Девочка. Книга первая

Глава 6

Проснулась я утром от того, что мне было зябко. Бросив на себя взгляд, я поняла, что так и спала в одежде на застеленной кровати и, натянув на себя черное покрывало, поежилась, стараясь согреться в прохладном плотном шелке. В доме стояла такая тишина, что казалось, если прислушаться, можно услышать шум падающих пылинок.

Моей первой осознанной мыслью было то, что Барретт ночью так и не нанес мне визита, и это радовало. Второй же моей мыслью было — ночевал ли он вообще дома?

Спросонок рассматривая свою комнату в утренних блеклых лучах, я сделала вывод, что она ничем не отличалась от бездушной обстановки всего пентхауса — все тот же холодный темный интерьер, в котором не хватало жизни: картин или хотя бы немного придающего теплоты декора в виде ваз и растений. В гостиную выходить совсем не хотелось — что я там забыла? Но мой желудок, отдававший голодным спазмом, говорил, что необходимо поесть, и я поплелась в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Выйдя в зал, я обнаружила на столе кухонной консоли пакеты с остывшим ужином, однозначно принесенные Дугласом, а также еще теплые круассаны на завтрак, и сморщила нос — обо мне заботились, как о сексуальной игрушке, которую нужно кормить, чтобы она функционировала исправно.

Увидев в углу на отполированном столе кофе-машину, я подошла к ней и попыталась разобраться, как из этого аппарата футуристического вида, который, казалось, в любую минуту мог взлететь, можно было добыть чашку кофе, но, опасаясь сломать дорогую технику, я вынуждена была позавтракать без традиционного кофейного допинга. Зажав в руках стакан апельсинового сока, я подошла к стеклянной панели и залюбовалась зеленью Центрального Парка, который был виден с высоты пентхауса. Рассматривая пышные кроны деревьев, я чувствовала себя птицей, запертой в титановой клетке в стиле хай-тек. Вспомнив слова Дугласа о том, что я здесь не пленница, я решила попросить его об услуге — согласовать с Барреттом мою прогулку по Центральному Парку — сидеть в четырех стенах, жалеть себя и накручивать нервы совсем не хотелось.

Но время близилось к полудню, в апартаментах так никто и не появлялся, и я ругала себя последними словами, что не взяла номер телефона Дугласа.

Чтобы не пропустить появление телохранителя, я устроилась в зале, и наконец в половине первого в фойе послышался шум лифта, а спустя секунду на пороге появился Дуглас с пакетом в руках — как я поняла, с ланчем для меня.

— Добрый день, Дуглас, я могу вас попросить об услуге, — с места в карьер начала я.

Телохранитель, такой же немногословный как и его хозяин, коротко поздоровался и вопросительно посмотрел на меня, готовый внимать моей просьбе.

— Вы бы могли поговорить с мистером Барреттом о том, чтобы мне выдали карту гостя. Я бы хотела погулять в Центральном Парке, — попросила я, но увидев, что Дуглас на секунду задумался, добавила: — Я бы могла сама поговорить с мистером Барреттом, но не знаю его номера телефона.

— Мистер Барретт вылетел ранним утром в Вашингтон, но я с ним свяжусь, — согласился Дуглас и, более не сказав ни слова, скрылся в своей комнате, а я, узнав, что Барретт улетел в очередную командировку, облегченно выдохнула — моя надежда, что он более не вернется и что меня отправят домой, замерцала с новой силой, словно лампочка.

Дуглас оказался человеком слова — ровно через полчаса он стоял передо мной и монотонно оглашал приговор.

В связи с тем, что я могла попасть в неприятности в чужом незнакомом городе, одиночные прогулки мне были запрещены. Однако, в связи с тем, что у меня не было подходящей одежды, я, по словам мистера Барретта, могла потратить свое время целесообразно — выехать до ближайшего приличного магазина в сопровождении Дугласа и купить наряд, соответствующий статусу престижного ресторана.

— У меня нет денег на приличные наряды, — нахмурилась я.

Но Дугласу было что сказать и на это.

— Это кредитная карта компании на представительские расходы, — и он протянул мне поблескивающий пластик VISA.

— Я не буду покупать себе одежду на чужие деньги! — в сердцах выпалила я, отказываясь брать кредитку.

