Девочка. Книга первая

Глава 7

Резко вздрогнув от этих слов, я посмотрела на него непонимающим взглядом. Мне послышалось? Но, судя по давящей волне, исходившей от Барретта, я поняла его слова правильно и, представляя это, нахмурилась — это было… стыдно… неприемлемо. От одной мысли об этом, мне стало совсем не по себе, и я отрицательно покачала головой, осознавая, что ему совсем не понравится моя реакция.

Некоторое время он изучал мое настороженное лицо, затем резко наклонился в мою сторону, и я тут же вся сжалась, зажмурив глаза, в ожидании то ли ужасного наказания, то ли унизительного приказа.

Но неожиданно я почувствовала, как сильные уверенные руки подхватили меня под мышки, и уже в следующую секунду я сидела на коленях Баррета лицом к нему.

Я украдкой бросила на него взгляд, ожидая наткнуться на гнев, но он спокойно рассматривал мою фигуру.

— Ты в мужской майке, — наконец констатировал он, а я, опустив взгляд на свою рубашку поверх его майки, тут же начала оправдываться, ругая себя за то, что взяла чужую вещь без разрешения:

— Я забыла упаковать пижаму и взяла вашу майку, но если это неприемлемо, я сейчас переоденусь, — уже дернулась я, но он крепко держал мою попу ладонями.

— Оставь, — спокойно констатировал он.

— Спасибо. Я постираю и верну вам к концу поездки, — кивнула я, не увидев на его лице недовольства.

Он перевел взгляд с майки на мое лицо и неожиданно произнес:

— Прекращай выкать. Мой член позавчера побывал в твоем влагалище, это достаточный повод перейти на ты*.

Я опустила глаза, не зная, что на это ответить, — я даже имя своего первого мужчины узнала не сразу, так как мне никто не представился, но ход моих мыслей был прерван уверенными движениями Барретта, который начал убирать мои волосы за спину.

Не останавливаясь, он снял с меня рубашку и прошелся ладонями сперва вверх по моим плечам, затем вниз по груди, отчего по позвоночнику прошел озноб, будто через меня пропустили небольшой разряд тока, а я, чувствуя через майку жар его ладоней, вздрогнула и посмотрела на него, все еще пытаясь понять, почему мое тело так реагирует на этого мужчину.

Внезапно он поднес руку к своему рту и, облизав свой большой палец, по-хозяйски прошелся по моим губам, слегка их сминая и увлажняя. В секунду разжав мои зубы, он положил палец мне в рот, глубоко проникая внутрь, а я от неожиданности, стиснув его предплечье руками, немного прикусила фалангу.

— Обхвати его ртом… — услышала я тихий, но властный голос.

Разжав зубы, я обхватила его палец губами, а он потянул его назад, но не вытащил, а наоборот, вновь вошел еще глубже в рот.

— Лизни мой палец языком, — спокойно, но властно распорядился он.

В тот момент, когда я дотронулась кончиком языка до подушечки его большого пальца, он внезапно накрыл мою грудь ладонью и зажал сосок, отчего меня пронзило какое-то горячее чувство внизу живота, так что я рефлекторно еще сильнее сомкнула губы вокруг его пальца.

— Правильно, — кивнул он и продолжил: — А теперь втяни мой палец еще глубже, словно сосешь леденец, — приказал он и немного провернул сосок между своими пальцами, так что я еще сильнее сжала его предплечье, глубоко засасывая ртом его палец и обволакивая фалангу своим языком.

В тот момент это казалось таким естественным действием — словно мои губы и язык сами знали, как правильно поступать в данной ситуации. Барретт медленно вытащил палец из моего рта и, облизав его после меня, спросил:

— Тебе ведь понравилось это делать?

Я прислушалась к своим ощущениям, но он сильнее сжал мою грудь, будто требовал от меня сиюминутного ответа, не пропущенного через призму сознания.

— Это было… было… приятно, — наконец честно призналась я, все еще стараясь понять свои ощущения, как внезапно услышала его тихий приказ:

— Расстегни мою рубашку.

Я рассматривала его лицо, все еще пытаясь найти ответы на свои вопросы, но он, видя мою нерешительность, неторопливо положил мои руки на свою грудную клетку и уверенно прошелся горячими ладонями по моим бедрам, отчего меня накрыло теплой волной. Я медленно начала расстегивать пуговицу за пуговицей его дорогой белой рубашки, но дойдя до границы пояса, остановилась и посмотрела на него.

— Продолжай, — тихо сказал он, и я осторожно вытащила остаток сорочки, заправленный в брюки.

Расстегнув рубашку до конца, я немного ее раздвинула и застыла в нерешительности, но Ричард сидел неподвижно, короткие приказы не отдавал, а лишь молча наблюдал за мной. Его мышцы, его тело, его поза, его запах были настолько завораживающими, источающими мужскую силу и уверенность, что мне захотелось прикоснуться к нему. Я несмело протянула ладонь и дотронулась до его груди — он не пошевелился, и я осторожно начала изучать его торс пальцами. Мне очень хотелось прикоснуться к его жетону, но, памятуя, что ему это не понравилось в первую нашу ночь, я не решилась и лишь не спеша обвела указательным пальцем по контуру его цепочки, выводя большую букву "V". Он медленно опустил голову на спинку кресла, закрывая глаза, и я почувствовала, как его ладони, лежавшие на моей попе, жестко ее сжали. Прислушавшись к себе, я поняла, что мое тело вовсе не возражало таким действиям его ладоней, принимая их как проявление некой ласки по-Барреттовски. От этого простого вывода я тихо улыбнулась и продолжила свои исследования. Посмотрев на шрам, я повела ладонью в его сторону и аккуратно прикоснулась к нему самыми кончиками пальцев — рубец был гладкий, розоватый и, по сравнению с его горячей кожей, прохладный на ощупь. Я продолжила изучение его пресса, обводя контуры каждой мышцы на животе — у него был красивый пресс и в особенности косые мышцы, четко очерченные, правильной формы и пропорций, будто я сейчас касалась мрамора Аполлона Бельведерского. Я проследовала пальцами по шелковистой дорожке ниже, но дойдя до пояса и увидев его возбуждение, рельефно выступающее под брюками, резко отдернула ладони. Барретт, вероятно почувствовав, что контакт с моими руками нарушен, не меняя позы и не открывая глаз, тихо, но жестко произнес:

— Освободи его.

И я вновь застыла в нерешительности: с одной стороны, я желала продолжить — исследовать этого мужчину было… завораживающе… Когда я к нему прикасалась, я чувствовала, что наполняюсь какими-то новыми, никогда ранее не испытанными ощущениями, словно я попадала в другое измерение, в какое-то замкнутое пространство, созданное его мощной мужской энергетикой и силой. Но с другой стороны, это было настолько… интимно… стыдно…, что я не решалась.

Внезапно он открыл глаза и, направив магнетический взгляд на меня, произнес спокойным уверенным тоном:

— В этом пространстве есть только я и ты, здесь нет места стыду.

От произнесенных им слов "пространство", “стыд”, я вздрогнула, будто он прочел мое сознание, и внезапно ко мне пришла мысль, что в те моменты нашей близости, когда он разрешал его касаться, он будто позволял мне прикоснуться не только к его телу, но и к его энергетике.

Я вскинула на него изучающий взгляд в поисках подтверждения своих выводов, но его лицо было непроницаемо. Так и не найдя истины, я мысленно повторила его слова, как мантру "В этом пространстве есть только я и ты, здесь нет места стыду" и опустила ладонь на пояс его брюк, а он, вероятно почувствовав мою готовность, аккуратно сдвинул меня чуть назад для удобства. Вытащив из петлиц ремень, я положила его рядом с креслом и, расстегнув внутренние пуговицы, осторожно спустила молнию брюк, открывая его боксеры с выпирающим возбуждением. Внезапно он подхватил меня под попу и, опустив вниз, зажал меня в плотное кольцо своих стальных ног.

