Егеренок

Глава XVII

В палаточном городке в этот час все спали. Ромка догадался, что бойцы дозора всю ночь дежурили на озерах и теперь отдыхают.

Сафончик оживился, с интересом повертел головой, оглядывая большие палатки на зеленом лужке, флагшток с приспущенным вымпелом, лодки у берега и огромную кучу золы от костра.

— Постойте тут, — сказал Ромка, — пойду Сергей Иванычу доложу.

Ромка был уверен: как только он скажет, что привели Сафончика, учитель обрадуется и сразу же начнет допрос. Но произошло все не так.

Сергей Иванович полулежал на матрасе, облокотившись на подушку, и читал. Вернее, держал книжку в руке, а сам смотрел в потолок и о чем-то размышлял. Пришлось дважды позвать его, прежде чем он очнулся.

— Сергей Иваныч, мы Сафончика привели. Надо у него выпытать, кто стрелял в отца.

— А он что, знает?

— Ага… то есть, должен знать, это же его отец грозился. Его отец и стрелял, кто же еще!

— Подожди, не горячись. А ну, пошли.

Сергей Иванович приказал дежурному собрать штаб Пионерского дозора, и когда все собрались, сказал:

— Вы все, конечно, уже знаете о трагическом событии в нашем селе. Такого у нас еще не бывало. Нападение на государственного егеря при исполнении им служебных обязанностей — не просто месть озлобленных людей. Это по-настоящему враждебное, с умыслом совершенное преступление. И если уж браконьеры от угроз переходят к прямым действиям, дело становится грозным. Следственные органы, конечно, найдут виновных, и они будут сурово наказаны. Наша с вами задача — помочь в поисках преступников. Может быть, уже сейчас кто-то сообщит нам нечто новое?

Члены штаба молчали. Нюшка Мордовцева уткнулась в колени, Саня Мизинов уставился в сторону, Ромка не спускал глаз с Сафончика в надежде, что тот не выдержит, заговорит. Но и Сафончик молчал.

— Разрешите, Сергей Иванович? — попросил слова Сигач. — Левка, если ты человек, скажи обо всем, что знаешь. Венька же слышал, как твой отец хвалился, что кого-то они крепко проучили. И ты в то время на кухне был, тоже, значит, слышал. Слышал же?

Сафончик метнул на Веньку такой взгляд, что тот съежился и опустил глаза, но и на этот раз Левка не раскрыл рта.

— Ну чего ты молчишь? — начал злиться Сигач.: — Все равно твоему отцу не отпереться, все равно докажем, что это он был у черемухи. Следы-то рубчиками и елочками… Вспомни, в селе только у твоего отца сапоги с такими подошвами. Ты еще сам хвалился, что он их по блату достал на торфоразработках. Для рыбалки и охоты, дескать, самые лучшие сапоги, чуть не до пояса… Ведь хвалился же?

Сафончик разлепил губы:

— А может, он там раньше был, траву косил?

Слова Левки поставили членов штаба в тупик. Сафончик приободрился, с насмешкой взглянул на Сигача. Колька от волнения стал заикаться.

— Д-да ты все врешь! Отец же Ромки сказал…

— Ха, отец Ромки! — Сафончик оскалил мелкие зубы. — Он нарочно на моего отца сваливает!

Казалось, Сафончик победил: выпытать у него ничего не удалось, он даже поставил противников в тупик. Но тут с Левкой стало твориться что-то непонятное. Какие раздумья сломили его волю? Он показал рукой на Нюшку Мордовцеву, и голос его зазвенел:

— А ее-то отец не виноватый, что ли? Всегда только на моего валите, а ее всегда чистенький?

Ромка посмотрел на Нюшку. Она подняла лицо и широко раскрыла глаза. На ее лице не было заметно ни одного даже самого маленького синячка, ни единой царапины. А говорили, что ее отец излупцевал… Значит, прав был Венька Арбузов — она просто от дежурств хотела улизнуть?

С Сафончиком случилось чудо: самый отчаянный заводила и драчун, самый сильный мальчишка на селе вдруг зарыдал с глубочайшей обидой. Уж этого-то никто не ожидал.

Нюшка Мордовцева с испугом и жалостью смотрела на него и тоже готова была разреветься. Ромка взбеленился: еще и жалеет его!

