Егеренок

Глава XI

Ночь наступила не по сезону рано. С вечера сизые тучи обложили небо, около полуночи серп месяца выглянул на мгновенье и словно вспорол тучам острым рогом грузные животы. Хлынул дождь. Он вскоре кончился, однако в воздухе повисла сырость, хоть ложкой черпай. Лишь рассеянный странный свет пробивался сквозь облака и матово ложился на поверхность озера.

Ромка вполголоса подосадовал на погоду и плотнее закутался в старый плащ с капюшоном. Будет ли из затеи отца толк? В такую непогодь, пожалуй, и браконьеры не захотят вылезать из дома.

— Ничего, Ромка, темная ночь да сумятица первые вору помощники. Может, и не напрасно стынем.

Ромка поразился: «Как отец отгадал его мысли?» Но спросить не успел.

— Кря-кря-кря, — лениво, будто спросонья, прокрякала утка. В зарослях тальника у недальнего островка что-то зашелестело, над травой поднялась голова в зимней шапке и тут же пропала.

Ромка вздрогнул: «Неужели так скоро?»

— Тише!

— Кря-кря-кря, — снова тихонько раздалось над водой.

Из зарослей тальника вырвалась лодка. Над озером в несколько голосов загремело:

— Стой, стой!

— Клади весла!

Ни Ромка, ни его отец не успели опомниться, как вспыхнул фонарик, кто-то уже замахнулся багром, чтобы взять на абордаж, но сейчас же растерянно крикнул:

— Братцы, так это же егерь!

Ромка узнал Саню Мизинова.

— Мизинчик, ты? Зачем же вы за нами следили?

Саня Мизинов ухватился за борта лодок, свел их вплотную.

— Так мы же не знали, что это вы. Думали, кто-то за утками охотится.

— Нет, постойте, постойте! — озадаченно сказал отец. — Что вы тут делаете ночью, да еще в такую погоду?

— Браконьеров ловим! — крикнула Нюшка Мордовцева, у которой в руках был фонарик.

— Что-о? Так это вы нам целую неделю мозги крутили?

— Мы! — хором ответили с лодки.

— И это ваш лагерь на Сигачевом озере?

— Наш, наш!

— Да где же вы прятались все время? Я вас на озерах только издали замечал.

В лодке засмеялись.

— А про это своего Ромку спросите. Ха-ха-ха!

— У нас теперь не один отряд, а целых пять, — объяснила Нюшка. — Сергей Иваныч с седьмым «б» сейчас на других озерах дежурит.

— Черт-те что получается, — в голосе отца прозвучало недоумение. — А в лесу это не ваши ли дозорные хозяйничают? Не вы ли этот таинственный ПД?

— В лесу? ПД?

В лодке заспорили, захихикали.

— Нет, не знаем.

— Мы, кто же еще.

— Да нет, вся школа там.

— Довольно болтать, айда дальше! — Саня Мизинов оттолкнул лодку. — Ромка, ты сейчас с нами или с отцом?

— Та-ак, — протянул отец, — значит, и ты, Ромка, меня все лето вокруг пальца обводил? Эх, что бы раньше сказать! А то ведь сколько я себе и вам крови попортил! Ну да ладно, ребята, большущее спасибо, вы меня как живой водой облили.

— А вы к нам в лагерь приходите, Сергей Иваныч вам все расскажет! — прокричала с удаляющейся лодки Дуся Струева.

И еще из туманной седой пелены донеслось протяжное:

— Рома-ан, ты скорей приходи-и! — Нюшка звала.

Ночь высветлялась. В небе задребезжал крылышками бекас и с громким криком: «Ти-куль, ти-куль, ти-куль!» — черной молнией упал к земле — эта птица одна из первых возвещает наступление утра.

— А что же это я их про сеть-то не спросил? — отец перестал грести, струйки воды зажурчали под носом лодки. — Может, они знают, кто принес?

— А чего тут знать-то, — Ромка ухмыльнулся, — это Колька-шофер поставил, а мы ее рраз — и конфисковали. На то мы и дозор.

Отец помолчал, мрачнея, буркнул:

— А я думал, кто сам принес, надеялся…

Когда они выбрались на берег, уже парило, как в бане. Теплый ветер наносил с полей сытный дух поспевающей ржи, а от соснового бора так и тянуло смольем.

