Доверься мне (ЛП)

Глава 15

Проснулась я в одиночестве.

Никакой суеты в коридоре, никакого звона тарелок на кухне, которые говорили бы о том, что дом начал просыпаться. Собиралась не торопясь: натянула пару поношенных джинсов, тёмно — синий оверсайз свитер, затем собрала волосы в низкий хвост. Это всё, на что хватило сил и таланта.

Как бы я ни страдала ночью, утром стало намного лучше. Никакой головной боли, никаких приступов тошноты. Только предчувствие, что я буду более вялой, чем обычно, но эй, мы «в отпуске», поэтому такой вид отдыха вполне приемлем.

Сомневаясь, когда лучше отправиться в холл, чтобы посмотреть, встал ли кто — то ещё, решила задержаться в спальне. Лео предлагал почитать: это всегда хороший способ убить время.

Вдоль стен не висело книжных полок, поэтому я вернулась к постели и потянула за ручку ящика прикроватной тумбочки. Может, у них как в домашних гостиничных номерах имелись экземпляры библий Гедеона. Не то чтобы я знала, как к ней подступиться, но «Сначала» казалось уместным.

К сожалению, там оказалась не Библия.

Даже не книга.

Или блокнот.

Просто конверт, перевязанный аккуратным бантиком из раффии на манер пергаментного свитка, обернутого лентой, с надписью «Моему Лео», нацарапанной безупречным почерком.

В растерянности я пожала плечами и закрыла ящик. Ну что ж.

Погодите! Что? Любовное письмо к Лео?

Резким движением я снова дёрнула за ручку и схватила конверт.

Он, должно быть, от Софии. По крайней мере, я так надеялась, потому что было бы не очень весело думать не только о Софии как о его бывшей девушке, но и обнаружить ещё одни скрытые в его прошлом отношения. Решила, что мне и с Мисс Июль есть в чём посоперничать. Не хватало ещё в этом коктейле Августа и Сентября. С меня хватит календарных девчонок.

В некоторых странах это, вероятно, считалось незаконным, но я открыла конверт, держа его между двумя дрожащими пальцами. Он был не запечатан, и со временем из — за того, сколько раз его открывали и закрывали, бумага сморщилась и пожелтела.

В конечном итоге, я лезла не в свое дело, но, совершая нечто такое, что по определению неправильно, собиралась оправдать себя тем, как уверенно Лео заявил, что это «моё дело», кого он целует. И хоть это письмо написали ещё раньше, в этом случае сказанное им можно притянуть за уши. Правда, всё зависит от выбора слов.

Я вытащила из конверта линованную бумагу. Её сложили в четыре раза, и я могла видеть чернила, которые просачивались на обратной стороне пергамента, словно кровоточащие прожилки синих линий вились по странице. Небольшим облегчением стало то, что она не пахла духами, и на ней не было следов губной помады.

Любопытство взяло надо мной верх и, возможно, где — то сгубило кошку, я развернула лист и начала читать.

''8 марта 2004 года.

Дорогой Лео,

Я испытываю очень большое желание начать с драматичных слов: «Если ты читаешь это, тогда…», но давай на чистоту, если ты читаешь это, тогда драмы в твоей жизни предостаточно. Только посмотри, что я натворила. Прости. Полагаю, другого способа начать не существует.

Я люблю тебя. Знаю, что говорила это уже тысячу раз, и, если бы могла сказать ещё тысячу, этого всё равно было бы мало. То, что ты перенёс за последние три месяца — больше, чем должно выпасть на долю любого молодого человека твоего возраста. Ты должен играть в футбол (или как они называют его здесь — «соккер», не в американский, потому что у тебя отличная шея, и её нельзя ломать). Должен веселиться с друзьями (но не с Джо, потому что он курит травку, и я знаю, что прежде ты уже пробовал её с ним, если ты намереваешься курить косяки, то тебе следует самому стирать свои вещи, мой дорогой). Должен ходить на танцы (а потом возвращаться прямиком домой. Когда кто — то спрашивает: «Хочешь после снять номер в гостинице?», тебе следует ответить, что у тебя есть хорошая, удобная кровать дома, и что ты откажешься от их предложения. Но не позволяй им решить, что это приглашение в твою кровать. Мы купили тебе односпальную не просто так. Двое в такой не помещаются. Слышишь? Двое в односпальную кровать не помещаются!)

Тебе, наверное, пятнадцать.

Исполняется сегодня. А меня нет рядом. Нет рядом, чтобы отвести тебя в магазин мороженого, раз уж ты не любишь торты. Нет рядом, чтобы подарить тебе подарки, в которых ты уже знаешь, что находится, потому что ненавидишь сюрпризы. Во имя Святого Петра, ты даже родился в назначенный день. С тобой никаких сюрпризов.

