Девочка. Книга первая

Глава 21

Зайдя в спальню, я остановилась, осматриваясь по сторонам — тусклый свет ночников окрашивал все вокруг в желтовато-красный оттенок, как от огня камина. Оформленная в черных тонах спальня была огромна, к ней примыкала столь же больших размеров ниша, где располагался современный камин и удобное кожаное кресло. Но больше всего поражали габариты хозяйской кровати — массивной, тяжелой — всем своим видом она символизировала доминирование.

Спальня была пуста, но дверь в гардеробную была слегка приоткрыта, и оттуда пробивался свет. Я застыла, не зная что делать, — мне представлялось, что Барретт будет сидеть в кресле и работать на своем ноуте или отдыхать. Мне захотелось уйти, сбежать из этого мрачного, давящего, как и энергетика Барретта, места.

"Харт! Перестань паниковать и возьми себя в руки!" — приказала я себе, усмиряя сердце, колотившееся о ребра, но дальше, чем на пару шагов от двери не прошла, решив его окликнуть. Но Барретт меня опередил.

— Иди сюда, — услышала я спокойный голос и немного удивилась — я пробыла в спальне меньше минуты, но он отчетливо знал, что я стою у двери.

Набравшись смелости, я тихо пересекла спальню и чуть пошире приоткрыла дверь гардеробной. Барретт стоял лицом к длинному ряду рубашек, одетый в черные брюки от костюма, с голым торсом, демонстрируя мне свою мощную спину, пересеченную шрамами и орлом, распростершим крылья во всю ширину плеч. Он перебирал висевшие на вешалке в идеальном порядке рубашки и однозначно куда-то собирался. Почему-то я была уверена, что я не была приглашена в эту поездку, отчего поймала себя на странных ощущениях — с одной стороны я обрадовалась — он уезжал, а значит встреча предполагалась короткой, но сердце предательски кольнуло неприятным чувством: "Куда он собрался на ночь глядя?"

— Зайди, — внезапно бросил он, не поворачиваясь, точно зная, что я стою у дверей гардеробной.

Я неуверенно сделала небольшой шаг вперед и вновь остановилась, от волнения поджав пальцы ног, а он одним уверенным движением надел идеально выглаженную дорогую рубашку и развернулся ко мне лицом. Его волосы были немного влажными, вероятно после душа, он был гладко выбрит, и я почувствовала едва уловимый аромат его парфюма после бритья. Он просканировал меня хозяйским взглядом, но так ничего и не сказав, начал застегивать пуговицы. Мне показалось, что он одевался в немного более быстром темпе, и вероятно поэтому вызвал меня, чтобы сэкономить время, но у меня в голове крутился лишь один вопрос — зачем я здесь?

— Ты почему сегодня ничего не ела? — тихо поинтересовался он, и моя мозаика собралась — оказывается, его интересовал мой рацион.

— Не хотела есть… — честно ответила я, наблюдая, как он выдвинул ящик с многочисленными ячейками, в каждой из которых лежал аккуратно свернутый галстук.

Он скользнул по моему лицу взглядом, но мне показалось, будто он сейчас просканировал мое сознание, словно хотел увидеть, лгу ли я ему, не устроила ли я голодную забастовку в знак протеста против своего заточения.

Но я, всегда предпочитавшая правду, сказала честно — мой отказ от еды не был бунтом. Я вообще не хотела бунтовать. Моей целью было, чтобы он меня отпустил, а мое сопротивление вызвало бы еще более строгие меры заточения.

— Отказ от еды доведет тебя до истощения. Это неприемлемо, — проинформировал он.

В его голосе не было ни давления, ни прессинга, лишь констатация факта.

Что скрывать, он был прав — желудок болел, голова немного кружилась. Последний раз я ела вчера днем, а учитывая бессонницу и нервное напряжение последних суток, на меня навалилась усталость со слабостью.

Я едва заметно кивнула в знак согласия, а он, застегивая запонки, продолжил:

— Так как ты пропустила осмотр, завтра к полудню подъедет Генри.

