Джатака о юном Падуме

Словами: "Не кто иной, как я..." Учитель — он жил в ту пору в роще Джетавана — начал повествование об одном бхиккху, томившемся плотским желанием. Однажды Учитель спросил одного монаха:

"Правда ли, бхиккху, что ты томим плотским желанием?" Тот отвечал:

"Это правда, Учитель!" –

"Кто же, — спросил тогда Учитель, — разжёг в тебе вожделение?" –

"Встретилась мне женщина, — отвечал монах, — разукрашенная, разодетая, и я воспылал к ней страстью!" –

"Бхиккху, — молвил на то Учитель, — ведь женщины — существа неблагодарные, они вероломны и жестокосердны. Во времена минувшие иные из мудрых поили женщин кровью из собственного колена, дарили им дорогие подарки и так и не постигли женского сердца!"

И Учитель поведал собравшимся такую историю из прошлой жизни.

"Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал царь Брахмадатта, бодхисаттва явился на землю сыном старшей жены царя. В день наречения ему дали имя Падума-кумар, царевич Лотос. Было у Падумы шестеро младших братьев, и вот когда царевичи достигли мужества, они обзавелись семьями и жили при дворе царскими помощниками.

Однажды царь из окна своих палат увидел, как его сыновья в окружении слуг и домочадцев идут служить ему, и усомнился: "А не хотят ли все эти люди убить меня и захватить царство?" И, подумав так, он послал за сыновьями и сказал им:

"Сыны мои, вам не следует жить в этом городе. Ступайте куда-нибудь, а с кончиною моей возвращайтесь обратно и владейте царством, что издавна принадлежит нашему роду!" Сыновья подчинились отцовской воле и, рыдая, пошли по домам собираться.

"Где-нибудь да проживём!" — утешали они себя, забрали жён и, выйдя из города, пошли куда глаза глядят.

Долго ли, коротко ли шли они, но забрались в глушь. А когда не сумели сыскать ни еды, ни питья, не в силах терпеть муки голода, решили они спасти свои жизни ценою жизни женщин. Царевичи схватили жену младшего брата, убили её, разрезали на тринадцать частей и наелись досыта. Только бодхисаттва с женой из двух своих кусков один отложили, другой же поделили между собой. Так за шесть дней царевичи убили и съели шестерых женщин. Бодхисаттва же, как и в первый день, каждый раз откладывал про запас один из кусков, так что набралось у него уже шесть припасённых кусков мяса.

На седьмой день собрались царевичи убить и съесть жену бодхисаттвы, но он взамен предложил им те шесть сохранённых кусков мяса. "Съешьте пока эти шесть кусков, — сказал он, — а утром посмотрим!" Те поели мяса, что дал им бодхисаттва, а ночью, когда все уснули, бодхисаттва и его жена убежали. Прошли они немного, и женщина начала стенать: "Муженёк мой! Не могу я идти дальше!" И бодхисаттва посадил её себе на плечи и понёс. На рассвете вышли они из той глуши.

И когда солнце поднялось высоко, жена бодхисаттвы сказала:

"Муженёк мой, пить хочу!" –

"Дорогая, — отвечал ей бодхисаттва, — нет воды, терпи!"

Но она жалобно взывала снова и снова, пока бодхисаттва не схватил меч и, ударив себя мечом по правому колену, не сказал жене:

"Нет тут воды, дорогая! Вот, присядь и напейся крови из моего правого колена".

И жена бодхисаттвы так и сделала. Вскоре вышли они на берег великого Ганга. Напились, искупались, поели диких плодов и прилегли отдохнуть в красивом и прохладном месте. Там, в излучине реки, они выстроили потом хижину, в каких живут отшельники, и зажили в ней.

Однажды в некоем царстве в верховьях Ганга поймали и судили виновного пред царём вора. Ему отрубили руки, ноги, нос и уши, положили обрубок туловища в лодку и пустили плыть по течению Ганга. И вот лодка с несчастным, громко вопившим от боли, доплыла до места, где жили бодхисаттва с женой. Бодхисаттва, услышав жалобные завывания калеки, решил:

"Покуда я жив, не дам пропасть несчастному!"

