Ищейка направился к Петеру, который усердно составлял список и одновременно прислушивался ко всему, что говорилось вокруг. К этому ребята уже привыкли, — ведь Петер был большей частью так загружен работой и всевозможными планами, что все только удивлялись, как он еще мог быть лучшим учеником в классе.
— Стефан опять говорит грубости, — мрачно проворчал Ищейка.
Петер укоризненно поглядел на него.
— А т-ты? Что ты делаешь? Пионер, а читаешь такую дребедень! И вдобавок од-дин из последних учеников… Т-ты хоть п-прочел те книги, которые я тебе дал?
— Они мне не нравятся. В одних именах там сразу запутаешься. Все какие-то Лиды, Лили, Тоси, Кости, Кузьмы, Кольки. Попробуй все это запомнить. А потом оказывается, что это вовсе не полные имена, а только сокращенные. И еще какие-то отчества, и фамилии… Читаешь всю эту иностранщину и чувствуешь себя дураком!
Но Петер посмотрел на Ищейку совсем не как на дурака; напротив, в его взгляде светилось почти уважение к товарищу, хотя в глазах где-то и плясали веселые, плутовские чертики.
— Смотри, пожалуйста, ч-чему ты только за это время не научился. Д-даже с русскими именами ознакомился. А как у тебя с другими твоими к-книжонками? Там людей зовут Том Шарк или Олд Файрханд или Шерлок Холмс, и имена п-произносятся совершенно иначе, чем пишутся. В них ты разбираешься?
— Ясно! — заявил Ищейка. — Это же люди, которые…
— Ах т-так! — перебил его, заикаясь, Петер; он побледнел, а глаза стали метать такие искры, что испуганный Ищейка отшатнулся от него. — Значит, к-какой-то выдуманный сыщик из б-бездарной книжки в т-твоих глазах настоящий ч-человек, а зам-мечательный Олег Кошевой из «Молодой гвардии» или Семен К-карабанов из «Педагогической поэмы» — не люди?
Разгневанный Петер смахнул аккуратно исписанные листы со стола; казалось, он вот-вот бросится на перепуганного Ищейку.
— Я же совсем этого не думал, — пробормотал, запинаясь, Ищейка. — Я только хотел сказать, что эти люди…
Но Петер лишь презрительно взглянул на него, встал и просто ушел прочь. Ищейка растерянно поглядел ему вслед. Почему это все только злятся, когда он пытается высказать свое мнение?
Ищейка покрутился по комнате, испытывая какое-то неприятное ощущение, и наконец снова подошел к Петеру, собиравшему свои списки.
— Ну чего ты кипятишься? Может, я и сказал глупость, но зачем ты сразу убежал от меня? Все равно ты должен дать мне какую-нибудь книжку! Мне уже дома нечего читать, — бойко солгал Ищейка, зная, что такой просьбой можно незамедлительно вернуть расположение Петера.
И в самом деле, Петер тут же вынул из кармана ключ и открыл шкаф.
— Итак, начнем, — сказал Пильц, постучав по столу. — Главную передачу на вторник мы уже подготовили и прорепетировали. Но ведь вам хочется сделать еще другую, — не правда ли?
— Если мы сделаем пробную передачу в понедельник, директор тоже будет ее слушать, — объяснил Петушок. — А это должно быть для него сюрпризом. Вот мы и хотим придумать на понедельник что-нибудь другое.
— Ну что ж, если вы считаете, что вам больше не надо репетиций… пробная передача должна быть рассчитана только на несколько минут. Вы уже подумали о теме?
— Надо бы сделать что-нибудь веселенькое! — воскликнул Буби.
— Может быть, передачу только для девочек? — предложила Ханна.
— Лучше всего спортивную, — сказал Бимбо.
— Или поставить пьеску о сыщиках! — крикнул Ищейка.
Петушок поднял руку.
— В передаче должен играть какую-то роль корабль или хотя бы лодка…
Все с удивлением посмотрели на него.
— Зачем?
— Тогда мы сумеем использовать шумовую кулису. Поставим возле микрофона таз с водой; кто-нибудь будет шлепать по ней ладонями — и всем покажется, что это шумят волны или плещут по воде весла.
— Шумовая кулиса? А что это? — спросил Буби.
— Ну, вообще шумы. Неужели ты не понимаешь?..
