Девочка. Книга первая

Глава 27

Пока я собиралась с мыслями, Лат тактично вышел из кухни, а я, глубоко вздохнув, начала разговор.

— Доброе утро, — тихо произнесла я, но, внезапно услышав на заднем плане мужские голоса, предположила, что он на встрече, и быстро добавила: — Если я не вовремя, я перезвоню в другое время.

— Что ты хотела? — коротко спросил он.

— Я бы хотела в субботу поехать домой к отцу. У папы сегодня день рождения и мы хотели на выходных отметить праздник небольшим кругом близких друзей.

— Нет, — спокойно отрезал Барретт, но я, предполагая такой ответ, продолжила:

— Тогда в воскресенье. Может быть, я могу…

— Нет, — все тем же спокойным тоном прервал меня Барретт.

— Отец очень хотел меня видеть… — произнесла я, но уже понимала, что дальнейшие уговоры бесполезны.

— Не обсуждается, — отрезал он.

Этот человек был непробиваем. Вести с ним беседы было одним сплошным удовольствием — удивительно развернутые предложения и великолепно обоснованные ответы.

— Еще вопросы?

Вопросов у меня не было — но у меня было желание наступить со всей силы пяткой ему на ногу и назвать Тираном. Но я держала себя в руках и, лишь сглотнув досаду, бесшумно выдохнула.

— Нет вопросов, — нахмурилась я и дала отбой.

Несмотря на то, что я была готова к этому отказу, в душе все же теплился лучик надежды повидать отца на день рождения и уехать из этой крепости хотя бы на день раньше, поэтому, отдавая телефон Лату, я опустила глаза, чтобы скрыть свое негодование и плохое настроение от испорченного дня, так хорошо начавшегося.

Четверг проходил неприветливо — небесная канцелярия напомнила нам всем, что осень вступила в свои права, и подтвердила этот факт дождем и штормом на море. Я смотрела на большие вздымающиеся волны, которые разбивались о берег, превращаясь в белую бурлящую пену, и мне казалось, что природа своим ненастьем вторила в унисон моей грусти.

Весь день тянулся, словно липкая вязкая нуга, и я полностью погрузилась в учебу, в сотый раз дав себе обещание больше не думать о моем Тиране.

Вечером, перед сном, я почувствовала ноющую боль в низу живота, грудь уже днем налилась, стала твердой, как яблоки, и к ней невозможно было прикоснуться — вероятно, начались месячные, и организм меня об этом предупреждал. Я тут же подорвалась в ванную, но тревога оказалась ложной — мое белье было лишь немного запачкано.

Потянувшись к несессеру, который для меня упаковала в свое время Джулия, я облегченно вздохнула — слава богу, что несессер, в котором были и прокладки в том числе, я переложила в ванную комнату, а то бы и он ушел с сумкой.

Сон не шел, я металась из стороны в сторону по своей большой постели, прокручивая снова и снова один и тот же вопрос у себя в голове: "Почему он не отпустил меня к отцу?" Но другого ответа, кроме того, который лежал на поверхности, у меня не было — хозяин жизни решил таким образом показать, что он распоряжается своей собственностью по своему усмотрению: захотел не отпускать в Порт-Таунсенд к отцу и не отпустил. В такие моменты меня накрывало злыми эмоциями по отношению к Барретту, и мне хотелось сделать ему больно, чтобы он испытал хоть толику той муки, которую он причинял мне своей жесткостью и эгоизмом. Но стоило мне закрыть глаза, как мой Призрак возвращался ко мне, злые эмоции отступали, и я желала только одного — обнять его и уткнуться носом в его плечо.

В пятницу, спустившись вниз чуть позже обычного, Лата на кухне я не обнаружила. Лишь теплый свежеприготовленный омлет и печеные яблоки с медом и корицей были свидетельством того, что парень выполнил свои обязанности шеф-повара и удалился к себе. Завтракая в полном одиночестве, я наблюдала за дождем и ненастьем из теплой кухни и думала только об одном — когда я уже уеду из этой тюрьмы.

Во второй половине дня погода изменилась — из-за туч выглянуло уже садящееся за горизонт солнышко и окрасило небо в яркие багряные и лиловые оттенки, словно сам Моне расписал небесный купол своей умелой кистью. Я смотрела на тихое поблескивающее в вечерних солнечных лучах море, мягкие накатывающие волны и в очередной раз захотела прогуляться босиком по прохладному песку, почувствовать ветер в своих волосах и теплые лучи осеннего заката на своей коже.

