Доля вероятности

Глава двадцать вторая Иззи

Фиджи

Июнь 2017 года

Никогда не видела ничего прекраснее луны, которая отражалась в водной ряби напротив нашего бунгало, стоявшего прямо в воде. Я посмотрела через плечо: за открытыми раздвижными дверями виднелась широкая голая спина Нейта — он спал на половине кровати, которую мы за эти пять дней успели поделить на «мою» и «его» стороны. Простыня прикрывала соблазнительный изгиб его ягодиц, а тусклый свет лампы на прикроватном столике подсвечивал каждую рельефную мышцу, спящую и неподвижную.

Нет, все-таки было в этом мире кое-что прекраснее луны.

Ветерок теребил мою короткую шелковую ночнушку на тонких бретелях. Я снова повернулась к океану. Была глубокая ночь, наше бунгало стояло в уединенном месте, укрытое от посторонних глаз, и, хотя в соседних домиках наверняка все спали, а Нейт мог спокойно расхаживать обнаженным, выставляя напоказ прекрасное соблазнительное тело, я была не настолько уверена в себе.

Еще я не могла уснуть. Он довел меня до блаженного изнеможения и давно отключился, но в моем беспокойном уме мельтешили мысли.

Нам осталось два дня.

Два дня — и мы улетим в Штаты. Вернемся в реальность. К жизни, в которой будет непонятно, кем мы приходимся друг другу и увидимся ли снова. К жизни, в которой я отталкивала любого, кто приближался ко мне, по одной лишь причине: он не был Нейтом.

Расставшись с Люком, я плакала не потому, что мое сердце было разбито. Я плакала, потому что провела с ним несколько месяцев и за это время у меня зародилась лишь легкая симпатия, — симпатия, от которой я, к стыду своему, готова была отказаться.

Любовь? Это слово принадлежало лишь одному мужчине в моей жизни, и он не мог быть моим. Полноценно и до конца — никогда.

Я была безнадежно и безвозвратно влюблена в Натаниэля и не нуждалась ни в ком другом.

А он не подпускал меня близко. Я вращалась на его орбите и лишь краем глаза видела раны, таившиеся в глубине, но была обречена беспомощно наблюдать, как он прибавляет новые шрамы к своей коллекции.

Может, все дело в том, что много лет назад он меня спас? Или в легкости, которую я испытывала только рядом с ним? Только с ним я могла быть собой и никем не притворяться: меня ему было достаточно. А может, причина крылась в том, как он смотрел на меня на похоронах своей матери — как на спасательную шлюпку в океане, которая изо всех сил старается не дать ему утонуть? Или в том, как с одним его прикосновением у меня напрочь пропадала способность логически мыслить?

Что бы ни удерживало мое сердце, я никогда не испытывала подобных чувств ни к кому другому.

И у нас оставалось всего два дня.

Разве можно спать, когда у нас так мало времени?

Я обхватила себя руками и посмотрела на луну, будто она могла дать ответы. Может, переехать в Северную Каролину? Отказаться от выбранной карьеры и быть с ним в те несколько дней, когда его будут отпускать в увольнительную? Хотя было очевидно, что он этого не хотел.

Раздался какой-то звук; я обернулась.

Нейт дернулся во сне.

Я подошла к нему, ступая беззвучно, чтобы его не разбудить, и пристально наблюдая. Примерно через минуту осторожно присела на свою сторону кровати и медленно подтянула ноги, чтобы его не потревожить.

Он снова дернулся и вскрикнул, напугав меня.

Ему снился кошмар.

— Нейт. — Я наклонилась к нему и ласково коснулась его плеча. — Нейт, прос…

Он отреагировал так молниеносно, что у меня чуть сердце не остановилось.

В долю секунды я оказалась прижатой к матрасу, а Нейт навис надо мной. Его глаза расширились и смотрели дико, а рука…

Рукой он зажал мне горло, пока вторая нащупывала что-то на кровати.

— Нейт! — прохрипела я, похолодев.

На его лице отразился ужас, он отпрянул и вмиг отполз на край постели.

— О черт, — он побледнел как смерть, — Иззи. Господи. Иззи.

Я отодвинулась к изголовью; ум судорожно пытался осмыслить, что сейчас произошло.

— Прости меня. — Он поднял руку и вроде бы хотел потянуться ко мне, но передумал. — Я тебя не ударил?

