Глава восемнадцатая Иззи
Джорджтаун
Декабрь 2016 года
Девять утра в Вашингтоне означало, что в Афганистане полседьмого вечера, значит мы с Нейтом, возможно, ели в одно время. Он ужинал, а я ковыряла стопку оладий, но все равно казалось, будто мы делили трапезу.
— Поэтому она специализируется на благотворительности. Верно, Иззи?
Услышав вопрос Серены, я встрепенулась, заморгала и оторвалась от тарелки. Сидевшая напротив Серена приподняла бровь.
— Да. Верно. Именно так, — согласилась я.
Вообще-то, это было двойное свидание, но я не выполнила данное сестре обещание. Я перевела взгляд с нового парня Серены Рамона на его приятеля.
Черт. Как же его звали? Сэм? Сэнди? Сет? Вроде что-то на «с». У него были красивые карие глаза, гладкая загорелая кожа, милая улыбка, но…
Это было безнадежно.
— Здорово, что ты выбрала благотворительность. — Он белозубо улыбнулся.
— А ты чем занимаешься? — Я старалась поддержать разговор.
Его темные брови сдвинулись.
— Я в айти, я же говорил.
Серена пнула меня под столом.
— Разумеется! — Я бросила на нее гневный взгляд. — Я имела в виду, чем конкретно ты собираешься заниматься в рамках этой индустрии.
— А. — Он снова заулыбался. — Ну меня интересуют финансовые рынки и обеспечение доступности банковских услуг в отдаленных регионах…
В отдаленных регионах. Типа такого, где сейчас находился Нейт. Я углубилась в свои мысли и перестала слушать.
Боже, что со мной не так? За несколько месяцев я так и не смогла завязать ни с кем отношения, а теперь вот предпочитала думать о Нейте, а не вживую общаться с парнем! Может, то же случилось с Нейтом и его последней девушкой, теперь уже бывшей? Он пару месяцев с кем-то встречался, и я даже засомневалась, поедем ли мы на Фиджи. Мы забронировали поездку на июнь. А еще я ревновала. В общем, ситуация сложилась очень нездоровая.
В последние полтора года мы начали переписываться не на бумаге, а по электронной почте, но даже электронные письма приходили редко: его опять отправили на военную операцию. Я уже потеряла им счет.
Телефон на столе завибрировал. Я взяла его, чтобы прочитать сообщение; Серена склонила голову и посмотрела на меня. Нет, просто электронное письмо. Я установила оповещения «Гугла», и раз в неделю мне присылали сводки.
Но сегодня это были не просто сводки. Сердце дрогнуло, когда я прочла заголовок.
Натаниэль Фелан.
Я перестала дышать и начала яростно бить по экрану, словно от этого статья открылась бы быстрее. С ним все в порядке, повторяла я про себя. Иначе и быть не может. С ним все в порядке. Но почему-то я не могла вздохнуть.
Я нажала на ссылку, и в ушах загудело: ссылка вела на сайт с некрологами.
Нет.
Мой мир рухнет, если Нейта в нем не будет.
На экране высветилась статья. Я моргнула. Элис Мари Фелан. Я пробежала глазами некролог; на последних строчках сердце ушло в пятки. У покойной остался муж Дэвид и единственный сын Натаниэль.
Мама Нейта умерла. В некрологе говорилось, что похороны и служба состоятся сегодня в четыре часа.
Нейту сегодня будет очень плохо.
— Мне надо бежать.
Я достала из кошелька двадцатку, бросила на столик и ринулась к двери. Серена даже не успела меня окликнуть. * * *
В 15:44 я вышла из машины, взятой напрокат в самом маленьком аэропорту, который мне только доводилось видеть, и раскрыла зонтик. У меня имелся всего час, чтобы переодеться в номере единственной гостиницы, где оказались свободные места, — она же была самой дорогой. Но хорошо хоть черное платье нашлось в шкафу. Билеты на самолет? Забронировать их было непросто. Но я справилась.
Я думала, что в декабре в Иллинойсе снежная погода, но шел ледяной дождь. Я обогнула седан и зашла на кладбище. С гулко бьющимся сердцем увидела вдали небольшую траурную процессию. Каблуки увязали в бурой траве.
Телефон в кармане завибрировал, и я запуталась рукой в кармане, пытаясь его достать. На экране высветилось сообщение:
Мама:
Серена сказала, что ты сбежала с завтрака?
