Девочка. Книга первая

Глава 24

Как только Эмили произнесла эту фразу, я вся похолодела. Мне казалось, что тревожнее и безнадежнее уже не может быть, но я ошибалась, я чувствовала себя так, будто погружаюсь на темное дно бездны все ниже и ниже.

— С кем он? — тихо спросила я, сжимая кулак.

— Подожди, — шепотом произнесла Эмми, полу-минутное шуршание в трубке, и я услышала уже громкий голос подруги: — Я набрала тебя из приватной покерной, а меня там могут услышать, поэтому я вышла в фойе. Но не волнуйся, подруга, я наблюдаю все через стеклянную витрину.

— С кем он? — затаив дыхание, переспросила я, уже готовая услышать самое нехорошее.

Эмили молчала, и эта минута мне казалась вечностью.

— Как бы тебе сказать… — наконец проговорила она, подбирая слова. — Малыш, ты только не волнуйся…

— Мгм, — промычала я, аккуратно вдыхая воздух, чтобы успокоить свое сердце, а Эмми не торопилась отвечать. — С кем. Он. Пришел? — выговаривая каждое слово спокойным голосом, давила я на подругу.

Я уже понимала по реакции подруги, что он пришел с женщиной, и хотела лишь подтвердить свои выводы.

— Он с женщиной? — в лоб спросила я, чтобы развязать язык подруге.

И наконец я услышала приговор:

— Это не одна, а две женщины, — тихо произнесла она, и мое сердце пропустило удар. Пока я собирала свои мысли воедино, Эмили продолжила уже более настойчиво, быстро, с каждым словом повышая тон: — Какие-то две ухоженные стервы, se ressembler comme deux goutte d`eau (1), в дорогом прикиде, вцепились в его пиджак — не оторвешь!

Я зажмурила глаза от ощутимой физической боли в груди. Сестры Романофф… Ведущие топ-модели нижнего белья "Agent Provocateur". В памяти, как вспышка, возникло фото Барретта, найденное некогда мной в Google: холодная улыбка, властный подавляющий взгляд; весь его вид говорил о полном контроле над всем, что входит в сферу его влияния, и, в частности, над двумя красавицами, стоящими по обе стороны от него.

Я представила себе, как эти две роскошные девушки модельной внешности прикасаются к его горячим ладоням своими холеными, с дорогим маникюром, пальцами, берут его за руку, трогают его пиджак и галстук, вдыхают Его запах, и мое сердце бешено заколотилось. Самое главное сейчас не устроить истерику перед Эмили.

“Харт! Возьми себя в руки! Ты не имеешь права на подобные эмоции! Ты не имеешь права ревновать его! “Твои чувства — это твои проблемы”, - колоколом бил его голос в моей голове.

— …Лили, ты вообще меня слышишь?! — голос подруги вырвал меня из транса. — Как это понимать, я тебя спрашиваю?!

Сделав несколько глубоких вдохов, я взяла себя в руки и уже твердым и уверенным голосом ответила:

— Эмили, не кричи, пожалуйста, и успокойся.

— Как это успокойся!? — подруга переходила на ультразвук: — Как это успокойся?! Какие-то две сучки повисли на ее мужчине, а она сидит, спокойно рассуждает и просит успокоиться! Между прочим, это ты сейчас должна биться в истерике! У меня такое впечатление, что ты вообще не удивлена!

Мне определенно нужно было объясниться перед подругой, и самая ближайшая версия лежала на поверхности:

— Мы сильно поругались, и я сказала то, чего не должна была говорить, — и я затаила дыхание, ожидая, как отреагирует Эмили.

— Аааа… Ну понятно. Зная твою прямолинейность, представляю, что ты ему там наговорила, — хихикнула Эмили. Определенно, после нашего дневного разговора она добавила алкоголя.

— Да, я предпочитаю говорить правду, — тихо подтвердила я, хотя, однозначно, мы с Эмили думали о разных вещах.

— То-то он с таким холодным видом зашел в приватную. Что же ты ему там такого наговорила?

— Мои слова здесь ни при чем. У него всегда такой вид.