— Зачем? Меня больше ничего не беспокоит после… — и я замолчала, не желая более вспоминать этот эпизод из своей жизни.

Но он ничего не ответил, и я, наблюдая, как он застегивает на запястье дорогие швейцарские часы, продолжила:

— Я бы и сама могла поехать в клинику.

— Ты уже один раз съездила, — констатировал он и, привычными движениями надевая пиджак, добавил: — К тому же налицо анемия. Голова кружится?

— Иногда… — пришлось признаться мне.

— Не хватало голодных обмороков в клинике у Генри.

— Не буду я падать в обмороки, — попыталась возразить я.

— Иди в столовую. Лат приготовил ужин, — вместо ответа резюмировал он, давая понять, что разговор окончен.

Хотелось вновь возразить, но после эпизода в Стелсе мне совсем не хотелось нарываться на гнев Барретта, особенно в его спальне, поэтому я молча развернулась и вышла из гардеробной.

Направляясь из просторной парадной в столовую, я услышала шаги Барретта, но оборачиваться не стала. Почувствовав внезапное дуновение прохладного, почти осеннего воздуха, я машинально дернула головой и в открытую дверь увидела на подъездной площадке, где мог приземлиться вертолет, лимузин, поджидавший хозяина.

“И куда он направился на ночь глядя в лимузине?” — нахмурилась я, но не желая более думать об этом, отогнала уже нахлынувшие картинки с дымчатой пантерой и ускорила шаг.

Я ковыряла вилкой телятину в ореховом соусе и понимала, что вид этого чертового Роллс-Ройса и спешащего к нему Барретта, одетого с иголочки, испортил мой аппетит окончательно.

Почувствовав в очередной раз голодный спазм в животе, я все же заставила себя съесть пару кусочков мяса, надо отдать должное кулинарному мастерству Лата — сочного и ароматного, чтобы прекратить предательскую слабость.

Часы уже показывали начало второго, но Барретт в резиденции так и не появлялся.

Я ворочалась в постели, пытаясь уснуть, но ловила себя на мысли, что прислушиваюсь к каждому шороху в ватной тишине дома.

Ругая себя за эту бессонницу, я вновь закрывала глаза и заставляла себя поспать, но в очередной раз замечая, что неосознанно прислушиваюсь к звукам, тут же отчитывала себя — и так снова и снова, опять и опять по бесконечному кругу.

Внезапно я услышала совсем тихий приглушенный ход лифта, шаги по просторному холлу, и мраморная крепость вновь погрузилась в тишину.

“Вернулся”, - пронеслось в моем сознании и, прежде чем понять, нравится мне это или нет, я отключилась, погружаясь в глубокий крепкий сон.

Утром, как обычно, меня разбудил стук в дверь — это был Лат с оповещением, что наступило время завтрака. “По Лату можно часы сверять”, - сонно потирая глаза, отметила я и поплелась в ванную комнату приводить себя и свои мысли в порядок, отмечая, что я хорошо выспалась, несмотря на то, что легла поздней ночью.

Стоя под теплыми струями воды, я прислушивалась к атмосфере дома, и была уверена, что Барретт уже уехал на работу.

Ровно в двенадцать резиденцию навестил доктор Митчелл.

Мне он нравился — было в нем что-то наряду с его мягкой доброй улыбкой, уверенное и жесткое, что было присуще профессии хирурга.

— Ну что юная леди, как вы себя чувствуете? — улыбаясь спросил он, зайдя в мою комнату.

— Отлично я себя чувствую, — тут же ответила я, — и в осмотре нет никакой необходимости. Я совершенно здорова.

Но доктор Митчелл лишь улыбнулся и, достав тонометр из медицинской сумки, начал осмотр.

Оставшись довольным моим состояние здоровья, он еще некоторое время поговорил с Латом внизу и так же быстро покинул резиденцию, как и появился.

Обедая в полном одиночестве за огромным, отполированным до зеркального блеска столом, я чувствовала себя здесь лилипутом в Бробдингнеге. Здесь мне все казалось каким-то слишком дорогим, слишком пафосным и официозным — подобная обстановка скорее подходила для каталогов элитной мебели, но никак не для проживания.