С какой стати она сейчас обо мне беспокоится?
Я покачала головой и сунула телефон в карман.
Процессия двинулась дальше, и я последовала за морем зонтов к нескольким рядам складных стульев, расставленных с края у последнего ряда надгробий.
Под широким зеленым навесом пестрели цветочные венки и стоял на возвышении закрытый гроб. Толпа продвигалась по проходу; люди рассаживались слева и справа, некоторые шли вперед, заворачивали и направлялись к задним рядам.
Выражают соболезнования семье, подумала я.
Меня затошнило, я вцепилась в ручку зонта и впервые засомневалась, не совершила ли ошибку. Я так стремилась успеть на похороны вовремя, что даже не подумала: возможно, мне здесь не место.
Ведь Нейт наверняка не захочет меня здесь видеть — вдруг он с девушкой? Он мне даже не позвонил.
А может, он вообще не придет; выходит, я, незнакомый человек, без приглашения явилась на чужие похороны.
В любом случае мне не будут рады.
Я решила, что надо просто выбрать место и тихонько сесть.
Телефон в кармане снова завибрировал. Мама прислала еще два сообщения.
Мама:
ИЗАБО АСТОР, ответь мне НЕМЕДЛЕННО!
Мама:
А то я отправлю кого-нибудь тебя искать!
Я быстро набрала ответ.
Изабо:
У моего друга Нейта умерла мама. Я на похоронах. Напишу позже.
Я сунула телефон в карман, надеясь, что мое объяснение ее успокоит.
— Как жалко ее, — сказала женщина, стоявшая позади меня. — Элис была сущим ангелом.
— На этом повороте всегда аварии. Карл сказал, что парнишка Маршаллов ехал по встречке, это выяснили по отпечаткам шин, — ответила ее соседка. Мы прошли мимо третьего ряда стульев, мокрых от дождя. — Лобовое.
Она погибла в автокатастрофе.
— Ты только посмотри на них, — прошептала первая гостья и вздохнула. — Они даже рядом стоять не могут.
Я исподтишка глянула через плечо и увидела женщину с одинокой седой прядью в рыже-каштановых волосах. Говорившая отклонилась вправо и смотрела прямо перед собой.
— Ты же знаешь, мальчик ни разу не приезжал домой с тех пор, как записался в армию, — ответила ее подруга. — Всегда был неуправляемый.
— А можно ли его винить после того, как Дэвид… — она не закончила. — Мы же ему не помогли. И никто не помог.
Я тоже наклонилась вправо, вгляделась сквозь толпу…
И увидела его.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, но я заставила себя дышать. Нейт стоял под беспощадным дождем у края навеса в конце прохода. Волосы и черный плащ насквозь промокли. К Нейту подошла женщина и что-то сказала; он кивнул, пожал руку ее спутнику, а женщина повернулась влево и заговорила с кем-то, кого я не видела.
Процессия мерно продвигалась вперед, а я не могла оторвать от него глаз. Нейт приветствовал каждого из сочувствующих одинаковыми механическими движениями. Его лицо ничего не выражало; он стоял, опустив голову, и при виде его отсутствующего взгляда у меня защемило сердце.
Стоявший передо мной старик повернулся к нему:
— Соболезную твоей утрате, сынок. Твоя мама была сокровищем.
— Спасибо, — ответил Нейт, пожал старику руку, но его голос звучал безжизненно и безучастно.
Старик отвернулся; я шагнула на его место, наклонила зонт назад и взглянула на Нейта.
— Изабо? — Его покрасневшие глаза вспыхнули, встретившись с моими.
— Соболезную, Нейт. — Я приподняла зонт и спрятала от дождя нас обоих.
Он молча смотрел на меня, и этот миг длился вечность. Потом Нейт крепко меня обнял и прижал к себе, сцепив руки поверх моего рюкзака. Я прильнула щекой к холодному и мокрому лацкану плаща, ощущая напряжение во всем теле Нейта, натянутом как струна.
— Я приехала сразу, как только узнала, — прошептала я.
Он, видимо, наклонил голову: я почувствовала, как он уперся подбородком мне в макушку чуть выше места, где я закрепила ракушку из волос.
— Спасибо.
— Потом увидимся, — пообещала я.