Но Дуглас, молча выслушав мою тираду, лишь спокойно произнес, предлагая мне “сказочную” альтернативу:

— Вы можете остаться дома.

Понимая, что Дуглас лишь передает слова хозяина, я нахмурилась, и от досады мне хотелось наступить со всей силы пяткой Барретту на ногу.

Грустно посмотрев на телохранителя, я спросила:

— Ну а вам разве хочется ходить со мной по магазинам?

— Я на службе, мисс Харт, — коротко ответил он, и мне нечего было ему возразить.

Рассматривая телохранителя, от досады я прикусила щеку, не зная что делать, но мой разум выдвинул резонные доводы: “Харт, скажи спасибо, что Барретт улетел в Вашингтон и не взял с собой Дугласа, а то вообще осталась бы взаперти на сутки”.

— Ладно, поехали хоть куда-нибудь, — грустно вздохнула я, соглашаясь на любые условия, лишь бы не сидеть в четырех стенах, и мы направились к лифту.

Но уже на парковке, сидя в машине, Дуглас повернулся ко мне и озадачил меня вопросом:

— Куда вас отвезти?

— Понятия не имею, — растерялась я: меньше всего на свете меня интересовали дорогие бутики в Нью-Йорке.

Телохранитель на секунду задумался, а я, понимая, что в его обязанности не входило знать карту дорогих женских магазинов, что ему тоже совсем не хотелось проводить время в женских бутиках, и по большому счету я для него еще та головная боль, начала соображать, где бы мне раздобыть информацию.

— Сейчас я позвоню подруге, — пришла мне ценная мысль в голову и я тут же набрала Джулию — она бывала ранее в Нью-Йорке и точно могла мне посоветовать подходящий магазин.

— Господи, ну конечно “Barneys” на Мэдисон и вся пятая авеню! — воскликнула она, когда я ей объяснила вкратце суть проблемы “подходящего наряда для ресторана”.

Но так как это название и адреса мне ни о чем не говорили, я решила проблему по-другому.

— Я сейчас передам сотовый водителю и ты ему все объяснишь. Его зовут Дуглас, — подготовила я подругу и передавая телефон, обратилась к телохранителю:

— Дуглас, вам сейчас все объяснит моя подруга. Ее зовут Джулия.

Как ни странно разговор прошел очень быстро — вероятно Дуглас знал названия упомянутых Джулией улиц, и я, получив телефон обратно через полминуты, немного успокоилась, что хоть эта проблема решена.

— Спасибо, Джули, — поблагодарила я, а она неожиданно спросила:

— Этот Дуглас вообще разговаривать умеет?

— В смысле? — не поняла я.

— Никакой тебе приветливости или обходительности. Короткие “да” и “знаю”. Мог бы и сам представиться и хотя бы спросить, как меня зовут… — недовольно бурчала подруга, задетая таким безразличием.

— Я сказала, что тебя зовут Джулия, — попыталась я защитить парня, но подругу этот аргумент не успокоил, и я, чтобы уйти от темы, перевела разговор в другое русло: — Посоветуй, какое платье мне купить?

— Да, кстати об этом! — и пока мы продвигались в пробках к цели, Джулия, подрабатывающая в дорогом бутике, давала мне ценные указания относительно последних веяний моды.

— Если будешь покупать Прада… а у Гуччи новая линия обуви… сумку бери в Луи Витон… — то и дело слышала я названия модных брендов. — Ты должна быть самой красивой, самой сногсшибательной и заткнуть всех этих бывших его девиц за пояс! — наставляла меня Джулия, а я тихо поддакивала, соглашалась, кивала головой, но совершенно не вслушивалась в суть ее советов.

К счастью для меня, и в первую очередь для Дугласа, мой шоппинг прошел очень быстро. Осознав, что наряды любого дорого бренда по цене превышают мой заработок в кафе за несколько месяцев, я наугад пошла по правой стороне торгового центра, ориентируясь исключительно на свой вкус. Увидев в витрине понравившееся мне платье, я зашла в бутик, пока Дуглас остался ждать меня снаружи, и уже через десять минут вышла с фирменными пакетами, куда любезные девушки продавщицы упаковали платье и туфли.