— Освободи его, — тихо приказал он.

Я опять застыла в нерешительности, но неожиданно Барретт опустил горячую ладонь на мой затылок, и по позвоночнику пробежал ток, накрывая меня очередной теплой волной, будто этот тактильный контакт настроил мои ощущения на нужный для этого мужчины лад. Голова немного кружилась, щеки пылали, и сейчас, чувствуя его горячую ладонь, тепло которой проникало мне глубоко под кожу, я хотела только одного — чтобы это наваждение, созданное им, не заканчивалось.

Я кивнула и, медленно поддев пальцами резинку его белья, осторожно потянула вниз, давая возможность обрести свободу его возбуждению. Теперь у меня была возможность рассмотреть его вблизи. Как и все остальное в этом мужчине он был… совершенен — произведение искусства, сотворенное Богом. Он был большим, тяжелым, обрамленным жилками, идущими вдоль массивного ствола, словно окутанный крепкими корнями. Покачиваясь от тяжести и возбуждения, он будто требовал моей ласки, настойчиво и эгоистично. Я проследовала взглядом снизу вверх вдоль вен и остановилась на головке. Она была… широкой, правильной пропорциональной формы и эстетически красивой. Внезапно на самой верхушке головки, где было раздвоение, выступила росинка, и я непонимающе посмотрела на Барретта, который все это время наблюдал за мной и меня не торопил — он словно знакомил меня с одной из самых важных частей своего тела.

— Смазка, — объяснил он, а я получив ответ, вновь перевела взгляд на его мужскую суть.

Его член в очередной раз покачнулся в мою сторону, как мне показалось агрессивно и настойчиво, и я услышала тихий, но властный баритон Барретта:

— Обхвати его ладонью.

Но я не решалась, лишь потянулась рукой и осторожно дотронулась кончиками пальцев у основания. Член вновь качнулся, будто приветствуя, и я, чувствуя, что ему приятны мои прикосновения, аккуратно провела вверх по выпуклой пульсирующей жилке, повторяя ее узор. Дойдя до атласной на ощупь головки, я провела по контуру, стараясь не размазать росинку, но член внезапно резко дернулся, и я в страхе, что сделала больно, тут же убрала руку, настороженно посмотрев на Ричарда.

— Обхвати его ладонью, — повторил он и положил мою руку на свое возбуждение, придавая решительности моим действиям.

Пытаясь не обращать внимание на свое смущение, я нежно сомкнула пальцы вокруг его плоти.

— Пройдись вверх и вниз, — проинструктировал он.

Аккуратно, боясь сделать больно, я направила ладонь вверх, а затем вниз и почувствовала под пальцами сталь, окутанную шелком. От моих действий Барретт бесшумно вдохнул, его член вновь дернулся в моей ладони, и я, осмелев от такой реакции его плоти на свои прикосновения, повторила еще раз. Внезапно Барретт обхватил мою ладонь своею и, сильно ее сжав, провел по всей длине, показывая, как правильно надо делать. Я воспроизвела за ним этот сакральный ритуал, но не зная, как быть дальше убрала руки. Его возбуждение агрессивно покачнулось вслед за моей ладонью, требуя вернуть ее на место, и я улыбнулась — мне понравился этот диалог между моими пальцами и его плотью — будто у них произошел контакт, приятный для них обоих.

— Поцелуй его, — внезапно услышала я тихий, но жесткий баритон Ричарда, и резко подняла взгляд, хмурясь от неуверенности. — Отбрось стыд и не сопротивляйся эмоциям, — продолжил он тем же тоном, направляя на меня давящий доминирующий взгляд, рентгеном проникающий в мое сознание.

Мое сердце учащенно забилось и я, непроизвольно вздохнув, почувствовала его мужской запах смешанный с дорогим парфюмом, который притягивал меня, словно мотылька на свет. И сейчас, когда я находилась в эпицентре его мощного энергетического поля, которое воздействовало на меня, деформировало мои мысли и влияло на мои эмоции, я вновь почувствовала это невообразимое наваждение, от которого во мне просыпалось что-то сокровенное, потаенное, доселе мне не знакомое. Медленно наклонившись, я прикоснулась губами к головке и почувствовала нежную кожу, словно атлас. Его член дернулся, ударив мои губы, будто настойчиво требуя к себе больше внимания, и я улыбнулась — со мной вновь налаживали контакт. Я наклонилась и поцеловала еще раз, там, где была росинка, а облизнув губы, почувствовала его возбуждение на вкус — капелька оказалась солоноватой.

Внезапно ладонь Барретта, все еще лежавшая на моем затылке, властно сжала мои волосы, оттягивая мою голову назад, и я, подняв лицо, встретилась со взглядом Ричарда — в его глазах плавилась сталь, и под воздействием его внутреннего огня эта металлическая субстанция медленно и завораживающе перетекла из одного состояния в другое.

Он слегка наклонился ко мне и тихо произнес:

— Обхвати его ртом, как ранее мой палец.

Повторив про себя как мантру "В этом пространстве есть только я и ты…", я на секунду накрыла ртом головку и слегка ее лизнула, чувствуя языком нежный атлас. Мне понравились эти ощущения, и я, представив, что передо мной леденец, начала свою дорогу у основания члена. Я осторожно повела вверх кончиком языка до самого края, где шло раздвоение и, накрыв атласную головку губами, немного ее втянула, как ранее Его палец. Ричард бесшумно вдохнул и дернул бедрами навстречу моему рту. Осмелев от его реакции, я снова медленно прошлась языком по всей длине, а дойдя до верха, вновь обволокла головку ртом и лизнула розовый атлас. Ричард вновь дернул бедрами, но внезапно я почувствовала, как он больно сковал мой затылок своей ладонью и жестко надавил вниз, так что его возбуждение уперлось в стенку моего горла. Я чуть не поперхнулась от рвотного рефлекса, но Он полностью завладев моим затылком и ртом, начал жестко направлять мою голову в такт своим движениям бедрами вверх-вниз. Я чувствовала горлом, как растет его напряжение, он с силой вбивался в мой рот, а я, задыхаясь и пытаясь дышать носом, ощущала языком, как головка члена становится все больше, набухая и готовясь к разрядке. Несколько раз я порывалась отстраниться, чтобы вдохнуть, но Ричард не давал мне этого сделать, жестко фиксируя мой затылок рукой, и мне казалось, что его член в этот момент, осваивая новую территорию, агрессивно заявлял права на мой рот, горло, язык и губы. Наконец, Ричард мощно надавил на мой затылок и, прорычав "Блядь, Девочка", взорвался вулканом, обливая мой рот, горло, язык, губы, будто помечая своим соком с резким запахом белка теперь уже свою законную территорию. Я чувствовала ртом, как стихает пульсация его плоти, словно его член наконец обрел то, что хотел, и теперь, заполучив мой рот в свое полное владение, успокаивался.

Отстранив меня немного назад, Барретт жестко зафиксировал мои скулы и, удерживая мой рот закрытым, резко поднял мою голову, отчего я рефлекторно начала глотать его сок вместе со своей слюной. Сок был горячим, вязким и немного солоноватым, с резким привкусом белка — странный вкус, не похожий ни на что. Непроизвольно облизывая губы, я пыталась успокоить свое бешенное сердцебиение, в то время как Ричард внимательно сканировал мое лицо и продолжал фиксировать мои скулы, заставляя таким образом проглотить все без остатка. Внезапно он потянулся свободной рукой к моим щекам и, вытерев их начисто ладонью, наконец освободил меня.