— Не уходи. — Нейт отпустил меня, а когда я хотела отойти, взял за руку и притянул к себе. Я встала слева, держа его замерзшие пальцы, а он повернулся к следующему гостю.
Я держала зонтик над головой Нейта, чтобы он не промок еще больше. В очереди осталось всего несколько человек, но я кивала каждому с деликатной благодарностью, хотя совсем не знала женщину, чью смерть они оплакивали.
Женщину, которую Нейт любил всем сердцем.
Последние сочувствующие расселись по местам, вышел священник и встал под навесом, а я повернулась лицом к человеку, который не нуждался в представлении.
Отец Нейта был на полголовы ниже его, но у них были одинаковые носы и схожая структура черт. Он устремил на меня взгляд голубых глаз, гораздо темнее и холоднее, чем у сына.
— Прошу всех сесть, — проговорил священник. — Через несколько минут начнем.
Нейт встал между отцом и мной, а затем занял место у прохода и поморщился, когда я села на соседний металлический стул.
— Извини. Тебе, наверное, очень холодно.
— Обо мне не волнуйся. Со мной все будет хорошо. — Я подвинула зонт, чтобы укрыть нас обоих от дождя, и вода полилась на мое шерстяное пальто. Нейт коснулся моих пальцев, и я крепко сжала его руку.
— Навес только один, — объяснил он, повернувшись к священнику, — а я решил, что лучше накрыть ее.
— Правильно. — Я растерла большим пальцем его окоченевшую кисть, жалея, что не могу согреть его никак иначе.
— Как ты узнала? — Нейт коротко взглянул на меня.
— Установила оповещения «Гугла» на твое имя, — призналась я. — Мне приходит еженедельная сводка. Надо было установить ежедневные оповещения, тогда я узнала бы раньше… приехала бы раньше.
— Я рад, что ты здесь. — Он сжал мою руку. — За последнюю неделю я вообще ни о чем не мог думать. Я бы позвонил тебе… но, кажется, даже не понимал, как сильно в тебе нуждался, пока не увидел тебя. — Нейт повернулся к гробу. — Она попала в аварию. Смерть наступила мгновенно. — Он судорожно сглотнул. — Я рад, что она не мучилась.
— Да, — согласилась я, не зная, что еще сказать. Стулья рядом со мной пустовали. — Но мне все равно очень жаль, что ты ее потерял.
— Я не смогу ничего о ней сказать. Перед всеми. Ни сейчас, ни потом. Я просто не смогу.
— И не надо.
Нейт кивнул. Началась служба.
Прежде я бывала лишь на похоронах бабушки и дедушки, и мне было не с чем сравнить, но церемония показалась короткой. Выступили сестры покойной, супруг прочел стихотворение, но когда священник взглянул на Нейта, тот покачал головой. Налетел ветер, и к концу службы мое лицо совсем окоченело.
Я встала вместе с ним.
Зашагала вместе с ним.
Пошла туда, куда он.
Когда кладбищенские работники приготовились опустить гроб в землю, остались только мы и ближайшие родственники.
К нам подошел его отец. Нейт напрягся всем телом.
— Надо поговорить о ферме. — Отец встал перед Нейтом и наклонился к нему. — От этого разговора не уйдешь, сын.
По одному его тону я поняла все, что нужно было знать об их отношениях.
«А ты вообще чего-нибудь боишься? Должно же быть что-то?»
«Конечно. Боюсь стать похожим на отца».
Вот что Нейт сказал в тот день на пляже.
Он выпустил мою руку и мягко отодвинул меня назад.
— Не сейчас, Дэвид, — сказала тетя Нейта, та, что постарше, и сложила зонт.
Дождь закончился. У тети были такие же черные волосы, как у племянника, она держалась чересчур натянуто, и я догадалась, что она не лучшего мнения о его отце.
Я тоже опустила зонтик и нажала кнопку, чтобы он сложился автоматически. Напряжение нарастало.
— А когда еще? — огрызнулся его отец. — Он не проронил ни слова с тех пор, как приехал, а завтра уезжает в свой чертов Афганистан. Когда же мне с ним говорить?
Завтра? Сердце ушло в пятки.
— Она оставила ферму ему, это ни для кого не секрет, — проронила другая тетя и встала рядом с сестрой. — Мы видели завещание.