— Ох и взгляд, скажу я, у твоего Барретта: властный, подавляющий, сканирующий насквозь, как рентген, и вместе с тем равнодушный. Бррр… Даже мурашки побежали. Знаешь, его взгляд напоминает Хищника.

"Он и есть Хищник", — хотела сказать я подруге, но не стала.

Эмили молчала некоторое время, и если бы не ее дыхание на другом конце трубки, я бы подумала, что нас разъединили. Наконец она вздохнула и заговорила каким-то оценивающим тоном, словно внимательно что-то рассматривала, склонив голову на бок:

— Жесткий он у тебя мужчина. Определенно, "Альфа". Учитывая, что за столом сидят далеко не простые люди, даже они глаза непроизвольно опускают, не выдерживают его взгляда, это на уровне инстинктов — подчинение "Альфе". Мощная сила характера и врожденное умение подчинять, скорее даже подавлять. Лидер от рождения. Это его суть. И энергетика у него такая… — Эмили замолчала, подбирая слова, — от него веет властью, доминированием, уверенностью, сексом и большими деньгами. Это убойная смесь. Поэтому и бабы вокруг него косяками вьются.

Вновь непроизвольно представив сестер Романофф рядом с Барреттом, я закрыла глаза от боли в груди, будто сейчас даже анестезия перестала действовать и, чтобы хоть как-то отвлечься от ненужных картинок в голове, тихо произнесла:

— А Райан почему выбрал именно это казино?

— Так одно из лучших. И Райан мне сказал, что у него здесь неофициальная встреча с каким-то бизнесменом из Нью-Йорка. Он тоже за столом, — резонно ответила Эмми и тут же продолжила: — Значит так: Барретт только что сел за стол. Ждали только его и начали новую игру — так что это надолго. Эти две крашенные стервятницы не отходят от него — мельтешат рядом, расселись в креслах рядом с баром в паре ярдов, хотя он их и отпустил погулять. Интересно, где он их подцепил?

Я сморщила нос и пояснила:

— Вероятно, это сестры Романофф…

— Ты что, их знаешь?!

— Я их не знаю, Эмми, откуда… я только предполагаю, кто это может быть, — произнесла я, пытаясь быть спокойной и уравновешенной, и мне это удавалось с трудом. — Я видела фото его и сестер в Google, и о них мне рассказывала наша Джули — по ее мнению Барретт с ними встречался одновременно.

— А по твоему мнению? — спросила Эмили.

— Не знаю. Мне сложно судить о таких вещах. Для меня это неприемлемо, как и измена. Мне кажется, что здесь он только с Сашей, а Наташа за компанию.

— Ага… Свечку будет держать у них в ногах, чтобы не промахнулись в темноте, — саркастично подытожила подруга.

Я в очередной раз проговорила мантру "с глаз долой — из сердца вон", пытаясь задушить свою ревность, но это плохо получалось.

— Погоди. Сейчас я перезвоню тебе на скайп, — неожиданно озадачила меня подруга.

— Зачем?

— Сейчас мы выявим место преступления, совершим опознание преступников и устроим очную ставку одним махом. Только быстро, здесь запрещено снимать. Меня могут оштрафовать или вывести из казино за это. Представляешь меня под конвоем в наручниках? Горячая будет сцена, — пошутила подруга.

— Эмми, не надо нарушать правила. Какая разница, с кем он, — попыталась я урезонить подругу.

— А… плевать, — выпалила она и отключилась, а уже через мгновение “проснулся” мой Skype.

— Ну привет, подруга, — поприветствовала меня Эмили, подмигивая мне, — в ее глазах бегали чертики: она, определенно, задумала что-то неладное. — Секунду, сейчас я переключусь на внешнюю камеру… Смотри внимательно.