Как только я обрела возможность дышать полной грудью, я сделала глубокий вдох и, будучи не в состоянии что либо соображать или анализировать, уткнулась носом в его бедро, пытаясь успокоить свои эмоции и несущуюся по венам кровь. Неожиданно я почувствовала тяжелую горячую ладонь Ричарда на затылке, и сейчас она скорее была успокаивающей, а не агрессивной, отчего меня накрыло теплой вакуумной волной.

Внезапно я услышала какой-то посторонний звук, словно доносящийся из другого мира. Ричард убрал ладонь с моего затылка, и телефонная трель с неумолимостью несущегося поезда ворвалась в наше пространство, разрушая его. Я резко дернулась и застыла, возвращаясь в неуютную реальность, где передо мной сидел Барретт, который, отстранив меня, поправлял боксеры и застегивал брюки.

Встав с кресла, он направился на звук своего сотового, а я, наблюдая, как он уходит в расстегнутой рубашке в кабинет, медленно перебралась в его кресло и свернулась там калачиком.

Сквозь шум в ушах и учащенное сердцебиение я слышала, как Барретт разговаривает на каком-то совсем непонятном мне языке, но у меня не было сил даже удивиться или встревожиться столь позднему звонку. Ощущая щекой теплую кожу кресла, я закрыла глаза, и под тихий баритон Барретта провалилась в небытие.

Проснувшись утром, я повернулась на спину, чувствуя лопатками гладкую дорогую ткань постельного белья, и открыла глаза. Увидев подвесной потолок с черной окантовкой, я наконец осознала, что нахожусь в своей спальне и задумалась, вспоминая, как я очутилась в своей постели. Откинув одеяло я обнаружила, что спала в “своей пижаме” — майке Барретта, и начала восстанавливать события вчерашней ночи, но последнее, что я помнила — как провожала взглядом уходившего в кабинет Барретта, после чего уснула в его кресле. Вероятно, закончив работу и выйдя из кабинета, он перенес меня в постель, но этого момента я совсем не помнила.

Прислушавшись, я обнаружила всю ту же тишину, и можно было сказать что мое одинокое пробуждение в пустующем пентхаусе уже стало традицией.

Стоя под тугими прохладными струями воды, я в очередной раз успокаивала свое воспаленное сознание, но оно неумолимо воссоздавало ярким коллажем картинки вчерашней ночи, от чего я зажмуривала глаза и краснела от стыда.

Мне казалось, что если я хоть немного изучу этого мужчину, узнаю о нем больше, мне станет понятно, почему с первого же дня и мои эмоции, и мое тело потянулись к этому человеку. Это состояние не поддавалось никакой логике, его нельзя было понять или проанализировать, отчего мне становилось страшно, будто я перестала контролировать свою суть, будто мои эмоции вступали в спор с моим разумом и доказывали свою правоту.

Я всегда считала, что мужчине можно довериться, если он проявил себя по отношению к тебе каким-то позитивным образом — сделал тебе добро, доказал, что ты ему не безразлична, показал свою преданность и дружбу — как это было у моих родителей. Но здесь же… мне никто ничего не доказывал, мне никто ничего не обещал, добра мне не делали, и однозначно меня не любили, но то, что происходило со мной в моменты сближения с этим человеком, то, как я, отвергая все постулаты разума, по наитию доверялась ему в самые интимные моменты, впоследствии повергало меня в страх, откровенный реальный страх. Этот диссонанс рушил всю систему моих ценностей и правильного видения жизни, которое я себе нарисовала, он выбивал почву из-под ног, и я чувствовала себя Алисой, летящей в пропасть.

И главное, время в решении этого непонятного жизненного уравнения мне совсем не помогало. Скорее наоборот — с каждым днем мои мысли становились все путанней, будто я увязала все глубже и глубже в зыбучих песках цвета стали.

Так и не придя ни к какому выводу, я тихо выдохнула и выключила воду в душевой — пора было начать еще один день в этой странной неизвестной мне реальности, где я не могла обрести гармонию с самой собой.

Сегодня был четверг, и я, дав себе обещание собственноручно проверять визиты отца к кардиологу, должна была позвонить в клинику, чтобы проконтролировать, приходил ли он вчера на прием, который я ему ранее назначила и оплатила.

Каждый день я, с неизбежностью летящего на меня локомотива, понимала, что времени до момента, когда у нас отберут дом, все меньше и меньше. Будучи не в состоянии что-либо изменить, я постаралась блокировать эти мысли, чтобы не изводить себя понапрасну, но они пульсирующей болью иногда прорывались наружу, словно кровоточащая рана, которую я тщетно пыталась забинтовать. Больше всего меня тревожило то, что я была совершенно беспомощной и не в состоянии помочь отцу. Все, что было в моих силах, я сделала, и других альтернатив спасти ситуацию за столько короткий срок попросту не существовало. На Барретта я не рассчитывала и даже не думала о нем, как об источнике помощи, в головном офисе банка в отсрочке мне отказали даже с отзывом денег из университета, влиятельных покровителей, которые могли бы договориться с банком у меня не было, и главное — может быть, узнай я об этих неприятностях хотя бы за пару месяцев, а не за неделю, я не стала бы пороть горячку и не ринулась бы делать такие глупости. А сейчас, когда до истечения срока оставалось несколько дней, я осознавала, что спасти нашу с отцом ситуацию могло только чудо, на которое я не надеялась.

В очередной раз заблокировав эту проблему в своем сознании, я нажала на вызов номера телефона клиники, уже настроившись на проблемы и здесь, но меня ждали хорошие новости — отец на прием все же приехал, успешно прошел пропущенную им процедуру, но главное — показатели кардиограммы, по словам мистера Томпсона, были в норме, и мне не о чем было волноваться.

“Дай Бог, чтобы сердце отца не подвело и после того, как у нас заберут дом”, - мысленно скрестила я пальцы, и все же от хороших новостей мое настроение улучшилось.

Я вертела в руках телефон, размышляя, стоит ли звонить отцу, но все же приняла решение до конца поездки на связь с ним не выходить — еще не хватало, чтобы он почувствовал мое подавленное настроение и начал переживать.

Ощущая ломоту и какое-то недомогание во всем теле, я решила прилечь. Несмотря на то, что я плотно позавтракала, я чувствовала себя какой-то опустошенной и уставшей — будто Барретт высосал, вытянул, выпил всю жизненную силу из меня, как энергетический вампир. Скорее всего, он им и был, потому что у меня не было желания даже пошевелить рукой, и весь день я решила провести в своей комнате, читая свою "Дженни". К тому же у меня и альтернативы другой не было — осознав, что до конца поездки меня не отпустят, мне ничего не оставалось, как ждать возвращения домой. Иногда у меня были мысли сбежать или устроить истерику, но я, вспомнив слова Барретта в ресторане “Sky Pacific”, реально осознавала, что своим сопротивлением и агрессией нарвусь только на насилие и большие неприятности от этого человека.

За весь день я лишь пару раз уловила звук лифта, нарушивший тишину апартаментов, — вероятно это был Дуглас с ланчем и обедом, от которых я отказалась из-за отсутствия аппетита, а после трех послышался шум пылесоса и суета убирающего в пентхаусе персонала. Чтобы меня не тревожили, я хотела закрыть свою комнату на ключ, но была удивлена, обнаружив, что мой замок не работает. Я напряглась в ожидании стука в дверь и общения с посторонними людьми, но, вопреки моим ожиданиям, горничные прошли мимо спальни, и меня не беспокоили, что не могло не радовать.

В течение дня я пыталась пару раз связаться Джули, но она трубку так и не взяла, вероятно замотавшись на работе, и я набрала ей сообщение:

“Как у тебя дела? Прости, я задерживаюсь в Нью-Йорке. Надеюсь Тигр не доставляет тебе много хлопот.”

Вечером в начале девятого послышался шум лифта и через некоторое время в мою комнату вошел Барретт — спокойной походкой, без стука, как к себе домой. Собственно, это и был его дом, но все же меня очень напрягало то, что он беспрепятственно нарушал границы моего личного пространства, будто я была его полноправной собственностью.