С тем он направился на берег Ганга, вытащил калеку из лодки, принёс к себе в хижину и принялся пользовать несчастного примочками из настоев вяжущих трав и мазями. Жена же бодхисаттвы при виде калеки воскликнула: "Хорошенького же урода ты вытащил из Ганга да ещё возишься и нянчишься с ним!" И, ходя по хижине, она плевалась от отвращения.

Пока раны искалеченного не зажили, бодхисаттва позволил ему жить с ним и женой в одной хижине. Каждый день приносил он свежие плоды и кормил ими и жену свою, и урода. Между тем сердце жены бодхисаттвы охватила страсть к уроду, и она, улучив момент, соединилась с ним. Поступив так, она задумала убить бодхисаттву и раз сказала ему:

"Муженёк! В тот самый день, когда выбирались мы из лесной глуши, я, сидя на твоём плече, увидала вдалеке вон ту гору и дала тогда обет, что, если нам удастся спастись и мы останемся живы и невредимы, я принесу подношение божеству той горы. Теперь дух горы всё чаще является мне в мыслях, и я хотела бы наконец возблагодарить его подношением". –

"Да будет так!" — отвечал ей бодхисаттва, не подозревая о её вероломстве.

Он приготовил подношение и, неся чашу с дарами, взобрался вместе с женой на гору. Там женщина воскликнула:

"Муженёк, не божество горы, но ты сам — бог богов! И сперва я тебе поднесу лесных цветов и тебя обойду кругом слева направо в обряде поклонения, а уж после того совершу подношение божеству горы!"

И, говоря так, она подвела бодхисаттву к краю обрыва, поднесла ему лесных цветов и, делая вид, что свершает круг почёта, стала обходить мужа слева направо. Но, зайдя сзади, она изо всех сил толкнула бодхисаттву в спину и сбросила его в пропасть. А когда он падал, женщина в злобной радости крикнула ему вслед:

"Наконец-то я увидела спину своего врага!"

Потом она спустилась с горы и воротилась к своему уроду. Что до бодхисаттвы, то тот, падая в пропасть, счастливо угодил в густую, лишённую шипов крону смоковницы, что росла на склоне горы, и застрял, запутавшись в её ветвях. Однако без чьей-либо помощи бодхисаттва не смог спуститься вниз и остался на смоковнице, питаясь фигами. А надобно сказать, что одна большая игуана, предводительница тамошних игуан, каждый день взбиралась по горе к тому месту, где росла смоковница, и лакомилась фигами. В первый раз, заметив бодхисаттву, игуана кинулась прочь, но на другой день она вновь подобралась к смоковнице и, поев плодов с одной стороны дерева, уползла восвояси. Так каждый день игуана появлялась там и наконец прониклась доверием к бодхисаттве.

"Как это ты попал сюда?" — спросила однажды игуана бодхисаттву, и тот поведал ей о своих злоключениях.

"Смотри же не бойся!" — сказала игуана, посадила бодхисаттву себе на спину, спустилась вместе с ним с горы и, миновав лес, приползла к большой дороге. Там игуана опустила бодхисаттву на дорогу, объяснила ему, в какую сторону идти, а потом воротилась к себе в лес.

Бодхисаттва добрался до небольшой деревушки и жил там, пока не прослышал о смерти своего отца-царя, после чего отправился назад в Бенарес. Там он под именем Падума-раджа, царь Падума, стал править царством, которое издревле принадлежало его роду. Он твёрдо блюл все десять заповедей справедливого царского правления и правил в соответствии с дхаммой. Падума повелел построить в Бенаресе шесть странноприёмных домов: по одному близ четырёх городских ворот, один — посредине города и один — перед самым дворцом. А ещё всякий день раздавал он милостыни на шестьсот тысяч золотых.

Злонамеренная же супруга бодхисаттвы как-то посадила себе на плечи своего урода да и вышла с ним из лесов к людям. Побираясь и питаясь поданным ей рисом с топлёным маслом, она поддерживала силы в себе и своём сожителе. Если же люди спрашивали, кто ей этот калека, она обычно отвечала:

"Я дочь его дяди по матери, а он, значит, мне двоюродный брат. Но меня отдали ему в жёны, и, хоть его приговаривали к смерти, я супруга своего не бросаю, пекусь о нём и, чтобы прокормить, прошу подаяния!" –

"Сколь преданная супруга!" — восхищались слушатели и подавали ей впредь больше прежнего. А иные советовали:

"Зачем тебе скитаться в поисках подаяния? Ныне в Бенаресе правит царь Падума. Он, поражая Джамбудипу небывалой щедростью, подаёт всем. Увидев твоего урода, царь возрадуется сердцем и, ублажённый, одарит тебя богатыми дарами. Посади мужа в эту корзину да и ступай с ним прямо к бенаресскому царю!"