Изображение замелькало и остановилось: через затемненное стекло я увидела просторный отдельный кабинет, в центре которого стоял карточный стол зеленого сукна, по бокам обтянутый мягкой коричневой кожей. За столом восседали девять мужчин, но я не следила за игрой. В дальнем углу виднелась барная стойка с официантом и барменом, а рядом два небольших стеклянных столика и четыре удобных темно-зеленых кожаных кресла. За одним из столиков отдыхали сестры, изящно сжимая в своих тонких пальцах с безупречным маникюром узкие хрустальные бокалы, наполненные игристой жидкостью. Они ничуть не изменились по сравнению с фото двухмесячной давности: были так же хороши, эффектны, ухожены, красивы и будто только что сошли с обложки глянцевого журнала. Их светлые прямые волосы богатым шелком струились по спине, их наряды, одинаковые по стилю, выдержанные в розовых приятных тонах, больше походили на открытые короткие туники с красивым орнаментом, оголяющие их изящные руки и стройные ноги, подчеркивающие их лебединые шеи, и оттеняющие их ровный холеный загар. Они попивали шампанское, о чем-то разговаривали и бросали взгляды на карточный стол, вернее, только на одного игрока.

Эмили чуть повернула камеру и направила ее на Барретта, наводя объектив и фиксируя зум на таких родных и одновременно чужих чертах лица. Он сидел, чуть откинувшись, на удобном стуле, облокотившись предплечьями на мягкий кожаный парапет стола, демонстрируя свои безупречные мужские кисти рук и запонки в виде тэгов, поигрывая пальцами прямоугольной глянцевой фишкой-плаком. Рядом стояла стопка из поблескивающих прямоугольников разных цветов, и лежали его карты. Весь вид Барретта говорил о спокойствии и контроле над ситуацией. Он был серьезен и невозмутим. Для него эта игра уже была сыграна. Он небрежно подбросил несколько плаков на кон, словно поленья в камин, и я зафиксировала, что в центре прямоугольника было выбито большими золотыми цифрами число "100 000". Не может быть, мне показалось или среди них были несколько плаков с цифрой “500 000” и “1 000 000”!

Внезапно изображение исчезло, и я услышала голос Эмили:

— Быстро меня спалили, меньше чем за минуту. Все, я отключаюсь. Жди — перезвоню, — я не успела ей даже ничего сказать, как услышала тишину в трубке.

Те десять минут, пока я ожидала звонка Эмми, показались мне вечностью. Я решила, если в течение еще пяти минут подруга не перезвонит, я пойду искать Лата, чтобы тот звонил Барретту, и пусть меня хоть четвертует за эти видеоконференции — не хватало, чтобы подруга попала из-за меня в полицию. Поэтому, когда телефон в моей руке снова завибрировал, я подпрыгнула от неожиданности и чуть не выронила его на пол.

— Ну привет, еще раз! — весело прозвенела подруга.

— Эмили, тебе не досталось за твою подпольную съемку? — с тревогой спросила я.

— Малыш, не напрягайся, — беспечно проворковала подруга. — Я хлопала глазами и говорила, что я не в курсе, ну и сказала, что приехала с одним из VIP гостей.

— Я рада, — облегченно вздохнула я.

— Ладно, вернемся к проблеме, — уже переключилась на другую тему Эмили. — Твоя версия о сестрах Романофф подтвердилась?

— Да, — наморщила я нос.

— Ты знаешь, а я их вспомнила! Я видела их фото в летнем каталоге нижнего белья и постеры с их изображением в бутике на "Oak Street" у себя в Чикаго, когда маме проводила терапию шоппингом.

— Разве это имеет значение: Романофф это или какие-либо другие девушки?

— Ну по большому счету, не имеет, конечно. Но врага нужно знать в лицо — всегда пригодится!

— Эмми, эти девушки мне не враги. Они такие же несчастные женщины, которые хотят любви. Ну по крайней мере Саша — это та, которая слева.

— Ну конечно, — прыснула Эмили. — Скажи еще, что эта укомплектованная сучка, одетая в Versace за четыре штуки, в туфлях от Manolo Blahnik за три с половиной штуки и в часах от Tiffany за десять штук, которая ходит в СПА-салоны каждый день, как на работу, любила бы твоего Барретта, не будь он богатым, красивым и не занимай он того положения в обществе, которое занимает. Да если с ним что-то случится, тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог, конечно, она первая от него отвернется и бросит подыхать на улице.

