Глава 12

Когда шаги приблизились, мне показалось, что идут две пары ног, а когда они проходили мимо моей двери, я в этом уже не сомневалась. Я затаила дыхание, будто меня кто-то мог услышать, а уже через полминуты шаги затихли в районе спальни Барретта.

Бесшумно выдохнув, я попыталась усмирить выбивавшее в груди набат сердце, и внезапно почувствовала вкус крови во рту — ведя незримые наблюдения, я машинально прикусила щеку.

Повернув голову, я нахмурилась и, более не желая думать о нем, развернулась спиной, запретив себе даже представлять, что сейчас могло происходить в спальне Барретта. Но яркие картинки возникали одна за другой помимо моей воли, и я зажмурила глаза до боли, до белых пятен, чтобы уничтожить образы, которые так красочно рисовало мое воображение.

То ли от ожиданий чего-то совершенно для меня неприемлемого, то ли от эмоций, которые будоражили мое воспаленное сознание, но мне послышался голос Барретта и еще чей-то очень тихий. Хотя наши спальни и не примыкали друг другу, но я от страха, что стану сейчас невольным слушателем некой сексуальной вакханалии — услышу женские стоны или рычание Барретта, когда он находился на пике, — зажала уши ладонями с такой силой, что казалось, сейчас мой череп треснет.

Но уже через минуту в моих висках запульсировала боль, и я, слыша гудение и собственное дыхание в голове, вынуждена была признать, что не смогу так просидеть всю ночь. “Харт, успокой свои эмоции и ложись спать!” — отругала я себя и, глубоко вздохнув, медленно отпустила руки, открывая глаза. От того что я сильно сжимала веки, все вокруг замерцало красно-белыми пятнами, но уже через полминуты я пришла в норму и вновь услышала тихие приглушенные голоса, отчего мое сердце заныло с новой силой.

Бросив взгляд на плеер, лежавший на тумбочке, я потянулась к нему рукой, но на полдороге остановилась — мне совсем не хотелось, чтобы моя музыка, которую я так тщательно отбирала и любила, потом всю жизнь ассоциировалась с этим кошмаром.

Спать, зная, что совсем близко по коридору происходит что-то для меня совершенно болезненное, я не могла. Я не понимала своих эмоций, не понимала, что со мной происходит, но для меня это было адом, от которого в животе все сворачивалось в узел и било по солнечному сплетению.

Голова разболелась, в висках стучало, меня откровенно тошнило, и я, посмотрев за окно, как никогда захотела выйти на свежий воздух. И тут меня осенила идея — я могла уйти на террасу. “Пусть меня накажут, но я не стану слушать эту оргию”, - в сердцах выпалила я про себя, надевая поверх майки Барреттовские шорты.

На цыпочках выйдя в коридор и стараясь не прислушиваться, я быстрым шагом пошла к лестнице, даже не поворачивая головы в сторону спальни Барретта.

Вновь выйдя на едва подсвеченную по периметру террасу, я медленно пошла к стеклянному ограждению, глубоко вдыхая свежий воздух и чувствуя себя птицей, вырвавшейся из клетки на свободу. Рассматривая город, который распростерся подо мной как на ладони, его вечернее убранство в свете ночных огней, чувствуя теплый ветер на своем лице, я глубоко вздохнула, и меня начало постепенно отпускать.

Развернувшись, я посмотрела на шезлонги — нужно было найти себе пристанище поудобнее на эту ночь, чтобы утром не выглядеть разбитой и больной — ведь от моего внешнего вида тоже зависела моя выписка.

Обосновавшись на огромной уютной тахте, обтянутой белой дорогой кожей, я подложила под голову мягкую подушку и устремила свой взгляд вверх. Вспоминая, как отец учил меня ориентироваться в ночном небе, я искала глазами созвездие Ориона, стараясь отвлечься от ненужных мыслей и унять непонятное смятение на душе.

Но получалось с трудом, и я, снова и снова пытаясь разобраться в сумбуре своих ощущений, свернулась калачиком на теплой мягкой коже и закрыла глаза.

Я никак не могла понять, почему я так реагирую на этого мужчину и его желание быть с другой женщиной. Он имел полное право на это, он был сам по себе, мы никто друг другу, посторонние люди, но боль ноющей занозой в сердце пульсировала, как разболевшийся некстати зуб, и я пыталась найти лекарство, которое могло унять это саднящее чувство.

