Доля вероятности

Глава восьмая Иззи

Сент-Луис

Ноябрь 2011 года

— Так, удалось раздобыть «Твикс», «Баттерфингер» [15] и очень маленький пакетик чипсов, — сказала Серена, заходя с добычей в неосвещенную палату. — Тут в автомате совсем ничего нет. — Проходя мимо телевизора, она нахмурилась и схватила лежавший на кровати пульт. — Не смотри, не поможет.

Я бросилась за пультом и поморщилась от боли; сестра отскочила в сторону.

— Черт. — Я откинулась на подушки и попыталась продышаться: боль разлилась по всему левому боку.

— Ох, прости, Из.

Серена скорчила гримасу, отдала мне пульт и устроилась в кресле у моей кровати, где я увидела ее, проснувшись утром, хотя сестра сказала, что была здесь вчера вечером тоже и просидела со мной всю ночь. Я поступила в больницу с двумя сломанными ребрами, лопнувшей селезенкой и внутренним кровотечением, но мне сделали несколько переливаний крови, и… слава богу, я не умерла.

А все благодаря ему.

Ни он, ни я не погибли в авиакатастрофе и, судя по телерепортажу, выжили лишь чудом.

— Я просто надеюсь, что съемки с места событий помогут вспомнить, — сказала я, попыталась сесть повыше и тут же пожалела о своем решении. — Господи, как больно-то!

— Если больно, нажми на эту кнопочку. — Она подала мне пульт от капельницы с обезболивающим. — Тебя только вчера прооперировали, а еще ты попала в авиакатастрофу, забыла? Жми на кнопку, пожалей себя.

— Не поможет. Голова будет ватная, и я усну.

Я просмотрела еще одно любительское видео крушения самолета, снятое рыбаком, который в тот момент ловил рыбу в реке Миссури. Со стороны все выглядело… страшно.

Самолет появился ниоткуда, с ревом пронесся сквозь туман, чуть не врезался в лодку рыбака и рухнул в воду.

— А ты уверена, что хочешь вспоминать? — тихо спросила Серена и протянула мне мой любимый «Твикс».

Я разорвала обертку и вонзилась зубами в сладкое печенье с тягучей карамелью. Жевала и думала.

— Не помню, что случилось, когда мы вылезли на берег, — сказала я. — Взлет помню хорошо, момент, когда поняла, что сейчас мы упадем, тоже, и даже панику, когда все стали рваться на выход. Вода была ледяная… — Я покачала головой. — Но я не помню его имя.

Зато я хорошо помнила все остальное: тревогу в его глазах и прикосновение рук, вытаскивающих меня из воды. Он напоминал мне дышать, смешил меня, потом отнес в «скорую», — по крайней мере, так сказала медсестра.

Если бы не он, я бы так и умерла под этим деревом от внутреннего кровотечения.

— Извини, — вздохнула Серена и разорвала пакетик с чипсами. — Жаль, что я тоже его не запомнила, но я была в такой панике, что просто не обратила внимания. — Ее взгляд метнулся ко мне; я смотрела репортаж о нашем спасении, хотя к приезду съемочных групп меня уже давно увезли на «скорой». — Могу одно сказать: он красавчик.

— Я помню, как он выглядел. — Я закатила глаза.

Я также запомнила, какую книгу он читал, знала, что он вырос на ферме и записался в армию, чтобы заработать денег на колледж. Вот только его имя вылетело из головы, как и все после того момента, как мы сели под это чертово дерево.

— Он назвался твоим мужем. Подписал согласие на операцию. — Серена лукаво улыбнулась. — Откуда-то знал твою группу крови и что у тебя аллергия на пенициллин, — значит, ты все-таки была в сознании и ему об этом сообщила. Но знаешь что? — Она сурово посмотрела на меня. — Врач сказал, с сотрясением мозга нельзя смотреть телевизор.