Размышляя, чем себя занять в этой огромной мраморно-стеклянной крепости с просторными залами, длинными холлами и массивными закрытыми дверями, куда я не торопилась заходить, я решила, что самым полезным времяпровождением будет учёба. Но как только я встала из-за стола, на пороге столовой появился Лат и тихо спросил:

— Вы уже поели?

— Да, Лат, спасибо, бефстроганов удался на славу, — поблагодарила я шеф-повара, а он, поклонившись в знак благодарности, удивил меня следующей фразой:

— Мне нужно показать вам наш спортзал и бассейн.

— Спортзал и бассейн? — эхом повторила я.

В первый день моего пребывания в этом доме я исследовала все три этажа и такую малость, как бассейн, я бы заметила. Лифт вел только в гараж, а открытого бассейна из окон видно не было.

— Пойдемте, я вам покажу, — кивнул парень и направился в сторону вестибюля и далее к той самой отъезжающей стене у лифта.

Лат провел рукой по невидимому датчику в нише, и стена медленно сдвинулась в сторону, открывая длинный коридор, который вел за пределы этого здания. В конце коридора мы уткнулись в массивную дверь с цифровым замком. Парень быстро набрал комбинацию, и дверь с металлическим щелчком открылась, позволяя мне проникнуть в еще одну тайну этой крепости.

За дверью обнаружился профессиональный спорткомплекс, которому позавидовал бы любой атлет. Узкий стеклянный коридор, проходивший посередине, разбивал помещение на две части: по правую сторону я увидела огромный бассейн, выложенный холодно-синим кафелем, по левую сторону большой спортзал, заполненный бесчисленным количеством всевозможных тренажеров. Множество гантелей, лежало на специальной полке, три станка разных видов со штангами и "блинами" различного веса стояли вдоль стен, огромный чёрный цилиндрический мешок для боксирования свисал на длинной цепи со специальной балки на потолке. Второй подобный мешок был подвешен к кронштейну на стене. В центре этого мира мужской физической силы и тестостеронов располагалась площадка для борьбы, выглядевшая, как большое татами.

Пройдя из стеклянного коридора в спортзал, я осмотрела тренажеры, потрогала ладошкой жесткую кожу мешка, подошла к полке с гантелями немалой тяжести. Со штанги, лежавшей на станке, свисали боксерские перчатки и длинные спортивные бинты, которыми определенно сегодня пользовались, — они были слегка влажными. Я пощупала их пальцами и почувствовала ЕГО запах, который бы я не спутала ни с каким другим. Дальний отсек спортзала был также перегорожен стеклянной стеной, за которой я увидела большую деревянную сауну, душевые кабины и бассейн-джакузи. Господи, сколько в этом доме бассейнов?

Зайдя в отсек с бассейном и подойдя к нему ближе, я обратила внимание, что он одной глубины, причем немалой, и по периметру я не заметила ни единой лестницы. Интересно, а как из него выходить — выпрыгивать, что ли?

— Глубокий, — отметила я.

— Построен по спецзаказу, — подтвердил Лат.

— Страшновато, — посмотрела я в темно-синюю неприветливую глубину.

Лат едва заметно кивнул:

— Вам запрещено плавать в этом бассейне без присмотра.

В принципе, я и не собиралась.

— А я и не умею, — пожала я плечами.

— Полотенца и все, что вам может потребоваться для занятий и сауны, здесь, — и парень прошел к стеклянной темно-синей двери по левую сторону от бассейна.

Это была небольшая гардеробная с полотенцами, махровыми халатами, аккуратно сложенными плавательными шортами и шлепанцы размером с лыжи.

— Вы можете приходить сюда, когда захотите. Только по утрам спорткомплекс, а потом и резиденцию убирает персонал, — серьезно проинформировал мой гид и, открыв передо мной дверь спортзала добавил: — Пойдемте, я вам покажу, как пользоваться беговой дорожкой и сауной. Ричард сказал, что физические нагрузки полезны для вашего здоровья.

Я лишь кивнула, услышав эти слова, но мое удивление от этого не стало меньше. Откуда такая забота о моем здоровье?