Дуглас, встретивший меня на выходе из бутика, забрал пакеты и, вероятно помня мой долгий разговор с Джули относительно веяний моды, вопросительно посмотрел на меня в ожидании дальнейших инструкций.

— Я всё, — тихо отрапортовала я, а Дуглас, услышав мои слова, удивленно спросил:

— Уже? — и это были первые его слова за день, произнесенные с интонацией.

— Ну да… я не особый любитель шоппинга, — призналась я, мысленно наморщив нос.

Сказать, что Дуглас был доволен — ничего не сказать. Несмотря на то, что его лицо оставалось спокойным, в глазах на пару секунд промелькнула некая эмоция то ли радости, то ли благодарности за то, что его не заставили таскаться по магазинам и сидеть у женских примерочных.

Но, подходя к лифту, чтобы спуститься на парковку, я подсознательно замедлила шаг, не желая возвращаться в унылый дорогой пентхаус.

— Вы голодны? — внезапно спросил телохранитель.

— Нет, — честно призналась я, и Дуглас, более ничего не сказав, нажал на кнопку “паркинг”.

Стоя в очередной пробке по дороге к кондоминиуму, я рассматривала из окна дорогие витрины бутиков, рестораны и галереи, не зная чем себя занять. Несколько раз я порывалась заговорить с Дугласом, но мне было как-то неудобно навязывать свое общество, начиная разговор первой, поэтому я молча продолжала наблюдать за городским пейзажем из окна джипа. Внезапно на глаза попался рекламный вертикальный баннер “Метрополитен Музей. Текущая Выставка. Импрессионизм и современность”

— Надо же. Мэт новую экспозицию открыл. Интересно, кого из импрессионистов они выставили? — особо не осознавая, произнесла я, размышляя вслух, и даже сжала кулачки настолько мне захотелось прикоснутся к энергетике подлинников Моне и Ван Гога.

Дуглас бросил взгляд на ярко-красный баннер, слегка развивающийся словно военный стяг на ветру и, посмотрев на меня в зеркало заднего вида, неожиданно спросил:

— Вы хотите пойти?

— Я мечтаю пойти… — честно призналась я.

Дуглас молча достал iPhone, пока мы стояли в пробке, и уже через пару секунд он начал разговор.

— Мисс Харт хочет посетить выставку картин в Метрополитен-музее…

И мои брови поползли вверх — неужели он решил отпросить меня у Барретта?

— Да… — коротко продолжил Дуглас и некоторое время слушал абонента, а я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть удачу. — Понял… — наконец резюмировал он и дал отбой. — Мистер Барретт позволил поехать на выставку, — обратился он ко мне, и уже через минуту мы разворачивались по ближайшей авеню по направлению к Мэту, а мое сердце ликовало.

Очутившись на огромной парадной площадке Метрополитен-музея, я подняла голову, любуясь этим храмом искусства, и почувствовала себя мышонком Джерри, попавшим в Мегаполис. Я сделала шаг вперед навстречу к массивному парадному входу — и остаток дня пролетел как минута. Я изучала импрессионизм Моне, кубизм Пикассо, отточенную грацию греческого зодчества, средневековую готику гобеленов, и в этот момент все мои проблемы отошли на второй план. Я так глубоко погрузилась в свой любимый мир искусства, что забыла о времени, и только под закрытие музея, я обнаружила, что совсем не чувствую ног.

— Нам пора, — внезапно услышала я спокойный голос Дугласа и резко обернулась. Только сейчас я осознала, что телохранитель был настолько незаметным — держался в стороне, в разговоры не вступал — что я практически забыла о его присутствии.

— Огромное спасибо, Дуглас, за этот подарок, — тихо поблагодарила я, понимая, что он это сделал только для меня, потому что искусство этого человека интересовало постольку поскольку, и он иногда откровенно скучал, пока я наслаждалась очередной экспозицией. — Я не знаю, как я вас могу отблагодарить, но если вам когда-нибудь понадобиться моя помощь, всегда обращайтесь.

Дуглас на это ничего не сказал, и я, понимая, что моя сказка на сегодня закончена, нехотя пошла вслед за ним к парковке.