И, настаивая на своём, они подали ей ивовую корзину.

Бесчестная женщина посадила тогда своего урода в корзину и, водрузив её на голову, отправилась в Бенарес. А там стала жить на то, что получала в странноприёмных домах. Бодхисаттва же обычно приезжал к месту, где раздавалась милостыня и пожертвования, сидя на спине великолепного, богато убранного слона. Раздав из своих рук подаяние восьми-десяти страждущим, он возвращался во дворец. И вот однажды подлая женщина посадила урода в корзину и, держа корзину на голове, стала на дороге, по которой следовал царь. Царь увидел женщину и спросил, кто она такая.

"Это, государь, некая преданная супруга!" — отвечали ему.

Царь тогда велел призвать её и, разглядев, узнал свою жену. По его приказанию урода вытряхнули из корзины, и царь спросил женщину:

"Кто он тебе?" –

"Он, государь, мой двоюродный брат, назначенный мне родом в супруги!" — отвечала лгунья.

"Да, воистину она божественная супруга!" — вскричали все тогда в восхищении и стали петь хвалу бесчестной, ибо не знали того, что было прежде.

"Что?! — воскликнул царь. — Вот этот урод — назначенный тебе родом супруг?" –

"Да, государь!" — дерзко отвечала женщина, ибо она не признала в царе супруга.

"Ах, так, — вскричал царь, — а может, этот урод ещё и сын царя бенаресского?! Разве не ты жена царевича Падумы, дочь такого-то царя, и зовут тебя разве не так-то?! Не ты ли утоляла жажду кровью из моего рассечённого колена? Не ты ли, воспылав непотребной страстью к этому уроду, столкнула меня в пропасть?! Ты явилась сюда, думая, что я мёртв, но вот он я — живой, на твоём же челе отныне — печать смерти!"

И царь сказал советникам:

"Советники мои, помните ли вы, как на ваши расспросы я поведал вам однажды о том, что шестеро моих братьев убили и съели одну за одной шестерых своих жён, я же свою жену уберёг!

На плечах я донёс её до берега Ганга, и там мы жили с ней в отшельнической хижине. Это я вытащил из реки калеку, наказанного за злодейства, и я ходил за ним. Женщина же эта, томимая пагубной страстью, столкнула меня в пропасть, но я спасся, потому что был милосерден! Женщина, о которой шла тогда речь, женщина, которая спихнула меня со скалы, не кто иная, как вот эта бесчестная побирушка, а наказанный за злодейства свои урод — вот этот самый калека!" И бодхисаттва спел им тогда такую гатху:

"Не кто иной, как я. Она, а не иная.

А тот, лишённый рук, не кто иной, как он.

Не верьте женщине. Она лгала, стеная:

"Он в отрочестве мне в супруги приведён!"

Нет правды в женщинах, их словесам не верьте.

Все жёны до одной заслуживают смерти".

"Этого урода, соединяющегося с чужими жёнами, — повелел царь, — жестоко измолотив дубинами, забейте до смерти! А у сей притворной "верной супруги" отрубите нос и уши!"

Но хотя бодхисаттва и не сумел сдержать гнева и распорядился о столь страшном наказании, он, конечно же, не потребовал исполнения своего приговора. Вместо того, утишив ярость, бодхисаттва повелел посадить урода назад в корзину и, чтобы обманщица не смогла стащить её с головы, приказал крепко-накрепко привязать корзину к голове мошенницы, а затем прогнать обоих с глаз долой!"

Заканчивая своё наставление в дхамме, Учитель приобщил слушавших его к Четырём Благородным Истинам, и, внявши тем Истинам, томившийся страстью бхиккху раскаялся и вкусил плода от нового приобщения к Потоку.

Учитель же тогда растолковал джатаку, так связав перерождения. "В ту пору, — молвил он, — шестью царевичами были некие тхеры, царской женой была отроковица Чинча, уродом — Девадатта, предводителем игуан — Ананда, царём же Падумой был я сам".

Загрузка...