— Ферма должна принадлежать мне, — заспорил отец. Ни один мускул на лице его сына не шевельнулся. — Я был ее мужем! — Не сумев добиться реакции, отец Нейта повернулся ко мне. — Может, твоя хорошенькая подруж…
— Не смей с ней говорить, — процедил Нейт и шагнул вперед, одновременно отталкивая меня назад.
О черт. За все годы, что мы с ним были знакомы, я ни разу не видела, чтобы он злился.
— Надо же, заговорил! — Отец Нейта всплеснул руками, будто вознося хвалу Господу. — Ну что, теперь готов обсудить ферму? Я прожил на ней гораздо больше твоего.
— Мне нечего тебе сказать. — Нейт попятился, рукой по-прежнему загораживая меня от своего отца.
— Что ж, убегай дальше, если тебе так хочется!
— Дэвид! — осадила его тетя.
— Зайди к этому чертову нотариусу и перепиши ферму на меня, — велел отец голосом ледяным, как дождь. — Это меньшее, что ты можешь сделать после того, как целых пять лет не приезжал ее навестить!
Я ахнула.
— Иззи, отойди, — предупредил Нейт тихим угрожающим голосом.
Прежде я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном.
— Нейт? — Наверняка был способ предотвратить конфликт или хотя бы отложить его до момента после похорон, наверняка…
— Отойди, прошу тебя. — Он неотрывно смотрел на отца.
Я послушалась и отступила на несколько шагов. Если Нейт считал, что сейчас не стоит отводить глаз от отца, значит его этому научил опыт.
— Как ты любезен со всеми, кроме собственной семьи, — процедил отец, и его глаза гневно полыхнули. — Подпиши документы, черт бы тебя взял, и возвращайся обратно в свою новую лучшую жизнь. Мы оба знаем, что ферма тебе не нужна и ты не способен ею управлять.
— Ты прав. Она мне не нужна. Но ты ее не получишь, — ответил Нейт. Его руки расслабленно висели по бокам.
— Ты что, собираешься вышвырнуть меня на улицу?
Нейт покачал головой:
— Пока нет.
— Что это, черт возьми, значит? — Лицо отца побагровело.
— Значит, пока можешь там жить, — пожал плечами Нейт.
— Пока? — Отец нахмурился, сжав кулаки.
Мой пульс подскочил.
— Может, несколько месяцев. А может, лет. Не знаю. Но однажды я решу ее продать. — Нейт понизил голос, и даже работники кладбища прекратили свои дела и стали с любопытством наблюдать, чем дело кончится. — И я тебе об этом не скажу, не предупрежу заранее. — Он покачал головой. — Нет, я хочу, чтобы ты боялся. Просыпался каждый божий день и думал: может, сегодня? Может, сегодня тебе воздастся по заслугам за то, что ты с ней сотворил? Хочу, чтобы ты был как на иголках, совсем как она по вечерам, когда ждала тебя с работы и не знала, в каком ты придешь настроении и кого решишь избить — ее или меня.
Я похолодела. Четыре года назад Нейт взошел на борт самолета с рассеченной губой. Что он сказал об этой ране? И о содранных костяшках?
«Меня уже пытались убить, но в этот раз я хотя бы буду вооружен». Значит, он говорил об отце.
— Больше всего я жалею не о том, что не приезжал домой все эти годы, — продолжал Нейт. — Мама знала, что я поклялся никогда больше не дышать с тобой одним воздухом. Больше всего я жалею, что не увез ее от тебя, хотя старался изо всех сил.
— Ах ты маленький засранец… — Отец ринулся к нему, но не успела я вскрикнуть, как Нейт поймал его кулак.
— Теперь меня не так просто ударить, папа. — Его костяшки побелели, а отец вскрикнул и высвободился. — Я уже не тощий подросток. Я провел годы, убивая таких подонков, как ты. Ты меня не напугаешь.
Глаза его отца расширились; он баюкал руку и медленно пятился.
— Ты пожалеешь.
Я поежилась от этого ледяного тона.
— Это вряд ли.
— Хочешь врезать мне, да, сопляк? — Уголок его губ дернулся вверх.
— Да, но не стану. — Нейт спокойно опустил руки. — В этом разница между тобой и мной.
— Ага, ври себе дальше, сколько влезет.
Отец сплюнул на землю, отвернулся и ушел. На обочине стоял его голубой пикап.
Ну ничего себе. Значит, вот в каких условиях Нейту пришлось расти… и все равно он вырос и стал собой.
