Глава 9

Ну что ж, это оказалось тем ещё дымящимся варевом.

Стоя напротив Лео, когда нас разделяли лишь стол из красного дерева и его ухмылка, настолько чётко очерченная, что ею можно резать стекло, я злилась на Кару.

Очень сильно злилась. Я — хочу — выколоть — тебе — глаза — чайной — ложкой — и–засунуть — тебе — в–рот — кофейные — фильтры — чтобы — ты — удавилась, пожалуй, вот настолько. Возможно, вышло слишком красочное описание. Я поклялась уменьшить количество просмотров фильмов ужасов, ограничив себя рекламными роликами, которые кормили лживыми обещаниями стать стройнее, красивее и просто человеком получше при покупке их продуктов на сайте Телемагазина, доступных, конечно, только ограниченное количество времени.

Так что, может, я и не хотела лишать Кару зрения и переводить зазря её кофейные фильтры, но точно желала влепить ей звонкую пощечину. А может, это Лео, тот, кого я должна ударить, потому что оскал, застывший на его лице, чересчур насмехающийся. Если бы я провела по нему рукой, он бы исчез?

— Ты нарисовала сердечко вокруг моего имени? — спросил он, наклонив голову, одновременно всем весом навалившись на кожаное кресло, пока то не прогнулось, и он смог положить ноги на стол. Он скрестил лодыжки и покрутил стаканчик в руке, проявив выдающееся самообладание.

— Я же сказала, что не делала этого.

— Но ты сказала, что приготовила кофе. — Он не поднял взгляда, продолжая вместо этого любоваться насмешливым рисунком, нацарапанным на кофейном стаканчике. С тем же успехом Кара могла вырезать Лео+Джули на дереве в Центральном парке. По сути, она сделала всё, кроме этого.

— Я солгала, — пауза. — Чтобы впечатлить тебя. — Потому что враньё ради того, чтобы представить себя в выгодном свете, всегда так хорошо заканчивалось. — Я решила, что если в первый день появлюсь с кофе, сваренным лично для тебя, то заработаю себе бонус.

— Так вот что ты делаешь? Пытаешься…

— Заработать бонус, — выпалила я. — Пытаюсь польстить тебе. Подмазаться.

— Понятно. Я так и подумал. — Ну конечно. Мне самой не помешают эти кофейные фильтры, чтобы удержать этот словесный понос. — Если бы это сделала ты, что бы там написала?

— 4Д, со льдом, Ам. — Я изложила его заказ чисто прозаически.

Ноги Лео соскользнули со стола, и он громко шлёпнул ими по полу, придвигаясь на стуле вперед. Я слегка подпрыгнула от испуга, и не горжусь этим, но было бы хуже, если бы немного описалась. Такое случилось однажды, когда Рик в кладовке уронил коробку с керамическими чашками, и в глобальном масштабе быть немного дёрганной в сто раз лучше, чем когда тебе твоя реакция проявляется в опорожнении от страха.

— Что ж, это крайне разочаровывает. Я нанял тебя из — за твоей выдающейся творческой изобретательности и оригинальных идей. Но то, что ты предлагаешь, совсем на это не похоже. Я ждал хотя бы рисунка на стаканчике.

— Обычно я не рисую на них, только на кофе.

— Меня сбивают с толку твои художественные предпочтения. Никак на пойму всего этого ажиотажа с обнажённым мужчиной.

Да, я тоже.

— Как бы то ни было, — Лео сделал большой, медленный глоток кофе. Его адамово яблоко дёрнулось, и я вообразила, что холодная жидкость, скользящая по горлу, вызывала у него то же жжение, что и у моих внутренностей, пока я наблюдала за ним. — Тебе лучше присесть. Слышал, у тебя выдались богатые на события выходные.

— Ну, если разрыв кисты яичника можно назвать событием. — Я всегда причисляла к мероприятиям поход в кино или театр, но, конечно, никто не купил бы билет, чтобы понаблюдать за тем, что случилось со мной на этих выходных. Хотя, вызванное обезболивающими громкое исполнение песни «Like a Prayer» в ванной, дополненное микрофоном в виде расчески и жёлтым полотенцем, намотанным в виде тюрбана вместо блондинистого парика, заинтересовало бы одного или двух зрителей. В конце концов, это Нью — Йорк. Можно заставить заплатить людей за любой бред.

