Ромка открыл глаза. Через дырки в крыше на сеновал проникали тонкие пучки солнечных лучей, в лучах медленно кружились и вспыхивали пылинки. Было душно, пахло сенной трухой. Но Ромка проснулся не от духоты: где-то совсем близко, во дворе или на улице, раздавались сердитые голоса.
— Это что же такоича получается, я вас спрашиваю? — горячился пронзительный голос. — Выходит, теперь ни сетей, ни мордушек не заводи? Когда эдак-то было? До чего дошло — собственное дите и поперек родительской воли становится! Дальше-то как жить будем?
— Правильно, Степан Митрич! — озлобленно отозвался кто-то. — У меня пацан проклятый все крылены попрятал, говорит, егерю снесу. Так, говорит, дозор постановил. Какой еще дозор? А меня этот дозор спросился? Может, мы бы и сами сдали, к примеру, участковому…
— А у меня вон Дуська-прашонок капроновую сетку куда-то подевала, я уж молчу. Отчего убийство чуть не произошло? Все от того же, все от жадности, и думать нечего. Застукал егерь кого-то на месте, а ему и того, в спину…
Из хора возбужденных голосов выделился пронзительно-визгливый голос Матрены-соседки:
— Мужики-и, да вы рехнулись, что ли ча-а? Какому-то чужаку уступаете? Да вы что, с ума сбесились? Теперь и рыбки не отведать? А на базар в район с чем попремся?
Мужские голоса опять одержали верх. Кричали все разом, кто зло, кто насмешливо.
— Правильна-а, Матрена, правильна-а!
— Пустое брешет Матрена, не слушайте ее! Когда это мы на базар таскались! Некогда нам с работой-то! И сейчас вот горячая пора, уборка идет, а мы тут по пустякам митинг устраиваем!
На минуту наступило затишье.
Ромка поднялся, выглянул в прорезанное под коньком крыши оконце для ласточек.
Возле дома собрались мужчины и женщины, кто с вилами, кто с граблями — торопились на уборку хлебов и застряли здесь. На плетне и на воротах, как всегда, повисла ребячья мелкота. Были здесь и старик Мизинов, и механик Силыч, и отец Дуси Струевой… Матрена Савина свесилась через плетень своего огорода и даже руки к небу воздела, будто молилась.
Над толпой вдруг взметнулся тонкий голос старика Мизинова:
— Братцы, айда сейчас же к егерю в избу и заберем снасти! Они же незаконно попали к нему, он нас не поймал, а ребятишки по глупости притащили. Эти несмышленыши и корову со двора сведут, только наговори им с три короба!
— Сам ты, дедка, несмышленыш! — перебил его насмешливый мальчишеский голос. — Не смыслишь, что браконьерство — позор селу!
На улице загоготали. Ромка кубарем скатился с сеновала, взбежал на крыльцо и загородил собой дверь в чулан.
Но толпа врываться во двор не решалась. Ромка увидел на нижнем суку большой ветлы у ворот Кольку Сигача, рядом с ним прилепился Саня Мизинчик, а неподалеку от них в восторге приплясывал Венька Арбузов.
Пронзительный голос старика Мизинова сверлом вонзился в уши.
— Брысь отседова, паразитенок! Скажу бабке, она те шкурку-то подпортит!
Откуда пришли Аким Михайлович и учитель, Ромка не заметил. Председатель сельсовета вошел в толпу, как корабль в волну, — раздвинул, потеснил.
— Ну, чего раскурлыкались, мужики, как тетерева на току? Подумаешь, ораторы тоже выискались. Хоть бы перед ребятишками не позорились.
— Ты, Аким, полегче, полегче, не кричи на нас, мы те не крепостные! — крикнул старик Мизинов.
— Как же не кричать, как же не возмущаться-то? Пионеры доброе дело сделали, пусть вроде бы и незаконное. Ишь, как вас затрясло, как в лихоманке. Думаете, вам сети жалко да мордушки? Не-ет, вам досадно, что теперь браконьерить нечем, вот что!
— Ну уж и браконьерить, слово-то какое придумали. Мы бы и сами, может, сообразили, что к чему. А зачем егерь да учитель ребятишек с панталыку сбивают? Отдай наши снасти и все! А то будем прокурору жаловаться!
— Верно, Степан Митрич, пускай егеренок вытаскивает во двор, что притащили ему. Сейчас же, а то прокурору напишем!
