Эрих и школьная радиостудия - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Вольф Бреннеке (Еще одно происшествие) #25

Еще одно происшествие

Здание школы снова было празднично украшено, гости снова потоком шли через двор; их приветствовали и водили по всей школе; члены радиокомитета снова бегали с толстыми рукописями, напуская на себя важность.

На улице смеялось солнце. Все вокруг зазеленело еще ярче, на деревьях раскрылись почки. Какой чудесный весенний день!

Но был среди этих радостно настроенных людей и один глубоко несчастный мальчик, — Ищейка.

Эрих и ночью не вернулся домой; утром в школе его тоже не было.

— Он убежал, — сказал разозленный Стефан Ищейке, — и его прогнал ты.

Ах, Ищейка еще накануне не знал ни минуты покоя. Напрасно он искал утешения, роясь в своих старых романах, — ничего они ему не разъяснили. Затем последовала длинная бессонная ночь. А вдруг Эриха вытащат из реки или найдут где-нибудь его труп? Виновным признают его, Ищейку. Он довел до этого своего товарища. Утром Ищейка побежал в школу, полный надежды. Но Эрих отсутствовал. Не эта ли бессонная, проведенная в угрызениях совести ночь сделала вдруг Ищейку таким проницательным? До сих пор он шел по жизни, поглощенный своими мечтами, а теперь все вокруг так изменилось. Он увидел внезапно, как озабочен директор, несмотря на притворно-веселое выражение лица, как беспокойно носится взад и вперед Стефан. Каждые полчаса Стефан исчезал из школы. Ищейка знал, куда он бегает, и смотрел на него в страхе, когда тот возвращался. Никаких известий. А может быть, надо… может быть, необходимо сейчас же, немедленно пойти искать Эте. Но куда, куда?

Однако Ищейке нужно было идти не так уж далеко: всего лишь подняться по лестнице на школьный чердак. Эте сидел там.

Он давно устроил себе на чердаке укромный уголок за поломанными партами, штабелями черепиц и старых ящиков. Эрих хранил тут свои сокровища, которые отец ни за что бы не разрешил держать в комнате: шкатулочку с почтовыми марками, коллекцию минералов, толстую большую книгу, между страницами которой лежали засушенные растения, и самое ценное свое имущество — клетку, где четырнадцать белых мышей с острыми мордочками и красными глазками шныряли взад и вперед у решетки, когда Эрих приносил им еду. Сколько затаенных горестей поверял он им, своим единственным друзьям!

Вчера он тоже убежал к ним. Убежал от строгой тетки, которая с расстроенным лицом бесцельно носилась по квартире и истерически рыдала.

— Воровское отродье! Стыд какой, хоть вешайся! — выкрикивала она, ломая руки.

У нее не нашлось ни одного слова утешения для мальчика. Ах, если бы мама еще была жива!

Убежал он и от школьных товарищей, избегавших его или преследовавших злобными, презрительными словами и взглядами. А чем он виноват? Хороши товарищи! Хороши друзья, пионеры, вышвырнувшие его вон! И никто за него не заступился.

Он хотел убежать — куда-нибудь далеко, за границу. В Польшу или Чехословакию или, лучше всего, в Советский Союз. Там, конечно, есть люди, которые поняли бы его; там он пошел бы в школу и никто не смотрел бы на него косо.

Но Эрих не убежал. Что сталось бы с его мышками? Не мог же он дать им погибнуть от голода.

Мальчик провел на чердаке и ночь, на рваном клеенчатом диване. Он почти не спал и очень мерз, — укрыться было нечем; он набросил на себя только куртку. Но спуститься к тетке? Нет, ни за что! Потом его мучил голод. Ломоть хлеба, оставшийся от завтрака, еще лежал в кармане. К счастью, в одном из ящиков Эрих нашел корм для своих мышей.

Теперь он не чувствовал больше голода и не мерз. Ему было жарко, лицо так и пылало.

Снизу до него донесся школьный звонок. Ребята уже сидят в классе. Заметили они его отсутствие? А может, и нет; рады, наверно, что не видят его. И не увидят никогда! И тетка пожалеет, что обозвала его напоследок воровским отродьем…

Эрих приподнялся. Как болит голова!.. Что ж ему теперь делать? Убежать? Спуститься вниз? Мысли его так и путались… Он твердо знал лишь одно: к тем, что сидят внизу, он ни за что не пойдет. Лучше уж… Розовая пелена легла перед глазами. Потом мальчик на минуту снова увидел все вокруг так отчетливо, отчетливее, чем прежде. Слуховое окно открыто… а что, если он… Ах, эта голова, как она болит! Эрих попытался встать. Его взгляд упал на клетку с мышами, которые беспокойно шныряли, задирая мордочки кверху. Сначала он должен дать им поесть. Может быть, их кто-нибудь найдет, прежде чем они околеют с голоду.