Напротив дома Сафоновых, у колодца с коньковой крышей, остановились. Отец снял фуражку, подставив голову ветру с полей.

Дом Сафоновых был окружен высоким забором, поверх которого хозяин натянул колючую проволоку. У Сафоновых в саду стояла пасека из десятка ульев, росли яблони и вишни. Все ребятишки в селе отлично знали, какие сорта яблонь в этом саду, сколько меду пчелы натаскивают за лето, сколько огурцов и помидоров собирают хозяева с огорода, но знали это, можно сказать, лишь «теоретически», из похвальбы Левки Сафончика. А уж попробовать от этого изобилия и вовсе никому не довелось: все шло на базар в райцентре. Даже сам Левка вынужден был устраивать набеги на чужие сады и огороды.

Ромка подошел к колодцу, потянул цепь.

— Пап, а ведра-то и нет!

— Ишь чего захотели!

Ромка обернулся: в открытой калитке стоял Левка Сафончик с ехидной усмешкой — что, дескать, хлебнули водицы? Он держал на короткой цепи огромную серую овчарку, такой попадешься на узенькой дорожке — нарыдаешься.

— Где же ведро? Сорвалось? — спросил отец.

— Ну да еще, папанька снял, а то украдут.

— Украду-ут?

— А то нет? Мало вас тут таких шляется. Недавно Колька Кудрявцев привез доски, не успел высморкаться, а уж четыре доски свистнули. Жалко, моего Рыдая дома не было. Да еще, жулики проклятые, и записку оставили, что взяли для общей пользы. И подписались: «ПД».

— Что за ПД?

— Да ты, егеренок, не притворяйся дурачком, знаем мы, кто этот ПД, все село уже знает. Погоди, доберутся до вас!

Отец метнул взгляд на окна дома, надвинул фуражку чуть не на нос.

— Пошли, Роман, противно слушать.

Через несколько шагов Ромка совсем забыл о Сафончике.

Навстречу попалась бабка Сигачиха с авоськой в руке, в авоське — буханка хлеба и кульки. Она остановилась — узнала.

— Это ты, сладкий мой? Прошла жичка-то, соколик?

Ромка отступил на шаг от «колдуньи», ожидая еще какого-нибудь подвоха. Но бабка вдруг заговорила с отцом:

— Скажи, сокол мой, есть бог или нет?

Отец засмеялся.

— Что ты, бабка, давно уж доказано, что нет.

— Ан есть! — Сигачиха шмыгнула кривым носом, перекрестилась свободной рукой. — Тоже, бывало, сомневалась, а вчерась убедилась вот. Чудеса у нас в огороде творятся. Стара я, а все-то Сигачи по разным делам расползлись, как воши. А землица, она уходу требует. И вот гляжу вчерась — весь огород в порядке, прополот, полит и фанерка в грядку воткнута, а на ней буквы: «ПД». Что теперь скажешь, сокол?

Отец пожал плечами, зато Ромка осмелился:

— А ты, бабушка, Кольку вашего спроси, он знает.

Из магазина с сумкой выбежала Дуся Струева. Она хотела проскользнуть мимо, но отец остановил ее.

— Девочка, постой, ты не знаешь, кто такой ПД? Тут его то хвалят, то ругают.

— Кто это ругает? Сафончик, что ли? А-а-а-а, слышали. Неправду он говорит, доски у них краденые. Колька-шофер на стройку больницы вез, а сбросил Сафоновым. ПД это на заметку взял.

— Да откуда ты знаешь?

Дуся подхватила сумку.

— Слышала… — и бросилась по дороге к дому, а уже издали крикнула: — Посмотрите у ручья-а!

И в самом деле, пройдя главную улицу, Ромка и его отец оказались перед глубоким оврагом, который отделял от центра села добрую часть домов. По дну оврага журчал ручей, переход через него всегда был грязен. А сейчас берега оврага были соединены мостками в три доски, на стойках к ним приделаны перила.

— Ну вот и доски нашлись, — усмехнулся отец. — Молодчина все же этот ваш Пионерский дозор, Ромка!

Ромка искоса взглянул на отца, понял, что тот давно уже расшифровал таинственные буквы, только не хотел прежде времени говорить, и тоже засмеялся.