— Никаких снастей вы не получите, пока не поправится егерь и не разберется, какая снасть законна, какая нет. А ребятишек, видишь ли, чтобы и пальцем не тронуть! И ты, Сергей Иванович, тоже пионеров не жучь, правильный ихний курс, это я тебе как председатель сельсовета на селе заявляю. Раз не хотят браконьерство добровольно прекращать, да еще до применения оружия дошло, значит, другие меры нужны, не плакатики!
— А кто стрелял, кто стрелял? Мы, что ли ча? — взвизгнул старик Мизинов. — Ты найди сперва, может, он и не из нашего села вовсе!
— Найдем, Степан Митрич, найдем, — закричал с ветлы Сигач. — У нас уже и улики есть!
Из толпы, раздвигая людей широкими плечами, стал выбираться усатый механик Силыч.
— Силы-ыч, куда же ты? — окликнула его Матрена Савина. — А сети-то, тут ведь они, я слышала, как их в чулан прятали. Отобрать нужно!
Силыч остановился, обернулся:
— А пропади они пропадом и снасти эти! Беды с ними наживешь! — И заспешил прочь от толпы, свернул в переулок.
Старик Мизинов посмотрел ему вслед, хотел что-то крикнуть, но только плюнул в сердцах и пошел к телеге, которую только теперь Ромка разглядел за толпой.
Люди постепенно разошлись, ребятишки, не видя больше ничего интересного, разбежались по селу. Бойцы Пионерского дозора, председатель сельсовета и учитель собрались у крыльца.
— Ну, братишки, и учудили вы, скажу я вам. Такую кашу заварили, не знаю, как и расхлебывать, — сказал Аким Михайлович, присев на ступеньку. Он достал папиросы, разломил две штуки, высыпал табак на бумажку и свернул флотскую цигарку. — Дело-то и правда ведь незаконное, и если мужики пожалуются, мне от прокурора будет выговор. Но я за вас заступился и не жалею об этом, потому что считаю, что вы правы в этом деле… А Сигачев-то, Колька-то… Ой, ха-ха-ха! Отнесите сети дедке Сигачу сегодня же, прямо к его землянке доставьте, а то будет вам проборция — у-у-у-у!
— Задумано было хорошо, ребята, только не додумали вы немножко, — упрекнул Сергей Иванович. — Если бы все так просто было. Изъяли снасти и браконьерству конец. Эх, нет, ребятки, тут работы надолго хватит, настойчивой, упорной работы, — учитель вдруг привстал, насторожился.
Во двор вошел участковый уполномоченный Сиволобов, в полной форме, сердитый.
— Что это вы тут натворили? Люди жалуются, грабеж устроили?
Ромка посмотрел на Сигача, тот на учителя. Аким Михайлович неторопливо затянулся, спокойно сказал:
— Никакого грабежа они не устраивали. Пионеры с моего ведома изъяли браконьерские орудия лова в своих семьях, вот и все. Для пользы дела.
— А кто им дал на это право? Они что, прокуратура, милиция?
— Я же сказал, что на свою ответственность разрешил, и точка. Для всенародной же пользы, лейтенант, и к тому же в своих семьях. Согласно закону об охране природы.
Сиволобов сдвинул брови, подумал, с обидой сказал:
— Почему же меня не предупредили? Я ведь тут все знаю, у кого какие снасти, кто где рыбалит или охотится. Помог бы. А вы втайне… И вообще такие дела лучше с ведома милиции решать.
Колька Сигач показал Сергею Ивановичу завернутый в бумагу отпечаток следа и что-то сказал на ухо. Сергей Иванович сейчас же забрал у него сверток.
— Товарищ лейтенант, взгляните-ка сюда!
Учитель осторожно положил отпечаток следа на землю. Высохшая глина потрескалась и в узком месте переломилась, но рубчики на каблуке и елочки на стопе сохранились в целости, как рисунок на прянике.
— Что это? — Аким Михайлович показал цигаркой на след.
Сиволобов пригляделся к слепку.
— Ага, и рисунок есть? Это уже кое-что. Будем искать.
— Ого! — сказал Аким Михайлович. — Ты уже помощником обзавелся, участковый? Так чего же ты их за снасти жучишь?
— Снасти, Аким Михайлович, особая статья, пусть такие дела без меня не решают. А вчера я действительно поручил им сделать кое-что. Мы, милиция, люди предусмотрительные, на общественность опираемся. Приедет следователь — спасибо скажет. Да и сам я. Есть у меня одна мыслишка, проверим нынче. А мясо случаем не нашли?
Колька мотнул головой.
— Все кругом облазили и ничего, — он немного помялся и ошарашил всех: — И еще… Голова куда-то подевалась и ноги.
