Доверься мне (ЛП)

Глава 16

Когда я открыла застеклённые двери, ведущие на террасу, Лео стоял ко мне спиной. Обожжённая солнцем красная плитка выстилала внутренний двор, образуя под ногами геометрические фигуры. Очки, которые до этого висели на воротнике рубашки Лео, теперь находились у него на носу, руки, слегка согнутые в локте, спокойно лежали в карманах.

— Хей, — произнёс он, когда почувствовал, что я подошла сзади. — А вот и ты.

Я обняла его со спины, просунув свои руки между его, и прижалась к нему щекой. Для меня непривычно проявлять очевидную привязанность к мужчине. Но как бы непривычно это ни было, это ощущалось столь же естественно, как будто моё тело знало, как выразить чувства, которыми оно охвачено. Словно я каким — то образом мгновенно усвоила чужую культуру.

Я не могу сказать с полной уверенностью, что, если бы не прочитала письмо матери Лео, была бы такой смелой, но моя храбрость перешла на новый уровень, поэтому стоило ожидать, что и остальные чувства претерпят изменения. Они переполняли меня.

— Я правда рад, что ты здесь, Джули. — Он наклонил голову к моей.

— Я тоже. — Обхватила его крепче, моя грудь прижалась к его мускулистой спине. — Спасибо за то, что нанял меня.

— Нечего и говорить. Не могу представить никого, кто бы справился с этим лучше. К тому же, теперь ты знаешь Ренальдо на гораздо более близком уровне, чем все мы, вместе взятые.

Я выдохнула через рот.

— Ты никогда не дашь об этом забыть, да?

Развернувшись на пятках ко мне лицом, Лео посмотрел на меня и рассмеялся.

— Нет, наверное, нет. — Потом он щёлкнул указательным пальцем по кончику моего носа и сказал: — Следуй за мной.

Пока мы шли рука об руку вдоль террасы по дорожке из гравия, которая тянулась вниз по склону холма, вновь почувствовала себя шестнадцатилетней. В этом было что — то невинное, много чего, что касалось Лео, казалось пропитанным невинностью. Но, может быть, под этим скрывалось совсем иное. Возможно, он истинный джентльмен, потому что ясно, что Лео не бизнесмен — плейбой, каким представляли его многие таблоиды своими хлёсткими заголовками и превратно истолкованными фотографиями. Они выставили его в совершенно другом свете, делая акцент только на его сексуальной привлекательности и нулях, привязанных к его фамилии. У общества есть устоявшееся представление о таких мужчинах, как Лео, и даже если его настоящая личность не подходила под описание, они будут подгонять и подтасовывать какие угодно факты, только чтобы картинка сложилась.

Сделала себе мысленную пометку о том, что днём нужно поговорить с Йеном о направлении и замысле фотографий Лео, которые он планирует разместить в журнале. Я была полностью за то, чтобы изобразить его великолепным мужчиной, каким он и являлся, но в то же время ощущала, что он глубже, чем мы видели на поверхности, что представлял собой нечто большее, чем позволял увидеть окружающим. Если кто и мог вытащить это из него через объектив, то только Йен.

— Ты сегодня очень красива, Джули.

Правда? В потрёпанных джинсах и свитере? Почти незаконно использовать это слово, в то время как мы стояли в самом центре чего — то настолько волшебного, что дух захватывало. Бесконечные ряды виноградных лоз вились вокруг нас, их почки только начали формироваться, зелёные листья, раскинувшиеся на скрученных ветках, устремлялись к небу, как сложенные в молитве ладони.

— Спасибо, — ответила я, уткнувшись подбородком в плечо. Я не нервничала в компании парней. С ним это ощущалось по — другому. Всё и было по — другому.

— И так, дорога, на которой мы находимся, — продолжил он, хруст гравия раздавался под подошвами его ботинок. — Это на самом деле древнеримская тропа, которая проходит по всей территории. Она берёт начало с первого века.