Я вздохнула так тяжело, что всколыхнулось одеяло, но все же выключила телевизор, и вовремя: в палату вошла медсестра проверять жизненно важные показатели. К счастью, свет она не включила, так как голова у меня раскалывалась и грозила взорваться, будто ее начинили динамитом.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она, внося показатели в карту, прикрепленную к изножью кровати.

Карта. Ну конечно же.

— Нет, все в порядке, спасибо. — Я улыбнулась, медсестра вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

— Серена, дай мне карту! — воскликнула я.

Сестра нахмурилась, между бровей у нее залегли две вертикальные морщинки.

— Что? — спросила она.

— Карту! Дай мне карту! — Я замахала рукой, указывая на изножье кровати. — Если он подписывал согласие на операцию, его имя должно быть там!

— Точно! — Она вскочила с кресла, бросив чипсы и шоколадки на столике у кровати. — А я еще учусь на репортера! Как сама не догадалась!

Учусь на репортера… Черт, мне же придется возвращаться в Сиракузы. Но при мысли снова сесть в самолет… ну уж нет, больше никогда. Теперь я не смогу лететь даже с успокоительным; меня понадобится усыпить и вкатить по рукаву на носилках, иначе никак!

— Как же я вернусь в колледж? — шепотом озвучила я свой риторический вопрос.

Серена опустила боковой ограничитель на кровати и села рядом, продавив матрас. Она протянула мне карту.

— Мы что-нибудь придумаем. Завтра тебя отпустят, но тебе необязательно сразу возвращаться в Нью-Йорк, Из. Спешить некуда. Мама с папой должны понять, что тебе нужен отдых. А когда будешь готова, я прогуляю денек и отвезу тебя на машине. — Сестра пожала плечами. — Так что никаких проблем. И папа с мамой наверняка приедут через пару дней. Если захочешь, они отвезут тебя домой в Колорадо.

— Спасибо. — Я взяла карту и положила на колени. — Я просто не смогу заставить себя сесть в самолет.

А он? Интересно, как он себя чувствует. Вчера он ушел с военными; неужели те сразу посадили его на самолет до Форт-Беннинга? Я боялась летать, но, в отличие от него, для меня вчерашний полет не был первым.

— Что-нибудь придумаем, — сказала Серена. На тумбочке зазвонил телефон; мы обе вздрогнули.

Я потянулась за ним, но бок тут же пронзила резкая боль. Швы заболели, а может, ребра, а может, лопнувшая селезенка. Да что угодно. Мое тело ополчилось на меня.

Серена бросилась к тумбочке и ответила на звонок, откинув назад свои длинные волосы. Она выглядела великолепно, хоть и провела в больнице сутки. Не будь она моей любимой сестрой, я бы ненавидела ее из зависти.

— Алло? — ответила Серена, и из телефона донеслись невнятные голоса. Она подняла брови. — Ох, слава богу! Я отправила сообщение через круизную компанию, но не знала, скоро ли они смогут с вами связаться… Когда вернетесь? Мама и папа, — прошептала она, слушая ответ. — С ней все в порядке. Завтра выписывают. Разрыв селезенки, сотрясение, перелом двух ребер, шишки-синяки, но худшее позади. Она рядом, если хотите с ней… — Серена нахмурилась. Я вытянула руку. — Серьезно? — напряглась она. — Что ж, тогда скажите ей сами. — Она зажмурилась, сглотнула и протянула мне телефон.

Мой бедный живот сжался от ужаса.

— Иза! — услышала я папин голос. — Ох, бедная моя девочка. Мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти!

Слезы обожгли глаза, и я судорожно сглотнула. Увидев Серену у своей кровати, я отреагировала так же. Эмоций было слишком много, они во мне не умещались и грозили прорваться наружу.

— Со мной все хорошо, — выпалила я.

— Серена то же самое сказала, — добавила мама. Я представила, как они по очереди тянутся к трубке, чтобы я слышала их обоих. — Слава богу, она с тобой.