“Харт, он проник в твою душу. Может быть ты держишь обиду на него, а значит держишь его в своем сердце. Прежде всего тебе нужно простить его поступок, и может тогда ты его отпустишь. Прости и отпусти. Сбрось этот груз обид со своих плеч и иди вперед, не оглядываясь, с легким сердцем”, - произнеся это, как мантру, я глубоко вздохнула и открыла глаза.

Прислушавшись к себе, я поняла, что у меня нет обиды, я его простила уже давно — это прощение нужно было для гармонии моей души, и сейчас мое смятение было вызвано совсем другими чувствами, которые я не могла понять.

Внезапно террасу залил теплый свет, и я, от неожиданности вздрогнув, резко села на тахте. Ко мне шел Барретт — он был одет в один из своих дорогих, сшитых на заказ костюмов, и я всматриваясь в его лицо, пыталась понять, почему он пришел на террасу, ведь внизу его ждала женщина. Может быть она уже ушла? Но это было странно — я провела на террасе не более десяти минут, а для ночного рандеву, этого времени было недостаточно.

— Ты почему не в постели? — спросил он, подходя ко мне вплотную, а я в первую секунду не зная что сказать, все же решила придерживаться правды.

— Не хотела мешать вам с вашей гостьей, — спокойно ответила я, пытаясь скрыть свои эмоции.

— Нечего тебе здесь делать, — спокойно произнес он, протягивая руку к моей шее, а закончив осмотр, тихо отрезал: — Вставай.

— Можно я здесь побуду? Здесь свежий воздух. Не хочу идти в свою комнату… — я хотела добавить “пока у вас гостья”, но промолчала, чтобы он не увидел моих болезненных эмоций.

Внезапно он, наклонившись, подхватил меня под мышки и поставил на ноги, давая понять, что его решения не обсуждаются, а я, не желая возвращаться в тот ад, который устроили мне мои же собственные эмоции, уперлась пятками, не желая идти.

Не говоря ни слова, он крепко обхватил мой затылок и повел с террасы к лифту. Рассматривая его лицо, пока мы ехали вниз, я хотела спросить, почему для него так принципиально, чтобы я оставалась в своей комнате, пока у него в спальне женщина, но не стала.

В любом случае я не собиралась устраивать истерики — и если он хотел, чтобы я слышала их вакханалию, значит я с достоинством перенесу это испытание.

Но как ни странно, мы проехали мимо этажа со спальнями, и прозрачный лифт распахнул свои двери в зале. Барретт обхватив мою поясницу, повел меня в гостиную, и уже через полминуты в его руках появилась бутылка красного вина Лафит.

“Вероятно сейчас он понесет это вино в спальню, к своей гостье… Одно непонятно, зачем он привел меня”, - пронеслось у меня в голове, и я бросила взгляд наверх.

Внезапно дверь его спальни открылась и оттуда вышел Лат с костюмами и рубашками Барретта, перекинутыми через руку, а увидев меня, вежливо поздоровался и начал спускаться в зал. Ничего не понимая, я осмотрела гостиную пытаясь там найти хотя бы какие-то следы присутствия женщины, и даже прислушалась к запахам — но посторонних ароматов женских дорогих духов, какие, например шли шлейфом после Саши, я не почувствовала.

Лат же с ворохом одежды как-то очень обыденно и по-домашнему прошел мимо меня куда-то вглубь по коридору, и внезапно я поняла, что голос в спальне Барретта, принадлежал Лату. От этих выводов я облегченно вздохнула, а Барретт тем временем, одним уверенным движением откупорил вино и по-мужски, крепко удерживая бутылку у горлышка, налил две трети бокала.

— Пей. Для сосудов полезно, — протянул он мне хрусталь, а я бросив взгляд на рубиновый алкоголь, засомневалась — я редко выпивала и быстро хмелела. Но если красное вино поможет мне поскорее получить выписку, то я была готова его пить. Я приняла бокал и сделала пару глотков. Вино было вкусным, тягучим, с изысканным ароматом и нотками миндаля, но я тут же отметила и его крепость. Опасаясь, что быстро захмелею, я опустила бокал, как внезапно, он вновь взвился вверх, и я услышала “до дна”. Рука Барретта крепко фиксировала фужер, и я быстро поглощая рубиновое вино, старалась не пролить его на майку.

Как только я сделала последний глоток, я почувствовала, как в голову ударил хмель и меня немного повело, а Барретт спокойно стоял рядом и наблюдал за моим лицом, словно врач, который сделал инъекцию пациенту и теперь ждал некую одну ему известную реакцию.