Он медленно подошел к моему креслу, где я сидела, и, просканировав мое лицо, тихо спросил:

— Ты почему с утра ничего не ела?

— Я была не голодна, — честно ответила я.

Мне хотелось добавить, что в неволе аппетит не развивается, но, понимая, что мои слова ничего для него значить не будут, промолчала.

Более ничего не сказав, он лишь прошелся равнодушным взглядом по моей комнате и поставил меня перед фактом:

— Одевайся. Через пятнадцать минут мы едем ужинать, — после чего такой же спокойной походкой вышел из спальни.

Но отведенного времени на сборы мне разумеется не хватило. Будучи от рождения копушей, как меня называл папа, я опоздала еще как минимум на пятнадцать минут, пока умывалась, пыталась собрать в ровный гладкий хвост свои непокорные пряди и натягивала свое новое платье. Посмотрев на себя в зеркало, я осталась довольна. Черное приталенное платье, чуть расклешенное к низу, длиной ниже колена, от фирмы Givenchy, сидело на мне хорошо — оно подчеркивало мою тонкую талию и скрывало объем моей попы. Правда, когда я увидела это платье на витрине, мой глаз зацепил скорее не фасон, а оригинальность — от подола взлетали ввысь вышитые шелком разноцветные маленькие бабочки, и долетая до закрытого лифа и короткого рукава удобно там усаживались, расправляя и демонстрируя свои красивые крылья.

В тон платью были и мои черные шелковые балетки с маленькими бантиком спереди. Правда, я совсем не подумала о сумке и теперь стояла с сотовым, расческой, малиновым блеском для губ и массой других вещей, не зная, куда все это положить. Так ничего и не придумав, я решила вернуть все обратно в свой кожаный черный рюкзак — по крайней мере по цвету он подходил.

Спустившись в фойе, я обнаружила полную тишину, и решила, что хозяин этого дома уехал ужинать без меня, чему я не очень и огорчилась — не любила я презентабельных ресторанов. Но внезапно в кабинете послышался голос Барретта, говорившего по телефону, а через несколько минут он и сам появился в фойе.

Он бросил короткий взгляд сперва на мое платье, потом на балетки и внезапно спросил:

— Ты все вещи в детском отделе покупаешь?

— Почему в детском? — нахмурилась я, инспектируя отражение своего внешнего вида в отполированных черных дверях лифта. — Это платье висело на витрине дорогого бутика, и… и оно для взрослых! И… и размер у платья тоже взрослый! — попыталась я отстоять свои позиции, а Барретт не слушая моих возражений, положил руку на мою поясницу и подтолкнул к лифту.

Но мое настроение было окончательно испорчено — теперь, когда меня обозвали ребенком в детском платье, мне вообще никуда не хотелось ехать, и я уперлась пятками, не желая заходить в лифт.

— Я не поеду… я здесь останусь… — запротестовала я.

— Я с тобой не дискутирую, — коротко бросил он и, уже в следующую секунду подхватив меня одной рукой под попу, вошел вместе со мной в лифт.

Выйдя на парковку, на которой нас уже ждал Дуглас, Барретт вновь зафиксировал мою поясницу, вероятно чтобы я не артачилась, и повел меня к джипу. Открыв заднюю дверь, он, видя мое нежелание ехать в ресторан, вновь подхватил меня под попу и, посадив в джип, плотно захлопнул дверь, будто я могла сбежать.

Как только он сам сел в машину Дуглас тихо поинтересовался:

— В Эмпайер или Дениэл?

— На пятидесятую, — коротко бросил Барретт, и уже через несколько минут мы пробирались по шумному, заполненному машинами и людьми вечернему Манхэттену.

Всю дорогу до ресторана в машине стояла тишина, лишь иногда прерываемая короткими разговорами Барретта по телефону.

Внезапно на весь салон заиграла до боли знакомая цветочная ария из “Лакме” Делиба, которую я установила на свой телефон, — вероятно звонила Джулия. Под мелодичное сопрано Анны Нетребко, я судорожно пыталась выловить из рюкзака мой неуловимый телефон, ругая себя последними словами, что не включила вибро-режим. Наконец, к моей большой радости мелодия стихла, и через минуту послышался характерный звук пришедшего смс. Но, как назло, я все еще не могла найти сотовый, и мне под руку попадались то расческа, то плеер, то кошелек, но никак этот чертов маленький телефон.

Чувствуя, что я своим копошением привлекла внимание Барретта, я совсем разнервничалась и, чтобы найти сотовый побыстрее, начала по очереди доставать предметы из сумки, складывая их на коленках.

— Еще минута и я поверю, что ты достанешь из своего вещмешка гранату, — внезапно услышала я спокойный голос Барретта и вскинула на него взгляд. Он с невозмутимостью каменного изваяния смотрел на мои коленки, где небольшой горкой лежали вещи.

Покраснев до корней волос, я быстро начала складывать содержимое на место, бурча про себя, что у меня вовсе не вещмешок а маленький кожаный рюкзак, и так увлеклась, что не заметила, как расческа, запутавшись в наушниках моего плеера, зацепилась за лямку рюкзака. Я резко дернула за шнур, но последовала цепная реакция, и плеер вместе с расческой, увлекаемые серпантином провода, упали прямо на колени Барретта.

Я застыла, не зная, как поступить, но уже в следующую секунду Барретт потянул за шнур наушников вверх и прошелся взглядом по моему старенькому плееру, который раскачивался перед его лицом, словно маятник. Так и не произнеся ни слова, он аккуратно опустил устройство на мои коленки, а я, наконец засунув содержимое в рюкзак, нащупала сотовый и, достав его из бокового кармана, открыла сообщение.

Как я и предполагала, это была моя Джули.

“Как у тебя дела?” — прочла я и тут же набрала ответ:

“У меня все хорошо. Не волнуйся за меня. Как ты? Как Тигр?”

“Все ОК. Не переживай. Что делаешь?”

“Едем в ресторан.”

“Ты в обновке?”

“Да.”

“А подробнее?”

Я украдкой посмотрела на Барретта, который в это время говорил по телефону, и, вспомнив, как он отреагировал на мое платье с бабочками, недовольно прикусила щеку и, секунду подумав, напечатала:

“Я не очень разбираюсь в моде… Мне сказали, что я купила платье в детском отделе”

Некоторое время Джули молчала, но наконец от нее пришло сообщение:

“В следующий раз купи какой-нибудь разврат с декольте до пупа и с разрезом до задницы!!!”

Прочитав ее гневный пост, я улыбнулась, и мое настроение немного улучшилось. В словах Джули был некий резон — купи я что-то чересчур откровенное, может быть Барретт и вовсе меня не взял бы в ресторан, правда, я бы сама никогда не надела слишком открытый наряд, в котором я чувствовала бы себя голой.

Я уже хотела написать Джулии ответ, но увидев, как Дуглас припарковал машину у яркой вывески ресторана, я быстро напечатала “мы приехали, свяжусь позже” и положила сотовый в рюкзак.

В холле ресторана было очень людно. Метрдотель, возвышаясь у своего пюпитра, подобно дирижеру, управлял посетителями, как своим оркестром, кому-то предлагая пройти за хостесс в зал, а кого-то отправляя посидеть к бару, пока не освободится столик. Увидев Барретта, он приосанился, и как только мы приблизились, вежливо поздоровался и лично повел нас к ВИП-зоне, расположенной на верхнем этаже.

Пока мы шли по основному залу ресторана, с Барреттом поздоровались несколько солидных мужчин, но не это меня напрягало — я то и дело ловила заинтересованные оценивающие взгляды, которые женщины бросали на Барретта, а потом и на меня.