— Не знаю, Эмми, она ради него помолвку расторгла с каким-то богатым мужчиной.

— Да ну? Верее, ну да! Это она погорячилась, конечно, — рассмеялась Эмили, хотя я не видела в этом ничего смешного. — Лили, ну ты как ребенок, честное слово! Эта стерва думала, что на следующий день после расторжения помолвки, вероятно, с далеко не любимым и уж точно не таким сексуальным мужчиной, Барретт примчится к ней с бриллиантом с мой кулак и оценит ее великую жертву, предложив ей замуж! А Барретт плевать хотел на ее разыгранную в трех актах трагедию. Тоже мне, актриса. Вот теперь и бегает за ним как собачонка, чтобы как-то оправдать свой поступок, и доказывает ему "Une vie d'amour" (2).

— Все это как-то цинично, Эмми, — тихо произнесла я.

— Это жизнь, Малыш, привыкай, — с грустью парировала подруга. Но потом добавила злым голосом: — Merde (3), они его просто пожирают глазами? Нет, с этим определенно необходимо что-то делать! Нужно разогнать этот гарем!

— Господи, что ты собралась делать? — в ужасе спросила я, понимая, что Эмили подшофе на многое способна.

— Да не переживай ты так! Ничего, угрожающего их жизни, я не сделаю! Конечно, как будущему светилу медицинской науки, мне бы хотелось подсыпать в их бокальчики не снотворного, так слабительного, а лучше и того, и другого, да побольше! Но к сожалению, здесь, тем более в ВИП-зоне такое не пройдет. Все под камерами, тщательно просматривается. Вон меня засекли меньше чем за полминуты с сотовым. Хотя… можно рискнуть — roi ou rien! (4)

Я даже подпрыгнула на кровати от услышанного, наконец осознав, что именно Эмили собиралась сделать! Я понимала искренний порыв подруги помочь мне, но только этого не хватало! Во-первых, я не имела никакого права втягивать подругу в свои проблемы! Во-вторых, с моей стороны позволять подобное по отношению к этим девушкам было недопустимо! Только слабительного со снотворным мне не хватало! Как бы больно мне ни было, никогда я не опущусь до такого поступка, это ниже моего достоинства! Я не буду навязывать свое чувство человеку, даже глубокого любимому, подобным образом, устраняя женщин рядом с ним! Он знает о моих чувствах к нему, и он сделал свой выбор.

— Эмили! — строго и громко произнесла я. — Никаких таблеток! Ты меня слышишь? Если ты дорожишь нашей дружбой, ты этого не сделаешь! Ты вообще никак не покажешь своей неприязни по отношению к этим девушкам. Их для тебя не существует!

— Как это не существует?! — она опять перешла на высокие ноты. — À la guerre comme à la guerre (5)! Лили, я тебя не понимаю! Неужели тебе все равно, что этой ночью твоего мужчину будут ублажать две стервы?!

Я зажмурилась от боли, прикрыла ладонью рот, представив эту картину, и слезы-предательницы потекли по щекам. "Твои чувства — это твои проблемы", — било в моей голове. Я из последних сил взяла себя в руки и произнесла как можно спокойнее:

— Нет, мне не все равно, НО, во-первых, я никогда себе не прощу, если из-за меня ты попадешь в неприятности. Во-вторых, я благодарна тебе за твое искреннее желание помочь, но я так не могу, прости. Подобные приемы не для меня.

— Что, "честь дороже жизни"? — понимающе спросила Эмили.

— Да.

— Если бы я знала, что ты не будешь бороться за своего мужчину, я бы тебе не звонила и не расстраивала, — и в голосе подруги послышалась горечь.

— В любом случае хорошо, что ты мне позвонила и рассказала, — успокоила я подругу, а про себя подумала — “чем меньше иллюзий, тем лучше”.

— Ну дай мне хоть немного повеселиться! — простонала подруга. — Обещаю, ты к этому не будешь иметь никакого отношения! На тебя даже никто не подумает — инициатива будет исходить только от меня! Например, опрокину на них горячий кофе в баре или подножку нечаянно подставлю — кто докажет, что она не сама споткнулась! В общем, подпорчу им антураж un peu (6): Барретт их отправит подальше, вернется домой, и вы помиритесь! Вуаля: миссия выполнена!