Буби пожал плечами и усмехнулся. Петушок просительно поглядел на учителя. Он тоже не знал толком, что такое шумовая кулиса. Услыхал он это название случайно, в радиоремонтных мастерских; оно понравилось ему, потому что звучало очень таинственно, но объяснить Петушок ничего не мог.
Пильц в своей жизни перепробовал много профессий. Ему привелось работать несколько месяцев осветителем на киностудии, и он разбирался в подобных вопросах.
— В феврале мы с вами смотрели в театре «Вильгельма Телля». Вокруг сцены стояли деревья, дома и скалы… — начал учитель.
— Но ведь они сделаны из картона или нарисованы красками на полотне! — воскликнула Ханна. — Я играла в одной сказке, — там тоже были такие дома…
— И как это называется?
— Кулисы! — крикнули все хором.
— Правильно. Если действие происходит в крестьянской усадьбе, то дом, сарай, колодец и забор рисуют на кулисах, чтобы каждый мог сразу понять, где все это происходит. Ясно?
— Ясно.
— Но тот, кто сидит у репродуктора и слушает передачу, ничего не видит. Он должен все воспринимать на слух. Поэтому собаки должны лаять, свиньи хрюкать, петухи кукарекать, а если кто-нибудь приходит, — должна скрипнуть калитка. Это и есть шумовая кулиса.
— Я умею кукарекать! — возбужденно крикнул Буби.
Он приложил руки ко рту, и действительно всем показалось, что под стол забрался петух.
— А я знаю, как нужно изображать конский топот, — заявил Петушок. — Берут две тарелки и постукивают одной о другую.
— Давайте продолжать обсуждение передачи, — сказал Фриц, — иначе мы никогда не кончим…
— Вот ты всегда так… — рассердился Буби. Он уже собрался показать, как здорово он умеет подражать лаю собаки, начиная от таксы и кончая сенбернаром, передавать все оттенки их чувств: гнев, боль, радость и визгливую просьбу о косточке, — ведь и собаки не обходятся только одним звуком. — Посоветуй лучше, что мы должны сыграть, если ты такой умный.
— Об этом я тоже думал, — сказал Фриц, не обращая внимания на сердитого Буби. — По-моему, делать только пробную передачу и только для своего класса — не годится. У нас и времени на это нет. Передача должна быть такая, чтобы ее могли использовать потом еще раз.
Учитель кивнул.
— Фриц прав. Я присоединяюсь к нему. Ну, и какова она должна быть, Фриц?
Мальчик смутился и покраснел, однако ответил твердо:
— Я предлагаю передачу о Волге, — чтобы лучше подготовиться к урокам географии. Теперь на Волге строятся гигантские гидроэлектростанции, о них почти каждый день пишут в газетах. Это будет интересно всем ребятам.
— Продолжай, продолжай, — заметил учитель, когда Фриц запнулся. — Наверно, ты еще не все сказал.
Фриц действительно мог сказать еще многое.
— Сначала будем говорить о самой Волге, о ее длине и истоках. Потом расскажем, как плодородны волжские берега, и о том, что неподалеку от них начинается степь, но такая безводная, что иногда там даже высыхает трава. И вот теперь через степь роют каналы, которые должны ее оросить и превратить в плодородные поля. Кроме того, гидростанции дают электрический ток; он приводит в действие машины, а ими куда легче обрабатывать землю.
— Предложение подходящее, — решил Пильц. — Как ты до этого додумался?
Фриц еще больше смутился и покраснел.
— Да так… — пробормотал он, потом махнул рукой и долго еще сидел молча.
Учитель задумчиво поглядел на Фрица. Что творится с этим мальчиком, не по годам серьезным, замкнутым, редко открывавшим свою душу другим? Наверно, в его жизни произошло какое-то событие, которое так на него подействовало. Пильц решил поговорить с Фрицем.
Петушок покачивал головой, обдумывая какую-то мысль.
— Волга — это неплохо. По ней ходят баржи.
— Крестьянских усадеб и колхозов там тоже достаточно! — воскликнул Буби. — Я могу лаять, как дворовая собака.
Теперь ему, наконец, удалось исполнить свой главный номер. Сначала он стал подражать собаке, которая воет на луну; это звучало очень страшно. Потом кто-то прошел мимо по улице, лай стал еще более громким и сердитым, пока, наконец, собака не захлебнулась лаем. Она, вероятно, была очень злая. Все в восторге зааплодировали; довольный Буби позволил себе взять леденец и снова примирился с Фрицем.