Слава Богу, в чиллаут зоне было гораздо тише и не так людно — всего несколько столов — за один из которых нас и проводил метрдотель.

Барретт, не посмотрев в меню, сделал заказ, причем и на мою персону тоже, даже не спросив меня, хочу ли я есть заказанный им какой-то стейк Кобе**, и отказался от карты вин от сомелье, выбрав лишь минералку.

Наконец, как только услужливый персонал оставил нас в покое, я тихо произнесла:

— Я не люблю мясо.

Барретт на это ничего не ответил, вероятно в очередной раз давая понять, что он со мной не дискутирует, и я, опустив глаза, решила больше вообще не разговаривать, а просто молча съесть ужин и как можно быстрее отсюда уйти.

Но как только я настроилась на эту волну, за спиной послышались шаги, вероятно новых гостей ВИП-зоны, и негромкий уверенный голос произнес:

— Здравствуй, Ричард.

Я резко обернулась и увидела женщину, направлявшуюся к нашему столу. Она была красива, грациозна и определенно принадлежала к миру бизнеса — от нее веяло успехом, амбициями и уверенностью в себе. Она мило улыбалась Барретту, и я почувствовала на уровне интуиции, что их связывала не дружеская, а скорее интимная нить.

От этого вывода я напряглась, готовясь, что меня сейчас будут оценивать, как соперницу, а учитывая, что эта женщина была откровенно эффектна, в этом соревновании, в которое я даже не ввязывалась, определенно вырисовывался победитель. Как я и предполагала, на меня бросили мимолетный оценивающий взгляд, и я вновь услышала ее низкий, слегка грудной голос:

— Ричард, какая приятная неожиданность. Ты давно в Нью-Йорке?

— Недавно, — кивнул Барретт, отвечая и здороваясь одновременно таким образом, но женщину, вероятно знавшая о его неразговорчивости, совсем не смутила такая короткая приветственная речь, и она продолжила:

— Хотя, чему я удивляюсь. Этот ресторан всегда был одним из наших любимых, — улыбнулась она, и мне на секунду показалось, что она сделала акцент на местоимении “наших”, будто намекая мне то ли на общность интересов, то ли на одинаковый статус, то ли на давнее знакомство с этим мужчиной. Правда, меня эта информация никак не задевала — потому что соперницей я не являлась.

— Да, здесь качественно готовят, — кивнул Барретт, и по его спокойному лицу я никак не могла понять — то ли он поддерживает разговор, то ли наоборот ждет, когда эта женщина отойдет к своему столу.

— Согласна, элитное место, — уверенно улыбнулась она. — Кстати, можешь меня поздравить. Я сегодня выиграла тендер на “Blue Pharmaceutical”, - и она сделала короткую, но увесистую паузу.

— Достойная победа, поздравляю, — поднимая бокал с минералкой, ответил Барретт и, судя по его очередному кивку, он знал, о чём идет речь.

Я ожидала, что за этим последует приглашение на праздник от нее, или приглашение отметить эту победу от него, но оба молчали, то ли выдерживая паузу, то ли ожидая, кто сделает первый шаг, а мне ничего не оставалось, как тихо наблюдать за этой сценой.

— Я ее заслужила, — первой не выдержала женщина, имени которой я так и не узнала, потому что она не представилась.

Нет, она не была заносчивой или агрессивно настроенной по отношению ко мне. Скорее напротив — это можно было назвать равнодушием или, как бы сказала моя Джули “режим полного игнора” — женщина вела себя так, будто Барретт ужинал один, и меня здесь не существовало.

— Вот ты где… — внезапно послышался за моей спиной мужской голос. — Прости, что задержался… не мог не поздороваться с Симонсами… — и уже через секунду к нашему столу подошел мужчина приблизительно того же возраста, что и женщина. Он был среднего роста и телосложения, а его очки в тонкой оправе и твидовый пиджак придавали его виду еще больше интеллигентности.

— Ричард, я тебе уже представляла моего младшего брата Теодора, на вечере в честь Дня рождения мэра, — сказала женщина, направив более мягкий взгляд на брата.

Барретт кивнул и, коротко поздоровавшись с мужчиной, окинул его спокойным взглядом. Но, внимательно наблюдая за Теодором, я увидела, что несмотря на его веселый вид, в его глазах промелькнула некая серьезная эмоция, будто он хорошо знал имя Барретта не только по их единственной встрече на вечере.

— Тео недавно получил докторскую степень и перевелся в Колумбийский Университет. Теперь будет преподавать там историю, — с гордостью в голосе произнесла женщина, поглаживая брата по руке, а он, в свою очередь усмехнувшись, отметил с иронией в голосе:

— Она никогда не забывает об этом упомянуть, — и накрыл ладонь сестры своею, из чего можно было понять, что этих двух людей связывает не только родство, но и крепкая дружба и поддержка. Украдкой бросая взгляды на эту пару, я отметила, что сестра с братом представляли собой полные противоположности — словно она перетянула на себя всю жесткость и ответственность, оставив ему мягкосердечие и уступчивость.

Но мои размышления прервал голос Барретта:

— Лилит Ева Харт, — коротко назвал он меня полным именем, которым я совсем не любила представляться, и внимание гостей тут же направилось на меня.

— Милые бабочки, — радушно улыбнулась женщина, а я, вспомнив, что меня назвали ребенком в этом платье, мысленно поежилась от дискомфорта, предполагая, что она скорее хотела подчеркнуть мою неуместность в этом элитном месте, нежели похвалить платье.

— Рад знакомству. Теодор Прайз, а это моя сестра Каролина Прайз, — тут же вступил вслед за сестрой мужчина, и я, быстро овладев эмоциями, поздоровалась, протягивая руку.

— У ваших родителей определенно был неординарный взгляд на жизнь, если они назвали свою дочь таким красивым именем, — между тем продолжил он беседу со мной.

Не желая развивать тему своего имени и родителей, я улыбнулась и попыталась перевести разговор на собеседника:

— Теодор и Каролина тоже неординарные и красивые имена… — тихо произнесла я и остановилась, решая, нужно ли говорить о своих предположениях вслух.

Но вероятно уловив недосказанность в моей интонации, присутствующие ждали завершения, направив взгляды на меня, и мне не оставалось ничего другого как продолжить: — Можно предположить, что ваши родители любили творчество Теодора Драйзера*.

— Браво! — негромко воскликнул мужчина тоном учителя, похвалившим ученицу и, улыбаясь добавил, обращаясь к Барретту: — Ричард, ваша спутница находчива и умеет делать тонкие комплименты.

Барретт на это никак не отреагировал, а Теодор, к моему сожалению тему не закончил, опять обращаясь ко мне:

— Что вы думаете об имени Ричард? — и я вновь почувствовала в его голосе нотки любопытного учителя, задавшего своей студентке дополнительный факультативный вопрос.

Посмотрев на Барретта, на его правильные черты лица и еще раз отметив жесткую аристократичность, благородную стать и доминантный подавляющий взгляд, я тихо произнесла:

— Имя-Лидер.

— Ричард Львиное Сердце… — улыбаясь, добавила Каролина, будто хотела сказать, что разгадала ход моих мыслей, но это было немного не то, что я имела в виду.

— Не совсем… — честно призналась я.

На лице Теодора уже отобразился следующий вопрос ко мне, но Каролина, подхватив его под локоть опередила брата своей речью:

— Нам, собственно, пора. Ричард, была рада встретить тебя, — и с этими словами повела брата к столу, у которого вот уже пять минут терпеливо ждал официант, а я, провожая взглядом эту пару, облегченно вздохнула — будучи интровертом, я не любила пристального внимания к себе.

От мыслей меня отвлек официант, который поставил передо мной огромное блюдо, где дымил и шипел только что снятый с огня стейк. Я взяла вилку и, аккуратно отодвинув ненавистное мне мясо, потянулась к овощному гарниру.