— А вы когда вернетесь? — Я зажала телефон между плечом и ухом и начала пролистывать карту.

— Ну… — вздохнула мама, — дорогая, ты знаешь, как долго мы мечтали об этой поездке. Если твоя жизнь больше не в опасности, какой смысл приезжать?

Я часто заморгала. Листавшие карту руки онемели.

Серена опять присела на кровать, глядя на меня оценивающим взглядом, выдержать который у меня не было сил.

— Мы же все равно увидимся на Рождество. Всего четыре недели осталось, ты же не хочешь пропустить занятия? Какая польза, если мы сейчас вернемся, — продолжала мама.

— Так вы не приедете? — Я не выдержала и повторила: хотела убедиться, что не ослышалась. Мои родители — мастера витиевато выражаться, их слова можно было интерпретировать по-всякому.

Серена сжала мою руку.

— Если тебя уже завтра выписывают, значит, идешь на поправку, — сказал отец деловитым тоном, которым разговаривал в офисе. — Я понимаю, что ты пережила шок, но представь, какая замечательная это возможность — подняться над трудностями и проявить стойкость.

Замечательная возможность?

— Это был не шок, — возразила я, а сердце тем временем чуть не треснуло. — Я попала в авиакатастрофу. Мой самолет разбился. Я вылезла через аварийный выход и плыла к берегу с лопнувшей селезенкой и внутренним кровотечением.

Я знала, что все бесполезно. Они все равно не приедут.

— И мы очень тобой гордимся! — сказала мама, будто речь шла о победе в школьном конкурсе. — Не зря ты столько лет занималась плаванием!

На соревнования моей команды по плаванию они тоже никогда не ходили.

— Мы знаем, что ты попала в авиакатастрофу, Иза, — вмешался папа. — Поэтому можешь воспользоваться моей кредиткой и забронировать любой рейс в Сиракузы. Ни о чем не волнуйся. Мы все оплатим.

Но все равно не приедем. Ясно-понятно.

— Даже не знаю, что сказать.

— Не благодари. Естественно, мы оплатим все расходы, — усмехнулся папа и добавил: — Но когда вернемся, ожидаю увидеть только самые хорошие оценки!

Да они ненормальные, подумала я.

— Изабо, конечно, мы бы вернулись, будь это совершенно необходимо, — ласково проговорила мама. — Круизная компания должна вернуть нам деньги за остаток поездки, а в следующем году начнем с порта, где остановились, верно?

— Ну что ты с ней, как с маленькой, Роуз. Серена же сказала: ее выписывают, значит она здорова. Она же Астор. Ты же Астор, Иза? — спросил отец. — Асторы берут и делают, что необходимо.

Кажется, они ожидали, что я и тут буду отличницей. И как я должна была поступить? Не могла же я и впрямь попросить их прервать единственный отпуск за десять лет, когда отца не донимали постоянными звонками из офиса.

Я повернулась к Серене. Та смотрела на меня с сочувствием и понимающе улыбалась.

— Вместе справимся, — прошептала она, — как всегда.

Я кивнула и откашлялась, пытаясь избавиться от комка в горле.

— Все хорошо. Серена отвезет меня в колледж.

— Ну конечно, — с гордостью проговорил отец. — Тогда увидимся на Рождество. Я знаю, что тебе пришлось пережить настоящий ужас, дочка, но все равно рад, что мы поговорили. Мы тебя любим.

— Мы любим тебя! — проворковала мама. — В следующем порту купим тебе подарочек.

Безделушки вместо любви, почему я не удивлена.

— Отлично. Я вас тоже люблю.

Мы с Сереной попрощались с родителями, и она дала отбой.

— Из, мне так жаль. Я правда думала… — Сестра вздохнула и плюхнулась обратно в кресло.

— Нет, не думала. — Мой тон смягчился. — Давай не будем друг другу лгать.