— Нет. — У меня разрывалось сердце при виде боли, исказившей его черты. — Все хорошо, — успокоила его я.

Он спрятал лицо в ладони:

— Прости меня.

— Все хорошо, Нейт. Я испугалась, но со мной все хорошо. — Пульс бешено стучал, но гораздо хуже было слышать его несчастный голос. Сердце сжалось в груди. — Нейт, взгляни на меня.

Он медленно поднял голову; наши взгляды встретились.

— Ты ничего мне не сделал. — Я покачала головой; ко мне вернулась способность рассуждать. — Тебе приснился кошмар, и я тебя напугала. Зря я до тебя дотронулась. Я знаю, что людей с ПТСР нельзя трогать во сне, я просто… забыла. Это я должна просить прощения.

— Не смей передо мной извиняться. — Он подтянул колени к груди.

Я двинулась к нему, но на середине кровати остановилась, не желая вторгаться в его личное пространство.

— Ты меня не задушил. Не перекрыл мне воздух. Не скинул меня на пол. Ты мне ничего не сделал.

Нейт встал и надел сухие купальные шорты.

— И не сделаю.

— Что это значит?

Он вышел через раздвижные двери наружу.

— Нейт?

— Ложись спать, Иззи. — Он повернулся ко мне лицом, но продолжал пятиться. — Ты даже не представляешь, как мне стыдно.

— Мне кажется, представляю, — сказала я, но Нейт развернулся и спрыгнул в воду.

Я бросилась к перилам, но даже при свете луны не увидела, где он вынырнул.

— Нейт, — громким шепотом позвала я, боясь разбудить других отдыхающих.

Но его нигде не было.

Я прождала снаружи двадцать минут. Потом еще пятнадцать в постели. Или, может, двадцать. А после всего на секунду закрыла глаза. * * *

Я проснулась и подняла руки над головой, затем потянулась вбок, к Нейту.

Но его не оказалось рядом.

Я открыла глаза и резко села, уставившись на пустую половину кровати.

— Я здесь, — раздался голос слева.

Я повернулась и увидела его на диване в углу. Он был уже одет. Под глазами темнели синяки.

— Всю ночь не спал, что ли? — Я встала с кровати и села рядом с ним на диван.

— Не смог уснуть после того, как… — Он не договорил и отвел взгляд, затем взял с кофейного столика листок бумаги и вручил мне. — В общем, я составил список. Тут все, о чем мы говорили в последние несколько дней.

Я взяла листок и прочитала:

— Палау — в следующем году, Перу — через год, потом Борнео, Канары и Мальдивы.

— Ничего не забыл? — Он наклонился и уперся локтями в колени.

— Сейшелы, — напомнила я.

— Точно. — Нейт дал мне ручку. — Запиши.

Я посмотрела сначала на него, потом на ручку, взяла ее и написала «Сейшелы» на пустой строчке в самом низу. Но я слишком сильно нажимала и порвала бумагу.

— Черт.

— Я уже забронировал нам билеты на следующий год. Палау, верно? — спросил он и положил телефон на кофейный столик.

Мой пульс ускорился. Как это понимать?

— Ты забронировал билеты?

Нейт кивнул:

— На октябрь следующего года, но дату можно поменять, все зависит от компании, куда ты устроишься, и от того, буду ли я… в Штатах.

Или на войне, подумала я.

Я положила ручку и листок бумаги рядом с телефоном и села, подобрав под себя ноги. Нейт скользнул взглядом по моему телу, и в его глазах полыхнуло пламя, а я всеми силами попыталась проигнорировать вспыхнувшее ответное желание.

— Откуда ты купил билеты? Из каких городов?

Он глубоко вздохнул:

— Свой — из Северной Каролины, а твой — из Нью-Йорка.

Я раскрыла рот.

— Я написал Серене — у нее же был день, — и она сказала, что больше всего ты хочешь в нью-йоркскую компанию. Что ты уже год только об этом и говоришь.

Значит, он не желал, чтобы я даже подумала о переезде в Северную Каролину, чтобы мы были вместе. Он хотел, чтобы все осталось именно так: короткая интрижка раз в год, которая в промежутке поглощала всю мою жизнь и душу.

— Это из-за того, что случилось ночью?

— Я просто хотел удостовериться, что мы сдержим обещание. — Нейт сглотнул. — Мы столько лет обсуждали Фиджи и поехали только сейчас, спустя годы. А так мы будем точно знать, когда увидимся в следующий раз.

