт ничего не ответил, лишь, протянув руку, спокойно забрал яблоко из моей ладони.
— Не понимаю, как смысл дожидаться доктора Митчелла… сами сказали, что я уже хорошо бегаю, — хмурилась я, но он игнорируя мои слова, молча отодвинул манжет на моем запястье и начал осмотр, как и вчера.
Теперь, когда я была сосредоточена на его руках, а не на разговорах об Азии, мне казалось, что его пальцы, которые с отточенным мастерством врача вели по венам вдоль руки, прожигали мою кожу насквозь, отчего сердце учащенно забилось.
Я бросила взгляд на Барретта, но ни в его уверенных движениях, ни в его лице, ни в его энергетике ничего не изменилось — он, как и вчера, методично пальпировал мои руки с хладнокровием хирурга.
Злясь, что я вновь реагирую на его прикосновения, я нахмурилась и отогнала от себя эти странные ощущения, а Баррет, закончив осмотр, спокойно встал и, не сказав ни слова, направился из моей комнаты, как врач, который уделил пациентке достаточно много времени, и теперь его ждали другие дела.
И этим делом конечно была женщина, грудным сексуальным голосом говорившая “ты мне нужен… совместим приятное с полезным”. От злости, что я не могу забыть этот минутный разговор, я взяла первую попавшуюся книгу с томной красавицей-героиней, на которую смотрел страстным взглядом красавец-герой с длинными развевающимися на ветру волосами, и, открыв мягкий фолиант посередине, насильно заставила себя читать, совершенно не понимая ни строчки из прочитанного.
Вечером ровно в половину девятого я услышала в коридоре тихий голос Барретта, говорившего по телефону, но он, пройдя мимо моей двери, направился в свою спальню.
“Вероятно хочет привести себя в порядок перед ужином с этой женщиной”, - наморщила я нос, но пообещав себе более не думать об этом, опустила глаза в книгу и продолжила чтение, прислушиваюсь к каждому шороху в коридоре.
Услышав шаги, я машинально бросила взгляд на часы — было без десяти минут девять, и значит я была права — Барретт привел себя в порядок и направлялся в ресторан на свидание с этой женщиной, и в том, что это было не просто встреча, а самое настоящее свидание, я не сомневалась ни минуты.
“Вот и хорошо, что свидание, этот факт может ускорить твою выписку”, - в тысячный раз повторяла я, но злость на Барретта почему-то не проходила, отчего я, не понимая, что со мной происходит, негодовала еще больше.
Игнорируя ужин принесённый Латом, я, пряча свои эмоции, лишь поблагодарила его, как он меня учил, и приняв душ, думала над дилеммой: хочу ли я надевать что-то из вещей Барретта или залечь нагишом в постель, не желая носить его вещи.
“Нет, в комнате бывают посторонние”, - выдал резонный ответ мой воспаленный разум, и я, потянувшись рукой к своей “пижаме”, надела ее с недовольным выражением на лице.
Но мне не спалось. Я то и дело поглядывала на часы — время близилось к одиннадцати, но Барретт так и не появился. Понимая, что не усну, я взяла очередную книгу и, даже не посмотрев на ее название, погрузилась в пустоту чтения.
“И какие такие экономические советы можно давать два часа?!” — проносилось снова и снова в моей голове, пока я машинально перелистывала страницу за страницей, и меня вдруг кольнуло острой иглой совсем неприятная мысль: “А что, если они вернутся вдвоем?!” Я представила, как Барретт появляется в парадной с красивой женщиной — обладательницей грудного бархатного голоса; обнимая ее, ведет в свою спальню, где она будет раздевать его, как я в свое время, снимать его галстук, который он сегодня завязывал виндзорским узлом, или он будет расстегивать на ней блузу, как когда-то в самолете раздевал меня, и меня чуть не стошнило от этой мысли.
Внезапно я услышала шум в коридоре и, судорожно сжав до боли в пальцах книгу, затаила дыхание, отчетливо слыша шаги, как мне показалось, не одного человека. Мое сердце учащенно забилось и, я превратилась в слух, пытаясь понять, пришел ли Барретт один или с той женщиной.