Мальчик схватил дрожащими руками ящичек с кормом и с трудом высыпал корм в клетку.

____________

Петер провел почетных гостей в свой класс. Рядом с директором уселись комиссар Бергман, Гофман, Хаане и товарищи из СГМ, помогавшие монтировать передатчик. Среди них виднелось и еще незнакомое ребятам лицо. К ним пришел радиотехник Мальхус, который, впрочем, скоро должен был стать для учеников своим человеком.

Когда пробило десять часов, беседа смолкла. В рупоре что-то затрещало; все повернули головы; затем четко и ясно прозвучал голос: «Внимание, внимание! Говорит школьная радиостудия „Счастливое будущее”. Сердечно приветствуем слушателей нашей первой радиопередачи. Особо горячий привет мы шлем дорогим почетным гостям, которые помогли нам восстановить радиоустановку. Прежде всего мы благодарим нашего друга, комиссара народной полиции Бергмана, задержавшего воров и вернувшего нам украденные части; господина Хаане, который навел нас на правильный след, а также газету «Голос народа», напечатавшую нашу заметку».

— Это говорит моя дочь, — тихо, но гордо сказал господин Хаане сидевшему рядом с ним комиссару.

Между ними установились дружеские отношения после того, как господин Хаане подробно рассказал комиссару, что в тот вторник, когда Петушок оставил его одного в студии, он сразу заметил пропажу некоторых частей установки. Господин Хаане никому не сообщил об этом и быстро ушел домой, так как в глубине души был доволен, что установка, смонтированная радиоремонтными мастерскими, скоро перестанет действовать. Но потом, когда пришел человек в серой шляпе и предложил ему детали, в господине Хаане началась душевная борьба; чем ближе он знакомился с Петером, Ханной, Юргеном и Фрицем, чем больше они ему нравились, тем острее становилась эта борьба… Наконец господин Хаане решился.

— …Наша сегодняшняя передача посвящается работе среди пионеров, и начнем мы ее пионерской песней, — продолжала Маргот.

Как свежо звучали голоса! Какая это была чудесная молодежь! Бруммерт оперся головой на руку и задумался. Все ли он делает, чтобы указать им правильный путь? Что случилось с тем, который отсутствует сегодня? Нет ли здесь и его, директора, вины?

В комнату вошел помрачневший Пильц.

— Не появлялся еще? — тихо спросил он Бруммерта.

— Нет, — ответил тот и невольно вздохнул.

— Я всячески упрекаю себя, — прошептал учитель. — Мы должны были понять, что мальчику будет теперь особенно тяжело. Я слишком хорошо знаю по своему собственному детству, каким бываешь беспомощным, когда столкнешься с жизнью в такую пору, и в какое отчаяние можно иногда прийти, особенно если нет матери и вообще нет человека, которому доверяешь. Мы просто недостаточно заботились об Эрихе, иначе он сидел бы сегодня здесь, с нами. Будем надеяться, что мальчик скоро вернется. Тогда ты сразу дашь мне знать, — хорошо?

И Пильц ушел.

В репродукторе снова раздался голос Маргот: «Включаемся в торжественное заседание совета нашей дружины „Счастливое будущее”. Говорит наш радиорепортер Бимбо».

Короткая пауза, треск в репродукторе, затем послышался голос Бимбо. Он говорил быстро, подчеркивая отдельные слова, в подражание спортивному репортеру радиовещания.

— Дорогие слушатели! Мы находимся с нашим микрофоном в пионерской комнате. Она празднично украшена значками Свободной немецкой молодежи и нашими пионерскими значками, а также портретами Вильгельма Пика, Отто Гротеволя и Вальтера Ульбрихта. На заднем плане сидят приглашенные нами гости. Все настроены торжественно и полны внимания, потому что на сегодняшнем собрании должны обсуждаться очень важные вопросы. За большим столом еще никого нет. Члены совета дружины группами стоят у шкафа и горячо спорят. Вот они занимают свои места. Стул председателя сегодня свободен, Юрген сидит в конце стола. Собрание ведет Стефан. Он поднялся и просит, чтобы было тихо. Сейчас он откроет собрание и огласит повестку дня.