Как только мы приехали домой, телохранитель заказал для меня обед и скрылся в своей комнате, оставляя меня в полном одиночестве. В свою спальню мне совсем не хотелось идти — там было еще мрачнее — и я расположилась в зале с книгой в руках, решив, что Барретт сегодня все равно дома не появится.

Но в начале девятого я услышала, тихий ход лифта и шаги Дугласа в фойе.

“Неужели Барретт приехал?” — от досады нахмурилась я, понимая, что уже не успею спрятаться в своей спальне, но внезапно услышала незнакомый мужской голос.

— Здравствуй еще раз, Дуглас. Спасибо, что впустил. Представляешь, оставил телефон в машине и не услышал ни звонка, ни входящего смс от помощника Ричарда, что тот задерживается и переносит встречу на полдесятого. Прочел сообщение уже на Манхеттене и решил, что с такими пробками разворачиваться уже нет смысла, да и в ресторане, где мы планировали встретиться, не хочется сидеть и смущать бедных официанток, поедая их годовой запас хлебных палочек в ожидании Ричарда.

“Ричард? Кто это?” — пронеслось у меня в голове, но после слов Дугласа, всё встало на свои места.

— Мистер Барретт предупредил меня, что произошла несостыковка в планах. Он скоро будет. Подождите его в зале, — уверенно произнес телохранитель, а в следующую минуту в гостиную в сопровождении Дугласа вошел незнакомец. Это был мужчина лет тридцати пяти — сорока, среднего роста и телосложения, с приятными чертами лица и мягким взглядом. Заходя в зал, он улыбался, и его открытая и располагающая к себе улыбка, равно как и его одежда — джинсы и рубашка-поло — совсем не вписывались в атмосферу этого места в стиле хай-тек.

Увидев меня, он изучающе посмотрел на мое лицо, вероятно пытаясь определить мой статус, но уже в следующую минуту произнес:

— Здравствуйте, прелестная девушка. Меня зовут Джейсон Коллинз.

— Лили Харт, — представилась я, все еще гадая, кто этот человек.

— А мисс Харт тоже ожидает мистера Барретта? — аккуратно уточнил Джейсон, переведя взгляд на Дугласа, и судя по тому, что в его глазах читалась неуверенность, он так и не смог вычислить мой статус.

— Мисс Харт гостья мистера Барретта, — видя мою растерянность, тактично ответил Дуглас, расставляя все точки над “i”.

В глазах мужчины на секунду промелькнуло удивление, но он тут же постарался его скрыть за дружелюбной улыбкой, а я, понимая его внезапную эмоцию, совсем смутилась от неприятных мыслей: “Да, гостьи мистера Барретта обычно гораздо ярче и статусом, и внешностью”.

Бросив быстрый взгляд на Джейсона, я попыталась понять, кем он являлся Барретту, если называл его по имени, но так и не разгадав этой загадки, решила ретироваться в свою комнату.

— Мисс Харт, пожалуйста, не уходите, составьте мне компанию, — остановил меня Джейсон, видя мое желание исчезнуть, и тут же спросил: — Вы из Нью-Йорка?

— Нет, я приехала из Сиэтла, — уточнила я, в то время как Дуглас испарился к себе в комнату, а Джейсон, уверенно прошел к барной стойке, из чего я сделала вывод, что он здесь не в первый раз.

Понимая, что с моей стороны было бы совсем некрасиво прятаться, как маленькому ребенку, в спальне, когда со мной ведут беседу, я кивнула, принимая приглашение, и вновь села на диван.

— Вы бывали ранее в Нью-Йорке? — продолжил он светскую беседу.

— Нет, я впервые в Большом Яблоке.

— И как вам?

— Мне сложно судить, я мало где была. А из окна машины много не рассмотришь.

— А где вы успели побывать?

— В Мэте. И очень удачно попала на новую выставку импрессионистов. — Джейсон некоторое время смотрел на меня, и я, не понимая его молчания, стушевавшись, добавила: — У меня было совсем немного времени. Только на Мэт нужно отводить несколько дней, а не часов. Одна коллекция Лемана может занять день.

— Понравилось? — внезапно спросил он.

— Да, — немного удивилась я его вопросу.