Спустившись вниз к позднему обеду, я спросила у Лата:

— Лат, подскажи, как мне выйти за пределы резиденции?

Парень резко обернулся и серьезно посмотрел на меня.

— Зачем?

— Прогуляться по пляжу, — пожала я плечами. — Я, конечно, понимаю, что помещения проветриваются, но сегодня на редкость теплый день, и хотелось бы походить не только на беговой дорожке.

— Извините, нет, — нахмурившись, ответил парень.

Тут я вспомнила, что несколько дней тому назад я просила Лата выпустить меня прогуляться по территории резиденции в саду, но получила отказ и пояснения Лата, что сперва он должен позвонить кун-Ричарду. Я отказалась от этой идеи — напоминать о себе после его похождений в казино с девушками Романофф мне совсем не хотелось, поэтому я предпочла уйти к себе в комнату и больше к этому вопросу не возвращалась. Теперь, понимая отказ Лата, я уточнила:

— Нужно позвонить Ричарду и получить разрешение?

Лат утвердительно кивнул, но в его глазах я видела то ли неуверенность, то ли смятение, и я немного удивилась такой реакции.

Выходить на связь с Барреттом не хотелось, но желание погулять было велико, поэтому я кивнула и тихо произнесла:

— Хорошо, я поговорю с ним.

На третий гудок он ответил своим коротким "Барретт".

— Добрый вечер, — поздоровалась я.

Он молчал и, вероятно, ждал от меня объяснения причин моего звонка. На заднем фоне я слышала голоса мужчин и какой-то посторонний шум, похожий на работу двигателей. Меня в очередной раз кольнуло неприятное чувство, что меня не отпустили на день рождения отца, но я спрятала глубоко внутрь свою досаду и спокойно сказала:

— Я бы хотела пройтись по берегу пляжа, — приступила я сразу к делу.

— Нет, — отрезал он.

— Хорошо, тогда можно я погуляю в саду?

— Нет.

— Почему?

— Не обсуждается.

Боже, как же я устала и от этого слова, и от этого тона, и от моего Дьявола. Мне внезапно стало так плохо от этой холодности и ненужности, и я тихо спросила:

— Зачем ты так со мной? — в моем тоне не было ни раздражения, ни агрессии, а лишь усталость, беспросветная усталость от его равнодушия.

В горле стоял ком, глаза жгло от желания заплакать, но я не хотела показывать ему свою слабость, не хотела устраивать истерику или бросать очередные обвинения, я просто хотела понять причины такого отношения ко мне.

Барретт молчал некоторое время, а потом равнодушно спросил:

— Это все?

Я закрыла глаза, и слезы потекли по щекам. На заднем фоне я услышала, как кто-то обратился к нему:

— Мистер Барретт, пора.

— Это все? — переспросил он меня.

Его голос был холодным и деловым. Обосновывать и объяснять свои решения он не собирался. Мне казалось, что я бьюсь в металлическую стену, и удары отзываются гулким эхом у меня в голове.

— Зачем я тебе… Отпусти меня, пожалуйста, — впервые за все время моего пребывания в резиденции, тихо попросила я.

Он ничего не ответил и в следующую секунду отключил связь.

В душе было пусто, сердце онемело и ничего не чувствовало, будто в него, пробивая ребра, вонзили толстую иглу и впрыснули под напором жидкий азот.

Глубоко вдохнув, я вытерла ладонью мокрую щеку и подняла глаза — на меня смотрел Лат, тревожно и хмуро. Я и забыла о нем.

— Не надо, — тихо произнес он и протянул коробку с салфетками.

— Не буду, — кивнула я и, выдернув салфетку, пошла к в комнату, злясь, что поддалась эмоциям, культивируя жалость к себе.

Сжав кулаки, я поднималась по лестнице. Он больше не заставит меня плакать! Я сильная! Смерть мамы была самым тяжелым испытанием для меня, и то я не плакала! А тут из-за какого-то мужчины, который не отпустил меня к отцу и ведет себя как хозяин жизни, развела сопли! К черту его! Совсем немного осталось — потерплю!