— Молодцы ребята! — улыбнулся внимательно слушавший Бергман.

Зазвучал голос Стефана:

— Дорогие товарищи пионеры! Открываю сегодняшнее собрание. Повестка дня такова:

1. Выводы совета дружины по вопросу о краже школьной радиоаппаратуры и поведении председателя совета дружины Юргена, которого предлагают освободить от занимаемой должности.

2. Предложение отряда «Молодые всходы» присвоить шестому классу наименование «пионерского класса», так как в этом классе все ученики и ученицы — пионеры.

3. Выступления по вопросу об обязательствах, которые берут на себя пионеры Юрген, Стефан, Аннелиза и Вольфганг.

4. Сообщение о новом литературном кружке.

5. Сообщение о подготовке к сдаче норм на отличника-туриста.

6. Выступления по поводу некоторых последних событий, имеющих отношение к пионерской библиотеке.

7. Разное.

Возражает ли кто-нибудь против этой повестки дня? Может быть, есть какие-нибудь предложения? Аннелиза, пожалуйста!

— Петушок просил меня напомнить, чтобы не забыли поговорить о тех, кто заводит себе самого главного дружка, а об остальных друзьях мало заботится.

— Это входит в третий пункт повестки. Есть еще какие-нибудь предложения или возражения? Нет. Тех, кто согласен с предложенной повесткой дня, прошу поднять руки. Спасибо. Принято единогласно. Итак, начинаем. Займемся сначала вопросом о краже школьной радиоаппаратуры. Почему ворам удалось ее украсть? Потому что пионер, которому доверили ключ, нарушил слово и передал ключ в другие руки. Тем самым он содействовал краже. Этот пионер — Юрген. Сейчас он скажет нам, признаёт ли он свою вину.

И вот заговорил Юрген. Его голос, вначале звучавший взволнованно и расстроенно, постепенно стал более спокойным.

— Дорогие товарищи! Я сперва очень разозлился на вас, — ведь вы так набросились на меня из-за ключа. Я считал, что воры и без него вполне могли забраться в радиоузел, но теперь думаю иначе. И все же Стефан не совсем прав, когда уверяет, что кража произошла по моей вине. Комиссар Бергман советовал мне не огорчаться из-за этого. Тут речь идет совсем о другом. Я был председателем совета дружины и режиссером в радиокружке, и мне доверили ключ. Вот в чем моя вина: я не оправдал доверия, потому что отдал ключ другому. Это я признаю. А так как пионеры должны твердо верить в своего председателя, мне нельзя им больше оставаться. Но мне хотелось бы исправить свою ошибку, и я обещаю доказать это отличной учебой и пионерской работой: буду всегда приходить вовремя и очень стараться, чтобы в следующем табеле у меня не было ни одной плохой отметки. Пионерам Эриху Рауэ и Вольфгангу Штибницу я помогу стать хорошими учениками; кроме того, обязуюсь завербовать в следующую четверть десять новых пионеров.

— Хочет кто-нибудь высказаться по выступлению Юргена? — спросил Стефан. — Аннелиза?

— Мне кажется, Юрген понял свою ошибку; прошу дать ему возможность ее исправить.

— Согласен, — сказал Стефан. — Своей работой до этой истории Юрген доказал, что он хороший председатель; лучшего нам нечего и желать. Предлагаю освободить его на три месяца. За это время он сумеет доказать на деле, что он изменился, и тогда…

Бруммерт вздрогнул. Кажется, кто-то кричит? Вот опять! Теперь крик услыхали и остальные; все посмотрели на окно. Это звучало так, словно…

Директор подбежал к окну и распахнул его. Рядом с ним уже стоял Бергман.

— Там кто-то кричит! — сказал он.

Крик повторился:

— Помогите! Помогите!

Но где же это кричали? В окно ничего не видно. Все бросились в коридор, по которому уже бежали Пильц и другие люди.

— Кто-то зовет! — побледнев, воскликнул Пильц.

У него, наверное, мелькнула та же мысль…

Крик раздался опять совсем близко и громко:

— Помоги-и-ите!

И вот, добежав до лестницы, они увидели того, кто кричал. На стуле стояла женщина, подобрав юбку; она испуганно уставилась на пол.