Он медленно повернулся ко мне, и на миг я его не узнала. Такого Натаниэля я еще не видела. Теперь у меня не осталось сомнений, что этот мужчина побывал на войне, видел и делал всякое, в том числе то, чего мне никогда не понять.
Но я совсем его не боялась.
— Провожу тебя до машины, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
Я кивнула, а он мягко коснулся моей поясницы. Мы молча зашагали к арендованному седану; в кои-то веки я не знала, что сказать. Он был весь напряжен, весь как на иголках, и я не знала, что с этим делать. Я никогда с таким не сталкивалась.
Телефон снова зажужжал, я по привычке потянулась к нему, но пальцы закоченели, и я по ошибке ответила на звонок, да еще и включила громкую связь.
— Вот только не говори, что сбежала со свидания с перспективным айтишником, чтобы опять гоняться за своим солдатиком, Иза, иначе я…
Я яростно забарабанила по экрану, выключила громкую связь и поднесла телефон к уху:
— Мам! Я тебе потом позвоню.
Я смущенно вспыхнула. Нейт все слышал.
— Ты делаешь очень неразумный выбор…
— Это мой выбор, мам. Я позвоню, когда вернусь в Вашингтон.
Я нажала на красную кнопку со всей злостью и рискнула взглянуть на Нейта.
— Прости. Моя мать… такая уж она.
Под скулами у него вздулись желваки.
— Не извиняйся. Она все правильно сказала.
— Она даже тебя не знает, — возразила я.
Мы дошли до машины, я убрала телефон и достала ключи.
— Где ты остановилась? — спросил Нейт и горько усмехнулся. — Впрочем, зачем я спрашиваю. В городе всего одна гостиница.
— В президентском люксе, — ответила я и открыла дверь, которую, оказывается, забыла запереть. — Единственный свободный номер.
Желваки заходили сильнее, Нейт кивнул.
Хотя я замерзла и продрогла, каждая клеточка моего тела болела за него.
— Я могу остаться.
Он оглянулся и посмотрел на могилу.
— Нет. Спасибо, что приехала. Правда. Но я хочу немного побыть с ней наедине. — Его рот скривился в горькой усмешке. — Если удастся избавиться от тетушек.
— Ладно.
— Мне жаль, что ты была свидетелем этой сцены. — Нейт стеснялся смотреть мне в глаза.
— А мне — что тебе пришлось такое пережить. — Я сжала его предплечье. Мне так хотелось к нему прикоснуться, успокоить. Плащ Нейта промок насквозь. — Только скажи, что тебе нужно, и я сразу приду.
— Сначала мне самому нужно это понять, Иззи. Как только пойму, ты первая об этом узнаешь.
Он ушел, а я не стала его останавливать. * * *
Я завязала пояс халата, провела расческой по мокрым волосам и вернулась в спальню президентского номера. Я наконец согрелась, к окоченевшим пальцам на ногах вернулась чувствительность.
Позвонила Серена и извинилась, что случайно проболталась маме о моем поспешном побеге с завтрака. Но я на нее не злилась. Что до матери… Это была совсем другая история. Своими словами она ударила Нейта по больному в день, когда ему и так было плохо, хоть этот удар и предназначался мне.
Сердце болело за него, за все, что ему пришлось сегодня пережить. Я злилась на свою беспомощность: я была не в силах оградить его от двух главных бед — смерти матери и жестокости отца.
Я присела на край кровати и проверила телефон, надеясь увидеть пропущенный звонок или сообщение от Нейта — любой знак, что сегодняшний вечер он проведет не один и не один будет справляться с кровоточащей душевной раной. Увидев пустой экран, я вздохнула и судорожно сглотнула комок в горле, представляя, что Нейт проведет эту ночь с другой девушкой.
Приди в себя. Он тебе не принадлежит. Вы просто друзья. И нельзя лишать его права на утешение. Я положила щетку для волос на тумбочку рядом с лекарствами от СДВГ и взяла поднос с остатками заказанного в номер ужина с полированного обеденного стола. Около двух часов назад таблетки перестали действовать, и я за милую душу умяла чизбургер. Я открыла дверь, выставила поднос в коридор и юркнула в номер, чтобы никто не увидел меня в халате, но мое внимание привлек сигнал лифта.
Из лифта вышел Нейт и провел рукой по мокрым волосам. На нем по-прежнему был плащ с похорон.