Я вспомнила, что недавно Лат принес коврик для йоги, как я и просила — это было то, что нужно! Переодевшись, подхватив под мышку коврик, я спустилась в тренажерный зал и до глубокого вечера терзала свои мышцы сложными асанами и растяжкой, полностью отключив мозги от реальности.

Проснулась я от того, что мне было неуютно, как-то липко, и ныло внизу живота. Спросонок я ничего не могла понять, но создавалось ощущение, будто я лежу на теплом мокром полотенце. Я пощупала простынь под собой — она была влажной. Потянувшись к ночнику, я включила свет и у меня перехватило дыхание — мои пальцы были в крови. Резко отдернув одеяло, я похолодела от страха — прокладка, пижамные штаны и одеяло в некоторых местах были пропитаны кровью. Я вскочила с кровати и увидела, что на простыни расплывается огромное алое пятно. Я начала сдергивать простынь и обнаружила, что матрас выглядел не лучше. Сердце бешено стучало, и я застыла с простыней в руках, не зная, что делать. Часы показывали начало второго, Барретта дома не было, и Лат здесь точно ничем не поможет, к тому же, я вся была в крови.

Сердце колотилось о ребра, меня кинуло в холодный пот, и только сейчас я почувствовала ноющие спазмы внизу живота. Со мной такого никогда раньше не было, и мне стало страшно. По-настоящему страшно. Я вспомнила, как маму, всю в крови, увозила скорая, после чего она уже больше никогда не вернулась домой. Вспомнила, как отец выбрасывал окровавленные простыни и сжигал матрас на заднем дворе, и меня сковало от ужаса. Я еще раз посмотрела на свою пижаму, матрас, простыни, пропитанные кровью, и трясущимися руками взяла сотовый. Мне нужно было позвонить Ричарду. Но я не знала его телефон. Дуглас. Холодными пальцами я нашла его номер и нажала на вызов. Три гудка и его встревоженный голос:

— Мисс Харт, что случилось?

— Мне нужно срочно поговорить с Ричардом, но я не знаю его телефона, — тихим голосом проговорила я, стараясь не паниковать.

— Сейчас, — с тревогой в голосе быстро сказал он, и в трубке повисла тишина, на фоне которой слышались мужские голоса.

Время замерло и мне казалось, что я слышу как несется кровь по моим венам.

— Что случилось? — услышала я родной голос, и меня начало отпускать.

— У меня кровотечение… Кажется, сильное… — тихо произнесла я.

— Скоро буду, — сказал он и четким холодным голосом проинструктировал: — Прими горизонтальное положение и до моего приезда не вставай.

— Ричард, мне страшно, — прошептала я.

Секундное молчание и его спокойный голос:

— Ничего не бойся, — и отбой.

Я смыла с себя кровь, переоделась в чистое белье и, понимая, что прокладки не помогут, разорвала чистую простынь и использовала ее. Укутавшись в махровый халат, я хотела лечь в постель, но передумала, перед глазами вставала картина окровавленного матраса, поэтому я вышла и направилась в спальню Ричарда. Устроившись на его большой кровати, вдыхая запах его подушки, я стала успокаиваться, и сердце постепенно замедлило свой ритм. Внезапно, через открытую дверь спальни, я услышала стук в мою комнату — это был Лат.

— Лат, я здесь, — выкрикнула я из хозяйской спальни и накрылась покрывалом.

“Ну вот, парня разбудил”, - нахмурилась я, но мне было гораздо уютнее от эгоистичной мысли, что Лат не спит и в доме я бодрствую не одна.

Он зашел с огромным стаканом гранатового сока и бутылкой воды.

— Ричард сказал, вам нужно все это выпить.

Я кивнула, и парень удалился.

Допивая бутылку воды, я услышала тихий голос, знакомые шаги по лестнице и затем по гулкому холлу. Я ждала этих шагов больше всего на свете — от них мне становилось спокойно на душе. Барретт зашел в спальню, как всегда, со спокойным видом, но я отметила, что его лицо было уставшим, будто он не спал несколько дней. Он был одет в один из своих дорогих костюмов. Просканировав мое лицо, он опустил свою ладонь на мой лоб, проверяя температуру, померил пульс и затем пощупал мои холодные босые ступни.

— Живот болит?