Фраза «Все дороги ведут в Рим» никогда не была более подходящей.

— Это действительно невероятно.

— Да, так и есть. — Он перестал шагать, я резко остановилась рядом с ним, но верхняя часть моего тела всё ещё двигалась вперед. Споткнулась, но Лео крепко сжал мои пальцы, удерживая меня в устойчивом положении. — Это моя любимая часть виноградника. — Прищуренным взглядом от солнца, поднимающегося над вершиной холма, Лео, махнув головой, окинул окрестности. — Здесь всё пропитано историей. Эта тропа многое повидала на своём веку.

Мы прошли ещё немного вперед. Я прислушивалась к треску и хрусту под ногами и представляла пару, такую же, как мы, шагающую по этому же пути две тысячи лет назад. В голове не укладывалась вся эта масштабность. Такое количество лет и жизней связаны воедино сквозь века, как звенья одной цепи. Такие разные, но во многом такие похожие. Мы все люди. Все испытываем похожие эмоции. Под внешним лоском мы одинаковы.

Задумалась над тем, как много людей, так же как и мы, делили эту самую тропу, на которой я стояла с Лео. Интересно, как много из них прямо тут находились на этой начальной фазе влюбленности.

— Я учился кататься на велосипеде на этой дороге.

Вот оно. Он начал раскрываться. Мама наказала Лео, не позволять ему никому себя сломать, я не собиралась этого делать. Но хотела добраться до его нутра. Желала стать той, кто отбросит в сторону безупречный, отполированный фасад и узнает, из чего на самом деле сделан Лео.

— Можешь себе представить, как я наглотался пыли.

Истёртые валуны были в трещинах и выбоинах, из — за чего носки ботинок то и дело застревали при каждом шаге. Я могла только представить, как велосипедные колеса глубоко вклинивались в рытвины.

— Я сломал ногу на этом самом месте, в шесть лет. — Он ткнул пальцем в землю и своего рода топнул ногой. — Пока заживала травма, мама целый месяц баловала меня таким количеством джелато, какое я мог переварить, и примерно пятьюдесятью новыми видеоиграми.

Не могла сдержать слёзы, которые непроизвольно навернулись на глаза, и изобразила очередное фальшивое чихание, чтобы казалось, что у меня разыгралась аллергия, дабы скрыть, что даже малейшая мысль о Лео и его маме доводит до слёз. Почему призрак этой женщины превращает меня в размазню?

— Ты заботился о ней, так ведь, Лео?

Он этого не ожидал. Я была уверена. Выяснила, что он не слишком рассчитывал на то, что из моих уст может сорваться что — то стоящее, но именно это заявление выбило у него почву из — под ног. Вышло так, будто я буквально бросила в него эти слова, и ему пришлось их поймать одним вдохом. Их ощутимый вес обрушился на него тяжёлым ударом.

— О маме?

Я наговорила лишнего, потому что, если бы откровенно не совала нос в чужие дела, не знала бы этого. А я именно этим и занималась. И хотя меня должны были мучить угрызения совести, честно говоря, считала секунды до того момента, как снова открою ящик и всё перечитаю. Чтобы оживить в памяти её мысли.

— Да, — настаивала я. — Она болела, верно?

Его кадык выделялся более заметно, чем обычно, и я могла видеть, как он опускался вверх и вниз от сознательных осторожных заглатываний.

— Да. И я ухаживал за ней. — Слова прозвучали отрывисто.

Казалось, что Лео не хотел, чтобы я знала больше, потому что он ничего к этому не добавил, а я не стала настаивать.

— Сюда. — Он махнул рукой вперед. — Вот, что я хотел тебе показать.

Мы плелись по тропе, с двух сторон которой вились виноградные лозы и верёвки, которые вели нас вперёд. Наконец, виноградник поредел и открылся вид на круглую площадку, маленькую, но точно намеренно являющуюся частью ландшафтного дизайна. Напротив нас находился низкий деревянный стол; доски из толстой, рубленной древесины напоминали железнодорожные шпалы. И примерно в восемнадцати метрах от него, на склоне холма, стояли три мишени для стрельбы, все разной высоты.