Наши взгляды встретились. Нейт решительно и сосредоточенно направился ко мне; он приближался стремительно. Мой пульс часто забился. За те часы, что мы провели порознь, тревога Нейта не улеглась. Он все еще шагал по опасному уступу, отделявшему прошлое от настоящего и прежнего Нейта — от того, в кого он превратился, снова и снова возвращаясь на войну.
И за секунды, что потребовались ему на преодоление расстояния между нами, я поняла: плевать, какая версия мне достанется. Между мной и всеми версиями его «я» существовала неразрывная связь. Прежний Нейт — тот, что жил здесь, в Иллинойсе, — спас меня во время авиакатастрофы. Повзрослевший — тот, кем он стал через пару лет, — вскружил мне голову в Джорджии. А Нейт настоящий… при мысли о нем сердце пускалось вскачь и преисполнялось желанием.
О боже.
Это чувство в груди…
Это любовь.
А завтра он возвращается в Афганистан.
Я попятилась, но оставила дверь открытой. Нейт шагнул за порог; от него пахло дождем и выветрившимся одеколоном.
— Мне нужно…
Я закрыла дверь, он повернулся ко мне, и я увидела в его ясных голубых глазах такое смятение чувств, что колени чуть не подкосились.
— Мне нужна ты.
— Хорошо, — кивнула я.
— Иззи. — В его голосе слышались мольба и предостережение. Он смерил меня взглядом с головы до ног и переступил с ноги на ногу. Огонь в глазах Нейта было невозможно спутать ни с чем; точно так он смотрел на меня в мой день рождения в прошлом году. — Кажется, ты не понимаешь…
— Я все понимаю, — прошептала я.
Наши взгляды встретились, и через секунду он прижал меня к двери и поцеловал.
Вкус его поцелуя не изменился, но изменился сам поцелуй. В отчаянном сплетении языков все проблемы, казалось, отступали, растворялись. Я отвечала Нейту так же страстно, показывая, что готова сделать все, что он хочет, и все, что ему нужно.
Я знала, что он никогда не обидит меня и не заставит делать то, чего я не хочу.
А я хотела его.
Губы Нейта замерзли, но язык был теплым. Он весь был холодный и продрогший, одежда наверняка промокла насквозь. Его руки скользнули по моему халату; Нейт подхватил меня под бедра, приподнял и снова прижал к двери. Мы оказались лицом к лицу.
Я обняла его ногами за талию, обвила руками шею, а он целовал меня все глубже и ненасытнее. Дождевая вода стекала с его волос на щеки, но нас это не остановило. Я прикусила его нижнюю губу, а когда он попытался отодвинуться, снова поцеловала; втянула его язык в рот, и у Нейта вырвался животный стон.
Желание обожгло меня раскаленной лавой; кожа покраснела и согрелась даже на бедрах, к которым прижимался холодный мокрый плащ.
Нейт отодвинулся и, не переставая меня целовать, отнес в номер, но не в спальню. Усадил на обеденный стол. Я сражалась с его мокрым галстуком и наконец ослабила узел и стянула галстук через голову. Затем сняла с Нейта мокрый пиджак, и тот глухо плюхнулся на пол.
— Опусти ноги, — велел Нейт между страстными пьянящими поцелуями.
Я расцепила лодыжки и свесила ноги со стола.
— Идеально. — Он погладил мои бедра под халатом, и в животе все затрепетало. Я знала, что умели делать эти руки, эти ловкие пальцы, и была к этому готова.
Но прикосновения, которого я так жаждала, не последовало.
Я вслепую расстегнула пуговицы на его рубашке, не отрываясь от его губ и потому не глядя вниз. Наконец, расстегнув последнюю, вытащила рубашку из брюк и каким-то образом умудрилась совладать с пуговицами на манжетах, пока Нейт гладил мои бедра. Он целовал меня в губы, в щеки и шею, а я стягивала с него рубашку, промокшую насквозь и прилипшую к телу.
Потом я отстранилась и посмотрела на него.
— Нейт, — прошептала я и восхищенно залюбовалась его телом, идеальным, как у греческого бога. За последние полтора года он стал еще мужественнее: великолепные кубики на животе, рельефные грудные мышцы. Глубокие бороздки по обе стороны от живота будто умоляли провести по ним языком. Я посмотрела на него. — Ты невероятный, — сказала я.