Эмми, милая, как жаль, что я не могу сказать тебе всей правды. Как жаль, что у меня нет прав на этого мужчину. Я даже не имею права его ревновать.

Я вздохнула и уставшим голосом произнесла:

— Устранишь этих девушек — найдутся другие. Если этот человек решил быть сегодня не со мной, он так и поступит. Он никогда не меняет своих решений. Посмотри сейчас на него и скажи, что я не права.

Подруга молчала некоторое время, и наконец я услышала ее тихий голос:

— Ты права. Все его действия отточены до автоматизма. Ни одного лишнего движения. Даже в расслабленном состоянии он контролирует ситуацию. Этот человек всегда знает, чего он хочет, и добивается этого любой ценой. Его нельзя упрекнуть в горячности, душевных колебаниях или поспешности выводов. Если он что-то решил — это продуманное и четко обоснованное решение. — Подруга опять замолчала, а мне нечего было добавить к ее словам. Наконец она продолжила спокойным серьезным тоном: — Лили, это ведь не просто ссора? У вас проблемы в отношениях?

— Да.

(Это нельзя назвать отношениями. "Твои чувства — это твои проблемы")

— Ты его любишь?

— Да.

(Да, я люблю своего Дьявола и Призрака).

— Но по какой-то причине не хочешь бороться за эти отношения.

— Да.

(Здесь не за что бороться)

— Ты хочешь уйти от него?

— Да.

(Я хочу, чтобы он меня отпустил. "С глаз долой — из сердца вон").

— Поэтому ты отходишь в сторону?

— Да.

(Я и так в стороне. У меня нет прав на этого мужчину).

— Ты хорошо подумала?

— Да.

(Здесь не о чем думать. Я приняла решение закрыться от него, не показывать ему свою любовь. Мактуб).

— Хорошо, Малыш, я даже не подойду к ним, — согласилась подруга.

— Спасибо, Эмми. Могу я тебя еще кое о чем попросить?

— Конечно, Малыш.

— Не рассказывай об этом инциденте Джулии, пожалуйста. По крайней мере до моего возвращения домой.

— Ага, тоже боишься ее гнева?

— Немножко, — грустно улыбнулась я. — Ты еще думаешь относительно Райана?

— Да, мне пока с трудом дается принятие хоть какого-нибудь решения. На сегодняшний момент я не думаю о завтрашнем дне и наслаждаюсь его обществом. Знаешь, по принципу Скарлетт О'Хара "Не буду думать об этом сейчас. Подумаю об этом завтра".

— Эмми, какое бы решение ты не приняла, ты поступишь правильно.

— Qui vivra verra (7), — философски протянула подруга и добавила, меняя тему: — Ладно, будем молчать вместе. Я о Райане, ты о Барретте. Джулия нас точно четвертует, когда узнает.

— Не сомневаюсь в этом ни секунды, — согласилась я.

— Малыш, ты не переживай, может быть, он вообще приехал на одну ночь расслабиться-поиграть и сегодня даже не поднимется в номер, будет так же, как и Райан играть до утра, а потом и вовсе домой улетит.

— Все может быть, — уставившись в одну точку, произнесла я.

— В любом случае, я весь день проспала и теперь здесь на всю ночь зависну с Райаном. Ты хочешь, чтобы я держала тебя в курсе?

— Да, я хочу знать правду, — в душе искрой затеплилась какая-то неконтролируемая надежда: вдруг, действительно, он всю ночь просидит за карточным столом, а утром улетит в Сиэтл.

— Договорились, подруга! — бойко ответила она.