С сауной я разобралась быстро — нажать на кнопку "включить" и настроить нужную температуру — дело нехитрое. Беговая дорожка была расположена так, что с нее открывалась панорама парка и вдалеке немного виднелся морской пейзаж. Все это было, конечно, устроено по высшему разряду и супер-удобно, но мне больше нравилась йога.

— А коврика для йоги у вас здесь нет случайно?

— Сейчас нет, — отрицательно покачал головой Лат, — но с этим проблем не будет. Пока вы можете заниматься на татами. Оно не скользит.

Я хотела сказать, что мне для йоги и своей комнаты будет предостаточно, но промолчала, чтобы не обидеть Лата, который со всей серьезностью подошел к вопросу инструктажа, и мы отправились в обратный путь.

— На крыше резиденции тоже есть бассейн, — тем временем продолжил Лат, — открытый, но он немного отличается и предназначен для летнего отдыха.

Я хотела спросить, зачем, собственно, летний бассейн, когда есть спорткомплекс и рядом море, но не стала любопытствовать — у богатых свои причуды.

Возвращаясь по коридору в зал резиденции, я не могла не отметить, что эта крепость, с ее лабиринтами, олицетворяла собой характер хозяина. Дом, как и его владелец, состоял из сплошных загадок, которые хотелось решить, и был похож на сложные лабиринты, выход из которых знал только их хозяин.

Получив от Лата код доступа к Wi-Fi, всю вторую половину дня я терзала себя видеоуроками и спряжением французских неправильных глаголов, отгоняя и блокируя мысли о Барретте. Прослушивая очередной видеоурок, я внезапно услышала стук в дверь и голос Лата.

Посмотрев на часы, я немного удивилась — для ужина было еще рано, но тут же произнесла “Лат, вы можете войти”, чтобы не держать парня на пороге.

Но таец так и не зашел, и я, не понимая, почему он стоит в холле, сама направилась к выходу, распахнула дверь и немного оторопела — в комнату зашли перевязанные шелковыми лентами красивые упаковочные коробки на двух ногах. Нижние конечности этой конструкции были позаимствованы у Лата.

— Добрый день, Кун-Лили, — поздоровалась эта пирамида голосом Лата и продолжила, — ваши новые вещи. Можно пройти в гардеробную?

— Да-да, конечно, — ответила я и поспешила вглубь комнаты, опережая парня, чтобы открыть ему дверь.

Как только Лат покинул спальню, я подошла к коробкам и прошлась ладонью по шелковым лентам, под одной из которых я увидела белую визитную карточку из дорогой, глянцевой плотной бумаги, с тисненым золотым узором и буквами. На ней было написано: "Клаудиа Бонне. Персональный байер"

Как и сказал Пол, вещи были куплены и доставлены в срок, но обновы мне были безразличны, носить я их не собиралась, если только не заставят при выезде в какое-нибудь элитное место, как это было в Нью-Йорке.

Так и не раскрыв коробок, я вышла из гардеробной и плотно закрыла дверь, будто опасаясь, что этот дорогой шелковый пафос проскользнет в комнату и нарушит мой мир, который я старалась создать оазисом среди буйства мрамора.

Время шло, на календаре была уже среда, но с той встречи, когда Барретт вызвал меня к себе, я его больше не видела. Нет, ночевал он в резиденции — он приезжал домой вечером после ужина, уезжал утром до завтрака, но в комнату ко мне не заходил, а я встреч с ним не искала, по резиденции, где могла бы с ним столкнуться, вечерами не разгуливала и все свое время проводила у себя в спальне в обнимку с лэптопом, ожидая часа, когда уеду домой. От еды я более не отказывалась — мне казалось, что чем меньше я провоцирую такого человека, как Барретт, тем быстрее он меня отпустит.

Но чем больше времени проходило, тем страннее казалось его поведение и тем чаще я задавала себе вопрос: зачем он меня привез? После того случая в Стелсе меня более не наказывали, и единственным “уроком от Барретта” в этой ситуации являлся сам факт моего “заточения”, к слову сказать комфортабельного.