Поэтому я не удивилась, когда ты в эти последние месяцы поставил жизнь на паузу ради нашей семьи. Жаль, что я не могу сказать, что ты обманул мои ожидания, ведь, когда это касается тебя, ты не можешь огорчить. Вместо этого я разочаровалась в жизни и том, какую злую шутку она с нами сыграла. Это мамам следует заботиться о детях, когда те болеют, а не наоборот. Знаю, что ты пытался убедить меня, что это справедливо, но тебе не обязательно соглашаться со мной. Просто всё не так, как должно быть.

Я не собираюсь говорить, чтобы ты позаботился о Джио. Или о папе. Даже не буду просить приглядывать за Бастером, потому что, если честно, я ненавижу эту собаку. Пусть справляется сам. Я не собираюсь говорить этого, потому что я знаю, что и не нужно. Ты интуитивно сделаешь это, поскольку это — кто ты есть. Ты — хранитель, и так как я испытала это на себе, могу сказать, что у тебя чертовски хорошо получается.

Но есть один человек, о котором я хочу, чтобы ты позаботился. О себе. Я знаю тебя, Лео. Знаю, как ты ставишь других выше себя. Таков твой недостаток. Честно могу заявить, что не встречала взрослых, не говоря уже о пятнадцатилетних детях, которые обладали бы таким качеством. И я знаю, что, чем старше ты будешь становиться, тем сильнее будет проявляться эта черта.

Поэтому обязательно позаботься о себе. Потому что какое — то время ты сможешь положиться только на себя. У тебя не будет меня и, давай будем честны, папа и Джио потерпят поражение в этой роли. Я молюсь о том, что однажды ты встретишь ту, что подставит плечо, ту, о которой ты будешь заботиться, и которая сможет ответить тебе тем же.

Но пока просто не забывай о себе. Понимаю, что это похоже на эгоистичный совет, и, может, во мне заговорил морфий, как прошлой ночью, когда я сказала твоему отцу, что ему нужно отрастить длинные усы, подкрученные вверх, и сделать татуировку «я люблю кроликов», но глубоко внутри я знаю, что искренне на это надеюсь. Не потеряй себя без меня, Лео. Я не смогу быть рядом, чтобы помочь тебе вновь обрести себя. Вот, что самое тяжёлое в сложившейся ситуации.

Так что, с днем рождения, мой Леонардо.

Когда сегодня будешь задувать свечи, пожалуйста, вспомни о моём желании и добавь его к своему. Ты крепкий орешек, сынок. Не позволяй никому сломать себя.

С любовью,

Мама

P.S. Я не могла признаться тебе раньше, пока ты поддерживал меня во время лечения, но, пожалуйста, отрасти волосы обратно. Тебе не идёт бритая голова. Я виню папу за то, что он в детстве бросил тебя на кофейный столик, но ты не просто крепкий орешек, у тебя и голова похожа на один из них. Отрасти волосы обратно. Дамы поблагодарят меня.

''

Если можно влюбиться в кого — то в платоническом смысле, и этот кто — то — мёртв, то это случилось. Мать Лео была невероятной. И самое забавное, что, сидя в изножье кровати и читая письмо, я думаю, что в самом деле немного влюбилась в Лео. Не секрет, что мы мало чего знали друг о друге. У меня были чаяния на то, каким он может оказаться, но те качества, которые описала его мать, как я полагаю, в свои последние минуты жизни, пролило очень много света на человека, который и так заинтриговал меня в высшей степени.

Я знала, что письмо не предназначалось мне. Но что это за подарок судьбы — увидеть Лео глазами его матери. Честно говоря, не могу представить, кто может лучше охарактеризовать ребёнка, чем мать, родная плоть и кровь. Конечно, моей маме было бы из чего выбрать, если бы кто — нибудь спросил обо мне, но в её ответах имелся бы проблеск истины, без сомнения. Она знала меня как никто другой. Конечно, я любила маму и испытывала к ней благодарность за всё, что она сделала в моей жизни, но я осознала, что, чтобы любить кого — то, необязательно быть лучшими друзьями.

Мои глаза наполнились слезами при мысли, что, возможно, Лео и его мама как раз ими и являлись. Не просто родитель и сын, но настоящие, искренние друзья. И как это ужасно, потерять лучшего друга, когда тебе даже не исполнилось пятнадцати.

Это выше моих сил.

Смахнув слезы, я бросила письмо обратно в ящик и выскочила из спальни.

К этому моменту из кухни доносился тот самый шум, который намекал на то, всё начало пробуждаться к жизни. Аромат, разносившийся по коридорам, подтвердил мои подозрения о том, что действительно утро на вилле Кардуччи в самом разгаре. Я не знала, кого встречу, когда войду на кухню, но это не имело значения, коль скоро Лео был там.

