Глава 14

После всех этих тостов я изрядно разгорячилась. Можно было подумать, что это поможет с синдромом смены часовых поясов, потому что обычно опьянение сопровождается чувством сонливости. Но вышло наоборот.

Я была навеселе. Словно всё — от мозга с сердцем до кончиков пальцев, подёргивалось от энергии, проходящей через меня. Основываясь только лишь на этом ощущении наполненности, я правда не сомневалась в том, что могла бы генерировать собственное электричество.

В комнате я решила проверить эту теорию, навеянную алкоголем, и, шурша носками по толстому ковровому покрытию, пошаркала к Ренальдо, просто чтобы посмотреть, возникнет ли между нами та же самая искра, что я разделила с его внуком. Вытянув скрученный, как у инопланетянина, палец, я собиралась прикоснуться к высеченному плечу бюста, когда мой последний шажок завершился полным фиаско, и я приложилась щекой о его твёрдое, холодное лицо.

Хотя Ренальдо плотно прикреплён к мраморной колонне в девяносто сантиметров, удар оказался достаточной силы, чтобы покачнулось основание. Я изо всех сил старалась не разбить семейную реликвию Кардуччи вдребезги, поэтому крепко обхватила руками колонну, прижимая статую к груди, наши щёки всё ещё плотно прижимались друг к другу.

Слишком плотно. И в тот момент, находясь в такой близости, я поняла, что Ренальдо вовсе не такой жуткий. Собственно, даже довольно милый. Мое лицо всё так же прижималось к его, я закрыла глаза и ослабила мёртвую хватку. Напряжение в плечах ушло. Дыхание замедлилось.

О, стало так приятно.

Ты не страшный, сияющий Ренальдо. А очень крепкий. На самом деле твои плечи очень похожи на плечи Лео: широкие и квадратные. И примечательно, что подбородок такой же точёный. Ух, ты. Даже чувствуется точь-в-точь как у него, не беря в расчет пятичасовую щетину. Вы только посмотрите!

Какой позор, что у тебя только плечи и голова. Печально, что только твоя верхняя часть заслужила быть увековеченной. Уверена, нижняя половина была хороша, Ренальдо. У Лео, по крайней мере, так. У него милая задница. Держу пари, у тебя тоже имелась такая же.

Почему никто не делает статуй пятых точек? Я это к тому, что у некоторых людей отвратительные лица, но их большие ягодицы всё компенсируют. Они заслуживали оставить след. В искусстве должно быть больше задниц. Задница Лео должна быть увековечена. В натуральную величину, чтобы по — настоящему оценить её совершенство.

Извини, Ренальдо, ты тоже был этого достоин.

Я повернулась к нему лицом, слегка присев на корточки. По — прежнему прижимаясь своей щекой к его, я протянула руку и ухватилась за основание статуи там, где находилась бы его задница.

Прямо там. Видишь, неужели было так трудно сделать тебе попу? Почему вышло так, что Давид не просто получил целое тело, но и рост в пять метров? Бедный Ренальдо, ты, должно быть, не выше, чем сколько? Шестьдесят сантиметров? И я собиралась уменьшить тебя для эскиза винной этикетки до размера в два с половиной сантиметра. Очень жаль, Ренальдо, это просто нечестно.

— О боже мой! Ты лапаешь моего дедушку?

— Что? Нет! — Я подняла руки вверх, как будто кто — то наставил на меня пистолет. Как Лео попал сюда? Как долго он там стоял? И почему я до их пор тискала статую? — Нет!

— Что ты делаешь, Джули? — Лео пришел в ужас. Я предположила, что вполне справедливо. — Насколько сильно ты пьяна?

— Достаточно для того, чтобы в полпятого утра почувствовать необходимость провести научный эксперимент. — Привкус во рту был отвратительным, как будто рот полон ваты. Не люблю ватные шарики. От их текстуры бросает в дрожь. Хотя, Лео вызывает у меня дрожь. И Ренальдо, вроде как, тоже. Такая дрожь мне нравится.

— Какой эксперимент предполагает поглаживание статуи Кардуччиан?

Ха! Кардуччиан. Забавное словечко. Захотелось провернуть — иан со своей фамилией. Торнтониан. Нет, вышло жалко. Джулиан. О, намного лучше. Как картошка фри, правильно? Она разве не называется Джулиан фри? Черт. Нет, то был Жюльен.