Оглядываясь назад на эти несколько дней моего заточения я не могла не отметить доктора Митчелла, которого привезли в резиденцию совершенно напрасно, Лата, который готов был выполнить любую мою просьбу в любое время и исправно готовил мне самые изысканные блюда, мою гардеробную, которую заполнили нарядные коробки с одеждой дорогих брендов, и спорткомплекс, который был к моим услугам двадцать четыре часа в сутки.

Все эти факты, которые невозможно было игнорировать, складывались в одну общую картину — определенно мое пребывание у Барретта во второй раз отличалось от первого, вплоть до того, что мне даже провели своеобразную экскурсию по этой мраморной крепости, позволив пользоваться ее “благами”, и я, уже не зная что думать, все больше склонялась к версии от Джули, которая постановила, что Барретт, увидев меня в Стелсе, захотел вернуть. Только вот в качестве кого? Что значила вся эта его своеобразная… забота, если можно было применить это слово к Барретту?

Я была совсем неопытна в вопросах отношений, и мне катастрофически не хватало разговора с более сведущим в этой теме человеком, и Джулия была единственной, с кем я могла поговорить об этом.

Днем, перед обедом, когда очередной видео-урок по французскому был пройден, я, вертя сотовый в ладони, все-таки решила позвонить Джулии.

— Нет, я все понимаю любовь-морковь, но я чертовски соскучилась по тебе. Может, ты ко мне приедешь, пока твой Барретт на работе? Скажи своему Узурпатору, что тебе нужно пробежаться по бутикам, а я тебе алиби из горы новых брендовых шмоток обеспечу.

— Ну… — неуверенно ответила я, не зная как сказать, что новая одежда уже прибыла.

— Если ты сейчас скажешь, что покупала одежду без моих советов — я тебе устрою темную!

— Начинай прямо сейчас, — грустно улыбнулась я.

— Предательница!

— Я не виновата. Ко мне был приставлен личный байер, некая Клаудиа Бонне, которая, собственно, и сделала за меня всю грязную работу. Ты же знаешь, я не любительница шоппинга.

— Как ты сказала ее зовут?

— Клаудиа Бонне, а что? — удивилась я.

Джулия присвистнула.

— Она иногда у нас в бутике кое-что заказывает. Услуги этой дамочки стоят недешево. Она обслуживает весь высший свет Сиэтла. Жены сенаторов, знаменитые адвокаты, парочка звезд — это неполный список ее многочисленных клиентов. Она по совместительству еще и стилист. Да ты в надежных руках, я погляжу! Барретт взялся за тебя основательно, — то ли в шутку, то ли всерьез произнесла подруга.

— Ты думаешь? — почувствовав нужное направление темы, все же спросила я.

— А что такое? — насторожилась она. — У вас что-то не так?

— Нет, Джули. Ты не так поняла, — тут же успокоила я подругу и попыталась объяснить суть проблемы: — Просто Барретт немногословный человек. Мне порой сложно его понять.

— Ну твой Барретт человек дела — больше делает, чем говорит, — пояснила подруга.

— Вот я и пытаюсь понять, почему он меня из клуба забрал… У него нет недостатка в женском внимании, — и я наморщила нос, вспомнив его встречу с Дымчатой Пантерой.

— Я думала об этом, — призналась подруга. — Мне кажется, увидев тебя в клубе, он осознал, что отреагировал на твое присутствие. Может, сам от себя этого не ожидал. Забрал тебя, чтобы изучить поближе и понять самому, как к такому явлению, как ты, относиться. И судя по тому, что вы все еще вместе, ты ему интересна, он хочет быть с тобой…

Положив трубку, я прокручивала в мыслях снова и снова слова Джулии и все равно не находила ответа на свой основной вопрос, который занозой сидел у меня в голове. Что значила вся эта забота — беспокойство об игрушке, с которой ему захотелось поиграть еще неделю, или нечто бОльшее?

Даже если на секунду представить второй вариант, что он ждал от меня? Любви?