В комнате повисла тишина и я, постоянно ожидая от Джейсон вопроса, как мы познакомились с Барреттом, была внутренне напряжена, но в его изучающим меня взгляде, лучилось спокойствие, и казалось, его совсем не интересовала столь щепетильная для меня тема. От его спокойной, располагающей к себе улыбки я немного расслабилась и, чтобы заполнить создавшуюся тишину, спросила:

— А вы сами из Нью-Йорка?

— Да, я из Бруклина. У меня там несколько автомастерских.

— У моего отца был знакомый механик, который всегда говорил, что машина не терпит равнодушных рук, — решила поддержать я разговор, далекая от темы автомобилей.

— Он совершенно прав, — с улыбкой произнес Джейсон. — Свое дело нужно любить, иначе в этом нет смысла.

В его глазах лучилось столько уверенной тихой радости, что я опустила глаза, понимая его эмоции: найти свой путь, наслаждаясь любимым делом, это и было целью, к которой я стремилась, но пока находилась в поисках своей жизненной дороги.

— Вам повезло. Не каждому дано нащупать свою жилку в этом запутанном мире… — грустно улыбнулась я, поднимая на него глаза.

— Вы где-нибудь учитесь или работаете? — спросил он.

— Учусь в Вашингтонском Университете на факультете истории искусств.

— Теперь понятна такая тяга к искусству, — усмехнулся он.

— Да, — улыбнулась я, и честно добавила: — Правда своей жилки я пока не нашла.

— У вас еще все впереди, — подбодрил меня Джейсон. — Я тоже далеко не сразу понял. Спасибо Ричарду, втянул в это дело еще по молодости.

— Еще по молодости… — эхом повторила я, понимая, что Джейсон был связан с Барреттом из прошлого и неожиданно для себя мне стало безумно интересно узнать о нем как можно больше. — Если это не секрет, как давно вы знакомы с… — и на секунду я остановилась, — Ричардом?

— Да какой же это секрет, — пожал он плечами, — с детства и знакомы.

— Друг детства… — то ли спросила, а скорее констатировала я, и теперь поведение этого мужчины, который вел себя в пентхаусе свободно, был на ты с телохранителем и называл Барретта по имени, для меня становилось логичным.

— Можно сказать и так, — между тем продолжал он. — Нам было по одиннадцать. Рэдд разбил мне нос в кровь, а я оторвал рукав его куртки.

— Рэдд? — удивилась я.

— Да, это имя прилипло к нему еще с детства.

Я неосознанно улыбнулась, на секунду представив этого стального человека одиннадцатилетним мальчишкой-драчуном и в шутку заметила:.

— Прошли боевое крещение и окропили свою дружбу кровью.

— В точку, — согласился с усмешкой Джейсон, а я вновь поймала себя на мысли, что мне хотелось узнать как можно больше о Барретте, будто теперь к нему потянулось не только мое тело, но и сознание.

От этого простого вывода я растерялась, но решив с этим разобраться позже, продолжила с интересом слушать, а Джейсон, вероятно сам получающий удовольствие от детских воспоминаний, продолжил рассказ.

— Узнав, что это единственная осенняя куртка Рэдда, а на дворе стоял не июль месяц, я затащил его к себе домой, где мой отец накормил нас и зашил рукав его злополучной ветровки. Так, слово за слово, мы выяснили, что нам нравится всякая техника и ее устройство. После этого мы и начали собирать всякий металлолом, — усмехнулся он.

— Так вы и организовали свое дело? — не унималась я.

— Это все Ричард. У него железная деловая хватка. Талант. Позже он организовал мастерскую на имя моего отца, который тоже к слову сказать неплохой механик, ну а я был хорошим исполнителем-подмастерьем, который любил машины, — вновь улыбнулся Джейсон, и я, вспомнив, что у него свои мастерские, попыталась понять, почему они с Барреттом не пошли дальше вместе.

— Если не секрет… почему ваши пути разошлись? — все же осмелилась спросить я.

— Не секрет, — пожал он плечами. — Когда нам стукнуло по семнадцать, Ричард решил поступить на службу в ВМС, прошел спецподготовку и стал морским котиком. Спецназ, элита ВМС.