— Мне нужна только ты. — Он нежно коснулся моего затылка. — Где бы я ни был, в любой глуши, сколько бы мы ни проводили в разлуке, ты мне снишься. Даже если я знаю, что ты с другим…
— Это неправда, у меня никого нет, — заверила я его и покачала головой.
— Даже когда я с другой… — продолжил Нейт, и мое сердце споткнулось.
— У тебя кто-то есть?
Я отклонилась, оперлась ладонями о стол и дождалась, пока сердце успокоится. Он не принадлежал мне, а я — ему. Таков был уговор.
И все же он всегда был моим.
А я — его.
— Нет. В последние полгода никого. — Нейт взглянул на меня, и на миг я прокляла нашу связь и иррациональную ревность, от которой внутри все сжалось, когда он написал, что встречается с девушкой. — Но даже когда я был с другой, я хотел только тебя, Иззи, хоть это и совсем некрасиво по отношению к ней.
— Знаю, — кивнула я, — у меня то же самое.
Он снова меня поцеловал. В этот раз поцелуй был нежнее, но таким же мощным и глубоким. Я перестала думать и дышать; последние сомнения отпали.
Потом Нейт наклонился надо мной и уложил меня на стол.
— Хочу тебя увидеть, — произнес он и снова меня поцеловал.
Я нащупала пояс халата, потянула за него, и полы распахнулись, как в прошлую нашу встречу распахнулась моя блузка.
Нейт поднял голову; взгляд скользнул по моему обнаженному телу и задержался в тех местах, которых он еще никогда не видел.
— Боже, ты просто… идеальна.
— В прошлый раз ты говорил то же самое.
Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах такое сильное желание, что растаяла и полностью расслабилась на столе.
— Сейчас я тебя поцелую, Изабо Астор.
Я улыбнулась еще шире:
— Ты это тоже говорил.
— Да. Знаю.
Нейт улыбнулся, ямочка на щеке на миг мелькнула перед моими глазами, а потом он схватил меня за лодыжки, согнул мои колени, поставил стопы на край стола и развел бедра широко, чтобы его плечи…
О боже мой.
Я затаила дыхание, а он опустился и скользнул языком между ног и поднялся выше, к клитору. Это было так приятно, что я не сдержала крика наслаждения и ухватилась за затылок Нейта, притягивая его ближе к себе.
— Ты божественна на вкус, — сказал он, а я подняла голову, и на миг наши взгляды встретились. Потом он снова склонился, и меня пронзила волна чистого наслаждения.
Самый сексуальный мужчина в моей жизни сегодня всецело принадлежал мне.
Я откинула голову и погрузилась в ощущения. Я выгибала спину всякий раз, когда он прикасался ко мне языком. Трепетала, когда он посасывал мой клитор. Его пальцы скользнули внутрь, сначала один, потом второй, и я начала раскачиваться и требовательно стонать.
Нейт удерживал мои бедра, чтобы я его не торопила, и медленно сводил меня с ума своими прикосновениями. Дразнил, когда я хотела большего. Останавливался, когда я желала продолжения. Почти довел до оргазма, до сладостного изнеможения и уменьшил напор, не дав мне кончить.
— Нейт! — Я потянула его за волосы, когда сладостная пытка возобновилась.
— Чего ты хочешь, Иззи? — спросил он и легонько подул на мою разгоряченную кожу.
Я резко втянула воздух и выгнулась.
— Тебя, — выпалила я.
Я хотела его целиком и полностью. Лишь так я могла сообщить ему о своих истинных чувствах.
— И если ты не получишь меня, ты будешь кричать? — Он провел языком по моему клитору.
— Да!
— Умрешь, если я не возьму тебя сейчас же? — Нейт посмотрел на меня, продолжая удерживать, как узницу, добровольно сдавшуюся в плен.
— Да, — шепнула я.
Он кивнул:
— Хорошо. Именно этого я и хочу.
Он снова оказался между моих бедер, и мир вокруг нас растворился. Остались лишь его губы, язык и пальцы. Нейт с деликатным мастерством вел меня к пику, закручивая спираль наслаждения в животе, пока все мое тело не натянулось до предела.