— Очень жаль. Звучит ужасно. — Взгляд синих глаз Лео наполнился сочувствием. Хотя у него не было тех частей тела, чтобы он смог сопереживать моей боли, но он правда искренне пытался сделать это. — Сожалею о твоих яичниках, — продолжил он, заикаясь, как будто слова запинались о его язык.

— И я прошу прощения за то, что мы обсуждаем мои репродуктивные органы в первый день. — Я понимала, что это неподходящая тема для беседы на работе. Уверена, что нарушила все возможные виды законов о сексуальных домогательствах, просто произнося слово «яичники» в стенах его кабинета. И приготовилась к судебному разбирательству.

— Я не против обсуждения твоих репродуктивных органов, Джули. — Боже мой. Он только что посмотрел на мою грудь. — Я просто рад, что ты чувствуешь себя лучше. Есть ещё что — нибудь, что ты хотела бы обсудить прежде, чем мы начнём?

Это что, своего рода разрешение для моего скудного умишки задать любой возникший вопрос? Потому что это прозвучало довольно абстрактно. Какого цвета его нижнее бельё? Нет, слишком дерзко. Носил ли он нижнее бельё? Это ещё более нахально. При замене рулона туалетной бумаги он вешает его «через верх», чтобы рулон крутился к нему, или «через низ», чтобы он разворачивался от него?

— Джули? — Лео вновь попытался притянуть меня взглядом, как делал это раньше в кафе.

— Я думаю.

— О чём?

Я провела пальцами по подолу платья, сосредотачиваясь на привычном прикосновении ткани, чтобы успокоить нервы.

— О том, есть ли что — то ещё, что я хотела бы обсудить прежде, чем мы начнём. Ты только что предоставил мне свободу действий. Я обдумываю это.

— Действительно, предоставил. Ну что ж, думай, — рассмеялся он, и, святой младенец Иисус, как был хорош этот смех. Я бы ещё добавила — прелестный малыш Моисей, вот насколько хорошо вышло. — Что — нибудь придумала?

— Все остальные сотрудники тоже изначально являлись объектами преследования? Или я первая?

Пока я говорила, он был на середине глотка. Но вдруг подавился кофе и громко закашлялся, чтобы проглотить, как будто это что — то твёрдое, а не совершенно бесформенная жидкость.

— Объекты преследования?

— Я только что узнала, что ты приходил в мою кофейню по крайней мере дважды в неделю.

К счастью, он улыбнулся, оставаясь в своей расслабленной позе, так что я предположила, что не напугала его вконец. Видимо, ему не казалось, что его обвиняют.

— Я тебя не преследовал. Мне нравится их кофе. Это по пути на работу.

— Но ты оставил визитку.

— Потому что я слышал об этой выставке несколько месяцев назад и подумал, что тебе она понравится.

— Но как ты вообще узнал, что я работаю в кофейне?

Ах. Попался. Только посмотрите, я вывела его на чистую воду, как Шерлок.

Последовала напряжённая тишина. Я знала, что он тщательно подбирает, что сказать — то, что мне самой не помешает делать лучше. Это уже стало постыдной привычкой — позволять словам срываться с губ в ту же секунду, что они появлялись в голове. Я придумываю и говорю, когда стоило бы придумать, поразмышлять, проанализировать, произнести. Чтобы выглядеть социально приспособленным, нужно использовать столько словесной шелухи, вряд ли я когда — нибудь это освою.

— Я впервые увидел тебя в кофейне больше года назад, Джули.

Чего — чего?

Клянусь, до встречи с Лео я не вела столько внутренних диалогов. Возможно, это связано с тем, что сказанное им порождало ответы, которые не следовало произносить вслух. Особенно то, что я всё же сказала. Возможно, мне стоит молчать в тряпочку. Неплохой вариант.

— Больше года? — Вот и конец обету молчания. Из меня вышел бы никудышный монах, и не только из — за моей предрасположенности к болтовне, но это главная причина.

— Вот как я узнал, что ты там работала, — перебил Лео, пытаясь изящно закрыть тему разговора.