Последние слова Джейсон произнес с тихой гордостью за друга, а я опустила глаза, чтобы спрятать удивление — значит Барретт бывший военный, спецназовец, вот откуда и жетон, и шрам, и татуировка, и эти его лаконичные жесткие приказы.

— Вы давно встречаетесь с Ричардом? — внезапно услышала я мягкий голос Джейсона и резко вскинула на него взгляд.

“Нашу связь можно было назвать чем угодно только не отношениями, в которых люди встречаются”, - мысленно нахмурилась я.

Не зная что ответить, я смутилась, но, пытаясь сохранить спокойствие на лице, отрицательно покачала головой, а Джейсон коротко кивнул, будто подтверждая свои мысли.

В зале повисла тишина, и я, чтобы поскорее уйти от темы наших с Барреттом “отношений”, вновь спросила об их детстве.

— Так из-за чего вы подрались с Ричардом?

Но Джейсон не успел ответить, так как в фойе послышался звук открывающегося лифта, и спустя несколько секунд на пороге появился Барретт.

Джейсон, завидев друга тут же поспешил к нему, а я, боясь нарушить эту сцену, застыла, внимательно наблюдая за встречей мужчин. На первый взгляд в поведении Барретта при виде товарища мало что изменилось — может быть, только едва заметная улыбка на губах и похлопывание по плечу. И все же, мне показалось, что для Барретта Джейсон был кем-то особенным: его взгляд был более внимательным, его рукопожатие более крепким а его тихое “Ты как?” более теплым и участливым. А Джейсона и вовсе было не узнать — его глаза радостно сияли, и он словно вновь стал тем одиннадцатилетним мальчишкой, который хотел поделиться со своим лучшим другом Рэддом новой порцией драгоценного металлолома.

Понимая, что мое присутствие здесь совершенно ни к месту, я хотела уйти в свою комнату, но все же оставалась неподвижной, чтобы не привлекать к себе внимания и не нарушать немногословную мужскую встречу двух товарищей. Правда эта сцена длилась совсем недолго, и уже через полминуты Барретт прошел к барной стойке, чтобы налить себе минералки, а Джейсон, вернувшись на свое место, произнес:

— Я тут немного понастальгировал в присутствии мисс Харт, и в ее компании время пролетело незаметно.

Повернув голову в мою сторону, Барретт бросил на меня спокойный взгляд, и более никак не отреагировав на слова друга, лишь коротко кивнул, будто принял к сведению, а Джейсон продолжил:

— Мисс Харт интересовалась почему мы с тобой подрались, — усмехнулся он и внезапно обратился ко мне: — А вы как думаете, из-за чего?

— Не знаю, — честно призналась я, преодолевая смущение перед Барреттом и вступая в разговор: — Вероятно, что-нибудь не поделили?

— Можно сказать и так, — усмехнулся Джейсон. — Мы подрались из-за девчонки.

Мне стало так интересно, кто победил в этой схватке за сердце девушки, что я, несмотря на свое смущение перед Барреттом, не удержавшись, спросила:

— И кого она выбрала?

— Она никого не выбирала, — внезапно вмешался в разговор Барретт, отвечая спокойным равнодушным голосом, — выбирали ее мы. От нее ничего не зависело, и она бы осталась с тем из нас, с кем бы мы посчитали нужным.

— Все так и было, — подтвердил Джейсон, кивая. — А мы пришли к выводу, что мужская дружба и интерес к машинам гораздо выше какой-то четырнадцатилетней девчонки, которая раздавала авансы нам обоим.

Внезапно телефон Барретта завибрировал, и он, достав его из пиджака, вышел в фойе, тихо отдавая очередное короткое распоряжение.

В зале вновь воцарилась тишина, и я, все еще пытаясь разобраться в этом непростом человеке, решила расспросить о его детстве и о его родителях.

— Надеюсь, Ричарду не сильно досталось от родителей за порванный рукав ветровки?

— Нет, не досталось, — отрицательно покачал он головой, желая еще что-то сказать, но на пороге гостиной вновь появился Барретт.

— Нам пора, — бросил он Джейсону и, посмотрев на меня, добавил: — Дуглас закажет тебе ужин.

— Ричард, пусть и мисс Харт поедет с нами, — предложил Джейсон.