— Ты как Робин Гуд или кто — то вроде него? — Сравнение едва ли казалось справедливым, поскольку парень являлся одним из богачей, у которых ему пришлось бы красть, чтобы отдавать беднякам. — Понятия не имела, что ты увлекаешься стрельбой из лука.

Я много чего не знала о Лео. Но не приняла бы его за охотника.

— А я и не увлекаюсь.

Сунув руку под стол, он достал металлический контейнер, который выглядел как ящик с инструментами. Несколько мгновений он возился с замком, затем, открыв крышку, представил коллекцию рогаток, которая бы впечатлила Давида.

— И так в тот месяц, когда я сломал ногу… — Лео засунул руку в коробку и достал две рогатки: одну с замысловатой рукояткой, вырезанной из дерева, и другую, металлическую. — Папа купил мне рогатку. — Ту, что поменьше, из дерева, он вложил мне в руку, а затем, словно берясь за пистолет, обернул пальцы вокруг второй. — Ты, возможно, не успела заметить, будем смотреть правде в глаза, прошлая ночь, вероятно, прошла как в тумане. Но, если ты посмотришь в окно из комнаты, в которой остановилась, то через двор увидишь окна спален другого крыла.

Он прав. Я этого не заметила. Так много всего происходило внутри комнаты: всё это убранство времён эпохи Возрождения и этот приводящий в смятение жуткий — ставший — очаровательным бюст Ренальдо, так что я с самого начала не видела ничего за пределами стен спальни.

— Как бы там ни было. В то время там располагалась комната моих родителей. — Он отводил кожаную полоску назад до тех пор, пока лента не натянулась под напряжением. Лёгким движением запястья ослабил хватку, при этом зажмурив один глаз, он преследовал воображаемый предмет, плывущий в воздухе. — Они дали кучу резиновых мячей — попрыгунчиков, я должен был стрелять в их окно, если мне что — то требовалось ночью, а я не мог встать и взять это.

Когда Лео наклонился, чтобы поднять камешек с земли, я попробовала натянуть ленту до самого предела. Прикрыть один глаз, очевидно, дело инстинкта, как и закрыть оба, когда целуешь кого — то. Стало любопытно, это ли не способ тела защититься от того, что ты можешь увидеть, как только камень попадет в цель. Но даже с одним прикрытым глазом ты всегда можешь лицезреть всю картину целиком, только немного плоской.

— В конце концов, я преуспел, и не оставил этого даже после того, как нога зажила. Поэтому папа сделал для меня это. — Он повернулся, вытянув руки в стороны, чтобы продемонстрировать пространство вокруг нас. — Я, конечно, люблю вино, виноградник, виллу. Но это моё место. Эта территория принадлежит мне.

Зажав пальцами камешек в кожанке, Лео приподнял локоть так, чтобы он стал параллелен плечу. Прищурился, правый глаз полностью исчез под закрытым веком, челюсть напряглась от сосредоточенности и решимости. Словно натягивая тетиву со стрелой, Лео отвёл руку, увеличивая натяжение в ремнях рогатки. Затем одним точным движением полностью отпустил её.

Я услышала, как камень ударился о красную мишень в центре и, даже несмотря на то, что расстояние было приличным, увидела щепки, разлетевшиеся, как кора через дереводробилку. Безжалостно искромсанные.

— Отличный выстрел, — поздравила я, хлопая ладонью по его лопатке, на самом деле используя это как предлог, чтобы прикоснуться к нему. Но если честно, то, что он сделал, безумно впечатляло. И было дьявольски сексуально.

— Спасибо. Твоя очередь.

Я начинала обожать его улыбку. В ней сквозила непринуждённость, ленивая и игривая: мальчишеское обаяние овладевало его мужественным лицом. Кажущаяся невинность, проступившая на его лице, заставила усомниться во всём, что я, казалось, узнала о нём.