Он не разочаровал.

Юноша сидел в мягком парчовом кресле, небрежно закинув ногу на ногу, с итальянской газетой в одной руке и кофейной чашкой в другой. Солнечные лучи просачивались сквозь широкие окна, пойманные в их свете пылинки сияли как золотые блёстки, танцующие в воздухе. Даже пыль здесь прекрасна!

Лео был одет в светло — голубую рубашку на пуговицах, рукава которой он аккуратно закатал до локтей, и брюки цвета хаки. Очки — авиаторы висели на воротнике, расстёгнутом настолько, чтобы выглядеть невероятно сексуальным, но ни в коем случае не неряшливым. Божечки, он смотрелся потрясающе.

Джио и Йен также находились на кухне. Я почувствовала сладкий запах чего — то, разогревающегося на плите, с намеком на кулинарный изыск, когда Йен, надев клетчатый фартук, перевернул лопаточкой что — то похожее на ломти хлеба. Джио наполнил чашку из кофеварки, находящейся рядом с ним, и передал тарелку Йену, на которую тот положил два тоста.

— Утречко, милашка. — Кивнул Йен, всё ещё сосредоточенный на поле своей деятельности. Джио тепло улыбнулся мне, но без слов, и я подумала, что, возможно, он самый застенчивый в семье. Судя по письму их мамы, он младший. — Ночные тосты вдохновили меня на французские.

Во время приветствия Йена Лео поднял голову от газеты и широко улыбнулся, когда наши взгляды встретились.

— Доброе утро, Джули.

— Доброе, — ответила я, входя в комнату и садясь рядом с ним. Поджала под себя ноги и свернулась калачиком, ткань приятно обволакивала меня.

— Как спалось? — Он сложил газету пополам и положил на столик между нами. — Голова болит?

— На самом деле, чувствую себя довольно хорошо. Замечательно.

— Судя по всему, как и мой дедушка.

У меня вырвался стон. Как бы хотелось, чтобы это оказалось всего лишь сном.

— Приношу тысячу извинений за то, что лапала Ренальдо. Такого больше не произойдёт. Обещаю.

Я протянула Лео мизинец, но он обхватил все мои пальцы вместо одного. Положив наши сцепленные руки на стол между нами, он произнёс:

— Не беда. Определённо, из всех Кардуччи ему перепадает меньше всего, так что он даже заждался. Три века без ужимок — долгий срок.

Джио очень не вовремя присоединился к нашему разговору. И снова он не произнес ни слова, но его округлившиеся глаза сказали, что именно он думает о нашем обмене репликами, и, вероятно, обо мне в целом. Он застыл в этой неуклюжей позе, как в общественном туалете: с полусогнутыми коленями, а затем подскочил и вернулся на кухню к Йену.

— Медленно, одного за другим, я отталкиваю твоих друзей и семью.

Лео оглянулся на Джио и, пожав плечами, усмехнулся.

— Думаю, ты добилась не меньшего успеха в привлечении других. — Он на мгновение сжимает мои пальцы своими, прежде чем внезапно скрестить руки на груди. Почти отпрянув. Он смотрит поверх моей головы, и я чувствую, как встречается с кем — то взглядом. — София.

Сперва я подумала, что он называет меня не тем именем, но потом понимаю, что это, очевидно, приветствие, адресованное грудастой блондинке, стоящей за моим плечом. Когда она ворвалась сюда? Распутница.

— Доброе утро, Лео. — У нее сильный акцент, но знойная влажность, обволакивающая каждое её слово, была сильнее. Она наклонилась, чтобы собрать волосы в хвост, и быстро выпрямилась, при этом определённые части её тела покачивались во всех нужных местах. У меня не имелось таких частей тела, которые могли бы так соблазнительно колыхаться. — После того, как ты ушёл, я пробежала ещё два километра.

Я в самом деле потерла подбородок, пытаясь понять смысл сказанного. Неужели они укладывали где — то дорогу в предрассветные часы? Повернулась к ней, ожидая увидеть девушку в жёлтой каске, но вместо этого оказалась лицом к груди в ярко — жёлтом спортивном лифчике. А самое худшее? Ни на нём, ни на её лице или волосах не было заметно пота. Если быть точной, она пахла розами. Буквально, девчонка источала аромат грёбаных цветов. Сморщив нос от досады из — за того, что она умудряется не только хорошо выглядеть, но и пахнуть, после того как, скорее всего, пробежала минимум два километра, я оборачиваюсь к Лео, чтобы получить разъяснения.

— Отличная работа, Софа.

Софа? Она что, внезапно превратилась в диван? По крайней мере, моё краткое имя — Джулс, связано с бриллиантами. Это единственное моё преимущество, поэтому я собиралась щеголять им, чего бы оно ни стоило.