— Нет, нам нужно поговорить о делах, — возразил Барретт, и уже через полминуты я вновь погрузилась в гулкую тишину пентхауса.

Поднимаясь к себе в комнату, я прокручивала в голове наш с Джейсоном разговор, и у меня то и дело вставала перед глазами картинка одиннадцатилетнего мальчишки в разорванной куртке, отчего на ум приходил образ Тома Сойера с его единственным воскресным костюмом, который назывался “тот, другой”.

Если он вырос в Бруклине, и у него была одна единственная куртка, то я вновь ошиблась в характеристике его личности: называя его “Хозяином жизни”, я почему-то была уверена, что он из богатой семьи, некой династии что ли — было в чертах его лица, несмотря на всю его жесткость, что-то от благородных кровей, некая аристократичность. “Хорошо бы посмотреть на его детские фотографии… он наверное на них… забавный…” — задумалась я, но, поймав себя на том, что улыбаюсь, я тут же отдернула себя от этих романтических мыслей.

Но образы продолжали сменять друг друга, не слушая моего разума, и перед глазами вырисовывалась следующая картинка — молодой парень в военной форме, с автоматом через плечо. Значит, все-таки у него есть какие-то моральные принципы? Не мог человек пройти спецподготовку и поступить на службу в элитные войска спецназ из материальных соображений. Тем более Джейсон рассказывал об успехе их автомастерской, а значит деньги какие-то водились, и значит решение Барретта вступить в ряды спецназа было продиктовано какими-то принципами.

Так и не разобравшись в себе и в сумбуре своих мыслей я решила лечь спать — как говорила моя мама: утро расставит все точки над “i”.

Почистив зубы и приняв душ, я задумалась над открытой сумкой, ругая себя за то, что я совсем не подумала о пижаме. Когда я собиралась, мне было не до вещей: побросала первое, что под руку попалось и особо не думала о том, что будет дальше. Можно было бы надеть в постель свой топ, но я в нем ходила весь день, и это было не гигиенично, а без белья я спать совсем не любила — дело привычки. Вспомнив, что в гардеробной Барретта я видела полки с с аккуратно сложенными майками и футболками, я на секунду задумалась и выбрала из двух зол меньшее — лучше надеть что-то из его вещей, чем ложиться спать в одних трусиках. Приняв такое решение, я направилась в его спальню и натянула одну из маек Барретта — она оказалась длинной и вполне сходила мне за пижаму. “Думаю, он и не заметит", — успокоила я себя, и вернулась в свою спальню. Закрывая глаза, я чувствовала навалившуюся за день усталость и тешила себя надеждой, что Барретт и сегодня не приедет ночевать домой.

Но спалось мне плохо — я часто ворочалась в постели, меня что-то будило, и окончательно проснувшись в два ночи, решила больше себя не мучить и почитать свою “Дженни”.

Поискав глазами книгу, я вспомнила, что оставила ее в гостиной на диване, и накинув поверх майки свою рубашку, вышла в коридор.

Но уже у перил, собираясь спуститься в зал, я резко остановилась, в тусклом сиянии ночника увидев Барретта в кресле. В первую секунду я сделала шаг назад, желая уйти, но присмотревшись, я поняла, что он спит — его глаза были закрыты, он сидел ровно, может быть только чуть опустив голову, будто о чем-то задумался, и свесив с подлокотника руку с зажатым в пальцах пустым бокалом. Прикусив щеку, я некоторое время колебалась, стоило ли мне вообще спускаться в зал за книгой, и решила вновь уйти в свою комнату, но внезапно увидела, как из его ладони начал выскальзывать пустой стакан. Еще несколько секунд, и он полетит вниз — и я, уже не думая о последствиях, понеслась к креслу, в последнюю секунду успев поймать стакан.

