Употребление опьяняющих напитков есть ужасное зло, влекущее за собою много грехов. Помня об этом, добрые должны поэтому и других удерживать от их употребления, а тем более воздерживаться от них сами. Вот как об этом назидательно повествуется.
Некогда Бодхисаттва, сердце которого было проникнуто величайшим состраданием, который всегда всей душой стремился делать добро, доставлять удовольствие ближним, проявляя свои чистые стремления щедростью, смирением, самообузданием и тому подобными свойствами, был, как рассказывают, Шакрой, повелителем богов.
И хоть у него было вволю чудеснейших небесных предметов для наслаждения, однако, по своему глубочайшему состраданию, он с неослабевающим напряжением стремился к деятельности на благо мира. Обычно человек, вкусив пьянящего напитка счастья, даже о благе собственном не думает; но он, не опьяняясь и великим счастьем повелителя богов, всегда стремился к благу ближних. В нем, как к родне своей, жило расположенье к существам, измученным бесчисленными тяжкими несчастьями; и, опираясь на постоянство и на знание своей природы, не забывал творить он благо ближним. И вот однажды Великосущный, озирая человеческий мир своим оком, проникнутым глубоким состраданием и дружелюбием, великим, как и его природа, увидел царя по имени Сарвамитра, который, опустившись от общения с дурными друзьями, предавался употреблению опьяняющих напитков сам, а за ним и весь его народ — горожане и селяне. Поняв, что царь не считал это грехом, и, сознавая великую греховность употребления опьяняющих напитков, Великосущный был в глубине сердца поражён великим состраданием и впал в такие размышления: «Увы, какая злая беда обрушилась на людей! Вино вначале сладко этим отвлекает тех, кто грех в нем видеть неспособен, от высшего блаженства, подобно восхитительному ложному пути. Так что же мне делать в данном случае? А, я нашёл!
Есть общее всем правило, что по своей природе народ стремится подражать стоящим выше; то зная, можно излечить царя: ведь он — источник и добра и зла народа!». Приняв такое решение, Великосущный своей чудесной силою принял величественный образ брахмана; его лик был цвета расплавленного золота; его волосы были спутаны и заплетены в косу, что придавало ему суровый вид; на нем было платье из мочалы и грубой кожи; в левой руке у него была умеренных размеров чаша, наполненная сурой,— в таком виде предстал он, стоя в воздухе, перед царём Сарвамитрой, сидевшим в зале собраний со своими друзьями в то время, когда начались разговоры, какие обычно предшествуют питью суры, асавы, сидху, майреи и меда. Все присутствовавшие, исполненные изумления и глубокого почтения, поднялись и, благоговейно сложив руки, выразили ему своё почтение. Он же обратился к ним, издавая глухой гром, как дождевая туча, насыщенная водой, и сказал:
«Вот чаша полная! Вокруг неё цветов гирлянда улыбается; единственная это чаша, всех чаш венец! Кто хочет эту чашу у меня купить?
Она в оправе словно, и обвила её цветов гирлянда, которую, как бы шутя, колышет ветер; побегами прекрасными украшена она! Кто же из вас купить хотел бы эту чашу?». Тогда царь, любопытство которого возросло от изумления, с глубочайшим почтением взирая на Бодхисаттву, смиренно обратился к нему с такими словами:
«Сияньем ты подобен солнцу восходящему, а прелестью — луне, своим же видом кажешься одним из муки; благоволи сказать нам, под каким ты именем известен в мире; блеск качеств дивных заставляет нас в догадках о тебе теряться». Шакра сказал:
«Кто я, узнаешь ты потом; теперь же постарайся купить вот эту чашу, коль не страшишься мук в загробном мире и тяжких в этом мире бед». Царь сказал: «О господин! Свою продажу начинаешь ты невиданным мной прежде способом! Изображение достоинств и сокрытие всех недостатков — вот в чем обычный в мире способ свои товары продавать.
Как ты же, поступают все подобные тебе, которые боятся и чуждаются неправды; ведь добрые и в крайней находясь нужде, оставить правду не хотят. И поведай, высокоблаженный, что наполняет эту чашу и что тебе подобный хотел бы получить от нас в обмен?».
Шакра сказал:
«Узнай, великий царь.
Нет, не водою, тучею пролитой, наполнена она и не водой из мест священных омовений; не мёд здесь ароматный, собранный с тычинок лотоса, не масло чудное, не молоко, что цветом — как лучи луны, в безоблачную ночь ласкающей роскошно распустившиеся лотоса цветы! Послушай ты о силе зелья, что наполняет эту чашу.
Кто выпьет это, тот, поражённый опьянением греховным, сознание утратит и, двигаясь, на ровном месте даже будет падать; не станет различать, что можно есть и что нельзя, и насладится всем. Вот чем наполнена вся до краёв постыднейшая чаша! Ты покупай, она ведь продаётся!
Лишившийся рассудка человек, питьем из чаши опьянённый, уж действует без всяких размышлений,— как бык тупой и неразумный, даёт возможность он врагам смеяться над собой! Способен он пуститься в пляс перед собраньем многолюдным, играя, как на бубне, на губах. Достойно купленным быть вами то, что в этой чаше,— отвратительное зелье!