— Нет, — внезапно услышала я тихий баритон и посмотрела на Барретта. — Ешь мясо, — коротко добавил он.

— Я не хочу мясо и не люблю его, — повторила я, немного наморщив нос, наблюдая, как он ловко орудует ножом и вилкой в тарелке.

— Не обсуждается, — последовал ответ.

— А если я откажусь? — упрямо отстаивала я свои позиции.

— Рискни, — не взглянув на меня, спокойно ответил он, отправляя сочный кусок стейка себе в рот, и я отметила, что сейчас он был похож на хищника поедающего жертву.

Инстинктивно понимая, что он не блефует и найдет способ добиться, чтобы его игрушка получила дозу животных белков и функционировала без перебоев, я наморщила нос и нехотя взяла нож с вилкой. К тому же, я хотела побыстрее уйти из этого элитного, как сказала Каролина, места, и мое нежелание есть мясо, совсем не ускоряло наш уход из ресторана.

— Какая разница… мясо… овощи… — все же недовольно прошептала я, медленно разрезая стейк, но Барретт на это ничего не ответил, а я, пробуя мясо, должна была признать, что оно было ароматное, сочное и таяло во рту.

Но не успела я опять настроиться на то, чтобы побыстрее съесть ужин и ретироваться из ресторана, как вновь услышала имя Барретта, и уже через пару секунд к нам подходил невысокий мужчина средних лет и плотного телосложения. Он был в сером костюме в крупную клетку, который сидел на нем, как влитой, а его темные глаза и немного смуглая кожа определенно говорили о южной крови — может быть, итальянской или испанской.

— Ричард, рад тебя видеть в своем ресторане, — улыбаясь и немного раскинув руки, как гостеприимный хозяин, сказал мужчина.

На этот раз Барретт приподнял уголок рта, и произнес:

— Джефф, пока в твоем ресторане хорошо готовят мясо, ты всегда можешь держать зарезервированным столик для меня.

Мужчина с достоинством склонил голову, благодаря за комплимент по-Барреттовски и, переведя взгляд на меня, элегантно представился:

— Джефф Синан.

— Лили Харт, — на этот раз представилась я сама, протягивая руку и отмечая, что его фамилия скорее уходила к мусульманским корням, но всё же что-то в его поведении, внешности и речи было от романских кровей.

— Ричард, почему ты не заказал под мясо красное вино для девушки? — дружески пожимая мне руку, обратился он к Баррету. — Я знаю ты не особый любитель вин, но для мисс Харт можно было бы заказать мое бордо. Ты же знаешь, у меня одна из самых лучших винотек в Нью-Йорке.

— Рано ее еще к алкоголю приучать, — спокойно ответил Барретт, а Джефф сразу же тактично переключился на другую тему:

— Мисс Харт, рекомендую удивительные десерты от нашего шеф-повара по десертам. Французские, итальянские, немецкие и даже восточные сладости на любой вкус, — учтиво улыбнулся он и, вероятно чтобы поддержать разговор, спросил: — Какие десерты вы предпочитаете?

— Наверное, французские, — стушевалась я, не зная, что сказать, так как в изысканных десертах, предлагаемых в дорогих ресторанах, особо не разбиралась.

— Закажите Tarte aux framboises, десерт называется “un baiser d’oiseau”**. Не пожалеете, — в очередной раз улыбнулся ресторатор.

Его улыбка была такой располагающей, щедрой и в то же время учтивой, что я, улыбнувшись ему в ответ, тихо произнесла:

— Как я могу не заказать кусочек малинового шедевра, тем более если он нежен как поцелуй. Спасибо за совет.

Ресторатор радушно улыбнулся и, вновь обратившись к Барретту, продолжил вести светские разговоры.

Минуты через две Джефф откланялся, и я вновь вздохнула немного свободнее.

— Ты говоришь по-французски? — внезапно спросил меня Барретт спокойным тоном, будто уточнял.

— Совсем немного, — удивилась я его наблюдательности и честно добавила: — Мой французский очень сырой.

— Тебе его в университете преподают?

— Не совсем, — отрицательно покачала я головой. — Год назад я записалась на факультатив по истории романских языков: в основном галльская и итальянская ветки, но мы уделяем время и иберике.

На это никакой реакции не последовало, и мы продолжили наш безмолвный ужин, иногда прерываемый разговорами Барретта по телефону и подходившими к нам мужчинами, которые хотели лично поздороваться с Ричардом. К концу ужина вновь завибрировал телефон, и уже в следующую секунду я услышала разговор, как я поняла, с Дугласом.

— Да, мне уже доложили… Поднимись ко мне… нет, не надо другого водителя…

Через пару минут на пороге ВИП-зоны появился Дуглас и, переговорив с боссом, также быстро и незаметно удалился, из чего я поняла, что Дуглас уехал по делам, а Барретт, глянув на меня, подозвал официанта:

— Малиновый торт-безе и счет, — коротко бросил он.

Через десять минут передо мной возвышался кусок неимоверно аппетитного французского шедевра с моей любимой свежей малиной.

Сладкое я всегда любила и теперь, когда передо мной стоял вкуснейший десерт, а не ненавистное мне мясо, я улыбнулась и, подхватив малинку, с превеликим удовольствием отправила ее в рот.

Барретт тем временем положил в кожаную папку со счетом черную кредитную карту с выбитыми золотыми буквами VISA INFINITE, и я облегченно вздохнула — это можно было считать завершением нашего ужина.

Выйдя из ресторана, я почувствовала, как меня окутала духота ночных каменных джунглей.

— Пошли, — услышала я тихий голос и, уже в следующую секунду почувствовав горячую ладонь Барретта на пояснице, последовала с ним в сторону паркинга.

На часах было одиннадцать и, хотя Нью-Йорк и слыл городом, который никогда не спит, дороги уже были гораздо свободнее, да и прохожих стало меньше.

Я любила ходить пешком, так что, несмотря на душное безветрие и быстрый темп Барретта, я все равно наслаждалась прогулкой. Внезапно на черном мутном небосводе полыхнула молния, и, не дав опомниться пешеходам, пришли капли дождя, теплые, несильные, накрапывающие мягкий рисунок на асфальте.

Мне нравились летние дожди — они были словно глоток свежего воздуха в знойном пыльном мегаполисе, его очищением, и я инстинктивно подставила лицо мягким каплям, тихо улыбаясь. Но внезапно в тучном небе еще раз сверкнула молния и послышались раскаты грома, предупреждая о надвигающемся ливне. Барретт прибавил темпа, и я, чтобы не отставать, схватилась за его рукав и старалась не упускать заданного им ритма.

И все же мы не успели — находясь в паре десятках ярдов от паркинга, я услышала, как громыхнул гром, и в следующую секунду полил прохладный ливень, отчего мое платье и шелковые балетки тут же стали тяжелыми от воды. Искать где-то укрытие, когда до парковки было рукой подать, уже не было смысла и Барретт, зафиксировав мой локоть, ускорил темп до моего бега. Я быстро перебирала ногами, скользя в мокрой обуви, но опасаясь, что я сейчас, как Золушка, потеряю туфлю или чего доброго упаду, я все же вывернулась из руки Барретта и на ходу сняла балетки. Внезапно он подхватил меня под попу, чтобы придать ускорение нашему движению, что несомненно помогло, и уже через несколько секунд мы стояли у лифта паркинга. Барретт одним махом ладони, по-мужски, стряхнул воду с макушки, и прошелся спокойным взглядом по моему мокрому лицу, зажатым в руках балеткам и платью, с которых стекала вода. Представив, как я сейчас выгляжу, — с взъерошенными мокрыми волосами, в обвисшем платье и босиком, я неуютно поежилась, сжав пальцы на ногах, и тут же наклонилась, чтобы обуться, чувствуя пятками холодный бетон.