Зажав теплый хрусталь в пальцах, я застыла напротив спящего Барретта, и вновь поймала себя на мысли, что мне совсем не хотелось уходить. Будто вновь мои эмоции, которые тянулись к этому человеку, и сознание, которое говорило "Беги!" были в конфронтации. Неосознанно, по наитию, я тихо опустилась на колени рядом с его креслом и стала внимательно рассматривать этого непонятного для меня мужчину. Несмотря на то, что его лицо по-прежнему оставалось жестким, я, находясь так близко от него спящего, почувствовала, что его энергетика немного изменилась — она перестала быть такой давящей, тяжелой. Я окинула взглядом его позу и улыбнулась — кисть его руки свисала с подлокотника, голова склонилась немного набок и весь его вид сейчас напоминал знаменитую фреску Сикстинской Капеллы "Сотворение Адама" Микеланджело. Не хватало в этой композиции только Бога, который бы протянул к пальцам Адама руку, давая тем самым своему творению импульс к жизни, передавая ему с этим жестом свою энергию, вдыхая в него свою силу. Я стала изучать руку Ричарда: большая ладонь, длинные пальцы, красивый овал ногтей — безупречная кисть, как у Адама. Мне также очень захотелось прикоснуться к этому произведению искусства, и я, медленно потянувшись кончиками пальцев, осторожно притронулась к его кисти — он не проснулся. Дотронулась до внешней стороны ладони — он не пошевелился. Тогда я, осмелев, обвела ноготком по контуру всю его ладонь, а завершив этот сакральный круг, погладила подушечками пальцев его костяшки, чувствуя насколько они жесткие. Но останавливаться мне совсем не хотелось, и я повела вдоль по каждому пальцу сверху вниз, до ногтя, будто мои прикосновения были легкими стекающими струйками воды. Его кожа на пальцах была немного грубоватой, но мне это нравилось, мне казалось это правильным — так и должно быть у мужчины.

Все же опасаясь его разбудить своими тайными исследованиями, я отстранила руку, но уже намереваясь встать, услышала его тихий голос:

— Верни свои руки на место.

От неожиданности я вздрогнула и резко посмотрела на него — его лицо и поза совсем не изменились, и он, так и не открывая глаз, повторил:

— Я жду.

Но я медлила — теперь уже осознавая, что он не спит, я не решалась вновь к нему прикоснуться, отчего неосознанно завела руки за спину.

Внезапно он открыл глаза, направляя взгляд в мою сторону, и я тут же почувствовала, как на меня навалилась его жесткая энергетика.

Я совсем смутилась под его взглядом, но все же опустила руку на его кисть, которую он развернул ладонью кверху. Немного осмелев, я пододвинулась поближе и начала изучать взглядом и кончиками пальцев его ладонь. Сперва мне захотелось рассмотреть его линию жизни: она была длинной, четко очерченной и глубокой, и я осторожно провела по ней ноготком. Переведя взгляд на линию ума, которая также была хорошо видна на ладони, я уделила внимание и этой черточке, устремляя вслед за ней свои пальцы. А вот с линией сердца была беда — ее просто не было, но я, мысленно дорисовав и эту колею, аккуратно провела по ней ноготком, желая ее воссоздать на его крепкой ладони. Барретт едва заметно пошевелил большим пальцем, тем самым привлекая мой взгляд к холму Венеры, который оказался упругим и сильным, а уделив ему достаточно внимания, я двинулась к холмикам у основания пальцев. В некоторых местах на бугорках кожа была более плотная и мне захотелось ее немного смягчить своими прикосновениями, отчего я обвела кончиками пальцев и эти грубоватости. Барретт уже не закрывая глаз, наблюдал за мной. Мне было немного дискомфортно под его взглядом, но изучать его ладонь было еще интереснее, и я, стараясь не обращать внимание на его стальную энергетику, провела вдоль каждой фаланги его пальцев, чувствуя подушечками шероховатость его кожи.

— Поцелуй, — внезапно тихо приказал он.

Прислушавшись к себе, я вдруг поняла, что мне хочется поцеловать этот сакральный рисунок, который я так тщательно чертила на его ладони. Я осторожно наклонилась и прикоснулась к его линии жизни, чувствуя губами жесткую ладонь.

Неожиданно он крепко обхватил большим и указательным пальцем мои скулы, и приподняв мое лицо, тихо спросил:

— Ты когда-нибудь к кому-нибудь прикасалась руками таким же образом?

— Нет, — удивилась я его вопросу.

Барретт на это ничего не ответил, но руки с моего лица не убрал, и лишь немного откинувшись на спинку кресла, спокойно произнес, не отводя взгляда от моего лица:

— Я хочу почувствовать твои пальцы на своем члене.