— Только иногда ноет, но чувствую я себя нормально, — стараясь, чтобы мой голос не дрожал, ответила я.

Он бросил взгляд на пустую бутылку воды и тихо спросил:

— Голова кружится?

— Немного, когда резко вскочила с кровати, — призналась я.

Более не говоря ни слова, он вышел, и я услышала, что он зашел в мою комнату. Через пару минут он вновь был в коридоре, и говорил по телефону:

— …сильное, Генри, сильное… Это обязательно?… Блядь, я расставил ловушки и сам залег на дно. Может все-таки лучше пришлешь специалиста с оборудованием сюда?… Понял… Это может быть что-то серьезное… Согласен… мы только упустим время, и ее все равно придется госпитализировать… Скоро будем.

Что значит “расставил ловушки и залег на дно”?!

Через пару минут он зашел в спальню с моими вещами. Сняв с меня халат, он кинул взгляд на большой кусок свернутой простыни, выглядывавший из-под моих трусиков, и вышел, но вскоре вернулся с таким же куском чистой свернутой простыни.

Как только он потянул ко мне руки, я поняла, что он хочет заменить окровавленную ткань и резко дернулась в сторону.

— Я сама! — тихой паникой запротестовала я, пытаясь забрать чистый сверток.

Он ничего не ответил, лишь отдал “прокладку” и застыл в ожидании.

— Я стесняюсь, отвернись, пожалуйста, — краснея до корней волос, пролепетала я.

— Блядь, не начинай, — устало сказал он, и вновь потянул руки, а я понимая, что лучше ему не возражать, быстро поменяла прокладку, пытаясь спрятать в руках окровавленную.

Барретт с невозмутимым видом забрал у меня кровавую простынь и ушел в ванную комнату. Через минуту он вернулся с влажными от воды руками и начал уже ставший для меня привычным ритуал моего одевания.

— Мы едем в больницу к доктору Митчеллу? — спросила я, пока он натягивал на меня сарафан.

— Да, — коротко ответил он, обул меня в черные кожаные туфли и застегнул ремешки на боковые пуговки. Я уже хотела встать, но он надавил на мое плечо.

— Лежи, — бросил он и пошел к себе в гардеробную. Через полминуты он вышел со спортивной курткой и с чем-то еще черного цвета.

Подойдя ко мне вплотную, я увидела, что в руке у него… что это? Бронежилет!!! Посадив меня на кровати, он быстро перекинул через мои плечи очень широкие лямки бронежилета и скомандовал:

— Руки.

— Зачем мне бронежилет?! — расширив глаза больше от удивления, чем от страха, спросила я, почувствовав основательную тяжесть на своих плечах.

— Мера предосторожности… руки, — повторил он свой приказ.

— От чего мера предосторожности?! — не унималась я.

Он на это ничего не ответил и лишь ждал, пока я вытяну руки в стороны. Совершенно ничего не понимая, я подняла руки, и он быстро зажал меня между сплошными тяжелыми пластинами, обшитыми черной прочной материей, выгнутыми так, чтобы плотно прилегать к телу. Но что меня больше всего поразило — жилет был совсем маленький, точно моего размера! Барретту он сгодился бы только в качестве небольших щитков на плечи!

— Это специально для меня? — спросила я, пока он натягивал на меня сверху свободную спортивную кофту, чтобы прикрыть броню.

Он игнорировал мой вопрос и спокойно сказал, заворачивая на мне длинные рукава своей спортивной куртки:

— Знаю, броник тяжелый, но это четвертый класс защиты — так надежнее. Придется потерпеть, — пояснил он, вероятно, давая понять, что я под защитой самой прочной брони.

Я кивнула и протянула руку к его груди. Он не убрал мою ладонь, и я почувствовала такую же броню под его рубашкой.

— Что такое четвертый класс защиты? — нахмурившись, спросила я.

Он промолчал.

— Ричард, мне не страшно с тобой, но я должна знать, — спокойно сказала я.

— Подобный бронежилет защищает от автоматного выстрела и снайперской винтовки.

Я опять кивнула, а он, полностью экипировав меня, выпрямился и достал из кармана пиджака сотовый.

— Дуглас, готовность номер один, — кинул он в трубку и, подхватив меня под попу, быстро вышел из спальни.