Для наших родителей на первом месте всегда была отцовская компания и они сами. А мы с Сереной служили украшением, статусными трофеями, которые они полировали до блеска и выставляли напоказ. Я это понимала, и все равно следующий вдох отозвался болью в груди.

— У тебя есть я. — Сестра потянулась ко мне. — Я никогда тебя не брошу.

— Знаю. — Я сжала ее руку и судорожно вздохнула. Плакать было бессмысленно, поэтому я снова стала пролистывать карту и наконец нашла нужные документы. — Вот!

Серена встала и склонилась над кроватью:

— Он точно не врач? Почерк как у врача.

— Натаниэль, — прошептала я и провела кончиком пальца по его подписи. Фамилию было не разобрать.

— Как ты поняла, что это «Натаниэль»? Одни каракули. — Серена покачала головой. — Я вижу только букву «Н».

— Нейт. — Мои губы расползлись в улыбке впервые с тех пор, как я очнулась. — Друзья зовут его Нейт.

Это я вспомнила и, хотя не помнила больше ничего, по крайней мере, теперь знала, как звали человека, спасшего мне жизнь.

Два месяца спустя я стояла на пороге своего общежития. Поправив сумку на плече, я стряхнула снег с ботинок. Колорадо — снежный штат, я привыкла к снегопадам, но там никогда не было сугробов по пояс, как в Сиракузах.

Я направилась к почтовым ящикам и набрала на своем код. Вокруг болтали студенты. В ящике лежал оранжевый листок: меня ждала посылка.

Мои родители были не из тех, кто стал бы отправлять посылки. К тому же мы виделись на прошлой неделе, я ездила к ним на каникулы, значит посылка точно не от них. Может, от Серены?

Я захлопнула почтовый ящик, выбросила в мусор очередное предложение оформить кредитку и встала в очередь к окошку за посылкой. Передо мной стояли два человека.

— Иззи, привет! — Меня окликнула Марго, соседка по комнате, говорившая с сильным южным акцентом. Она шла ко мне, оставляя мокрые следы на грязном полу.

— Привет, — ответила я. — Как твоя психология?

— Нормально. — Она пожала плечами, вытряхивая снег из иссиня-черных волос. Очередь продвинулась вперед. — Мы изучаем посттравматическое расстройство. — Она многозначительно на меня посмотрела. — И я подумала, может… тебе стоит обратиться к психотерапевту?

Какой прозрачный намек, подумала я.

— У меня нет ПТСР. Я боюсь летать. Это другое.

Именно по этой причине мы с Сереной приехали из Колорадо на арендованной машине, хотя отец твердил, что нельзя «потакать своему страху перед полетами».

— Да, но это началось после травмы, когда ты попала в авиакатастрофу, — сказала она.

Мы снова немного продвинулись в очереди.

— Я боялась летать и до катастрофы.

— Квитанция? — спросил администратор, и я протянула оранжевый листок. Администратор скрылся в подсобке.

— Я просто хочу сказать… мне очень помогла терапия после смерти брата, — тихо проговорила Марго, и я не удержалась и посмотрела на нее. Я даже представить не могла, каково это — лишиться Серены. — Вдруг тебе тоже поможет? — продолжала она. — Мы же живем в одной комнате. Я заметила, что после катастрофы ты плохо спишь. Вреда точно не будет, а на занятиях нам объясняли, что чем раньше поговоришь со специалистом, тем лучше…

Возможно, Марго права. Мне стоило сходить к психотерапевту хотя бы для того, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Может, он подсказал бы, как путешествуют те, кто боится летать.

— Я подумаю.

— Умница! — Она обняла меня.

— Астор? — Администратор придвинул ко мне плоскую коричневую коробку размером сантиметров тридцать на сорок пять.

— Да, это я. — Взяв папку, я расписалась в графе «получатель».

— От кого это? — спросила Марго.