Что оказалось невыполнимым, потому что он вроде как разворошил змеиное гнездо. А теперь, как вы понимаете, они извиваются, вытягиваясь по спирали. Сюрприз! Все это время я знал, кто ты! Я твой тайный обожатель, Джули!

— Честно говоря, от этого мне немного не по себе, — призналась я. Несчастное платье распустилось у края из — за моей нервной возни. Я туго намотала болтающуюся нитку на большой палец и ощутила болезненную пульсацию, когда замедлилось кровообращение. — Думаю, нам стоит вернуться к обсуждению моих репродуктивных органов.

— Потому что это гораздо менее неприятная тема, чем признать, что я видел тебя раньше?

До меня дошел смысл его слов. Видел. Вот и всё. Не «я люблю тебя больше года, Джулс» или «я думал о тебе с самого первого дня, как мой взгляд впервые упал на тебя». Он всего лишь увидел меня на работе год назад. Это совершенно безобидно. Ничего подозрительного. Всё, я точно преуспела в поспешных выводах. Раз — два, и готово.

— Как бы то ни было. — Он повертел головой из стороны в сторону, вытягивая шею, чтобы ослабить галстук. — Есть ещё вопросы?

— Уверен, что хочешь спросить именно это? Потому что я определённо могу придумать ещё.

— Ты права. Беру свои слова обратно. Моя очередь.

— Задавать вопросы?

— Да, именно. Только один. — Теперь его галстук висел низко на шее, и он успел расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, так что обнажилась впадина под горлом. Я не отметила этого в своем рисунке. Нужно вернуться и исправить эту оплошность. — Было бы это так уж ужасно, если бы я пришел в кофейню в надежде увидеть тебя?

— Ужасно? Нет, не думаю. — В чём он пытается сознаться?

— Хорошо. Потому что отчасти я ходил туда из — за кофе, а отчасти чтобы посмотреть, как ты работаешь.

— Я удивлена, что ты пьёшь неразбавленный кофе, потому что, кажется, ты любишь смешивать.

Смеясь, Лео опустил голову, посмотрел на меня из — под тёмных ресниц и сказал:

— Ты забавная, Джули. — То, как он это произнёс, давало надежду, что это комплимент. Мне точно больше по душе забавная, чем неуклюжая. А потом я поняла, что некоторые люди забавные, потому что они неуклюжие, и это ввергло в панику. — Итак. Насчёт работы.

— Ах, да. — На время я забыла, зачем здесь находилась. Со всеми этими разговорами о моих яичниках и тому подобном на минуту показалось, что я на приёме у акушера — гинеколога. Я даже немного настроилась на то, что Лео возьмет у меня мазок Папаниколау, а я не делала восковую эпиляцию дольше, чем положено, так что вышло бы крайне неловко.

— Мы хотим обновить нашу этикетку «Кьянти Классико». — Лео повернулся в кресле и встал, сиденье издало глухой звук, когда он покинул его. Он подошел к искусно сделанной книжной полке, на которой выстроились в ряд винные бутылки, начиная величиной с мою ладонь до размера магнум. Пробежавшись пальцами по округлым изгибам каждой из них, он остановил выбор на стандартном объёме и обхватил горлышко рукой. — С нынешней этикеткой оно продаётся в США не так успешно, как бы нам хотелось, исследования показывают, что это связано с тем, что она выглядит и ощущается по — современному. — Лео протянул мне бутылку, чтобы я взглянула на неё, он расположил её на предплечье, придерживая снизу ладонью, как это делают официанты, ожидая вашего одобрительного кивка. — Это торговая марка Старого Света, и мы решили, что этикетка должна быть соответствующей. Мы хотим, чтобы она стала излюбленным итальянским столовым вином. Когда американцы думают об итальянском вине, им на ум приходит Кьянти. А когда они думают об итальянской еде, это обычно спагетти и фрикадельки. И когда они представляют того, кто их этим угощает, они воображают полную итальянку, эмоционально размахивающую руками, которая напоминает им их бабушку. Вот тут начинается твоя работа.

— Потому что я напоминаю тебе твою толстую бабушку? — Боже мой, я надеялась, что это не так.

Он рассмеялся, обнажив зубы.