— Надо было раньше идти на место и расследовать! — запальчиво сказал Саня Мизинов. — А вы огород поливать… Там же свежие следы были.
Сиволобов сморщил нос-бульбочку, нервно сказал:
— Следы, следы… Заладили одно и то же. Ты мне улики подай да свидетелей представь, вот тогда я такой протокольчик слажу — следствию и делать нечего будет.
Сергей Иванович насмешливо прищурился, Аким Михайлович построжал.
— А ты, участковый, на себя все заботы не бери. Подумай-ка, пятый день идет, как в егеря стреляли, а виновный все еще не найден. И следователь что-то из района не едет. Да ты сообщил ли в район о происшествии? На днях я на сессию поеду, что твоему начальству сказать?
Сиволобов смутился.
— А что о районном начальстве зря говорить? Мы и сами с усами, найдем бандита, все в наших руках, как говорится.
Аким Михайлович тронул участкового за рукав.
— Вот что, Петр Васильевич, большую ошибку ты допустил, что своевременно не сообщил в район о нападении на егеря.
— Так ведь не было же убийства, Аким Михайлович. Ну, стреляли, так ведь человек-то живой, зачем панику на всю область поднимать? Вот если бы произошло убийство, я бы и минуты не помедлил, вызвал бы и эксперта, и следователя, и прокурора. А сейчас-то зачем шумиху устраивать? Что об нашем селе подумают? Сколько годов все в ажуре было, а тут… Да я-то тут на что?
— Нет, Петр Васильевич, не то ты говоришь. И я тут сплоховал, чего-то не додумал. Расследованием занимайся, это твоя обязанность, но в район немедленно сообщи. Один ты не справишься, запутанное дело.
— Это, конечно, резонно, один я штатный на весь сельсовет, могу и не успеть везде. Вот тоже и с убитой лосихой… Хорошо бы одну версию проверить. Хоть убей, а мясо у браконьеров где-то в лесу спрятано. По-моему, неподалеку от того места, где ребятишки егеря подобрали. Тот по верному следу шел. Засаду бы там сделать, да где людей взять?
Аким Михайлович кивнул на учителя.
— А вон у него целая дружина имеется. Вот тебе и нештатные помощники.
Сиволобов искоса взглянул на Сигача, на Веньку, усмехнулся.
— Ребята настырные, только ночью в лесу страшно будет.
— Ну и что? — сердито сказал Сигач. — Мы и браконьеров не испугаемся, а про лесные страхи малышам рассказывайте, мы-то побывали в лесу и ночью.
— Одних я в ночную засаду не пущу, — сказал Сергей Иванович, — да и родители не разрешат, тут и говорить нечего. Рисковать детьми не имеем права.
— Да какой же тут риск, Сергей Иванович! — Ромка даже застонал от огорченья. — На озерах-то мы дежурили же!
— Сергей Иваныч, мы же не будем драться с браконьерами, мы же только подкараулим их, а товарищ лейтенант арестует и все.
— А родителей если спрашивать, так тогда все село про засаду узнает.
Сигач и Венька были правы, но и учитель был прав. Лучше было не настаивать. К счастью, участковый заторопился, быстро завернул слепок в бумагу, убрал в сумку.
— Ничего, ребятки, не все еще потеряно. Айда за мной!
— Куда?
Венька Арбузов хмыкнул:
— Хм, известно куда — к Сафоновым. Это след от его сапога.
— И ты молчал?
Сигач замахнулся на Веньку, но участковый поймал его руку:
— Стой, так нельзя!
Венька, чувствуя свою вину, в драку не полез и молча поплелся позади всех.
— Сперва, точно, к Сафонову пойдем, — подтвердил участковый. — А потом обойдем тех охотников, у кого ружья шестнадцатого калибра. Осмотреть надо.
— А у тебя ордер на обыск есть? То-то, что нет, — строго сказал Аким Михайлович. — Прокурор шутить не будет, учти.
— А мы никакого обыска делать и не будем, так просто, покалякаем с хозяином, попросим показать оружие… В общем, не тревожьтесь, Аким Михайлович, все будет по закону. Я ведь тут всех знаю, у кого какие ружья и припасы. Сравним — пуля из раны егеря у меня тут вот, в сохранности, — участковый похлопал ладонью по сумке. — А вы, Аким Михайлович, и вы, Сергей Иваныч, пойдемте тоже с нами, вроде понятых будете, без этого нельзя.