— Всего на неделю?

— Неделя лучше, чем ничего, — ответил он.

— И долго нам еще руководствоваться девизом «лучше, чем ничего»? — Я встала; мне нужна была дистанция. — Долго мы еще будем общаться урывками — два дня тут, неделя там?

— Сколько понадобится.

Я начала расхаживать по комнате, а Нейт смотрел — тело спокойно, но глаза подмечали каждый мой жест и шаг.

— Это не ответ!

— Другого ответа у меня нет.

Проклятье. Как можно быть таким спокойным?

Долго он планирует оставаться в армии? Неужели не видит, как война на него влияет? Я-то видела. Видела ясно как божий день.

— Мы поговорим о том, что случилось ночью?

— Какой смысл обсуждать кошмар? — ответил он. Его глаза следили за моими движениями. — Да, у меня бывают кошмары. Как и у тебя.

— Но я хожу к психотерапевту. — Я села на край постели. — А ты ходишь? Только не говори, что не ходишь. — Я выставила перед собой ладонь. — И прежде чем спросишь, отвечу: нет, ты не сделал мне ничего плохого. Я не злюсь из-за того, что случилось ночью. Мне прекрасно известно, что ты скорее отрежешь себе руку, чем поднимешь ее на меня.

Он стиснул зубы и отвернулся, уставившись на пейзаж за открытыми раздвижными дверями.

— Перед отбором в спецназ я проходил психиатрическое освидетельствование — значит со мной все нормально. Я не могу управлять своими снами, Иззи. А если пойду к психотерапевту и расскажу ему о своих кошмарах, о спецназе и подразделении «Кью» можно забыть. Меня тут же вышвырнут.

— Что ты искал вчера? — спросила я. — Когда ты опрокинул меня на спину, другой рукой ты что-то нащупывал на кровати.

Нейт медленно выдохнул и провел рукой по коротким волосам.

— На войне я обычно храню под подушкой оружие, и мне снилось… — Он покачал головой. — Не важно. По правде говоря, то, что было ночью, — еще одна причина, почему я предпочитаю, чтобы мы не виделись постоянно.

— Но так нельзя! — Я вскочила, не в силах усидеть спокойно. Меня переполняли бурные эмоции; я вся горела от неуправляемых чувств. — Это не настоящие отношения, так нельзя продолжать, Нейт.

— Я и не говорил, что это настоящие отношения. — Он встал, но ближе не подошел — просто смотрел издалека, как я расшагиваю взад-вперед по комнате. — Мы договорились не портить наш шанс, помнишь? Мы условились…

— За три года многое изменилось. Я уже достаточно ждала. Три года постоянно сравнивала с тобой всех, с кем встречалась. Постоянно думала, где ты, как ты. Гадала, подпустишь ли меня к себе, расскажешь ли, что с тобой происходит, когда ты на войне.

— Тебе не нужно об этом знать. — Он сунул руки в карманы: сама собранность, само хладнокровие.

— Нужно! А как ты предлагаешь мне узнать тебя настоящего, если ты меня не подпускаешь?

— Ты и так знаешь меня лучше других…

— Нет, я знаю лучше других ту твою сторону, которую ты мне показываешь. — Я развернулась на деревянном полу — спиной к двери, лицом к Нейту.

— А что еще тебе показать, Из? — Он склонил голову набок, и на его лице застыла маска, которую он периодически надевал. Он был в ней на похоронах матери. — Там, на войне, я один человек, с тобой — другой. Я не хочу, чтобы ты знакомилась с тем Нейтом.

— Что это значит?

Меня бесила его невозмутимость. Как будто наши разлуки вообще его не волновали; как будто он готов был мириться с постоянно отодвигающейся финишной прямой, достигнув которой мы могли бы иметь нормальные отношения.

— Это значит, что я… — Он вздохнул. — Я хорошо умею разделять жизнь и работу, Из. Я научился отделять все то дерьмо, что случается там, в Афганистане, от своей жизни в Штатах. Это моя копинговая стратегия. Помнишь, ты много лет назад говорила о копинговых стратегиях?

Да, говорила.

— А если я хочу знать тебя целиком?

— Не хочешь. — Он уверенно покачал головой.

— Нет, хочу, — возразила я.

— Нет. Не хочешь. Я храню это дерьмо подальше не для того, чтобы «не подпускать» тебя, Из, а чтобы защитить. Ты не должна этого видеть.

