Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Джатака о заклинании от тоски

С восклицания: "О, эти женщины!.." — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал повествование о бхиккху, охваченном любовным томлением. Учитель так наставлял монаха: "Брат мой, ведь женщины — сластолюбивы, бездумны, привержены пороку, в роду людском они — низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине, этому сосуду скверны?" И он рассказал бхиккху о том, что было в прошлой жизни.

"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, бодхисатта возродился в городе Таккасиле, что в царстве Гандхара, в семье брахмана. Ко времени совершеннолетия бодхисатта достиг уже такого совершенства в знании трёх вед, всех наук, искусств и ремёсел, что слава его как наставника распространилась по всему миру.

В ту пору в Бенаресе проживала другая брахманская семья. Когда и там родился мальчик, родители велели развести огонь и поддерживать его с того дня неугасимым. Когда мальчик вырос и ему исполнилось шестнадцать лет, мать с отцом сказали: "Сынок, этот огонь мы развели и поддерживали со дня твоего рождения. Если по окончании отпущенного тебе срока ты хочешь возродиться в мире Брахмы, возьми этот огонь, удались в лес и там, непрерывно принося жертву богу Агги, готовься к переходу в мир Брахмы. Если же ты намерен вести мирскую жизнь, отправляйся в Таккасилу, изучи там, у всемирно прославленного наставника науки и возвращайся, чтобы заняться хозяйством". Юноша ответил им: "Не сумею я жить в лесу, воздавая жертву огню, я хочу быть мирянином". Простясь с отцом и матерью, юноша взял с собой тысячу монет, чтобы заплатить наставнику за обучение, и направился в Таккасилу.

Выучившись всем наукам, молодой брахман воротился к родителям. Они же, всё ещё мечтая о том, чтобы их сын удалился в лес и там творил жертвы богу огня, сочли, что мирская жизнь его недостойна. В стремлении показать сыну скверну, проистекающую от женщин, и тем подвигнуть его на уход в лес, мать юного брахмана решила:

"Наставник моего сына — мудр и многознающ, он сумеет объяснить юноше, сколь порочны женщины". И она спросила сына:

"Сынок, а ты всем наукам выучился?"

"Всем, мама", — ответил юноша.

"А "заклинание от тоски" ты знаешь?" — вновь спросила она.

"Нет, не знаю", — сказал юноша.

"Сыночек, — воскликнула мать, — если ты не выучился даже "заклинанию от тоски", то каким же наукам ты вообще выучился? Ступай и приходи назад, только когда выучишь заклинание".

"Хорошо!" — согласился юноша и снова пошёл в Таккасилу.

Тут самое место сказать, что у наставника юноши была жива мать, старуха ста двадцати лет от роду, — и наставник за нею ходил: собственноручно её купал, кормил и поил. А так как другие люди презирали его за это, он и надумал: "Уйдём-ка мы в лес. Там мы сможем спокойно жить с матерью, и я буду ходить за ней". И вот в глухой чаще, в красивом месте, где протекал ручей, он выстроил хижину, запасся топлёным маслом, рисом и прочими съестными припасами, перенёс в хижину свою мать и зажил там, по-прежнему ухаживая за матерью. Когда молодой брахман явился в Таккасилу, то, не найдя там наставника, стал расспрашивать о нём. Узнав обо всём, он пришёл к своему учителю, почтительно его приветствовал и стал чуть поодаль.

— Что привело тебя вновь ко мне так скоро, сынок? — спросил наставник. — Оказывается, я ещё не выучился от тебя "заклинанию от тоски", — ответил юноша. — А кто тебе сказал, что ты должен научиться такому заклинанию? — удивился наставник. — Моя мать, учитель, — молвил в ответ юноша.

Бодхисатта знал, что нет никакого "заклинания от тоски". "Просто, видимо, его мать хочет, чтобы я объяснил ему, сколь порочны женщины", — подумал он и сказал юноше: "Хорошо, я научу тебя этому заклинанию. Отныне ты должен будешь вместо меня ходить за моей матерью: собственноручно купай её, корми и пои. Когда ты будешь растирать ей руки, ноги, голову или спину, или иное место, не забывай повторять: "Почтенная, тело твоё так прекрасно и теперь, когда ты стара! Каким же оно было во времена твоей юности?" Поглаживая ей руки или ноги, тверди, что они прелестны. И обо всём, что скажет тебе моя мать, оставив стыд, сообщай мне без утайки. Послушаешься меня — открою тебе "заклинание от тоски", нет — ничего не узнаешь. — Да будет так, учитель", — согласился юноша.

И с этого самого дня стал юноша делать всё, как они условились. Оттого что он непрестанно восхвалял красоту старой женщины, та стала думать: "Не иначе как он ищет наслаждения со мною!" И хотя была она совсем дряхлой и слепой от старости, огонь страсти запылал в её сердце. И вот однажды старуха сказала юноше, восхвалявшему красоту её тела:

— Не хочешь ли ты вкусить со мной наслаждение?

