Эрих и школьная радиостудия

Радиокомитет собрался

Не успели часы пробить в третий раз, как в школьный двор вошел первый из членов радиокружка или «радиокомитета», как называли этот кружок по всей школе со времени установки радиопередатчика. Мальчик был высок, коренаст и темноволос; солнце и ветер выдубили его кожу до темно-коричневого цвета, который держался даже во время зимы, когда другие дети постепенно бледнели. Бимбо проводил каждую свободную минуту на свежем воздухе; он ненавидел комнаты и вообще все закрытые помещения, там ему было душно и тесно. Летом его всегда можно было найти у реки; зимой он катался на коньках, бегал на лыжах и ходил в дальние тренировочные походы. Бимбо был одним из лучших спортсменов в школе, надежным и весьма популярным центром нападения школьной футбольной команды, которой боялись все противники, и лучшим бегуном на средние и дальние дистанции. Только на коротких дистанциях его опережал Юрген, бегавший быстрее Бимбо, но менее выносливый, чем он. И сейчас Бимбо не прошел, а пробежал все расстояние от Луизешнтрассе до школы, хотя по его виду этого никак нельзя было предположить. Он спокойно прохаживался у школьных ворот, чтобы остыть после бега.

Долго ждать ему не пришлось, — тут же явился следующий член радиокомитета. И тот очень торопился, а теперь отдувался и пыхтел, стонал и фыркал, напоминая маневровый паровоз, из тех, что с таким важным видом носятся взад и вперед на всех товарных станциях. Этот мальчик был полной противоположностью Бимбо — маленький, кругленький, с кривыми ногами и густым белокурым чубом, спадающим на всегда довольное толстощекое лицо. Буби славился своим обжорством. Он немедленно вытащил из кармана кулек с леденцами и начал сосать их, затем озабоченно пощупал бумагу, проверяя, сколько там еще осталось конфеток, и наконец решился угостить ими Бимбо. Но Бимбо леденцы не интересовали; он отмахнулся от них обеими руками. Успокоенный Буби улыбнулся.

— Ты уже был внизу? Как там идут дела? — спросил он, пытаясь заглянуть в окно над дверью.

— Посмотри сам! — ответил Бимбо; он предпочитал подвальному воздуху свежий воздух.

Но Буби не рискнул идти; он слишком боялся коменданта.

— А мы сегодня уже сможем говорить перед микрофоном? — спросил он; его широко раскрытые глаза стали совсем круглыми от возбуждения.

Бимбо только пожал плечами. Он решал другой вопрос, — не пробежаться ли ему еще два-три раза вокруг школьного двора.

Но тут из-за угла показались Стефан, Вальтер и Рената. Они жили все трое в одном доме и всегда ходили вместе. Рената и Вальтер, по прозвищу Петушок, были брат и сестра; они и Стефан, их лучший друг, составляли неразлучную троицу.

Петушок уже несколько дней тому назад стал важной персоной в школе. Его единогласно избрали заведующим технической частью, и с тех пор он проводил все вечера в радиоремонтных мастерских, где радиотехник Гофман знакомил его с распределительным устройством радиотрансляционной установки. Петушок быстро все понял. Его, как магнит, притягивали к себе все моторы, приборы, выключатели и рычаги. Он уже твердо решил, что будет инженером. Петушок хотел строить корабли, но теперь, когда ом познакомился поближе с манящими тайнами телеграфа и радио, его решимость поколебалась.

Вслед за тремя друзьями пришел Юрген, режиссер и председатель совета дружины их школы. Глядя на длинные ноги этого высокого и стройного мальчика, легко было поверить, что он держит первенство школы в беге на сто метров. У него было худое, мужественное лицо, с резко выдающимся носом и смелым взглядом серых глаз.

— Без семи три! — сказал Юрген, взглянув на свои новенькие ручные часы, его гордость. — Могли бы прийти и другие.

Но другие уже и так пришли — сразу четыре девочки: Гертруда, Бригитта, Аннелиза и Ханна.

У Гертруды еще сохранились тяжелые темные косы, но белокурые косы Бригитты несколько недель тому назад стали жертвою ножниц. Аннелиза, как всегда, держалась поближе к своей подруге Ханне, бойкого, острого язычка которой боялись все дети. Во дворе сразу зазвучал смех, девочки хихикали, перешептывались, поддразнивали друг друга.