— Почему ты не сказал мне, что тебе грозит опасность? — тихо спросила я, пока он нес меня на руках и заходили в лифт.

Он, как всегда в своей манере, промолчал, я хотела повторить свой вопрос, но лифт открылся, и мы зашли в гараж, где стояли два джипа — Хаммер и БМВ, рядом с которыми находилось шестеро вооруженных охранников, среди которых был Дуглас.

Ричард стремительно направился к своему бронированному танку, и уже через минуту мы выезжали на подъездную дорожку резиденции.

Пытаясь прийти в себя от неожиданности, я всё же отметила, что действия Барретта, как обычно, были четкими, быстрыми и решительными. С момента его появления в доме прошло не больше десяти минут.

— Ляг, — услышала я его приказ.

Я огляделась в салоне, не понимая, как мне это сделать, но он подхватив мои щиколотки, разместил их на своих бедрах, надавив на мое плечо. Я опустилась на кожаное сиденье, упираясь макушкой в дверь, и внимательно посмотрела на Ричарда. Он сидел, отвернувшись лицом к окну, а его горячая тяжелая ладонь расслабленно лежала на моей лодыжке.

— Почему ты мне не сказал, что тебе грозит опасность? — повторила я вопрос, рассматривая его затылок.

Он ничего не ответил, и лишь бросил Дугласу, сидевшему на переднем сидении рядом с водителем:

— Дай бутылку воды.

Вручив мне воду, он вновь повернулся к окну и застыл, а я продолжила расспросы:

— Давно ты ездишь с вооруженной охраной?

— Тебе не о чем беспокоиться, — наконец спокойно сказал он, не меняя позы.

— Тогда зачем тебе шесть вооруженных телохранителей и бронежилеты?

— Мера предосторожности, — тем же тоном ответил он.

— От чего? — не унималась я.

Он повернулся, спокойно на меня посмотрел и сказал:

— Кажется, я сказал, что тебе не о чем беспокоиться. Тема закрыта.

— Я беспокоюсь не за себя, а за тебя, — произнесла я громко, делая акцент на последнем слове. И это было правдой.

— Не стоит, — бросил он на меня равнодушный взгляд.

Внезапно завибрировал его телефон, и Ричард, как обычно, принял вызов своим коротким “Барретт”.

— …По приезду я не вижу угрозы — эту трассу они не могли просчитать заранее. Если и будет стрелок, то в одной из точек моего привычного маршрута. Нас никто не вел, иначе мы заметили бы хвост… Будем решать проблемы по мере их поступления… Мы уже на подходе, — спокойно произнес он и завершил разговор.

Стрелок?! Что он имел в виду?!

Чувствуя, что моя прокладка практически вся мокрая, я обрадовалась тому, что мы уже скоро приедем хоть куда-нибудь, но с другой стороны, мне совсем не хотелось, чтобы он убирал свою тяжелую горячую ладонь с моих ног — так мне было спокойнее.

Спустя несколько минут Хаммер замедлил ход, и я, приподнявшись на локтях, увидела, что мы едем по даунтауну, приближаясь к большому медицинскому центру "Virginia Mason", и, спустя минуту, мы уже заезжали на подземную парковку, где виднелась вывеска "Linderman Pavilion". Через затемненное стекло я увидела, что на парковке у стеклянных дверей, ведущих в приемный покой, нас встречали доктор Митчелл и еще какая-то женщина в белом халате, вероятно медсестра или гинеколог.

Пока Хаммер останавливался и парковался, я наблюдала, как три охранника из другой машины уже вышли, окружили наш джип и осматривали полупустую парковку. Один из парней сделал какой-то быстрый жест, но Барретт, не дожидаясь знаков своей охраны, уже вышел из машины, подошел к моей двери и положил меня на медицинскую каталку, которую подкатил Генри.

Пока мы заезжали в просторный лифт и поднимались наверх, Ричард держался в шаге от меня. Я украдкой смотрела на него — мне так хотелось, чтобы он меня успокоил, взял за руку, но он спокойно смотрел строго вперед, словно ехал на совет директоров. Нашу группу окружали четыре охранника, все сохраняли молчание, доктор Митчелл хмурился, и лишь женщина с добрыми глазами мягко улыбалась мне, поглаживая по плечу. Лежать в бронежилете было неудобно, он упирался мне в поясницу, и верхняя тяжелая пластина давила мне на грудь, но я не жаловалась, понимала, так Ричарду было спокойнее.