— Очень хочу, почтенная, — ответил ей юноша, — да только наставник мой слишком строг.

— Ну, коли ты и впрямь желаешь меня, — молвила старуха, — убей сына моего.

— Нет, — сказал юноша, — я слишком многим обязан своему учителю! Как осмелюсь я поднять руку на своего наставника только потому, что мной овладела страсть?

— Тогда вот что, — прошамкала старуха, — ежели ты не покинешь меня, я сама его убью! Вот ведь сколь сластолюбивы, дурны и порочны женщины! Даже такая древняя старуха, стремясь к любовным утехам, позволила страстям всецело завладеть ею и решилась убить сына, служившего ей столь преданно! Пересказал юноша весь этот разговор бодхисатте.

— Хорошо ты сделал, сынок, что поведал мне обо всём, — заметил бодхисатта. Обозрев внутренним оком запас жизненных сил старухи, он узнал, что мать его должна в тот же день отойти, и сказал ученику:

— Ступай за мной. Я хочу испытать её. Бодхисатта срубил в лесу смоковницу, вытесал из неё деревянного человека — тех же размеров и формы, что и сам, — обмотал его с ног до головы тканью, положил боком на своё ложе и, привязав к нему верёвку, обратился к юноше:

— Сынок, возьми топор, поди к моей матери и сунь ей в руки конец верёвки. Юноша послушно пошёл и сказал старухе: — Почтенная, учитель сейчас в хижине — прилёг на свою постель отдохнуть. К постели я привязал верёвку, которая укажет тебе путь. Вот топор, ступай и, если только в силах, убей его.

— А ты меня не бросишь? — только и спросила старуха.

— С чего мне бросать тебя? — ответил юноша. Старуха взяла в руки топор, с трудом поднялась на ноги, доковыляла до постели сына, ощупала его тело и, увердясь, что это и в самом деле её сын, сдвинула в сторону ткань, прикрывавшую голову деревянного болвана. Затем она размахнулась топором и, воскликнув:

"Прикончу его одним ударом!" — рубанула прямо по горлу. Послышался сухой треск, и старуха поняла, что её удар пришёлся по дереву.

— Что ты делаешь, матушка? — спросил вошедший бодхисатта.

— Ты обманул меня! — вскричала вместо ответа старуха и в тот же миг пала бездыханная, ибо ей было суждено умереть, лишь только она вступит в хижину. Убедясь, что мать его мертва, бодхисатта разложил костёр и предал тело матери огню, а потом, когда всё было кончено, погасил пламя и принёс в жертву дикие лесные цветы. Сидя на пороге своей хижины вместе с молодым брахманом, бодхисатта сказал ему:

— Знай, сынок, что нет никакого особого "заклинания от тоски". Речь шла о любовной тоске и о женщинах, её вызывающих. Когда твоя мать послала тебя ко мне, наказав: "Ступай выучись "заклинанию от тоски", она хотела только, чтобы ты понял, сколь порочны женщины. Теперь, когда ты воочию узрел пучину скверны, в которую ты мог попасть из-за моей матери, тебе должен быть ясен смысл изречения: "Воистину, женщины — само сладострастие и порочность". И, наставив так юношу, бодхисатта отослал его. Почтительно простясь с учителем, юноша направился в Бенарес, к отцу с матерью. И, когда он явился в дом, мать спросила:

— Ну как, выучился ли ты "заклинанию от тоски"?

— Выучился, матушка, — ответил ей юноша. — Ну так что же, — продолжала мать, — хочешь ли ты стать подвижником, творящим жертвы богу огня, или предпочтёшь обзавестись семьёй и зажить мирской жизнью? — Матушка, — сказал юноша, — я своими глазами видел скверну, происходящую от женщин, и мирская жизнь не для меня. Я хочу стать отшельником. И, убеждая всех в непоколебимости своего решения, он спел такой стих:

О, эти женщины! Желаньями подобны Всепожирающему пламени они От мира отрешась, свой подвиг совершая, Себя от скверны любострастья сохрани.

Обличив так весь род женский, юноша простился с отцом и матерью и ушёл в лес. Став, как и хотел, подвижником, юноша, размышляя в уединении, познал самого себя и подготовился к последнему возрождению в мире Брахмы". И, восклицая "Видишь, брат мой, сколь сладострастны, порочны, похотливы женщины!" — Учитель вновь указал монаху на зло, которое несёт в себе весь женский род, и разъяснил суть Четырёх Благородных Истин. Выслушав его наставление, бхиккху вкусил от плода архатства. Учитель же растолковал джатаку, так связав перерождения: "В ту пору матерью юноши была Капилани, его отцом — Махакассапа, молодым брахманом — Ананда, наставником же был я сам".