Расставшись с ребятами, Ромка пошел в больницу.
Отцу опять стало плохо. К вечеру подскочила температура и усилился кашель. Дежурившая весь день у отца мать сказала Ромке, встретив его в коридоре, что врач снова назначил вливания и даже делали «уколы от сердца». Ромку в палату не пустили, мать надавала кучу поручений и отправила домой.
Ромка вышел за околицу, встретил корову Жданку, загнал ее в хлев, накормил поросенка, запер в курятнике кур. Кажется, все дела переделал, ничего не забыл.
Ромкой овладела тоска. Он даже ужинать не стал, взялся было за книжку, но и читать не хотелось. На минутку забежала мать, подоила Жданку и опять ушла в больницу.
После полуночи в домах везде погас свет, на завалинках никого не осталось, даже девчата и парни угомонились и перестали горланить частушки.
На пожарной каланче пробило час. В небе дрожащими каплями засверкали в разрывах облаков звезды, вяло шелестели под ветерком по-июльски тяжелые листья в палисаднике. С озер иногда доносился утиный суматошный крик или уханье «быка» — выпи. Что-то там сейчас делается? Дежурных сняли, егерь болен, браконьерам раздолье…
В калитку проскользнула тень. Ромка вгляделся: Венька Арбузов приволок в охапке целый ворох рыболовной сетки, подтащил ее к крыльцу.
— Куда ее? Принимай.
Ромка скатился с крыльца, подхватил спадающие, путающиеся в ногах нитяные пряди.
— Давай в чулан. Да осторожней, не стучи дверью.
Затолкав сеть в дальний угол, выбрались из пыльного чулана на свежий воздух.
— А здоровую ты сеть притащил, видать, дорогая.
Ромка присел на ступеньку. Венька отдышался, вытер пот на лбу.
— Здоровая сеть, двойная. Рублей семьдесят наверняка стоит. Это я у дядьки реквизировал. Зашел будто телевизор поглядеть, а как передача кончилась, пошел домой. Чуть не влип. Только схватил сеть с жерди в сенях, как вдруг коромысло со стены об корыто — бомм-громм! У меня аж сердце остановилось — была бы выволочка. Но никто не вышел, видать, за телевизором не слыхали. Ну я тут пулей из сенцев и деру к тебе. А сеть-то не бросил! Под ногами путалась, проклятая, два раза носом бухнулся, пока бежал.
Венька прямо отличился, Ромка не ожидал от него такой самоотверженности.
— Больше у твоего дядьки ничего незаконного нет? Может, бредень там или жаки, может, острога? А у вас самих после отца ничего не осталось?
Венька зафыркал ежом.
— Я тебе что, сосунок какой? Были плетушки на карасей, так я их еще днем в огороде сжег. А острогу батя Дуськиному отцу давно уж отдал. Она так у Струевых и осталась. Может, завтра добуду.
У ворот кто-то зачихал, засморкался, и в калитку с трудом протиснулись две девчоночьи фигурки. Ромка и Венька сбежали с крыльца помочь.
Нюшка Мордовцева и Дуся Струева тащили на плечах здоровенный бредень прямо с клячами-палками, а у Дуси еще и острога была.
— Мальчишки, скорей стаскивайте, а то прямо сейчас ум-ре-ем, — пропищала Дуся.
Нюшка промолчала, стараясь не показать, как ей тяжело. И все же, сбросив бредень, она сильно задышала и стала растирать плечо.
Ромке словно кто в грудь спичку сунул — так загорелось под ложечкой. Значит, и Нюшка решилась? Зря, выходит, ее предательницей обозвал. Хорошо, что ночь и как краснеешь не видно. При свете что стал бы делать?
Ромка сурово поблагодарил девочек и отнес вместе с Венькой тяжелый бредень в чулан.
— Молодец, Нюшка, ведь это ваш бредень? Хорош, метров тридцать будет.
Венька взял у Дуси острогу, сунул ее в угол чулана, подхватил бредень.
— И ты молодец, Дуська, что острогу принесла. Тоже запрещенное орудие…
— Ох и устала я, — Нюшка поднялась на ступеньки крыльца.
В темноте Ромка плохо различал выражение ее лица, но все равно догадался, что она глядит на него и, наверно, хочет сказать, вот ты обо мне тогда плохо подумал, а я вовсе не такая, я хорошая. Она, конечно, ждала, чтобы ее пригласили присесть. Но Ромка не сделал этого, хотя никакой обиды на Нюшку теперь не чувствовал, просто постеснялся ребят.
— Ну, мы тогда пойдем, — сказала Дуся.
— Ясно, идите, нечего тут мешаться, сейчас другие придут, — распорядился Венька, и девочки ушли.
На рассвете притащились Колька Сигач и Саня Мизинов. Они топали по дороге так, что, наверно, на все село было слышно.
— Ну как тут у вас, несут? Порядок. Фу, замаялись мы с этим барахлом. Аж на Сигачево озеро бегали, у деда сети стащили.
Ромка ткнул ногой в аккуратно свернутые и связанные бечевой сети и захохотал.
— Вот так учудили, ха-ха-ха! У твоего дедки ведь законные сети-то! Он же с бригадой для кооператива ловит, у них лицензия есть, отец говорил.
Сигач вытаращил глаза.
— Это теперь их назад переть? Тьфу ты, мать честная, а я и не подумал!
Однако у Сигача и Сани тоже было чем удивить. Сигач слазил за пазуху, вытащил что-то завернутое в бумагу.
— Вот, Ромка, гляди, — он развернул бумагу, на ладони у него оказались два засохших кусочка глины. — Гляди лучше. Видишь рубчики? А тут, где шире, елочки…
— След? — Венька ткнул пальцем в отпечаток. — Это его?
— Кого его? — насторожился Сигач.
Венька вильнул глазами.
— Да этого, как его, ну этого… браконьера же…
— Смотри, Венька, крутишь ты что-то. А мы вот с Санькой направились было на Сигачево озеро за сетями, пока дедка в землянке спит. А потом думаем, дай свернем к старой черемухе, поищем там тайник с лосиным мясом. Да только где там найти? Зато на полянке, где посветлее, заметили отпечаток от сапога. Здорово сохранился. Ну, выколупнули его ножом, срисовали на бумажку и кусок глины тоже прихватили. Покажем участковому, может, пригодится, — Сигач снова завернул отпечаток и убрал за пазуху.
— А чегой-то это вы без нас сунулись? — ядовито проскрипел Венька.
Сигач отмолчался. Саня Мизинов примирительно сказал:
— Так надо было скорей, ведь для общего же дела.
Ромка тоже был недоволен поспешностью товарищей: сам мечтал разобраться в следах, готовился, а они, может, половину затоптали.
Ромке так и не пришлось поспать до полного рассвета. Лишь когда зазолотилось небо, петухи отгорланили зорю и куры высыпали на зеленую улицу, он закрыл чулан и завалился на сушилах спать.