Я глубоко вздохнула и почувствовала, как по венам побежало густое вино, делая мое тело легким и унося куда-то прочь все напряжение и тревогу последних дней, отчего на сердце стало радостно и уютно. Я взглянула на Ричарда и улыбнулась — шедший от его стальных глаз холод, который до последнего момента пугал меня и держал на расстоянии, сейчас казался приятной прохладой в жаркий день, и я, улыбнувшись, наконец решилась сказать то, что никогда вслух ранее не произносила.

— Иногда цвет твоих глаз напоминает ртуть, которая переливается разными цветами, и это завораживает, как калейдоскоп.

Он на это ничего не ответил, а лишь положив руку на мою поясницу, тихо развернул меня к лестнице, и несмотря на то, что я полностью контролировала свое сознание и мысли, легкий хмель, растекающийся по моим венам, дал о себе знать приятным головокружением.

— Крепкое вино. Я не привыкла к алкоголю, — тихо произнесла я, останавливаясь.

Ричард едва заметно кивнул и, подхватив меня под попу, взял на руки и понес по лестнице вверх, а я чувствуя вновь наше с ним пространство, уткнулась ему в плечо и тихо вздохнула. Мне было уютно в его сильных руках — я чувствовала себя так, словно это было моим местом по праву и я была рождена для его рук.

Барретт остановился у своей спальни и, открыв дверь, занес меня в комнату, а я, все еще подсознательно ожидая увидеть там женщину, напряглась, и с тревогой огляделась.

Не обнаружив никого постороннего даже близко, я облегченно вздохнула, радуясь, что мои предположения относительно Лата в спальне были истиной, а Барретт тем временем прошел к кровати и, опустившись на покрывало, поставил меня перед собой, плотно сжав бедрами мои ноги.

Вскинув взгляд на “мою” майку, он прошелся ладонью по мягкому трикотажу, и мои соски, тут же отреагировав на его прикосновения, заострились, словно он активизировал и настраивал меня на свои желания.

Сняв с меня шорты и майку, Барретт прошелся по моим рукам от кистей до плеч одним уверенным движение, и моя кровь вслед за его ладонями понеслась стремительным потоком, словно он своими пальцами активизировал ее и приручал к себе.

И сейчас, когда я осязала его горячие пальцы на коже, мне казалось, он вновь производил осмотр, но теперь включая свою мощную мужскую энергетику, отчего кровь, которая неслась по венам вслед за его ладонями, вскипала.

Он провел вверх по моему лбу, запуская свои пальцы в мои волосы, активизируя мой разум, который никогда ранее не был занят другим мужчиной, настраивая мое сознание на одну единственную волну, которая будет созвучна только ему.

Он провел по моим губам, которые никто и никогда не целовал, и жестко смял их, активизируя на чувственность и ставя на них отпечаток своего пальца, как на своей собственности.

Он прошелся по моей груди, которой никто и никогда не касался ранее, и уверенно сжал ее, активизируя на удовольствие и оставляя на ней контур своих пальцев, словно свою личную гербовую печать.

Он скользнул рукой под трусики, и прежде чем их снять, сильно сжал мое лоно, которое никто и никогда не возбуждал ранее, активизируя его на похоть и оставляя на нем рисунок своей ладони, словно некий каббалистический знак принадлежности ему.

Я изучала его лицо, его непроницаемые глаза и плотно сжатые губы, и мне казалось, что ему нравилось оставлять на нетронутости моих губ, груди, кожи, лона и даже моего разума свои энергетические зарубки — как свою роспись на чистом листе. А я, попадая в наше с ним пространство и находясь с ним на одной частоте, по наитию принимала его именные печати, как что-то совершенно естественное и правильное, будто это было предназначено мне свыше.

— Раздень меня, — услышала я его приказ и начала наш сакральный ритуал.

Аккуратно сняв пиджак, я положила его рядом на кровати и потянулась к галстуку — тому самому, который он сегодня завязывал виндзорским узлом, как внезапно ладони Барретта скользнули между моих ног, и я, вздрогнув, остановилась.

— Продолжай, — спокойно приказал он.