Да, я должна была признаться прежде всего себе, что влюбилась, впустила Барретта в свое сердце — он был моим первым мужчиной, первым во всем, стал неким ориентиром в мире отношений “мужчина-женщина”. Но оценит ли он мою любовь и нежность? Ведь пройдется по моим чувствам, как танк, и не заметит, сделает мне больно и не почувствует. Когда он со мной церемонился?

Нет, скорее все же первый вариант — я для него заводная кукла, которой он пользовался по своему усмотрению. Так ведь и не пользовался — не забирал к себе ночью, как это было в Нью-Йорке, не наказывал, и вел себя так, будто забыл о моем существовании. Но не походил Барретт на человека, который мог что-то забыть, и который делал что-то просто так, не преследуя некой цели.

Джули назвала Барретта человеком дела, который больше делает, чем говорит. Может быть, таким своим поведением он хотел мне что-то сказать, показать?

Как Джули сказала “забрал тебя, чтобы изучить поближе”. Может быть, он создал все эти условия и теперь намеренно не предпринимал первым никаких шагов, наблюдая за мной, изучая меня и ожидая моей реакции?

Больше всего на свете я опасалась иллюзии, в которой так легко можно было запутаться, как в липкой паутине. Я никогда не боялась правды — уж лучше горькая истина, чем сладкий самообман. Но я должна была разобраться в этом всем, чтобы знать, как поступать. Настроившись на борьбу со своими же собственными чувствами, ожидая самого плохого отношения от Барретта, я вдруг оказалась совсем не в той ситуации и столкнулась совсем не с теми условиями, которые я себе нарисовала ранее, и сейчас, когда я не могла различить, где черное и белое, я словно потеряла вектор действия и встала на распутье, не зная, что мне делать — принять мое чувство к Барретту или продолжать борьбу — как можно быстрее избавиться, защититься, пока его ртуть не разлилась по моим венам, не пустила глубокие корни, чтобы потом не вырывать его с кровью и мясом из своего сердца.

Мои размышления прервал некий едва уловимый шум, и я, тут же вернувшись в реальность, поняла, что Барретт в резиденции. Посмотрев на часы, я немного удивилась — сегодня он приехал раньше, и не успела я это проанализировать, как ко мне постучался Лат и позвал на обед.

Спустившись в холл, я, как обычно, направилась под арку, но, зайдя в столовую, резко остановилась. Барретт сидел во главе стола и, просматривая свой iPhone, ел, а рядом, сбоку, был сервирован обед и для меня.

Я тихо поздоровалась и прошла к своему стулу, а Барретт, подняв голову, скользнул по моей фигуре взглядом, но так ничего и не сказав, вновь опустил глаза к телефону.

Мне показалось, он остался недоволен, и я посмотрела на свои джинсы и любимую голубую кофточку из мягкого удобного трикотажа.

Вероятно он думал, что я надену что-то из нового гардероба, — пронеслось у меня в голове, но он продолжал молча есть, а я была рада, что он никак не прокомментировал мой внешний вид, который в прошлый раз назвал “детским садом”.

Мы ели в полном молчании, и лишь звук столовых приборов и иногда доносившаяся трель сотового Барретта с его короткими, непонятными мне по смыслу, разговорами, нарушали эту тишину.

Пока Барретт в очередной раз бросал в телефон короткие указания, я, опустив взгляд, выводила узоры вилкой по запеченной лососине и, наконец поняв, что более не съем ни кусочка, отодвинула тарелку. Внезапно она вновь поехала в мою сторону, и я резко посмотрела на Барретта, который все еще продолжал разговор по сотовому.

В первую секунду я хотела возразить, но поняла, что его простое действие может послужить началом некоего нормального человеческого контакта, если можно было так выразиться.

Не споря, я вновь взяла вилку и отправила кусочек рыбы в рот — быть может, увидев мою открытость, желание наладить контакт, он тоже пойдет навстречу, пусть на квант, но все же навстречу ко мне.

Нанизывая очередной кусок лососины на вилку, я украдкой бросала взгляд на Барретта, пытаясь подобрать тему для разговора, и, вспомнив о спортзале, решила начать с него. Между тем он завершил очередной телефонный разговор, а я, бесшумно вдохнув, тихо произнесла:

— Спасибо за спортзал. Просторный и очень удобный.