Наконец я не выдержала; оргазм был настолько силен, что я закричала. Возможно, я выкрикнула какое-то слово; может, даже его имя. А может, это был просто вскрик. В ушах зашумело, волна за волной заставляли меня изгибаться, и не успела я понять, что происходит, как спираль наслаждения закрутилась снова, и Нейт снова почти заставил меня кончить.
— Я хочу тебя, — выпалила я, запустив руку ему в волосы. — Я хочу тебя, Нейт.
Он подтянул меня к краю стола. Звякнула пряжка, зашуршала обертка, и я почувствовала его крепкий член у себя между ног.
Нейт оперся на руку, поставив ладонь у моей головы, и навис надо мной. Его прекрасное лицо оказалось в сантиметрах от моего.
— Ты правда этого хочешь?
— Я уже сказала, что хочу.
Я зажала его лицо в ладонях, стараясь запомнить каждую черточку. Голубые глаза, прозрачные, как хрусталь, расширенные черные зрачки, раскрасневшиеся щеки. Он был прав… если бы он не взял меня сейчас же, я бы умерла.
— Повтори. — Нейт стиснул зубы; рука вцепилась в мое бедро.
— Я хочу тебя, Натаниэль, — прошептала я и поцеловала его. — Возьми меня.
Неотрывно глядя мне в глаза, будто я могла передумать, он вошел в меня и входил все глубже, поглощая меня без остатка и требуя больше и больше, пока не осталось меня. Не осталось его. Остались лишь мы.
Нейт довел меня до предела, и мы оба застонали.
Он не спрашивал, нравилось ли мне. В этом не было необходимости: я раскачивала бедрами с ним в такт и целовала его. Мне было очень хорошо. Это было великолепно.
Он отстранился и почти полностью вышел, а затем проник в меня снова. Я вскрикнула, обхватив его за шею, а он двигался медленными и сильными толчками в идеальном безжалостном ритме.
— Пойдем в постель, — выдохнул Нейт, не останавливаясь.
— Потом. Сильнее.
Я больше ничего не могла сказать. У меня не осталось слов; я могла лишь шептать его имя.
— Мы же потом можем сделать это еще раз, да? — спросил он, на миг оторвавшись от поцелуя. — Не только на столе.
— Еще раз, и еще, и сколько захочешь.
Как он умудрялся складывать слова в осмысленные предложения? Я сцепила лодыжки на его пояснице и раскачивалась навстречу каждому его толчку.
— Ловлю на слове. — Нейт улыбнулся, и на щеке заиграла ямочка.
Сердце защемило от любви к нему.
Он крепко меня поцеловал, наши языки сплелись и задвигались в том же ритме, что тела. Я приближалась к очередному оргазму; наши тела были напряжены, мы прерывисто дышали. Мы двигались как единое целое, и каждый раз, когда он проникал в меня, был лучше предыдущего. Наконец я зависла на краю бездны; тело напряглось так сильно, что я дышала короткими рваными вдохами.
— Боже, какая ты невероятная, — выпалил Нейт, дыша так же судорожно, как я. —Не могу тобой насытиться. Я в восторге от того, как ты меня сжимаешь, от прикосновения твоей кожи, от того, как темнеют твои глаза… Да, как сейчас.
Наконец он дал мне то, чего я хотела: со следующим толчком я сорвалась в бездну наслаждения.
Я совершенно потеряла голову, но переродилась заново за один вздох, повторяя его имя и впиваясь в его спину пальцами. Это был неописуемый, невообразимый, непостижимый экстаз, и я могла лишь качаться на его волнах в безудержном ритме толчков, гнавших Нейта к собственному наслаждению, последовавшему сразу за моим.
Он вздрогнул и кончил со стоном, опираясь на руки, чтобы не придавить меня своим весом.
Мы смотрели друг на друга, судорожно дыша. Смотрели так, будто в наших глазах был скрыт ключ к тайнам вселенной. Я расслабилась и расцепила лодыжки.
— Сколько захочешь? — спросил Нейт и улыбнулся самой прекрасной улыбкой в мире. — Так ты сказала?
Я кивнула.
— У нас всего одна ночь. — Он нахмурился, и я поняла, в чем дело.
Ничего не изменилось. Время по-прежнему неподходящее. Завтра ему предстояло вернуться в строй, а я улетала в Вашингтон.
— Значит, надо сделать так, чтобы она запомнилась. — Я погладила его по щеке.
Так мы и поступили.
Но я все равно плакала, когда садилась в самолет.