Аким Михайлович и учитель переглянулись, но отказываться не стали: может, им интересно было узнать, как поведет дело участковый. Во всяком случае Ромка был очень доволен, что милиционер все-таки оказался на высоте и с энергией взялся за расследование.
— Товарищ лейтенант, Сафонов сейчас на больнице плотничает, — сообщил Саня Мизинов.
Туда и направились всей группой.
На окраине села, на высоком живописном взгорке, желтело свежеструганными бревнами наполовину выстроенное здание новой больницы.
Весело переговаривались топоры. Вся трава вокруг сруба была усыпана золотисто-медовой пахучей стружкой, щепками, грудами были свалены еще не обтесанные, но уже ошкуренные бревна.
Ромка подумал: вот в этой бы больнице отцу лежать, сразу бы выздоровел: окна широкие, будет светло и солнечно в палатах, много воздуха, и с пригорка все далеко видно — и озера, и темный лес за полем, и вьющуюся по лугам, уставленным папахами стогов, серебристую Линду.
Постоять бы на этом взгорке подольше, полюбоваться бы на ловкую работу плотников, послушать дробно-деловитый говорок топоров, а потом повернуться навстречу сырому ветру с озер да запеть во весь голос об этих вот полях и озерах, о пахучих травах в лугах, о смолистых лесах за Линдой, о родном до боли раздолье земли, о том, что на этом раздолье прекрасно жить рядом с добрыми работящими людьми. А несчастье с отцом убедило Ромку, что люди в селе действительно добрые и душевные, хотя и не любят внешне выказывать свою доброту…
Появление участкового и председателя сельсовета, видимо, обеспокоило Сафонова. На оклик милиционера он ответил ворчаньем, дескать, от работы отрывают. Потом воткнул топор в бревно, как в тело врага, спустился с лесов.
— Ну вот я, чего тебе?
Глаза его, спрятанные под недобрыми бровями, глядели настороженно и зло.
— А вы не тычьте мне, гражданин Сафонов, я в форме и при исполнении служебных обязанностей!
Сафонов, надо думать, не столько испугался суровой отповеди милиционера, сколько удивился: у него даже брови приподнялись и открыли желтые хорьковые глазки.
— Да ты чегой-то это, Петра? Какая блоха тебя укусила? Выпивали не раз, а ты…
Сиволобов рывком передвинул полевую сумку с бедра на живот.
— Я вам не Петра, а лейтенант милиции! Прошу помнить!
Сиволобов вынул из сумки отпечаток и листок с рисунком подошвы, взглянул на ноги Сафонова — тот был в стоптанных опорках.
— Не от вашего ли сапога этот след, гражданин Сафонов?
Голос участкового был строг, взгляд — пронизывающ. Сафонов нехотя взглянул на отпечаток, равнодушно ответил:
— Может, и от моего, кто его знает. Известно, когда ходишь, на сыри следы всегда остаются.
— Так, значит, признаете? Очень хорошо. А вы знаете, где мы его нашли?
— А где? — с каким-то даже искренним интересом спросил Сафонов.
— В пойме Линды, у старой черемухи, где вы с соучастниками незаконно отстреляли или удушили петлей лосиху и где вас застал егерь Хромов. Ясна ситуация?
— Какая лосиха? Да я сроду и не ходил на лосей-то!
— И прошлой осенью тоже? — с намеком вставил участковый.
— Ну, вспомнил тоже, было один раз и то по ошибке. И вообще, нечего мне в зенки старыми грехами тыкать! Я за них отмолотил сполна.
Сиволобов показал Сафонову рисунок узоров на подошве сапога.
— Объясните, Сафонов: когда и зачем вы были у старой черемухи?
Услышав слишком громкие голоса, стали спускаться с лесов и подходить другие плотники. В разговор они пока не встревали, молча доставали папиросы, закуривали.
Сафонов обозленно закричал, замахал кулаками.
— Братцы, будьте свидетелями, как над честным человеком измываются!
Он схватился за ворот рубашки, пуговицы брызнули на землю. Лицо у Сафонова побагровело, Ромке показалось, что вот-вот он брякнется на траву, как припадочный. Но участковый насмешливо сказал:
— Бросьте кривляться, Сафонов, людей смешите. Есть подозрения, что вы участвовали в нападении на егеря. Ваш сын это сам подтвердил.
Зачем же милиционер так неосторожно проговорился!
Сафонов захрипел:
— Убью паразита!
Никто не успел осознать, что случилось, а Сафонов уже сбежал с бугра и бросился в село.
Что он теперь сделает с Левкой? Ромка посмотрел на побледневшего Сигача и понял: будет большая беда.