Барретт, продолжая мониторить свой телефон, на это ничего не ответил, а лишь едва заметно кивнул и произнес:

— Только в бассейн не ходи. Там глубоко.

Почувствовав, что он идет со мной на контакт, я обрадовалась, украдкой рассматривая его черты лица, которые давно уже стали для меня родными, очень осторожно, словно протягивая руку к опасному Хищнику, продолжила разговор:

— Доктор Митчелл после осмотра в понедельник подтвердил, что я полностью восстановилась.

— Знаю, он звонил, — ответил он, давая понять, что он следит за моим состоянием здоровья, и я вновь отметила, что он идет со мной на контакт.

Опасаясь спугнуть призрачную удачу, оборвать ту тоненькую, почти иллюзорную, нить, которая сейчас пролегла между нами, я мысленно улыбнулась, подбирая правильные слова и темы для продолжения беседы, но внезапно его телефон, лежавший на столе, вновь завибрировал, и Ричард погрузился в очередной разговор на непонятном, скорее всего арабском, языке.

Я досадовала, что его работа прервала нашу беседу, и все еще надеялась, что мы продолжим, но уже через пять минут Барретт, все еще слушая своего собеседника по телефону, сказал мне “доедай”, а сам, встав из-за стола, направился из гостиной, вероятно, в кабинет наверху.

“Вот и поговорили”, - вздохнула я, но совсем не отчаивалась. Мне показалось, что этот наш пятиминутный разговор стал началом, основой для чего-то бОльшего.

День проходил как-то необычно, и было понятно почему — Барретт после обеда не уехал, а остался в резиденции. Я иногда слышала его шаги по просторному мраморному холлу, его баритон, отдававший короткие распоряжения, и ловила себя на мысли, что вновь перестала его бояться.

Открыв лэптоп, я пыталась погрузиться во французскую грамматику, жалея, что новый учебный год еще не начался, иначе у меня бы было масса обязательных, а не факультативных заданий, которые бы заполнили мой разум до основания, не давая мне отвлекаться на мысли о Ричарде.

Но с французской грамматикой сегодня у меня получалось совсем плохо, я читала тексты, слушала записи, а мыслями была далеко, неосознанно прокручивая снова и снова нашу последнюю с ним встречу и размышляя, что за всем этим последует.

Ни в вниз в гостиную, ни в спортзал я выходить не хотела — мне казалось, это будет лишним и навело бы на подозрения, что я ищу встречи с Ричардом — меньше всего на свете я хотела навязываться. Все должно было быть естественным и идти своим чередом.

Собственно, так и получилось, когда Лат позвал меня на ужин. Спустившись вниз, первое что я увидела, зайдя в гостиную — это открытая панель на террасу, где в уютном кресле спиной ко мне сидел Барретт, без рубашки, с полотенцем через шею, вероятно после тренировки, и с телефоном в руке.

Я прошла в столовую и увидела сервированный для меня и Барретта ужин, ровно в таком же порядке, как и обед. Сев за стол, я хотела приступить к еде, но мне показалось это невежливым, и я решила его подождать, пока он завершит работу и присоединится ко мне. Но минуты шли, и чем больше проходило времени, тем отчетливей я понимала, что Барретт по каким-то причинам задерживается. Может быть настолько погружен в работу, что забыл о еде? И, может быть, имеет смысл, пока ужин окончательно не остыл, перенести его тарелки на террасу?

Приняв это решение, я встала и тихо направилась к открытой стеклянной панели. Выйдя на свежий воздух, я зябко повела плечами от неуютной, почти осенней прохлады, но, сделав пару шагов к креслу, резко остановилась — Барретт, крепко удерживая в ладони телефон, спал.

Сейчас простудится — первое, что пронеслось у меня в голове. На улице было откровенно прохладно, почти по осеннему зябко, дул холодный ветер, а на Ричарде были лишь спортивные шорты, свисающее полотенце лишь немного прикрывало его грудную клетку, а его волосы были еще влажными.