Точно так же, как и он несколько мгновений назад, опустилась, чтобы подобрать гальку у ног. Я никогда прежде не пользовалась рогаткой, но она выглядела довольно незамысловато. Правда, как я выяснила, удерживать камень между пальцев и в то же время оттягивать ленту требовало большего мастерства, чем казалось изначально. После неудачной попытки я бросила гальку обратно на землю и потянулась за камнем побольше, за который было легче ухватиться.

— Вот так, — согласился Лео, подбадривая кивком. — Этот подойдет.

Правую руку отвела назад, а левой держала основание рогатки, прикусив губу между зубами, сделала глубокий вдох и, одновременно выдохнув, отпустила ленту.

И в этот момент услышала самый ужасный звук в истории.

Дважды.

Потому что, очевидно, что смотреть на свою цель очень важно, а я с этим не справилась, когда готовилась к выстрелу.

Я ожидала услышать удар камня о деревянную мишень, а не ужасающий вопль и последовавший за ним глухой звук в сопровождении не менее будоражащего гогота, а затем ещё один глухой звук: отголосок смерти, стремительно коснувшийся земли.

— О боже, Джули. — Глаза Лео вылезли из орбит, челюсть отпала, то ли от благоговейного страха, то ли от отвращения, не могла сказать наверняка. — Ты ведь не всерьёз сейчас одним выстрелом убила двух птиц?

Куча окровавленных перьев и столб пыли в нескольких метрах лишь подтверждали неправдоподобную реалистичность его заявления.

Как, чёрт возьми, мне это удалось? Я не знала, испугаться ли из — за того, что только что лишила жизни двух невинных птиц, голубей, не меньше, или бить себя кулаком в грудь, варварски восторгаясь новому недавно обнаруженному навыку убиения. Это была бы странная линия поведения, а я не знала, что думает Лео, ни намёка с его стороны на то, как себя вести.

— Как ты сделала это?

— Новичкам везёт? — Тому, что случилось, правда не существовало объяснения. Я прикинула, что примерно тысяча звёзд сошлись для того, чтобы это произошло. Нет, миллион. — Но надо сказать, я не ощущала, что делаю это впервые. Мне удалось в одно и то же время найти работу и почти — парня, отправиться в путешествие в Италию и едва ли не затащить в постель старинный памятник. Я повсюду убиваю всевозможных птиц всевозможными камнями.

Лео усмехнулся.

— В этом вся ты. — Он бросил в мою сторону камень. — Держи. Попробуй ещё раз.

Зажав камушек в руке, я снова пустила его воздух, но в этот раз он не попал ни в одну низколетящую птицу и даже мало — мальски не приблизился ни к одной мишени. Полный провал.

— Хорошо, не так впечатляет, но это нормально. — С кривой усмешкой парень пожал плечами. — Думаю, у меня развился бы комплекс неполноценности, если бы ты оказалась в этом лучше, чем я. Это, вроде как, моя фишка.

Даже не смотря в направлении мишени, Лео натянул рогатку и запустил из неё камнем, попав в крайний щит.

— Что ещё тебя интересует? — Щёлк, щёлк, щёлк. Отличный шанс избавиться от скорлупы.

— Хм. Трудно сказать. — Думаю, это оказалось сложным вопросом: оценить себя и выразить это в предложении или мыслях. — Я люблю работать. То есть, очевидно, что я бизнесмен, но мне нравится вставать каждый день и идти в офис. Это кажется важным и созидательным.

— Но на самом деле тебе нет нужды работать, так ведь? — Не то чтобы я пыталась заглянуть в их бухгалтерские книги, но очевидно, что семья Лео состоятельна. Одни только вилла и офис в Нью — Йорке намекали на это.

— Кто — то должен поддерживать бесперебойную работу. Папа вроде как передал управление мне, Джио не заинтересован в деловых аспектах, только в самом виноделии. Можно сказать, что всё легло на мои плечи.