Но потом я подумала о том, что люди часто делают на диванах, и решила, что подразумеваемое под этим лучше, чем драгоценности. С диванами может быть очень весело. В прошлом я очень хорошо проводила на них время. Так что они, скорее всего, всегда будут одерживать верх над ювелирными изделиями. Если только мы не говорим о семейных драгоценностях, в этом случае я ещё как выигрываю. Если вы спросите у парня, что он предпочитает — диван или свои шары, уверена, что ответ очевиден.

— Е — е–еху!

— С тобой все хорошо? — София слегка откинула голову назад и посмотрела на меня как на обезьяну или что — то настолько же неуместное в зале Кардуччи.

Я просто сказала вслух «Е — е–еху».

— Gesundheit, — прикрыл меня Лео, даже зашёл так далеко, что достал носовой платок из нагрудного кармана и помахал им в мою сторону. — Джули приболела.

— Да. — Я кивнула и подняла платок, чтобы полностью закрыть лицо. Как долго можно за ним прятаться, чтобы не показаться странной? Три, четыре дня?

— Завтра в то же время и в том же месте?

Мне не понравилось, что у Лео и Софы есть условленное место и время. Я хотела этого для нас с Лео. Пока я скулила себе под нос, не заметила, действительно ли он согласился на предложение или нет, но сверкающая улыбка Софии с её перекачанными губами вынудила признать первое.

— Мы ходили на пробежку этим утром, — сообщил Лео, пока София проплывала по коридору. Она, правда, буквально плыла. Со своими почти незаметными шагами эта женщина походила на пантеру. Подкралась ко мне, как будто я её очередная добыча. — Это что — то вроде нашей традиции.

У них имелись не только время и место, но и традиция? Пощадите, мне нужно столько всего наверстать.

— Значит, ты любишь бегать. — Я выглядела идиоткой, потому что не только рассказала ему об отвращении к бегу, но у меня еще была и одежда, которая открыто выражала эту глубоко укоренившуюся ненависть.

— Я не имею ничего против. — Лео поднёс чашку кофе к губам и сделал длинный, медленный глоток.

— Возможно, я как — нибудь пойду с тобой. Ну, знаешь, чтобы убедиться, что я по — прежнему ненавижу его всем сердцем. Но нужно будет раздобыть голодную бродячую собаку и привязать к моей талии стейк, потому что могу с уверенностью сказать, что мои ноги начнут двигаться, если только меня на самом деле будут преследовать.

— Джули. — Он поставил чашку на газету и повернулся так, что наши колени соприкоснулись, а лица оказались очень близко. Я чувствовала аромат кофе, исходящий из его кружки, и его лёгкое дыхание. — Я не желаю, чтобы ради меня ты пыталась стать кем — то другим. И хочу узнать тебя, а не ту версию, которая, как ты думаешь, мне понравится. Надеюсь, что достаточно очевидно, что ты симпатична мне. Просто продолжай делать то, что делаешь.

— Но у тебя и Софии есть обусловленные место и время, традиция и диван. — Лео бросил косой взгляд в мою сторону, как я узнала, он одаривает меня им, когда пытается понять смысл моих слов. Бедняжка. Зависая со мной, он преждевременно состарится из — за гусиных лапок, которые появлялись, поскольку он постоянно хмурился. — Всё, что есть у нас с тобой, это фамильные драгоценности.

Лео закрыл глаза и покачал головой, не понимая мой словесный понос.

— Что? — Он открыл глаза, но надбровная дуга оставалась напряжённой. — Не бери в голову. Послушай. Мы с Софией можем не бегать вместе. Только слово скажи.

Я сжала зубы, но, как ни пыталась, не смогла произнести этого. Не была настолько неуверенной, чтобы вынудить Лео прекратить свои занятия только лишь потому что, что? Потому что мне не нравилось думать о нём и о почти супермодели, скачущих по итальянской глубинке? О её покачивающемся во всех нужных местах теле? О том, как он ясным взором скользит по Софии туда — обратно? О том, как они соприкасаются пальцами, пока пробираются через пологие виноградники и холмистые горы, купаясь в золотом, сверкающем утреннем свете?

Я выбросила эти мысли из головы и воскликнула:

— Слово! — прочистив горло, тише добавила: — Прости. Я имею в виду «слово». Я говорю. Это вроде как беспокоит.

— Понимаю. — Он обратно откинулся на спинку кресла. — Что насчёт того, чтобы ты и я пошли на прогулку? Знаю, бег тебе не по душе, так что, может, не будем торопиться.

Мне не обязательно не торопиться, но возможно, это будет хорошим началом. Я кивнула в знак согласия.

— Иди позавтракай, встретимся во дворе, — велел он, растягивая губы в застенчивой улыбке. — Хочу кое — что тебе показать.