Попрощавшись с Эмили, я отбросила подальше свой сотовый и, накрыв голову подушкой, попыталась уснуть. Но вместо сна перед глазами возникали две девушки, грациозно попивавшие шампанское, и я потянулась к лэптопу, решив заполнить мысли французским. Правда, продержалась я недолго, и спустя пять минут мои пальцы вместо того, чтобы набрать в электронном переводчике французское слово, вводили в поисковике Google имена сестер Романофф. Выскочило неисчислимое количество рекламных фото Саши и Наташи. Девушки были совершенны: от утонченных правильных черт лица, чувственного взгляда, шелковистых богатых волос, до точеных стройных силуэтов, тонких талий и длинных ног. Они были мечтой любого мужчины, независимо от возраста, национальности и вероисповедания. У меня не было и шанса… И мне впервые стало ужасно стыдно, что я открылась Барретту в своих чувствах. Представляю, как я смотрелась, завернутая в простыню, со спутавшимися волосами и горящими глазами, раскрывая ему свое сердце и душу. "Даже смешно", — с горечью проговорила я и с треском закрыла лэптоп.

В начале второго, когда я ложилась спать с сотовым в руке, от Эмили все еще не было никаких вестей. Сон не шел. Секунды не спеша складывались в минуты, и каждая минута, словно бисерина, очень медленно нанизывалась на нитку времени. Проворочавшись почти два часа в постели без сна, я начала успокаивать себя мыслью, что подруга оказалась права, — Барретт сел за игру на всю ночь. И когда я уже погружалась в беспокойный сон, мой сотовый пропищал характерным звуком, оповещая о приходе нового сообщения. Я сжимала телефон ледяными пальцами и боялась посмотреть на экран — мне он казался Ящиком Пандоры, который, если открыть, сулил мне все несчастья и бедствия, но только без "надежды" на дне этого сундука.

"Харт! Прекрати эту панику и посмотри реальности в лицо!" — вслух проговорила я и посмотрела на сообщение.

"Он завершил игру и ушел со своим эскортом".

Сердце ухнуло в пропасть, и в висках застучало. Что ж, такова реальность. Собственно, чего я еще ожидала? Очередная иллюзия разбилась вдребезги.

Всю оставшуюся ночь я не спала. Во мне бушевала война. Рассудок мне говорил, что я поступила правильно, решение принято, и я ни на йоту от отступлюсь от своей цели — отдалиться от этого человека. В голове звучали его слова, перед глазами возникали его холодный взгляд, равнодушный тон, и я в очередной раз убеждалась — такова реальность. Но сердце разрывалось от боли, словно в нем проворачивали лезвие ножа. Я вспоминала нашу последнюю ночь в пентхаусе, и именно она никак не шла у меня из головы, именно она поддерживала тот тлеющий уголек с его инициалами в моем сознании и сердце. Я вспоминала, как он пришел за мной на крышу, как поил меня вином, как потом, подхватив меня на руки, понес в спальню — и это чувство нашего с ним общего пространства было таким правильным. Словно Ричард позволил мне прикоснуться к нему настоящему, не такому бронированному. Лучше бы этой ночи не было, и скорее всего, я ее тоже выдумала, принимая желаемое за действительное, а значит от этой химеры нужно избавляться, ее нужно вытравливать из крови и выжигать из сердца.

Но вся эта борьба, вся эта война разума и чувства была ничто по сравнению с всепоглощающей РЕВНОСТЬЮ, не поддающейся никакому контролю.

Ревность стремительным потоком заполняла мои вены кислотой, пропуская черную вязкую субстанцию через весь организм, пронизывала сердце и разум, заполняла легкие, пропитывала кости, проходила через позвоночник, разъедала мою плоть и сущность. Я физически ощущала боль от этой кислоты, растекавшейся по всему моему телу, я чувствовала кислотный едкий запах на коже и отравляющий горький вкус на губах. Мне хотелось вырвать из разума картины, которые рисовало мне мое воображение. Я видела живое кино, словно это происходило перед моими глазами в замедленной съемке, как эти две красивые женщины снимают с него пиджак и галстук, медленно, пуговица за пуговицей, расстегивают и снимают его рубашку и запонки, как это делала я, вдыхают его запах, как вдыхала я, чувствуют пальцами его горячую кожу, как чувствовала я, проводят своими ухоженными пальцами по его спине с грозным Орлом, дотрагиваются до его плеча с оскалившимся Тигром, гладят его мускулистую грудь с тэгом, прикасаются к шраму на животе, раздевают его донага, умело выводя узоры на его теле, словно жрицы, искусные гетеры, обволакивая его своими жаркими ласками, покрывая его смелыми поцелуями. Меня выворачивало наизнанку только при одной мысли, что он прикасается горячими ладонями к этим девушкам, ласкает умелыми пальцами женскую спину и грудь, властно сжимает тонкий стан в своих объятьях-тисках и доставляет им то же удовольствие, что когда-то дарил мне, доводит их до исступления, как когда-то меня. Я слышала их грудные стоны и томные вздохи от той сладкой эйфории, которую он умел дарить, я видела движение их тел, жестко раскачивающихся в унисон.