— А ты-то что гляделки уставила, предательница? Иди к своему папаше-бандиту, он у тебя хуже, чем у Сафончика!

Нюшка ахнула и побежала за палатку. У Ромки сжалось сердце: он встретил бешеный взгляд Сергея Ивановича.

— Хромов, уйди отсюда!

Ромка отошел на берег озера и там повалился на траву.

Время шло. О чем совещался у штабной палатки учитель с членами штаба? А почему без него? Колькин, что ли, отец егерь, или Саньки Мизинова, или Венькин? Это их отцов, что ли, ранили? Никакого права не имеют они без него такие дела решать. Тоже, нашлись начальнички.

Как ни растравлял Ромка свою обиду, все-таки упорно проблескивали справедливые мысли: «Мало мне, дураку, сам виноват, что Нюшку обругал. Она, что ли, виновата? Надо сперва думать, а потом с языком высовываться».

Наконец у палатки заговорили громко. Ромка поднял голову. Члены штаба и Сафончик стояли тесной кучкой. Левка уже не плакал, но был угрюм и глядел под ноги.

— Ты ведь неплохой человек, Сафонов, — сказал Сергей Иванович, держа руку у Левки на плече и даже как будто прижимая его к себе. — Приходи к нам и друзей приводи. Ваша смелость нам пригодится. Придешь?

Левка кивнул и направился вдоль берега озера к селу.

Ромка совсем обозлился: Сафончик и его отец — смертные враги природы, а его так обхаживают. Придет он, ждите!

Сергей Иванович и Мизинов скрылись в палатке. Сигач развел руками, дескать, я не виноват, что тебя не зовут, и нырнул туда же.

Ромка от злости опять уткнулся носом в траву. Но тут ему в голову пришла совсем простая мысль: «А ведь слова Левки про Нюшкиного отца — почти признание! Он же сказал: «А ее отец невиноватый, что ли?» Ну да, ну да, так и есть. Неужели те, в палатке, не догадываются об этом?»

Ромка ворвался в штабную палатку:

— Сергей Иваныч, а ведь Сафончик-то почти сознался!

Сергей Иванович нахмурился, глядя в сторону, потом все же сказал:

— Садись уж, раз пришел.

Сконфуженный приемом, Ромка опустился прямо на парусиновый пол у входа и со своими запоздалыми догадками больше не высовывался.

— Итак, у нас уже есть кое-какие соображения. А сейчас скажу вот что. Обстановка сложилась слишком опасная, поэтому ночные дежурства на озерках предлагаю прекратить. Кто возражает?

— Прекратить? — вскинулся было Ромка, но Сигач поддержал учителя.

— Это правильно, Сергей Иванович, если уж в егеря стреляли, то нас излупцевать им нипочем. Вот если бы Сафончик сознался…

— Довольно про Сафонова! — резко прервал Сигача Сергей Иванович. — Нам надо принимать какие-то другие меры. Прежде всего идите сейчас к участковому и сообщите все, что вам известно. А потом подумаем. Действуйте.

Участковый уполномоченный Сиволобов в огороде пасынковал помидоры. Сигач позвал его. Он разогнулся, схватившись за поясницу, поморщился.

— Чего вам?

— Петр Васильевич, то есть товарищ лейтенант! — Сигач знал, как подойти к человеку. — Нас учитель Сергей Иваныч послал. Можно вас на минутку?

Сиволобов озабоченно посмотрел на зеленые от помидорной ботвы пальцы рук, вымыл их в бочке с водой. Подойдя к плетню, внимательно оглядел Сигача, Саню Мизинова, Веньку.

— А это, кажись, егерев сын? Ага.

Сигач обстоятельно рассказал ему обо всем, что стало известно про Мордовцева и Сафонова в последние дни.

— Та-ак, значит, следы от сапог и только? Мало.

— А голова и ноги-то! — подсказал Венька.

— Это уже кое-что, это уже зацепка, особенно, если голова и ноги были свежие.

— А пуля-то, из отца вынутая? У доктора в больнице она!

— Пуля, это, брат, улика. У меня она. Из ружья шестнадцатого калибра выпущена. Вещественное доказательство сильное. Да ведь много в селе ружей шестнадцатого калибра, угадай теперь, чья она. На экспертизу в район пошлю, посмотрят там.

Сиволобов раскурил папироску, с удовольствием почмокал губами.

— А еще, говорите, сын Сафонова признался?