Стараясь не обращать внимания на его руки, сминающие внутреннюю поверхность моих бедер, я медленно потянула за один конец галстука, и, развязав его, положила рядом с пиджаком. Следующей была рубашка — расстегивая пуговицу за пуговицей, я вдыхала едва уловимый запах его дорогого одеколона, как внезапно его ладони скользнули на мою попу и сильно ее сжали. Меня накрыло теплой волной, и я, чувствуя легкое головокружение то ли от выпитого вина, то ли от его рук, то ли от его мощной энергетики, на секунду замерла, сжимая края рубашки в пальцах.

— Тебе никто не разрешал останавливаться, — услышала я жесткий баритон, и его пальцы больно сжали мою попу.

Стараясь сосредоточиться на его одежде, я продолжила наш ритуал и слегка наклонилась вперед, чтобы дотянуться до нижних пуговиц, а он еще сильнее сжав мои ягодицы, немного их раздвинул.

Мое ладони подрагивали, и мне было сложно контролировать свои действия, а его пальцы между тем скользнули к моему клитору, отчего у меня вновь закружилась голова, и я на мгновение закрыла глаза, словно пытаясь избавиться от морока.

Наконец все пуговицы были расстегнуты, и я, развернув края рубашки в сторону, оголила его грудь с жетоном на цепочке. Он протянул свободную руку локтем вперед, подставляя мне запонку, а я чувствуя жесткий узор, выводимый его пальцами на клиторе, старалась не упустить нить реальности и аккуратно начала снимать запонку. Внезапно он словно талантливый художник, исполнил очередной арабеск на моем лоно, и я, пребывая на грани, схватила его предплечье, роняя запонку.

— Нет, Девочка, кончать ты будешь не в ладонь, — вставая, сказал он, а уже в следующую секунду, он усаживал меня на кровать.

Возвышаясь надо мной, он одним движением снял свою рубашку, оголяясь по пояс, и обхватив мои скулы, приподнял лицо.

— Продолжай, — тихо приказал он, и я потянула пальцы к ремню его брюк.

Когда на нем остались лишь боксеры, я аккуратно подцепила их за широкую резинку, освобождая его возбуждение, и, наклонившись, потянула белье вниз, ощущая под ладонью его стальные мышцы и мягкую шелковую поросль волос на ногах. Я уже хотела выпрямиться, но внезапно почувствовала, как его тяжелая ладонь опустилась на мой затылок, придавливая меня вниз, а вторая его ладонь прошлась по моему позвоночнику, активизируя новую череду нейронов, словно зажигая одна за другой лампочки и погружая меня в новую волну ощущений.

По спине пошел приятный озноб, а Ричард, потянув меня вверх за затылок, спустя секунду, подхватив мои колени, переместил нас на кровать.

Сидя откинувшись на подушках, Ричард в одно движение развернул меня спиной к себе и посадил на свой живот, а его член, почувствовав близость моего лоно, агрессивно дернулся и ударил меня по животу.

Приподняв мои ягодицы, он начал уверенно насаживать меня на член, а я, памятуя, что я не должна сжиматься расслабилась, чувствуя, как медленно, но верно он проникает в меня. Чтобы не потерять равновесие я сжала его предплечья, и лишь тихо опустилась на него, полностью принимая своим лоно его агрессивную суть.

Внезапно он надавил на мою поясницу, и я, в поисках баланса, опустила руки на его стальные голени, найдя тем самым удобную точку опоры.

Сжав мою попу, он начал свои движения, направляя меня в удобное ему русло и темп, и мое тело, находясь под его полным контролем, лишь поднималось и опускалось в такт ему.

Он набирал темп толчок за толчком — все сильнее сжимая и сминая мою попу, он нанизывал меня на член, и его уверенные движения, его притягательный мужской запах, его влага на моей коже подводили меня к краю, отчего казалось, что даже кончики моих волос возбуждены.

И сейчас, когда мое тело находилось во власти его уверенных рук, когда мы находились в одном с ним пространстве, я как никогда чувствовала, что каждая клеточка моей сути тянулась к нему, и это казалось таким правильным, будто так и должно было быть всегда.

Мощный толчок — и его левая ладонь сжала мое шею, отчего мое дыхание, находясь под его контролем, стало горячим, а сердце начало выбивать жесткий ритм в унисон Его пульсу.

Мощный толчок — и его правая ладонь легла на клитор, отчего моя кровь, находясь под Его управлением, устремилась по венам быстрым потоком к низу живота вслед за его рукой, закручивая там тугую спираль.

Мощный толчок — и мое лоно, подчиняясь его желанию, судорожно сжалось вокруг члена, крепко обнимая его.