— Ты не веришь, что я смогу тебя поддержать? — Я подошла к нему на два шага. — Я была рядом на похоронах твоей матери. Я пришла, когда ты во мне нуждался.

— Да, и я даже толком не поблагодарил тебя за это…

— Не надо меня благодарить, Нейт. Я хочу тебя поддерживать! Господи, ну почему ты не понимаешь? Я не могу оставаться в стороне, глядя, как ты страдаешь!

— Именно поэтому я тебе не сказал. — Он повысил голос. — Поверь, ты сама не захочешь знать, что я сделал и еще сделаю. Твое отношение ко мне изменится. Думаешь, то, что было ночью, — худшее? Поверь, бывает намного хуже. Я уж молчу, что теперь, когда я в спецназе, мне просто нельзя ни о чем рассказывать. Теперь моя работа — государственная тайна. Пойми, Иззи, ты — единственное хорошее и чистое, что есть в моей жизни. Ты — мой мир в противовес войне. Зачем мне добровольно затягивать тебя в болото?

— Значит, я никогда не узнаю, что ты пережил? Не узнаю, как тебе помочь? — Я сжала кулаки, а в груди сжалось сердце.

— А зачем тебе?

— Затем что я люблю тебя! — выкрикнула я, ахнула и закрыла ладонями рот. Черт, зря я это сказала.

Его глаза вспыхнули.

— Изабо, нет.

С горящими щеками я вылетела из бунгало на террасу. Если нырнуть и поплыть, к вечеру доплыву до соседнего острова, подумала я. Тогда не надо будет продолжать этот разговор.

— Тебе нельзя меня любить. — Нейт вышел следом, качая головой. Его лицо выражало чистый ужас.

— Ты не можешь указывать мне, что чувствовать! — Я уперлась спиной в ограждение. Пятиться было некуда. — Давай просто забудем, что я сказала.

— Нет. — Он подошел ближе и остановился вплотную, зажав меня руками с двух сторон и ухватившись за перила.

— Почему? Ты просишь игнорировать все, что творится с тобой, когда мы не видимся. Просишь довольствоваться тем, что сообщаешь в переписке. — Я вздернула подбородок и хотела гневно на него посмотреть, но в его взгляде читалась такая тревога, такое беспокойство, что гнев как рукой сняло.

— Все, что случается, когда мы не вместе, — ерунда. Только это настоящее. — Нейт взял мою руку и прижал ее к груди. — Ради этой реальности я живу.

Его сердце сбивчиво колотилось под моей ладонью.

— И все равно ты не разрешаешь мне тебя любить.

Он покачал головой:

— Нельзя, Из. Просто нельзя, и все. Я тебя недостоин, пока еще нет. Вспомни, что случилось ночью. Один кошмар — и я поднял на тебя руку… — Нейт судорожно сглотнул. — Послушай, я не просто боюсь все испортить — я в ужасе при мысли, что разрушу то, что есть между нами. Ты хочешь знать правду? Вот она. Я не могу тебя потерять.

Он вглядывался в мои глаза, и в груди у меня что-то треснуло; я постаралась об этом не думать — я знала: если прислушаюсь, выяснится, что мое сердце раскололось надвое.

— Но тогда ты не сможешь и быть со мной по-настоящему, — прошептала я.

И тут до меня дошло. Нейт уже выбрал свой путь и не разрешал мне следовать за ним. Он всегда будет воевать, а моя судьба — наблюдать, как он постепенно превращается из мальчишки, которого я встретила в самолете шесть лет назад, в мужчину, которым его сделают годы на войне.

Трещина в сердце расширилась, и грудь пронзила резкая боль.

— Я согласен даже на самую малость. — Нейт зажал мое лицо в ладонях и заглянул мне прямо в душу. — Пусть у нас будет то, что мы можем друг другу дать. — Он медленно опустил голову и прислонил свой лоб к моему. — Я не могу дать тебе больше, Иззи. Я понимаю, что этого мало, но больше у меня ничего нет.

Его губы коснулись моих, и я растаяла.

Тогда я поняла, что мне конец. Достаточно одного поцелуя — и я в его власти. Я так сильно его любила, что была готова согласиться на любые условия, хотя это неправильно.

И следующие два дня я так и делала, а потом вернулась в Вашингтон, собрала вещи, согласилась на работу в Нью-Йорке и стала считать дни до нашей следующей встречи в Палау.