Приехав на нужный этаж, мы не торопились выйти из лифта, и я краем глаза увидела, что двое охранников сперва проверили коридор, затем кабинет, куда меня и завезла медсестра с добрыми глазами, оставляя мужчин в коридоре.

В кабинете никого не оказалось. Первым делом она сняла с меня тяжелый бронежилет и усадила на стул, спрашивая:

— Резких болей в низу живота нет при движении?

Я отрицательно помотала головой.

— Это хорошо, — ободряюще сказала она. — Гинеколог уже приехала, сейчас подойдет. Лидия — одна из самых лучших специалистов нашего центра. Ты в надежных руках.

Я нервно кивнула. Сейчас, когда Ричард вновь исчез из моего поля видимости где-то в гулких коридорах больницы, тревога за него, мое внезапное кровотечение и неизвестность внесли в мое сердце новую волну смятения и страха.

— Меня зовут миссис Хоуп, но можешь звать меня Эльзой, — тихо произнесла она, а я лишь неопределенно кивнула, стараясь не паниковать.

Наблюдая за моим растерянным и тревожным видом, миссис Хоуп успокаивающе погладила меня по голове, как обычно делала моя мама, и ласково добавила:

— Все будет хорошо, милая… все будет хорошо…

Не прошло и минуты, как в комнату зашла гинеколог. Эльза тихонько сжала мою руку, давая понять, что она рядом, и вышла, оставляя меня наедине с доктором.

Миссис Фриман оказалась статной высокой женщиной лет сорока, с низким голосом и грозным видом, но на ее лице я видела тревогу. Она быстро задала мне стандартные вопросы о моем цикле, противозачаточных, моем теперешнем самочувствии и отправила меня в соседнюю комнату, которая оказалась смотровой. Пройдя в просторную ванную рядом со смотровой, я сняла с себя одежду и переоделась в халат, лежавший на полке.

Все это время меня не оставляло чувство, что я, словно Алиса, проваливаюсь в темную кроличью нору тревожной неизвестности, и от этого на душе становилось еще тяжелее.

Проведя УЗИ, миссис Фриман накрыла мои колени простыней, словно отгораживаясь от меня ширмой, и приступила к осмотру — достаточно неприятному и немного болезненному. Что она там делала, я не знала, поэтому, чтобы не впасть в панику окончательно, закрыла глаза и постаралась ровно дышать. Наконец, снимая окровавленные перчатки, она попросила меня перелечь на кушетку.

— Что-то опасное? — спросила я, пока гинеколог выдавала мне чистую прокладку и помогала принять горизонтальное положение. Накрыв меня простыней, она перевязала жгутом мою руку, чтобы взять пробу крови.

— Не беспокойтесь, мы со всем справимся, — уклончиво ответила она, оттягивая поршень шприца. — У вас есть аллергия на какие-либо препараты?

— Нет.

— Хорошо. Сейчас я сделаю вам укол, чтобы остановить кровотечение. А также успокоительное. Препараты должны подействовать быстро.

Сделав также забор крови из пальца, она вышла из смотровой, а затем и из кабинета.

Лежа на кушетке в полном одиночестве, я немного успокоилась и почувствовала, как мои веки тяжелеют — успокоительное начало действовать. Но тревога за Ричарда не давала мне отключиться окончательно. Больше всего на свете в этот момент я хотела видеть его, быть уверенной, что с ним все в порядке, но я даже не знала — в больнице ли он или уже уехал. Я вспомнила вооруженную автоматами охрану, бронежилет под его рубашкой, и мое сердце опять сжалось от страха за Него.

Внезапно я услышала, как кто-то вошел в кабинет и послышались тихие шаги по смотровой, вероятно Ричарда. Я хотела повернуться к нему и сказать, что со мной все в порядке, но даже не смогла пошевелиться.

— Спит, — тихо произнес Ричард и плотно закрыл дверь в смотровую, оставляя меня в одиночестве.

— Лидия ей ввела успокоительное, — это был доктор Митчелл.

— Она в порядке?

— Надеюсь… Лидия с Эльзой пролетели мимо меня в лабораторию.

— Сколько потребуется времени, чтобы забрать ее отсюда?