От этого переполняющего меня горького яда ревности желудок сводило от тошноты, сердце то бешено стучало, то замирало, как мертвое, в голове звенело, словно после бомбежки. Я чувствовала, как сгораю заживо в этом огне ревности, и эта ментальная агония была гораздо болезненней, чем физическая.

В очередной раз я брала себя в руки, теша себя надеждой, что всему скоро придет конец, сжимала челюсти до скрипа в зубах и заставляла себя избавляться и от ревности, и от тех признаков первой любви к первому мужчине, культивируя, взращивая и заполняя каждую клеточку своей сущности НЕНАВИСТЬЮ к своему Дьяволу. Я внушала себе мысль, что, породив это темное мрачное чувство в своей душе, оно, как электрошок, пробьет насквозь высоким напряжением того безжалостного спрута, который вцепился в мое сердце, сжимая его тисками щупальцев. Но у меня плохо выходило — я по-прежнему любила своего Дьявола, несмотря ни на что.

И сейчас я молила только об одном — о терпении, чтобы пережить оставшиеся несколько дней до начала университета и поскорее уехать из резиденции. “Главное, не поддавайся эмоциям, как это случилось в Стелсе, они могут привести к новому сроку заключения, — проговаривала я про себя, как мантру. — При встрече с ним веди себя спокойно, равнодушно, всем видом показывая, что ты решила свою проблему с чувствами”.

Наступило утро, и на смену всем эмоциям, вместе с зарядившим на весь день дождем пришла апатия. Я, словно кукла с нарисованной улыбкой на лице, делала домашние дела, не осознавая, что именно я делаю, ела пищу, не ощущая ее запаха и вкуса, занималась учебой, не вникая в суть, вела беседы с Латом, не понимая, что он говорит, — все происходило будто не со мной, а с моей обездушенной улыбчивой копией. Но все же одна эмоция пробивалась наружу — это ожидание окончания срока заключения. Иногда я посматривала на мощное ограждение, мороком проявлявшееся вдалеке, и опускала глаза, понимая, что сбежать из этой цитадели невозможно, да и некуда было бежать — от таких людей, как Барретт, не скроешься.

Барретт не появился ни в этот день, ни на следующий. Шли секунды, минуты, часы, но он не выходил на связь и вообще никак не напоминал о себе. Я научилась жить с этим вакуумом внутри меня, без вкуса, без цвета, без запаха, загружая себя с утра до позднего вечера учебой и зубрежкой, тем самым заполняя пустоты в груди. С каждым прожитым в этом вакууме часом мне становилось легче — на горизонте, словно яркая жемчужная заря, проступала надежда, она словно красная шелковая полоса с надписью “ФИНИШ” мерцала перед глазами, открывая во мне второе дыхание, заряжая меня позитивом на скорый отъезд домой. Вспоминая слова Саши "только я знаю, что ему нужно в постели, он всегда возвращается только ко мне", я была уверена, что он вернулся к сестрам Романофф, и теперь оставалась лишь пустая формальность — разрешение Барретта отпустить меня домой.

Этой ночью я проснулась внезапно, словно меня кто-то разбудил. Открыв глаза, я резко села на постели и поняла — Барретт вернулся в резиденцию.

(1) Похожи как две капли воды.

(2) Вечная любовь

(3) Дерьмо

(4) Пан или пропал

(5) На войне, как на войне

(6) Немного

(7) Поживем — увидим