Отжав волосы, я достала салфетки из рюкзачка и, видя, как по лицу Ричарда все еще стекают капли дождя, протянула ему упаковку.

— Не надо, — отрицательно покачал он головой, заводя меня в лифт, а я, ощущая дрожь от прохлады в мокром насквозь платье и дискомфорт от своего взъерошенного вида, побыстрее вытащила салфетки, и начала вытирать лицо и руки.

Выйдя на нужном этаже, я почувствовала сквозняк, гулявший по огромному пространству пустующей парковки, и моя дрожь усилилась. Барретт, вероятно видя, как меня бьет озноб, скинул свой пиджак и в следующую секунду я утонула в его одежде, пропитанной его энергетикой и запахом.

— Спасибо, так теплее, — поблагодарила я, отчетливо понимая, что он это сделал не из романтических побуждений, а потому что элементарно не хотел, чтобы я заболела и лежала с температурой.

Барретт вытащил из кармана устройство, больше похожее на объемный маленький смартфон с жидкокристаллическим экраном, и в следующую секунду в дальнем углу, у самой стены на звук сигнализации мигнул фарами и завелся черный Хаммер, вольготно занявший два парковочных места одновременно.

Внезапно неугомонный телефон ожил, и, судя по тому, что Барретт, выслушав собеседника, коротко бросил “Нет. Я сам приеду и разберусь”, я поняла, что он вновь отправится по делам, как только довезет меня до кондоминиума.

Подведя меня к передней двери джипа, он широко ее открыл, и подсадив за попу, вновь помог мне сесть. Пока я пристегивалась, Барретт сел на водительское сидение и, одной рукой вывернув руль своего "танка", стартовал с паркинга так быстро, что меня вжало в сиденье.

Кутаясь в тяжелый пиджак в теплом салоне, очень хотелось расслабиться и прийти в себя после водных процедур, но это было невозможно, так как манеру вождения Барретта нельзя было назвать безопасной. Он лавировал среди машин, перестраивался из ряда в ряд, и иногда развивал такую скорость, что я думала, мы сейчас взлетим.

— Так почему “имя-лидер”? — внезапно услышала я тихий баритон.

Вспомнив о теме имен, которую развил Теодор Прайз, я повернула голову к Барретту, который, не обращая внимания на дождь и мокрую дорогу, уверенно гнал наш джип вперед. Рассматривая его правильный классический профиль и наблюдая за его уверенными движениями рук на руле, я задумалась, пытаясь сформулировать свою мысль.

— Мне кажется, что сильные люди сами притягивают к себе сильные имена и вы…

— Ты, — поправил он меня.

— Ты… — повторила я, всё ещё чувствуя дискомфорт, и вновь замолчала, подбирая слова. — И ты притянул сильное, коронованное имя, как титул, который принадлежит тебе по праву. Вероятно, твои родители тоже это чувствовали и именно поэтому дали это имя.

Барретт на это ничего не сказал, и всю дорогу до апартаментов в салоне стояла тишина, нарушаемая лишь шумом мокрой дороги и рычанием двигателя.

Очутившись на парковке кондоминиума, я отметила, что приехали мы очень быстро, а, зайдя в апартаменты, Барретт снял с меня пиджак и, окинув меня взглядом, тихо приказал:

— Иди к себе, — после чего направился в свою спальню.

Моя одежда и волосы по прежнему были влажными, и я уже планировала подняться в свою комнату, но у меня была жажда после сытного стейка, поэтому я, пройдя к кухонной консоли, пыталась найти газированную минералку комнатной температуры, а не из холодильника.

“И где она может быть спрятана…” — бурчала я про себя, присев у очередного кухонного пенала, как внезапно в зале послышался шум, и я встала.

В сторону выхода шел Барретт, и на секунду я даже застыла от этого зрелища. Он был одет в армейские брюки цвета хаки и черную футболку, а по залу отдавались эхом его шаги в ботинках на шнуровке и грубой подошве. Передо мной сейчас был совершенно другой человек. ВОИН. И дело было вовсе не в одежде — Он был Воином от рождения, эта ипостась была впечатана в его сознание, она наполняла его кровь и плоть, она являлась его сутью. Так и не посмотрев в мою сторону, он скрылся в фойе, и уже через несколько секунд я услышала звук закрывающегося лифта и ватную тишину одиночества.

Приняв душ и надев вновь свою “пижаму”, я старалась отключиться, но сон не шел из-за водоворота моих мыслей, в котором было всё: и переживания за отца, и поиск для него нового жилья, и наше с ним будущее, но в дополнение ко всему еще какой-то непонятной минорной ноткой в моем сердце звучала тревога за Барретта — определенно он уехал куда-то в ночь на незапланированную встречу, решать какие-то вопросы. На часах было начало второго, а он все так и не появлялся. “Хотя, ему и по ночам звонили по работе, и почему я вообще должна тревожиться”, - успокоила я себя, но сон всё равно не шел.

Чтобы отвлечься от неуютных мыслей, я вновь взяла свою “Дженни” и попыталась сосредоточиться на тексте — мои глаза бежали по строчкам, я практически не понимала, о чем идет речь, но наконец веки отяжелели, и меня сморило в сон.

Проснулась я от постороннего присутствия в комнате и резко открыла глаза. Увидев Барретта, подходившего к моей кровати, я тут же села и, прижав коленки к груди, прикрылась покрывалом. Судя по тому, что его волосы были влажными от дождя, а рельефные подошвы ботинок на шнуровке поблескивали от воды, он только что приехал.

По спине прошел озноб от неуютного ощущения — в такие минуты, когда мы оставались наедине, я побаивалась его — было в его повадках и манерах что-то опасное, хладнокровное, но в то же время притягательное: словно я находилась в клетке с хищником, к которому хотелось протянуть руку, чтобы погладить его гриву, не забывая ни на секунду о том, что у этого хищника острые зубы.

Как обычно, просканировав меня спокойным взглядом, он по-хозяйски откинул покрывало, которым я прикрылась, и тихо скомандовал:

— Вставай.

— Зачем? — не поняла я, но в следующую секунду осознавая, что он хочет меня забрать в свою спальню, поежилась и, плотнее сжав свои коленки, осталась сидеть.

Увидев мою реакцию, Барретт молча подхватил меня под мышки, и вынес из комнаты, крепко фиксируя мою попу. Я попыталась высвободиться, но тут же почувствовала, как его стальное предплечье больно сжало поясницу, отчего у меня перехватило дыхание, давая понять, что сопротивлением я только нарвусь на агрессию, а он все равно возьмет то, что считает нужным.

Пока он нес меня по коридору, мое сердце бешено колотилось, меня вновь начал бить озноб, и я, прижав руки к груди и зажмурившись то ли от страха неизвестности, то ли от тихой паники, уткнулась носом в его шею, пытаясь успокоиться.

Зайдя в свою спальню, он вместе со мной сел на кровать и, игнорируя мое состояние, тихо приказал мне на ухо:

— Раздень меня.

Бесшумно вздохнув, чтобы он не слышал, я все же попыталась усмирить свои эмоции и потянулась ледяными пальцами к его футболке.

Обнажив его грудь с жетоном, я аккуратно сложила тонкий трикотаж рядом, а Барретт, уже не отдавая приказов, молча положил мои ладони на свой пояс.

Чувствуя под пальцами жесткую кожу армейского ремня и грубоватый материал брюк “милитари”, я внезапно осознала, что сегодня я раздевала Воина.

Уже более привычными, но все еще неуверенными движениями я сняла ремень и внезапно почувствовала на затылке горячую ладонь. По позвоночнику тут же начало растекаться тепло, и мое сердце перестало трепыхаться, как у колибри, перейдя на более спокойный ритм. Бросив взгляд на его непроницаемое лицо, я внезапно поймала себя на мысли, что в какой-то степени этот процесс раздевания стал нашим сакральным ритуалом — словно он давал мне время подготовиться, привыкнуть к его телу и к тому пространству, которое он создавал для нас.