— Без Сталинграда в передаче тоже нельзя обойтись, — сказал Петушок. — Там есть большой тракторный завод.
— А нельзя ли включить в передачу рыбака? — спросила Ханна.
— Чтобы Петушок мог изображать плеск воды, да? — заметил Стефан, и все рассмеялись.
— При чем тут Петушок? — сердито возразила Ханна. — В Волге много рыбы.
— Вначале мы должны спеть, — заявила Бригитта. — Есть столько прекрасных песен о Волге. Или будем просто напевать вполголоса; может еще лучше получиться.
Учитель подвел итог:
— У нас набралось уже много предложений. Песни о Волге, крестьянская усадьба, рыбак, строительство электростанции, Сталинградский тракторный завод. Из всего этого мы вполне можем составить передачу. Я предлагаю разбить ее на три или четыре части; их свяжет между собой текст диктора. Перед каждой частью диктор скажет несколько слов…
— Диктором могу быть я, — сказал Юрген.
— Исполнителей мы назначим потом.
— А что я должен говорить? — спросил Юрген.
— Это будет записано в сценарий. Вообще нужно записать все, если мы хотим повторить передачу. Каждый перепишет свой текст и у него будет тетрадка с ролью.
— А кто будет принимать участие? — спросила Гертруда.
— Мы все! — ответил Юрген.
— А текст кто напишет?
— Тоже мы все, конечно!
— В центре передачи должно быть строительство электростанции. Вначале мы разъясним, для чего она строится. В первой картине действие происходит в деревне на берегу Волги.
— Вот это здорово! По деревне всегда бродят куры, — восторженно прервал учителя Буби.
— К крестьянам приходит посланец из степи, за зерном. В степи опять погиб от засухи весь урожай.
— Я буду играть крестьянина! — воскликнул Стефан. — Он уже старый, а я умею говорить басом.
Он сказал это таким густым басом, что все расхохотались.
— А я буду посланцем из степи, — предложил свои услуги Буби.
— Ты шумовая кулиса, ты будешь кукарекать. Не забудьте, что наши девочки тоже хотят принять участие в передаче. Из степи могут послать и женщину.
У Буби вытянулась физиономия. Он, конечно, не прочь кукарекать, но быть действующим лицом не менее интересно. Однако двух ролей не досталось никому.
— Участвовать должны все, — твердо сказал учитель.
— А как же насчет рыбака? — спросил встревоженный Петушок, боясь, что не придется шлепать ладонями по воде.
— Ах да, рыбак… — Пильц задумался. — Он может появиться во второй картине. Рыбак привезет на строительство инженера, и тот расскажет ему о больших замыслах, которые…
Ханна надулась.
— Опять два мальчика!
— Ну пусть будет женщина-инженер. В Советском Союзе много женщин-инженеров.
— Можно мне сыграть эту роль? — попросила Бригитта и очень обрадовалась, получив согласие.
— Последняя сцена должна происходить на Сталинградском тракторном заводе. Тут мы будем разговаривать с каким-нибудь рабочим, например токарем.
— Токаря сыграю я! — воскликнул Ищейка; он уже начал опасаться, что ему вообще не достанется никакой роли.
Остальные не возражали, но тут из угла послышался голос Петера, который хотя и внимательно ко всему прислушивался, но до сих пор молчал.
— А как зовут токаря?
— Это мы решим потом, — сказал учитель.
— Нет, нам очень важно знать это сейчас, — настаивал Петер. — Как же его могут звать?
— Ну, скажем, Василий Иванов, раз уж тебе так нужно его имя.
— Ах так, В-василий Ив-ванов, — Петер говорил неторопливо. — Тогда Ищейка не з-захочет играть эт-ту роль. Вот если бы токаря звали Т-том Шарк! Но ведь советского токаря нельзя н-назвать Томом Шарком, — значит, у токаря Иванова п-путаное имя, от к-которого чувствуешь себя д-дураком, и сам он не настоящий человек…
Ребята в полном недоумении смотрели на неприязненное, холодное выражение лица Петера и на взбешенного, красного, как рак, Ищейку. Чувствуя на себе ледяной взгляд Петера, Ищейка не осмелился вымолвить ни слова в свою защиту.
— …И к-как можно, к тому же, изображать человека, к-которого не п-понимаешь? Я предлагаю дать эту роль Фрицу, — кратко закончил Петер.