— Помоги-и-ите! — визжала она.

— Что с вами, госпожа Зульце? — спросил изумленный директор.

— Помогите мне, пожалуйста! Помогите!

И тогда только они увидали белую мышку, которая бегала под стулом, доверчиво обнюхивая деревянные ножки.

Все облегченно вздохнули и рассмеялись.

— Ну что вы, госпожа Зульце! — сказала Трауте Буссе. — Право же, она вам ничего не сделает.

Но госпожу Зульце нельзя было убедить сойти со стула. И лишь когда учительница, наклонившись, наконец, поймала мышь, госпожа Зульце вздохнула свободно.

— Такой прелестный зверек! — сказала Трауте Буссе и погладила крошечную мышку, сидевшую на ее ладони. Но госпожа Зульце упорно оставалась вблизи стула, на расстоянии трех шагов от учительницы.

Директор обменялся взглядом с Пильцем.

— А я-то думал, что это наш мальчик, — сказал учитель. Он был рад, что ничего страшного не произошло, но несколько разочарован.

— Пойдемте, госпожа Зульце, будем слушать дальше радиоперадачу, — предложил директор.

Но госпожа Зульце не отвечала, — она широко раскрыла глаза и опять проворно влезла на стул.

— Тут еще мыши! — испуганно крикнула она.

И в самом деле — по лестнице, которая вела на чердак, бегали две другие мыши.

— Откуда здесь столько мышей? — удивленно спросил директор. — Да еще белых?

Бруммерт решительно направился на чердак; остальные последовали за ним. На чердаке всюду шныряли белые мыши, с любопытством обнюхивая поставленные друг на друга парты и ящики; казалось, что они бегают наперегонки.

Наконец в дальнем углу кто-то обнаружил источник всех бед: просторную клетку с раскрывшимися дверцами. На полу лежал опрокинутый ящичек, повсюду был рассыпан корм. Здесь тоже бегали мыши, почти не обращая внимания на людей, к которым они, видимо, привыкли.

И тогда нашли Эриха, лежавшего без сознания за каким-то ящиком. Пильц осторожно поднял его и положил на диван. Лицо Эриха пылало. Пильц и Бруммерт озабоченно склонились над ним. Директор немедленно послал одного из мальчиков за врачом.

Прошло несколько минут, прежде чем Эрих пришел в себя. Но он не понимал, где находится, плакал и кричал; тело его сводила судорога. Потом он снова пытался подняться и убежать.

Пильц сидел рядом с ним и крепко держал его. Он утешал Эриха и гладил его по горячему лбу. Но мальчик успокаивался медленно; наконец он утих, продолжая только всхлипывать.

— Бедный мальчуган! — сказал Пильц, и лицо его сразу стало очень старым. — Не сумел справиться с жизнью и людьми, — не так ли? Сбежал от них? Я знаю, что значит остаться совсем одному, когда никому до тебя нет дела. Тогда приходят всякие мысли… Спокойно, спокойно, теперь все хорошо. Мы тут, рядом… Ну вот… Ты меня уже понимаешь, да? Послушай, может быть, переедешь жить ко мне, пока все выяснится? Когда два одиноких человека сходятся, они уже не одиноки.

— Не говори ерунды, — оборвал его Бруммерт, который действительно рассердился. — У нас теперь нет одиноких людей. А если они еще и встречаются, то по нашей вине, потому что мы часто бываем слишком эгоистичны и беззаботны по отношению к другим. Эта история хороший урок для нас, — мы должны крепко запомнить ее на будущее.

Он замолчал и оглянулся. К дивану пробрался Петушок, удивленно смотревший на Эриха.

— Вы что, прервали передачу? — спросил директор.

Петушок тщетно старался выразить на своем лице огорчение, но его глаза сверкали слишком весело. Он выпятил нижнюю губу.

— Мы? Нет, это другие ребята! Примчались и завопили, что Эрих нашелся. Вот переполох-то! Ищейка сидит и ревет как белуга; Стефан от восторга носится взад и вперед; все и думать забыли о радио.

— Так позаботься, чтобы они образумились. Ведь теперь уже все в порядке, можно продолжать передачу.

— Ну и отлично! — заявил удовлетворенный Петушок и только пробормотал, спускаясь по лестнице: — Хотелось бы мне дожить до того дня, когда мы проведем передачу без всяких происшествий!