— Ботинки, — тихо приказал он, и в следующую секунду, подхватив меня под коленки, опустил на пол.

Расшнуровывая и снимая с него тяжелые армейские ботинки большого размера, я чувствовала под пальцами всю ту же шероховатую грубую кожу, а ставя их рядом у кровати, не могла не отметить, насколько они тяжелые.

Как только я убрала руки от обуви, Барретт, подхватив меня под попу, вновь посадил к себе на колени и, подтянувшись на кровати, удобно откинулся спиной на подушки.

Понимая, что теперь я должна снять с него брюки, я проследовала ладонью к ширинке. Видя его возбуждение я постаралась преодолеть свое смущение и, расстегнув молнию, стала стаскивать с его бедер грубую толстую ткань.

Его ноги были идеальной формы — я прикоснулась к его голени, но внезапно услышала тихое но жесткое:

— Поторопись, Девочка.

Понимая, что должна продолжить, я потянулась ладонью к его белью, чувствуя, как бьется и просится наружу его возбуждение. Я медленно опустила резинку боксеров, и его член, наконец-то вырвавшись на свободу, тяжело покачнулся и агрессивно ударил меня по пальцам, будто наказывая меня за медлительность.

Как только ритуал раздевания был завершен, в следующую секунду Барретт подхватил меня за талию и усадил на свои бедра так, что его возбуждение уперлось мне в живот. Одним движением сняв с меня майку, Ричард прошелся горячими ладонями по моей груди и животу, отчего меня накрыла теплая волна. Остановившись на моих трусиках, он поддел их пальцами и резко дернул в стороны за края, разрывая мягкий трикотаж. От неожиданности я вздрогнула, но Ричард, не обращая внимания на мою реакцию, намотал мои трусики на свой кулак и прошелся пальцами по моему лоно. Мое тело ухнуло от непонятных ощущений, словно я попала в воздушную яму, и не успела я опомниться, как он приподнял мои бедра и медленно начал насаживать меня на свой член. От необычных ощущений я вся напряглась неосознанно сжимая пальцами его грудь, а он остановился и тихо приказал:

— Расслабься и дай мне войти нормально. Ты тугая, и так сильно меня сжимаешь, что я сейчас либо кончу, либо лишусь члена.

Нервно кивнув, я постаралась расслабить мышцы, а он, почувствовав более благоприятные условия, вошел в меня, насколько это позволяло мое лоно. Мне было дискомфортно, но уже не больно — я лишь ощущала в этой позе, насколько всеобъемлюще он наполнил меня изнутри, насколько глубоко он вошел в меня и насколько это ощущение было правильным, словно совпавший пазл.

На секунду Ричард замер, больно сжимая мои бедра, и, глубоко вдохнув, приподнял и опустил меня на члене. Я вздрогнула от новых ощущений, а он повторил это действие еще несколько раз, умело направляя мои движения.

Внезапно он сел, так что его лицо оказалось напротив моего, и, подтянув нас к подушкам, уперся спиной к изголовью кровати. Крепко зафиксировав меня в плотном кольце своих сильных рук, он сжал мои волосы на затылке, приподнимая мою голову вверх, и начал насаживать меня на член все жестче и интенсивнее. Он больно тянул меня за волосы, так что мое лицо уже смотрело вверх, словно я вновь подставляла его под сегодняшний дождь, его толчки становились все резче, а я, неосознанно сжав его плечи, старалась не потерять равновесие. Внезапно я почувствовала, как его ладонь обхватила мое горло, и в следующую секунду я резко опустилась на спину, оказываясь зажатой в кольце его стальных ног.

Теперь, фиксируя меня за талию одной рукой и не снижая темпа, он прошелся свободной ладонью по моему животу, и я почувствовала его пальцы на клиторе.

По моему телу пробежала горячая зыбь, и я вздохнула от приятного головокружения.

Он умело начал играть на моем клиторе мелодию похоти, и я чувствовала накатывающие волны удовольствия, где то на краю сознания отмечая, насколько приятно мне было чувствовать его плоть внутри себя, принимать своим лоно его мужскую суть доминантности и агрессии.

— Я хочу, чтобы ты кончила, — внезапно услышала я его тихий, но жесткий баритон. — Моему члену понравилось, как ты сжимаешься вокруг него.

Жесткий толчок Его члена — печать полноправного владения моим лоно.

Легкий виток Его пальцев — витиеватая роспись Его инициалов на моем клиторе.

Секунда вакуума — и я закричала от оргазма, выгибаясь, словно вибрирующая струна под умелыми пальцами музыканта.

Внезапно Ричард вздохнул еще глубже и, больно меня сдавив, так что у меня перехватило дыхание, в одну секунду сменил позицию, подминая мое тело под себя. Теперь он был агрессором — не сдерживая своего натиска, он глубоко вбивался в меня резкими толчками, а я старалась не обращать внимание на ноющий дискомфорт внизу живота от его металлического поршня и пыталась не задохнуться, придавленная его тяжелым торсом, словно стальным корпусом киборга.

Я чувствовала, как его мотор все чаще выбивал металлический набат, эхом отдаваясь у меня в ребрах, я ощущала, как его мышцы все сильнее напрягаются, превращаясь в урановый сплав, я осязала, как его член все больше наполняет меня изнутри, подготавливая мое лоно к взрыву.

Толчок. Еще Толчок — и Ричард, агрессивно прорычав, взорвался внутри меня, обливая мое лоно своим горячим расплавленным металлом.

Барретт тут же пошевелился и выйдя из меня откинулся на спину, успокаивая дыхание и вытирая себя моими порванными трусиками.

По наитию, неосознанно, мое тело потянулось к нему, но сейчас, когда он пришел к завершению, я чувствовала, что он вновь разорвал наше пространство, оставляя меня одну.

Я хотела пойти в ванную, чтобы смыть с себя остатки его отравляющего уранового извержения, но как только я немного подтянулась к краю кровати, чтобы встать, меня придавила его тяжелая рука.

— Нет, — коротко отрезал он, и я, вспомнив, что он запретил мне мыться после секса с ним, вновь опустила голову на подушку и свернулась калачиком, ощущая его запах на себе, словно я вся была пропитана им.

Прислушавшись к своим ощущениям, я отметила, что вновь чувствовала себя опустошенной, будто он напился вдоволь моей энергии, оставляя меня без сил. Правда, в этом был один плюс — мои веки быстро отяжелели и я провалилась в небытие.

Проснулась я от трезвонившего в спальне телефона. Открыв глаза, я увидела, как Ричард, резко сев на кровати, взял лежавший на тумбочке сотовый, и ответил на звонок. Выслушав собеседника, он лишь тихо бросил “понял” и дал отбой, а уже через минуту, натянув на себя боксеры, вышел из спальни, на ходу набирая номер. Повернув голову к стеклянной панели, я обнаружила, что на улице все еще было темно — скорее всего, раннее утро. Приподнявшись в постели, я немного напряглась, но вспомнив, что это не первый ночной звонок Барретта вновь опустила голову на подушку. “Вероятно, опять дела”, - мысленно пожала я плечами, но как только я об этом подумала, в спальню вошел Барретт и жестко бросил:

— Собирайся, мы возвращаемся в Сиэтл.

* В английском языке нет вежливой формы ВЫ, но для русского варианта я все же решила обыграть этот переход с ВЫ на ТЫ.

** Стейк Кобе — мраморная говядина премиального качества, получаемая от быков японской чёрной породы разновидности тадзима, выращенных в префектуре Хиого.

* "Сестра Кери" роман Теодора Драйзера. Главную героиню звали Кери, сокращенно от Каролина.

** Малиновый торт "нежный поцелуй"