Вдали, где-то возле озера, раздался выстрел и сразу же — отчаянный собачий вопль. Ромка вздрогнул. Отец остановился.

— Похоже… голос Руслана…

— Что ты, он же на цепи во дворе!

Отец кинулся к дому. Ромка успел увидеть, как в открытую калитку вкатился грязно-желтый окровавленный ком. На крыльце, схватившись за голову, стояла мать, а возле крыльца юлой вертелся, визжал и плакал, царапая морду, неузнаваемый, весь в крови и грязи Руслан. Ромка не успел подбежать к нему, как задние лапы Руслана судорогой подвело к животу, глаза выкатились, и он затих.

— Да какой же вражина это сделал!

Отец сбегал в избу и выскочил оттуда с ружьем.

— Володя, не надо-о! — закричала мать, но отец не остановился, хлопнул калиткой. — Рома, беги за ним! Ужас-то какой!

Ромка догнал отца на берегу озера. Вдвоем они обследовали лужайку, нашли место, где крутился на траве смертельно раненный гончар, определили, из каких кустов по нему стреляли, нашли там даже следы сапог. Но эти следы пропадали на сухой полевой тропе и были без особых примет — таких сапог с гладкой подошвой множество.

— На, Ромка, отнеси домой, а я к Акиму, милицию вызовем.

Ромка взял ружье и на пути домой ничего не видел впереди себя: слезы жгли глаза.

Мать стояла на крыльце и тоже плакала. Она с тревогой смотрела на озеро, словно ожидала еще большего несчастья.

— Рома, а ведь это я виновата, что Руслан вырвался. Покормить хотела, отцепила на минутку, а тут этот соседский кот на заборе…

Ромка закусил кожу на руке, чтобы не зареветь на все село. Значит, Руслан погнался за котом, кот на улицу, а там… Да разве Руслана удержишь, это же чудо-гончий был, он никогда не бросал зайца или лису, пока не нагонял на верный выстрел. Тем и хорош был. Славный гончар был, золотой гончар… Какой же поганый гад это сделал?

Над плетнем показалось рыхлое лицо соседки Матрены Савиной.

— Товарка, чегой-то у вас тут вой стоит, как по покойнику? Али помер кто?

Заметила на земле возле крыльца мертвого Руслана, оживилась.

— Никак ухайдакали псину? Ну и слава тебе господи, собаке и смерть собачья. А то развели зверюг, бедной скотинке и на воле покоя не было.

— Уйди-и, дура-а!

Ромка схватил с поленницы березовый кругляш и швырнул его в плетень.

— Ой, чуть не убил, разбойнюга-а! Аж сердце оборвалось. Господи, помяни ты царя Давида и всю кротость его… И что это за бандиты к нам из городу понаехали, и управушки-то на них нет, настырных! В сельсовет заявлю, Петьке-участковому нажалуюсь, погодите у меня-а-а!

Матрена кричала нарочно громко и визгливо, чтобы собрать возле себя побольше народа — это Ромка превосходно понимал. И так уже возле избы на улице собралась толпа ребятишек, были даже взрослые. Среди ребятишек Ромка заметил несколько членов Пионерского дозора, ему даже показалось, что к калитке протиснулись Венька Арбузов и Колька Сигач, но войти во двор не решились.

Ромку бесили пересуды взрослых. Женщины непонятно вздыхали, посматривая на мать по-разному: кто хмуро, но не враждебно, кто с откровенным мстительным торжеством, подобно Матрене Савиной. Мужчины курили, перебрасывались лениво-безразличными репликами, хотя знали о высоких достоинствах загубленного гончара — охотники ведь все. Ромке эти люди казались сейчас очень чужими и враждебными.

Отец вернулся из сельсовета мрачный. Он прошел сквозь толпу, как по коридору, и укрылся в избе. Лишь когда люди разошлись, он вынес из чулана рогожу, завернул в нее труп Руслана.

— Возьми заступ, Роман…

Руслана похоронили на берегу озера, там, где его застрелили. Холмик насыпать не стали, а выкопали неподалеку молодой черемуховый куст и пересадили его на могилу.

Уже стемнело. Отец достал папироску и стал разминать. Пальцы у него дрожали.