Упившись им, привычную оставят даже всю душевную стыдливость люди и, как ниргрантхи, развязав стеснительные узы платья, прогуливаться медленно пойдут по улицам, где сборище народа,— вот это зелье в чаше купить я предлагаю вам!
Упившись им и осквернившись выблеванной пищей, сознания лишившись, люди на улицах главнейших прямо спят, и без боязни псы им лижут лица — вот зелье, налитое в эту чашу. Прекраснейший напиток этот продаётся! Им насладившись, в опьяненье даже женщина способна оковы наложить и на родителей своих; способна ставить ни во что супруга, хотя б он, как Кубера, был богат; так вот какое зелье скрыто в этой чаше!
Упившись им, сознание разрушив хмелем, роды Вришни и Андхака, забывши родственные чувства, друг друга начали дубинками разить: ведь зелье то, что в этой чаше, всех ума лишает.
Высокоблагородные, великим счастием блиставшие когда-то роды, пристрастившиеся к нему, погибли. Смотрите: вот оно — родов губитель богатейших, вот в этой чаше налито оно и продаётся.
Здесь в чаше то, что разрушает разум: упившись этим, во власти демонов как будто человек бывает; тупеет взгляд его, становится тяжёлым; утрачивает сдержанность язык; рыдает он, а после вдруг хохочет. О, несомненно, человек такой заслуживает общего презренья!
И даже пожилые люди, напитком этим помутив сознание своё, не могут удержаться на пути, ведущему ко благу; они бросают безрассудно ненужные, поспешные слова. И вот такой напиток в чаше продаётся мной, о царь! Ты эту чашу можешь взять, наполненную зельем.
По чьей вине когда-то боги древние, став беззаботными, из-за царя богов утратили высокое блаженство, и в поисках спасенья они все утонули в океане — вот эта чаша чем полна! Возьмите!
Благодаря ему неправду можно говорить нам столь же смело, как и правду; творить постыдное с такою ж радостью, как и достойное хвалы; дурное добрым находить и ложь считать за правду. Поистине, оно есть воплощение проклятья — вот что содержит эта чаша!
Купи же у меня сию родительницу зла, несчастье воплощённое, вместилище пороков, безумия науку, единственный и совершеннейший путь в ад,— ту, что ввергает разум в мрак ужасный.
Благодаря чему, рассудка лишены, не думают о участии, о будущем, становятся способными убить отца и мать или отшельника-аскета; возьми же, царь, купи ты у меня напиток этот!
Таков хмельной напиток этот, который в мире столь известен под названием сура, о государь богоподобный; в ком нет привязанности к добродетели, тот должен постараться приобрести его.
Им наслаждаясь, привыкают к дурному поведенью люди и через это в ужасную пучину ада попадают, иль в состояние животного, иль в бедственное состоянье претов. Ну кто ж решился бы взглянуть хоть на него.
Ведь даже лёгкое возмездье за питье хмельных напитков губит разум и добрые задатки тех, кто человека путь проходит, а далее за это люди попадают в ад Авичи, пылающий огнём жестоким, или же в мир претов, иль в состояние животного дурного.
На жизнь прекрасную оно нам не даёт смотреть и славу добрую насильственно порочит, уничтожает стыд и оскверняет разум. Как видишь, это зелье все добродетели, что существуют, губит; так как же можешь ты ещё сегодня пить хмельное, государь?».
И вот царь, уразумев благодаря хватающим за сердце убедительным словам Бодхисаттвы всю греховность употребления хмельных напитков и почувствовав отвращение ко всему хмельному, обратился к Шакре с такою речью:
«Ты говорил, как любящий отец сказать бы мог, за преданность и скромность награждая, иль как отшельник, знающий дела благие и греховные,— так ты, желая мне добра, прекрасное прочёл мне поученье — за это постараюсь я почтить тебя, как должно, делом! Благоволи же, о господин, в благодарность за свои дивные слова принять от нас это выражение почтения:
Дарю тебе пять лучших деревень и сто рабынь, пятьсот коров и десять колесниц, прекрасными конями запряжённые, ведь ты учитель мой, добра ты провозвестник! Если же угодно, чтобы я сделал ещё что-нибудь сверх этого, то да благоволит господин лишь приказать мне, и получит он больше этого».
Шакра сказал:
«Мне не нужны твои прекрасные деревни со всеми прочими дарами: узнай во мне богов владыку, царь. А провозвестника добра почтить ты должен тем, что внемлешь ты его словам и им последуешь отныне!
Ведь это — славы путь и счастья, а в жизни будущей — отрада различнейших высоких наслаждений; поэтому, оставивши своё пристрастие к хмельным напиткам и опираясь на святой закон, ты насладишься царствием моим!».
Промолвив так, Шакра тотчас исчез. Царь же вместе со своими подданными — горожанами и селянами — прекратил употребление хмельных напитков.
Таким образом, «употребление опьяняющих напитков есть ужасное зло, влекущее за собой много грехов. Помня об этом, добрые должны поэтому и других удерживать от их употребления, а тем более воздерживаться от них сами».
[Это же следует рассказать, повествуя о Татхагате, предпослав рассказу слова: «Таким образом, даже и в своих прежних рождениях Великосущный стремился к благу мира».]