— Точно не знаю. — Коробка была очень легкая; я подняла ее и прочитала надпись на распечатанной этикетке. «Трансконтинентальные авиалинии». Сердце сжалось.

— Гигантский чек, компенсация за боль и страдания?

— Даже не знаю.

Что могла прислать авиакомпания? Подушку, чтобы мне лучше спалось? Тысячу сертификатов на бесплатные перелеты, которыми я никогда не воспользуюсь?

Мы поднялись на лифте на третий этаж. Марго открыла дверь своим ключом, так как у меня были заняты руки. Комната была обставлена просто: две одинаковых кровати, два письменных стола и мини-комода. Но Марго декорировала ее по-своему, с ярко-розовыми и лаймово-зелеными акцентами. Здесь можно было снимать рекламу пляжной одежды.

Я поставила коробку на стол и вскрыла. Внутри оказался темно-синий пластиковый пакет и письмо.

Мисс Астор,

Предварительное расследование прискорбного происшествия с рейсом 826 завершено. Возвращаем вам личные вещи, которые были найдены под вашим сиденьем. Хотя бумага пострадала от воды и ее, увы, спасти не удалось, так как самолет утонул, мы решили вернуть остальное.

Простите за причиненные неудобства и долгое ожидание возврата личных вещей.

«Трансконтинентальные авиалинии»

Я прыснула со смеху и зачитала последнюю строчку вслух.

— Они просят прощения за неудобство и потерянные вещи.

— А за потерянную селезенку? — Марго заглянула в коробку через мое плечо.

— Может, там моя сумочка? — Я с любопытством достала пакет из коробки. Пролежав на дне Миссури несколько недель, сумочка наверняка пострадала, но и я пострадала, так что мы друг другу подходили. Я открыла застежку, и из пакета выпал оливково-зеленый армейский рюкзак.

Мое сердце на миг остановилось; пришлось сделать глубокий вдох, чтобы оно забилось снова.

— Непохоже на твою сумочку, — со смехом заметила Марго.

— Это и не моя. — Я положила рюкзак на стол. — Это его.

Брови Марго поползли вверх. Она встала рядом.

— Его… этого таинственного парня, который вытащил тебя на берег, как речной спасатель Малибу?

Естественно, я говорила о Нейте постоянно и еще чаще о нем думала. Я думала, как у него дела, и мечтала найти способ с ним связаться. Он заслуживал гораздо больше простой благодарности, и, кроме того, я обещала посылать ему книги, если ему, конечно, разрешат их иметь в тренировочном лагере…

Впрочем, возможно, из лагеря его уже перевели. Я не знала, как все устроено в армии и долго ли длится базовый курс подготовки.

— Да. — Рюкзак, видимо, постирали: он выглядел точно так же, как в самолете, когда Нейт достал его, чтобы поменяться со мной местами. — Он сидел на моем месте.

— Открой. — Марго наклонилась ближе.

Я расстегнула рюкзак. Внутри оказалась мягкая поношенная толстовка с эмблемой хоккейного клуба «Сент-Луис блюз» и айпод в пакетике с зиплоком. Я включила его, нажав кнопку через пакетик, и на экране высветилось название группы: Panic! at the Disco.

— Остальное, видимо, спасти не удалось, — сказала я.

— Жаль, что это не твоя сумочка, — ответила Марго и ушла на свою половину комнаты.

— А мне не жаль, — прошептала я.

Как можно ощущать такую близость к человеку, которого я знала всего пару часов? Дело было даже не в том, что он вытащил меня из реки и отнес в «скорую». Он держал меня за руку все время, пока мы падали, и все время смотрел мне в глаза.

Я запихнула толстовку в рюкзак и ахнула. Внутри под ручкой была бирка, а на ней виднелась надпись маркером: Н. Фелан.

Я улыбнулась до ушей. Теперь я знала его фамилию. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, я знала его полное имя и могла его найти. По крайней мере, чтобы вернуть рюкзак.

Натаниэль Фелан.