— Ричард, не знаю. Дицинон или другой препарат должен быстро остановить кровотечение. Сейчас Лидия нам скажет, в чем причины, и тогда будет ясно.

— Я не могу оставить ее здесь надолго. Велика вероятность ее похищения.

ЗАЧЕМ МЕНЯ ПОХИЩАТЬ?!

— Ты уверен, что за ней следили до клуба?

— Да. Ей сели на хвост и вышли на контакт сразу после первого покушения.

ГОСПОДИ! НА РИЧАРДА ПОКУШАЛИСЬ!

И что значит “Первое”? Были еще попытки?!!

И кто это со мной вышел на контакт? Какой “хвост” он имел в виду?

Преодолевая сонливость, я нахмурилась и тут меня осенило — ИТАН! Он мне сразу показался более опытным и выбивавшимся из разряда “университетских парней”. Как он удачно появился на вечеринке у Майкла, затем на выставке, и с каким энтузиазмом принял приглашение пойти в клуб, чтобы ближе “познакомиться” со мной. Или наоборот, Итан и был той незримой охраной, а вот игрок РАЙАН мог оказаться “хвостом”?! Ведь это была его инициатива пойти в клуб! И в Вегасе он так удачно появился.

— Почему ты ее сразу не изолировал, как только узнал, что за ней идет слежка?

— Они бы поняли, что я их вычислил. Я приставил к ней скрытую охрану и держался на расстоянии. Но когда она поехала в мой клуб с “хвостом”, стало ясно, что ее надо забирать.

— Понятно. Они могли решить, что ты специально “вел” ее в свой клуб, и быстро начали действовать. Хорошо, что до клуба доехала.

— Дуглас с ребятами был наготове.

— Что с ее отцом? — услышала я Генри и перестала дышать.

— За ним присматривают на всякий случай. Но там все тихо.

“Господи, даже за отцом присматривают”, - и я облегченно вздохнула.

— Может лучше было отправить ее подальше куда-нибудь в Европу, в ту же тихую Швейцарию, якобы от Университета, по обмену студентами? — между тем продолжал Генри.

— Не было смысла — “хвост” последовал бы за ней. К тому же ситуацию на большом расстоянии сложнее держать на контроле.

— Да, — согласился доктор Митчелл, — на чужой территории ее легче выкрасть или держать под прицелом с целью шантажа. На данный момент надежнее ее держать в Штатах, пока ты не решишь проблему.

— Надежнее ее держать в резиденции, — недовольно произнес Барретт. — Отдай мне Эльзу и Лидию на пару недель. Все необходимое оборудование, если потребуется, я перевезу к себе.

— Знаю, что твоя резиденция напоминает Форт-Нокс, и это самое безопасное место, но надо дождаться результатов анализов, — уклончиво ответил доктор. — Понимаю, больница не самый надежный тыл в подобной ситуации, но женский организм — вещь непредсказуемая.

— Блядь, не начинай. У меня все планы летят к черту с этим непредсказуемым женским организмом, — то ли устало, то ли недовольно ответил Барретт.

— Я одного не пойму, почему ты ей до сих пор ничего не сказал? Понимаю, все держится в секрете от прессы, но твоей Девочки это тоже касается…

— Ей не надо об этом знать.

— Не спорю, ситуация сложная, и тут неизвестно, что лучше, — сказать правду или утаить. Покушения на тебя, а также мысль, что ей грозит похищение и она окажется предметом шантажа, может подорвать ее психическое здоровье. Но если ты не сказал ей хоть часть правды, не обосновал никак своих поступков, забирая ее из клуба, она будет считать твой дом клеткой, а тебя тюремщиком.

— Все верно. Так и должно быть, — без тени эмоций констатировал Барретт.

— Ричард, эта девочка любит тебя. И я вижу, что она готова простить тебе многое и выдержать многое, в том числе и твой жесткий эгоистичный характер. Но если ты будешь продолжать в том же духе, ты сломаешь все то хорошее, что она к тебе испытывает.

— Это входило в мои планы, — спокойно резюмировал Барретт.

— Я не понимаю, зачем ты это делаешь…

“Зачем?!” — эхом повторила я за доктором Митчеллом, но прежде чем успела что-либо предположить, в кабинет вошли миссис Фриман и Эльза.

— Анализы готовы, — сообщила гинеколог.