Сигач помялся.

— Да не признался он, а просто сказал…

Венька Арбузов перебил:

— Да почти что признался, всем понятно стало!

Участковый разочарованно протянул: «А-а-а…» — и дым из его рта потек ленивой струйкой.

Ромка загорячился:

— Сафончик сказал про Нюшкиного отца, что он тоже виноватый. А в чем виноватый? Ясно как день. Да еще и лосиху убили, мясо в лесу спрятали, а отец их поймал. Надо все места вокруг черемухи обследовать!

Сиволобов ни с того ни с сего обозлился и с сердцем втоптал окурок в землю.

— Обследовать, обследовать! Ишь, какие пинкертоны нашлись. Вам только и делов, что играть, а мне… И черта там найдешь теперь. А вообще-то чего вы суетесь, куда не следует? Это уголовное дело, и для него милиция есть. Все без вас сделается, и по закону. Ясно?

— Так мы же помочь… — простонал Ромка.

Участковый промолчал, поскреб желтые усики под носиком-бульбой и скосил глаза на веранду дома. Только теперь Ромка заметил, что на открытой веранде, выходившей в сад и огород, появилась милиционерова жена — полная, плосколицая и скучная. Она навалилась на перила грудью, зевнула во весь рот, как будто пропела что-то, лениво оглядела огород, задрала лицо к небу.

— Пе-етра-а! — протяжно раздалось с веранды. — Поливать же надо вечером-то, куда же ты с ими пойде-ешь?

Сиволобов тихонько выругался.

— И верно, сушь такая… Ну, тогда вот что. Вы то мясо сами ищите, только не вытаскивайте, потом мы там засаду устроим. Следы у черемухи срисуйте на бумажку. А насчет ружей шестнадцатого калибра — сделаем обход, поищем. Поняли?

Сигач угрюмо посмотрел на милиционера и пошел прочь. Ромке показалось невежливым так просто уйти и ничего не сказать, и он обещал все сделать.

— А с сыном Сафонова я разберусь в отдельности, нынче же вечерком допрошу его, будьте уверены!

— Не поймешь его, крот какой-то, а не милиционер, — проворчал Саня Мизинов, когда уже порядочно отошли от милиционерова дома.

Венька ехидно заметил:

— Жены боится, видели? Где уж ему с браконьерами схватиться!

Сигач как всегда с презрением циркнул сквозь зубы через левое плечо.

— Вот что, братцы, нечего на взрослых надеяться. Сергей Иванович запретил на озерах дежурить, милиционер нас от расследования хочет отстранить. Надо нам самим действовать. Вот у меня какая идея, только никому ни слова, лады?

И Сигач предложил следующее: сегодня же в ночь произвести массовое изъятие незаконных орудий лова и охоты. В первую очередь каждый боец Пионерского дозора изымает их у себя дома и у родственников, а уж потом, если понадобится, помогает товарищам. Все отобранное снаряжение, все рыболовные снасти собрать во дворе егеря Хромова, чтобы потом учесть их и передать куда следует.

— А куда? — спросил Венька.

— Ну, там видно будет. Может, в сельсовет к Акиму Михайловичу, может, постановим сжечь.

Ромка с радостью согласился и не сразу понял, почему замолчали Саня и Венька. Неужели жалко своих сетей и крылен — только чужие отбирать можно? А ведь сейчас самое время действовать: началась уборка хлебов, снасти валяются на чердаках и в чуланах, не до рыбы теперь.

— А завтра родители-то что запоют? — невесело сказал Венька.

— Запорют! — заключил Саня.

— Да когда еще они хватятся-то! Не бойтесь, не для озорства же, для дела. И потом, каждый ведь у себя дома.

— Разве что. У себя дома — это, конечно, не воровство. А зады все равно распишут, точно.

— Ну и пусть распишут, заживет. Зато браконьерство враз прекратится!

Доводы Сигача были убедительны и, наконец, даже Венька с ним согласился.

— Ну вот и лады. А теперь айда по цепочке, известим бойцов дозора и ночью — за дело. Только чур — молчок!

Мягкий, дымчато-розовый наступал вечер. Ромке казалось, что вся природа от усталости цепенеет в сладкой истоме и все вокруг так мирно, так торжественно-спокойно. А ведь завтрашний день может принести бурные события, и кто знает, как они развернутся.