Погодите! Что насчет того маленького пушистого создания из Мадагаскара? Ну, знаете, того хорька, который постоянно плясал и пел: «Люблю я двигать телом!» Король Джулиен. Хм — м, там всё же другое написание. Ох! Он не хорёк, а сурикат!

Они смешные. Это всего лишь коты? Или что — то совсем другое? И почему они прыгали со скал?

— А что насчёт этих суицидальных котов? — прокричала я, по — прежнему держа руки в воздухе, но уже не так высоко. По правде говоря, казалось, что ко всем моим конечностям привязали гири. Сколько калорий содержало то вино?

Имеют ли вес калории? Будет ли выпитая тысяча калорий равносильна тысяче килограмм? Боже мой, нет! Такого не может быть. Я бы стала бегемотом. А я не хочу быть бегемотом. Но тогда можно потусоваться с этими всего лишь котами лицом к лицу (или мордочкой к мордочке, коль уж я больше не являлась бы человеком), и мы могли бы спрыгнуть с этих обрывов вместе.

Хм — м… Бегемоты и сурикаты хоть на одном континенте? Когда сурикаты прыгают на смерть, они идут по одному или группой, типа давайте — выпьем — Кул — Эйд. ПОГОДИТЕ! То не сурикаты, прыгающие со скал, а лемминги!

— Лемминг!

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь?

И тут я начала танцевать. Вообще казалось, что моё тело начало двигаться ещё раньше, просто я об этом не знала. То, как я раскачивалась из стороны в сторону, было похоже на то, как будто меня вытолкнули на танцпол на свадьбе. Ну, знаете, когда все разбредаются, а потом один храбрец выходит в центр и трясёт всем, чем его одарила мама. Моё тело дало этот ободряющий толчок. Ты сможешь, Джули. Сможешь двигаться, как Джаггер. Лео обязательно нужно увидеть это. На старт, внимание… марш!

Я оказалась совершенно права! Только полюбуйтесь на меня в этих спортивках и футболке, не предназначенной для бега, и с фиолетовыми винными пятнами на зубах. Я взорвала этот импровизированный танцпол. Просто разнесла его, уделала.

— Джули. — В голосе Лео звучало беспокойство. Возможно, это зависть. Может, он слишком ревностно относился к тому, что я заняла его старую комнату.

— Лео, ты должен делиться. — У него есть спальня дальше по коридору. На время моего пребывания здесь — это моя территория. Качнула бёдрами под музыку, играющую только в моей голове, и начала трясти тазом, словно мне было жарко, что чистая правда. Температура, чёрт возьми, зашкаливала за тысячу градусов. Так вот что чувствуешь, когда надеваешь парку в сауне Подземного Царства. Настолько жарко, что хотелось петь: «Здесь становится жарко, снимай одежду».

— Мне… становится так жарко… Я собираюсь снять одежду!

— Нет, Джули! Оставайся одетой. — Лео бросился вперёд и почти яростно встряхнул меня. Захват его рук оказался таким же крепким, как у манжета для измерения давления, его пальцы словно вытесняли мой пульс.

— Я не собиралась на самом деле раздеваться, глупенький, — рассмеялась я. Слишком сильно. Настолько, что, возможно, немного пописала. — Я пела и танцевала. Возможно, пописала.

— И лапала статую.

— У него отличная задница, — незамедлительно ответила я, махнув рукой в сторону Ренальдо.

— Тебе померещилось, Джули. У него нет задницы.

Возможно, я не только видела то, чего нет, но и чувствовала что — то нереальное, потому что желудок сжался, словно от голода, а я не сомневалась, что дело не в этом. После трёх бокалов вина для еды не осталось места.

— Держи. — Он наконец отпустил меня и подошел к комоду, где в качестве проявления заботы на деревянной поверхности расположились стакан воды и две таблетки аспирина. Должно быть, он принёс их раньше, когда я была занята рукоприкладством.

— И?

— Что и? — Повернувшись, он протянул мне в руке таблетки. Не уверенная, что они помогут, я забросила их в рот и схватила стакан воды, чтобы запить.