Первое, что я хотела, это разбудить и отвести его в спальню, но, сделав еще шаг, я вновь остановилась, не зная, будет ли это хорошей идеей будить его.

И решение, как всегда, пришло мгновенно.

Я резко развернулась и тихо выйдя с террасы, побежала к себе в комнату за пледом, который я видела рядом с теплыми одеялами и постельным бельем в гардеробной. Выбегая из своей комнаты, я захватила одну из своих кроватных подушек и уже через минуту стояла на террасе, сжимая тонкую, но теплую ткань в руках.

Осторожно подойдя, я бережно накрыла Ричарда пледом и, стараясь захватить одеялом как можно больше его пространства, присела и подоткнула мягкую шерсть под его ноги. Он не пошевелился, и я, немного осмелев, продолжила. Чтобы его голова не была на весу, я попыталась подложить подушку под его затылок и нечаянно коснулась рукой его волос. Затаив дыхание, я замерла, но Ричард продолжал спать, и я бесшумно выдохнула. Но теперь, находясь в непосредственной близости со спящим Барреттом, мне безумно захотелось прикоснуться и погладить по холке этого умиротворенного на время Хищника. Не в состоянии думать, словно завороженная, я медленно потянулась рукой к его голове и легонько прикоснулась кончиками пальцев к его коротким волосам, бережно проведя от макушки к затылку, чувствуя подушечками пальцев жесткую густую шерсть. Ричард не пошевелился. Я хотела прикоснуться к его коротким жестким волосам губами, но я никогда не осмелилась бы этого сделать. Больше всего на свете мне хотелось остаться и еще хоть немного поласкать его голову, но опасаясь, что он сейчас проснется, я отстранила руку, бесшумно выдыхая.

Уже собираясь уходить с террасы, я лишь поправила плед, как внезапно Барретт, не меняя позы, открыл глаза.

— Прости, я все таки разбудила тебя, — нахмурилась я и тут же попыталась оправдать свои действия: — На улице прохладно, и я решила накрыть тебя пледом.

— Иди ужинать, — тихо ответил он, снимая мой плед и подушку, которые я так бережно укладывала.

— А ты? — спросила я, наблюдая как он складывал мои вещи на столике рядом.

— Позже. Я занят, — коротко ответил он и уже в следующую секунду активизировал телефон, вызывая очередного собеседника на разговор.

Пока я ужинала, Барретт еще некоторое время говорил по телефону, а потом и вовсе ушел с террасы.

Аппетита совсем не было, но я стойко ела свою часть риса с морепродуктами, а уже в следующую минуту в столовой появился Лат и по обыкновению начал убирать посуду со стола. Я попыталась ему помочь, но он лишь нахмурился, и сказал, что он все сделает сам.

Забрав с террасы свои вещи, я направилась в спальню, а в голове крутился лишь один вопрос — нужно ли мне было нести этот чертов плед, потому что я так и не поняла, как Барретт отреагировал на этот мой поступок.

Так и не ответив на этот вопрос, я легла спать. Но сон не шел. Я слышала, а скорее чувствовала, как хозяин этой крепости перемещался с одного помещения в другое, словно фантом в своем родовой имении, только вместо традиционного атрибута призрака — цепей, мне везде слышалось характерное звучание Барреттовского телефона.

Наконец, организм взял свое и я погрузилась в сон. Спала я беспокойно и проснулась от того, что мне было неуютно, холодно, и хотелось пить после плотного ужина. Спускаясь вниз на кухню, я поежилась от неприятного чувства, словно за мной кто-то наблюдает. Я резко обернулась, но там, разумеется, никого не было. "Харт! Перестань паниковать, словно ты маленький ребенок!", — успокоила я себя и уже более уверенно дошла до кухни. Выпив стакан холодного сока почти залпом, я отправилась в обратный путь. Проходя мимо обеденного стола в столовой, я внезапно услышала щелчок, и через мгновенье вспыхнул тусклый свет в зале, и я чуть не вскрикнула от испуга и неожиданности.

В кресле, положив руки на подлокотники, сидел Барретт.