— Нет, точно нет. — Он замер, как будто мысленно производил сравнения и снова рассмеялся, когда закончил проигрывать эту киноплёнку. — Потому что у тебя есть талант, чтобы создать старомодную этикетку, на которую мы рассчитываем. Очень редко можно найти кого — то настолько одарённого в рисовании карандашом, как ты. Сегодня все в большинстве своём работают с компьютерным графическим дизайном. Мы хотим начать с твоих обычных чёрно — белых рисунков, а затем наш художник — оформитель перенесёт твои эскизы в программу — редактор для окончательного макета.

Невероятно. Всего неделю назад я говорила Йену, что хочу найти работу, где смогу проявить свой редкий талант, и вот она я, сижу напротив мужчины, который просит сделать именно это.

Я ущипнула себя. Отчего подпрыгнула на месте, потому что забыла подстричь ногти, и вышло слишком болезненно.

Взглянув на мою руку, Лео нахмурил брови.

— Что ты делаешь? С тобой все хорошо?

— Да, просто замечательно.

— Хорошо. — Он замешкался. — Ты же знаешь, что такое бюст, да?

Мы что, правда возвращаемся к обсуждению репродуктивных органов?

— У нас имеется один, и мы хотим, чтобы ты его нарисовала. Это бюст Ренальдо Кардуччи, моего прапрапрадедушки где — то в шестом колене. Он основатель нашего винного производства, поэтому мы хотим вписать эту преемственность поколений в твою композицию.

— Звучит потрясающе.

— Ну, надеюсь. Это наша цель. Мы хотим, чтобы люди заметили вино на полках в местных продуктовых магазинах и почувствовали тягу к нему. Буквально. Вот почему мы выбрали тебя помочь нам добиться этого.

Всё время этого своего рода выступления Лео ходил кругами по комнате, и в конце концов оказался прямо напротив меня, облокотился спиной о стол, скрестив лодыжки. Как ему удавалось выглядеть так невероятно даже в такой небрежной позе, было выше моего понимания. На долю секунды я закрыла глаза, запечатлевая его образ в голове, потому что он слишком хорош, чтобы я этого не сделала.

— Итак. — Он наклонил голову влево, и прядь тёмных волос упала ему на лоб. Он даже не потрудился отбросить её. — Ты в деле?

— Как Флинн, — вырвалось у меня прежде, чем успела подумать. И поняла, что это не лучший ответ, потому что Эррол Флинн славился рискованной репутацией, а я изо всех сил пыталась сохранить разговор приличным после того, как мы закрыли тему с яичниками. — То есть, да. Я полностью в деле.

— Хорошо. Значит, теперь нам осталось забронировать билеты.

— Билеты? — Я оборвала нить, с которой возилась кончиками пальцев. Если всё продолжится в том же духе, к концу рабочего дня мне понадобится новое платье. Это будет всё в лохмотьях.

— Во Флоренцию. Бюст находится там, в Тоскане, как и виноградник. Я хочу, чтобы ты увидела всё, чтобы суметь изобразить это на этикетке.

Мама Миа.

Я снова себя ущипнула.

— Почему ты продолжаешь делать это?

— Заноза, — соврала я, быстро пытаясь придумать еще одну причину, по которой могла бы продолжать щипать себя за кожу на руке. Думаю, прыщ тоже неплохая ложь, но, выбирая из двух вариантов, заноза менее неприятная.

— Тебе нужны щипчики? — Он обошёл стол и, лихорадочно перебирая пальцами, принялся рыться в верхнем ящике. Ножницы, ручки, скрепки ударялись друг о друга, когда он отбрасывал их в сторону. Я растрогалась из — за того, как Лео обеспокоился моей выдуманной занозой.

— Не — а, я в порядке, — отмахнулась я. — Всё или ничего! — выпалила, вскинув руки, как сумасшедшая. Может, у него в ящике есть скотч, потому что мне правда стоило задуматься о том, чтобы заклеить рот, дабы избежать подобных глупых выкриков.

— Всё или ничего, — согласился Лео, рассмеявшись громко и искренне. Я не удержалась, и моё лицо расплылось в улыбке из — за того, что, по крайней мере, он находил мои выходки забавными. — Но пока обед, поэтому пеняй на себя. В квартале отсюда открылось новое кафе «Намасте», я давно хотел туда заглянуть. Хватай пиджак. Мы идём перекусить.


Загрузка...