— И? Каковы полученные данные? — Моё давление, должно быть, зашкаливает.

— Данные? — Ох, душка. Он, наверное, забыл английский. Возможно, вот что происходит, когда вы оказываетесь на родине — вы возвращаетесь к корням. Мне нравился прежний язык Лео. — Знаешь, что? Возможно, получение данных — на самом деле хорошая идея. Давай устроим тебя поудобнее и посмотрим, что бы ты могла почитать, пока не устанешь. Тебе просто нужно проспаться.

Подтолкнув пониже спины, Лео направил меня к кровати и развернул, как только я добралась до неё. Мои колени подогнулись, и я плюхнулась на матрас. Если честно, я наивно могла бы поверить в то, что это — облако, а я — Медвежонок. Но, поскольку не ожидала встретить там свирепого медведя, то оказалась не полностью одурачена. Я умнее матраса.

— Только не дай мне утонуть, — пробормотала ему невнятно под пушистыми одеялами. Слюна растеклась по ткани и намочила кожу. Стало скользко и липко.

— Я не позволю, чтобы с тобой что — то случилось, Джули.

Он довольно часто произносил моё имя. Намного чаще, чем я его. Мне следовало наверстать упущенное.

— Лео, Лео, Лео, Лео.

Скорее почувствовала, как его тело впечатывается в матрас, когда он ложится рядом, но не открыла глаз, чтобы посмотреть на юношу. Веки невероятно отяжелели от желания спать, от опьянения и смены часовых поясов, даже бы если захотела, то не смогла бы их распахнуть, не говоря о том, чтобы удерживать взгляд.

— Да, Джули?

— Лео, Лео, Лео. — Вот так сойдёт. Перевернувшись на живот, зарылась лицом в слишком объёмную подушку. — А ты случайно не лев, Лео?

— Нет, Джули. — И вот опять! Ему, похоже, очень нравится моё имя. — У меня день рождения в воскресенье, я овен.

— Боже! Сколько ещё предстоит узнать о тебе! Невероятно! — Я дважды с ним целовалась, но даже не знала, кто он по гороскопу. Такое со мной впервые. Даже случайные парни в сомнительных барах, угощавшие напитками, говорили, какой у них знак зодиака, прежде чем мы переходили к физической части. Но то были скорее более дешёвые фразы, типа: «Эй, детка, кто ты по гороскопу?». Поэтому, может, и хорошо, что Лео не использовал этот избитый пикап. Такие слова никогда не слетят с его губ, подобному лицемерию нет места в его речах.

Пришлось замолчать, по большей части потому, что мой язык настолько опух, что я могла подавиться. Вместо этого я сосредоточилась на мерном дыхании Лео, лежащего рядом. Взлёт и падение. Судя по тому, как он медленно вдыхал воздух и выдыхал его ровным потоком, казалось, что он погрузился в сон.

Может, стоило спеть ему колыбельную? Хорошая мысль. Засыпающим нравится такое. Ну, большинство малышей любят колыбельные, и поскольку мне грезятся сумасшедшие сны о том, что у нас однажды будут дети, я должна показать ему, что полностью могу с этим справиться. Я буду невероятной мамой.

И начала напевать про себя, что скорее звучало как стон, потому что, загудев, сильно стиснула зубы. Я не должна была почувствовать боли, но возникла резь, как при повреждении внутренних органов. Что вынудило остановиться.

— Джули? — Лео повернулся ко мне и провёл рукой по моим волосам. Его пальцы перебирали каждую прядку, пробуждая чувствительность даже у нервных окончаний моих волос. Его голос повис в воздухе, низкий, призрачный. — Ты спишь?

Зная, что это совершенно неправильно, я промолчала. И притворялась уснувшей, как шестилетняя девочка в машине, которая хочет, чтобы папа на руках отнёс её в спальню. Чтобы убедить Лео во лжи, крепко зажмурила глаза, замедлив дыхание. Для драматического эффекта даже немного добавила милого храпа, не слишком громкого, чтобы не напугать его вконец, но такого, как бы намекающего, что я достигла фазы быстрого сна.

— Ты не спишь, Джули?

Тишина.

Чёрт, а я хороша.