Довольно симпатичные плечи.

— Если бы ты не занимался виноделием, то кем бы хотел быть?

Лео не задумался ни на секунду, прежде чем ответить.

— В детстве я мечтал стать Бэтменом.

Я подавилась смехом, пришлось буквально откашляться, чтобы найти место для слов.

— Это не профессия. Это ночное крылатое животное чудовищных размеров.

— Чувиха. — Он только что сказал чувиха? Мой итальянский Казанова внезапно превратился в подростка — серфера из Санта — Барбары? — У Бэтмена точно имелась работа… Спасать мир!

— Я думала, это обязанности Супермена.

Лео разразился хриплым юношеским смехом, от которого согнулся пополам.

— Я правда считаю, что спасение мира подходит под описание работы любого супергероя. — Вероятно, это правда. Отдам ему должное. — Кроме Халка. У парня серьёзные проблемы с управлением гневом.

Я взглянула на него: на то, как свет отражался в его голубых глазах, и на его кожу, словно поцелованную солнцем. Не могла отвести от него глаз, и уверена, что он почувствовал на себе жар моего взгляда вместе с солнцем, палящим над нами. Кто он? Никогда в жизни не хотела найти ответ на что — то более серьёзное.

— Значит, твой любимый герой — Бэтмен?

— Ага, — он кивнул. — Если мы говорим о комиксах, да, я за него.

— А что насчет других? — спросила я. — Назови своего спортивного героя.

— Коби Брайант.

— Политик.

— Такого нет, — ответил он быстро, поражая еще одну цель из рогатки.

— Хорошо сказано, — согласилась я. — Профессия?

— Пожарный.

У меня заканчивались герои, но я не хотела, чтобы наша беседа сошла на нет, поэтому добавила:

— Библейский?

— Ты серьезно? — Упс, может, и нет. Мы ещё не говорили о вере и убеждениях вообще, и я задумалась, не оказываю ли тем самым давления. — Разве это не до невероятного очевидно?

— Иисус! — Конечно. Кто же ещё.

— Ну что ж, теперь это прозвучит совершенно богохульно, но это не первое, что пришло мне в голову. Я собирался сказать Давид.

Да. Вся история с рогатками должна была натолкнуть меня. И то, что первая встреча с Лео произошла под этой печально известной статуей. Казалось, что круг замкнулся, словно все те разы, в которые я делала наброски, рисовала, пыталась придать очертания на бумаге, своего рода предвосхитили этот момент между нами. Можно сказать, что это предзнаменование. Словно зарисовка этой встречи точно так же, как я много раз делала это с одним лишь карандашом в руке.

— Давид. — Я кивнула. — Из — за рогатки.

— Нет. — Лео медленно покачал головой. — Давид. Из — за поединка.

Я застыла на месте. Мысли путались в голове.

Отчаянно хотелось узнать, в чём заключалась борьба Лео, но до сих пор его немногословные высказывания и соображения оставляли мало подсказок. Но там что — то скрывалось, и он давал обрывочные сведения, с которыми можно было работать. Его больная мать. То, что он взял на себя ответственность заботиться о ней. Его разрыв с Софией и надежда на наше совместное будущее. Я знала не так много, но понимала, что эти кусочки представляют собой единое целое. И это единое целое — Лео.

Микеланджело имел в распоряжении краску и глину.

Я — карандаш и бумагу.

А у Лео в арсенале воспоминания и тот опыт, который сформировал из него шедевр, который он представлял из себя. Никогда я ещё не хотела нарисовать его так сильно, как в тот момент, на той площадке посреди виноградника. Никогда я ещё не хотела так обнажить его, и речь не обязательно о его одежде, но и о его неуверенности и сомнениях. Никогда я ещё не хотела изучить объект своего художественного интереса до такой степени, чтобы извлечь его из собственной оболочки. Душа к душе.

Я была готова оживить Лео.

И лишь уповала на то, что он тоже к этому готов.