Чувствуя его тяжелую ладонь на горле, я глубоко вдохнула, и меня накрыло горячей волной удовольствия, унося в подпространство, где я чувствовала лишь ЕГО — его дыхание, его пульс, его руки, его член.

Где-то на краю сознания я зафиксировала еще один мощный толчок, и Ричард прорычав, бурно кончил, больно сжимая мою попу и крепко фиксируя мой затылок.

Успокаивая свое дыхание, я откинулась на его плечо, чувствуя лопатками его мощный мотор, но не прошло и минуты, как Барретт снял меня со своих бедер, разрывая наше пространство, и я вновь осталась один на один со своими ощущениями.

Барретт, откинувшись на подушки, закрыл глаза, а мое сердце кольнуло ноющей болью одиночества, словно там вместо нашего общего космоса, образовалась пустота.

Я бросила взгляд на его спокойное лицо, и видя, как он моментально погрузился в глубокий сон — будто выключившийся киборг, свернулась калачиком по другую сторону кровати, все еще приходя в себя и чувствуя слабость, оттого что он в очередной раз выпил меня до дна, только теперь по моей же собственной воле.

“Надо встать и уйти в свою комнату”, - пунктиром пронеслось в моем сознании, но в следующую минуту я отключилась, погружаясь в вакуум сна.

Сквозь плену каких-то неясных образов я отчетливо услышала знакомую мелодию — я не могла вспомнить, почему она мне знакома, но одно я знала наверняка — она мне нравилась, а между тем глубокое сопрано пело по-французски что-то о жасмине, весне и птицах.

Открыв глаза, я поняла, что это звонит мой мобильный, и резко села на кровати, спросонок пытаясь найти телефон. Но оглядевшись, я осознала, что нахожусь в спальне Барретта, и судорожно начала искать свое белье, краем глаза отмечая, что я в постели одна.

Впопыхах, так и не найдя свою майку, я накинула рубашку Барретта и, плотно ею укутавшись, побежала в свою спальню, краем глаза отмечая, что за стеклянной панелью уже рассвело.

Между тем телефон смолк, а я, вбежав в свою спальню, ринулась к тумбочке. На экране мобильного высвечивался пропущенный звонок от Джули и время — 6.44.

Понимая, что в такую рань Джули от нечего делать не звонила бы, я быстро нажала на вызов и уже через гудок услышала голос подруги.

— Лилл, ну ты доигралась со своим отпуском… — сказала Джулия встревоженным голосом.

— Что случилось? — напряглась я.

— Твой Тигр случился! — с досадой ответила подруга.

— Что с ним? — и я замерла, ожидая ответа.

— Твой Тигр вчера вечером убежал из дому. Я облазила все близлежащие помойки в его поисках, чего я тебе в жизни не прощу. Но это отдельная история, и я тебе еще успею вынести мозг. Сейчас не об этом. Сегодня этот потерпевший пришел домой весь в крови, и у него очень сильно распухла задняя лапа, однозначно перелом. Я его пыталась отвезти в ветеринарку, так этот засранец не дается в руки. Забился в угол у тебя в шкафу и держит оборону там. Так что если хочешь спасти свое рыжее чудовище, приезжай срочно домой! Там не только нога, мне его рваные раны тоже не нравятся — и где его так угораздило? Их однозначно нужно обработать, а может и швы наложить. Я к нему даже подойти не могу, не то чтобы отвезти его к ветеринару. Ты же знаешь, он дается в руки только тебе.

— Джули, милая, я сейчас приеду! Ты только не нервируй его и постарайся не делать резких движений, он этого не любит, — выпалила я и, поплотнее завернувшись в длинную рубашку Барретта, вылетела в коридор, в надежде, что Барретт еще в пентхаусе, и я смогу с ним поговорить, пока он не уехал на работу.

— Ладно, — ответила Джулия уже более спокойно. — Я просто не знаю, как его выманить из твоего шкафа.

— Расстели мой синий мохеровый свитер на моей кровати — он его очень любит. К тому же моя постель — его любимое место… — давала я быстрые инструкции, направляясь из зала в столовую.

— Хорошо, попробую, — согласилась подруга, а потом тихо пробурчала: — "Не нервируй его". Это еще нужно разобраться, кто кого нервирует!

— Ну прости его. Ты же знаешь, он привык только к моим рукам.

— Вот и приезжай, — заключила Джулия, а я, ворвавшись в столовую, резко остановилась, наткнувшись на спокойный взгляд стальных глаз.

Загрузка...