Лео придвинулся ещё ближе, аккуратно положил голову на подушку и обнял меня, притягивая к себе, так, что мы практически оказались в позе ложечек. Ха! Какая забавная ассоциация. В голову пришло ещё несколько столовых приборов, но в тот момент я была довольна и этим. Из Лео вышла хорошая ложка.

— Значит, ты не запомнишь ничего из этого, может, это и к лучшему. — Его дыхание касалось моего уха, когда он говорил. — Возможно, мы поговорим об этом снова, когда ты протрезвеешь, но я правда хочу кое — что сказать тебе.

Вместо того, чтобы убаюкать окончательно, его последнее предложение выдернуло меня из сна. Притворяться стало гораздо труднее, я понимала, что мои закрытые веки нервно содрогаются. Лео бы это увидел, если бы мы были лицом к лицу.

— Ты встречала кого — то, о ком ты сразу понимала, что станет твоим последним «Я люблю тебя»? — он замолчал. Моё дыхание стало поверхностным и прерывистым, я с трудом сглотнула. Казалось, что дрожу в его объятиях, но он держал меня так крепко, что не замечал этого. — За прошлый год я столько раз видел тебя в той кофейне. Наблюдал, как ты общаешься с клиентами, и стал свидетелем твоих взаимоотношений со многими из них. Честно говоря, какое — то время я ревновал, даже пытался определить, к какому типу людей тебя тянет. Потому что я хотел стать тем, кто привлечёт твое внимание.

Я затаила дыхание, внутри всё затрепетало от напряжения. Пока я ждала, когда он продолжит, глубоко во мне всё тревожно билось.

— Но с профессором Гарри, со своими студентами и случайными посетителями ты вела себя одинаково. Ты просто была собой. Не создавалось такого впечатления, словно кто — то определённый вызывал в тебе эту радость, казалось, что она уже находилась в тебе. Это то, кто ты есть.

Услышав, как он упомянул кофейню, я немного расстроилась, потому что, говоря по правде, это место было моим домом на протяжении нескольких лет. Но забавный факт о домах: иногда мы переезжаем. Переселяемся. Начинаем всё с чистого листа.

— Джули. — Его шёпот похож на слабое эхо. Я почувствовала ямку на его подбородке, когда он прижался к моим волосам. — Ты смешишь меня, честно говоря, я никогда в жизни столько не смеялся. Ты знаешь, кто ты. Ты уверенная в себе, чудная, твоя красота изысканна. Ты такая настоящая. В тебе олицетворено всё, что мужчина может пожелать в женщине, а если он ищет не этого, то он полный дурак.

О боже, он слишком высоко оценивает меня.

— Я с нетерпением жду того момента, как влюблюсь в тебя. — Губы Лео прижимаются к моей макушке, и он тихо вздыхает. — Потому что в тебе нет фальши. Поэтому знаю, что, когда это произойдёт, это тоже будет по — настоящему.

С такими словами, теперь крутящимися в голове, было не уснуть до следующей недели. Кто такое говорит? А если серьезно, кто может подумать? Обо мне?

Я не могла оставить его в подвешенном состоянии. Не после того, как он, будучи в полном сознании, преподнёс свою душу мне, одурманенной и сонной. Упершись плечом в матрас для толчка, я развернулась и устремилась к нему.

И ничего не сказала, даже не открыла глаз, но прижалась к его рту, покоряясь губами его словам и надеждам. Сначала он не смог скрыть удивления, его губы застыли — твёрдые и непреклонные, но эта нерешительность быстро отступила, и он одарил меня абсолютной и нежной взаимностью, какой только возможно, когда наши губы соприкоснулись. Поцелуй был быстрым, но иногда самые скоротечные явления — самые мощные. Отстранившись, я положила голову ему на грудь, позволяя наконец нежным поглаживаниям пальцев Лео по моим волосам и его спокойному, равномерному сердцебиению убаюкать меня.

Не уверена, приснилось ли мне, или это вино всё ещё играло с моим сознанием, но последнее, что я помнила: губы Лео у моего лба и его слова, проскользнувшие через них, обещание, данное на одном дыхании:

— Ты будешь моим последним «Я люблю тебя», Джули. — Потом, после скорее облегчённого выдоха, чем необходимого, он прошептал: — Говоря по правде, ты будешь первым.


Загрузка...