Почти незамеченный, появился еще один мальчик. Фриц, как и Аннелиза, постоянно держался в тени, но его спокойные, обдуманные замечания нередко решали вопрос, по которому остальные ребята никак не могли сойтись во мнениях.

— Без пяти три, — сказал Юрген. — Кого еще нет?

— Конечно, Ищейки! — воскликнула Ханна.

— И Эте! — заметил Стефан. — Наверно, он опять сочиняет стихи.

— Петер, кажется, тоже хотел прийти? — спросил Буби и снова засунул в рот леденец.

— И Маргот Хаане мы пригласили, — дополнила этот перечень Рената.

— Тогда подождем еще несколько минут, — решил Юрген

Из-за угла выплыла необыкновенно большая, коричневая фетровая шляпа

— Гриб идет! — беззастенчиво воскликнула Ханна.

Учитель Пильц[1] действительно выглядел под неимоверно широкими полями своей шляпы, как исполинский гриб. Это был высокий, худой, уже немолодой мужчина. В сущности говоря, возглавлять радиокружок надлежало учителю физики — Краузе, но Краузе просил освободить его от этого дела, сославшись на недостаток времени. И, как всегда в подобных случаях, Пильц охотно его заменил.

Дети окружили Пильца. Он пожимал, смеясь, протянутые ему руки и быстро подсчитывал присутствующих.

— Одиннадцать? Значит, кого-то не хватает?

— Вольфганга, Петера, Эриха и Маргот, — подтвердил Юрген. — Они-то придут… Ищейка и Эте все равно никогда не являются вовремя, а Маргот еще не знала точно, позволит ли ей отец прийти. Но где застрял Петер, я просто ума не приложу. Он всегда такой аккуратный.

— Ну хорошо, войдемте в дом, — предложил Пильц.

Дети последовали за учителем в пионерскую комнату, находившуюся на втором этаже; ее окна выходили в школьный сад и на спортплощадку.

Здесь, в пионерской комнате, сидел Петер; завидя их, он хитро улыбнулся. Петер не состоял в радиокружке, так как немного заикался, особенно когда был возбужден, что случалось довольно часто. Он всегда был полон волнующих планов и идей и считал, что их необходимо немедленно осуществлять. Его пригласили на совещание потому, что дружина поручила ему организацию «родительского дня» в следующий вторник. Петеру нравилось, когда его называли «секретарем» дружины. Юрген сваливал на него все, что было сопряжено с письменной работой, со списками, расписаниями, таблицами и отчетами, но и этого Петеру всегда было мало.

Вот и теперь он занимался какими-то длинными списками.

— Что это еще опять? — спросил Бимбо, ненавидевший всяческую писанину.

— П-план работы наших кружков, — ответил Петер. — Хочу сравнить их достижения. Вам надо поднажать, если хотите догнать юннатский кружок; они идут впереди, у них шестьдесят ч-четыре человека. Зд-дорово, а?

— А нам столько и не надо! — сказал Стефан, махнув рукой. — Чем меньше, тем лучше, не то потом уж очень редко придется выступать.

Глаза Петера блеснули за стеклами очков. Он уперся локтями о стол и повел указательным пальцем перед носом Стефана.

— Вот это уж совсем неверная т-точка зрения, должен тебе сказать. Вы всегд-да замык-каетесь в своем к-кружке, а это неп-правильно. Вначале, может б-быть, иначе и нельзя, но п-потом вы должны расширять радиокружок, ч-чтобы привлечь к п-передачам к-как можно б-боль-ше пионеров. Эт-то тоже ваша обязанность! И потом… слушай, Юрген, надо во что бы то ни стало ввести в кружок Маргот!

Юрген пожал плечами.

— Если отец ее не пускает!

— Пойдите к нему и п-поговорите с ним. Или возьмите кого-нибудь другого. Вам об-бязательно нужен еще од-дин человек.

— Почему?

— Чудак! Я только ч-что составил в-ваш список. Вас же т-тринадцать! Эт-то очень плохая примета! Разве т-ты не знаешь?

Петер жил у бабушки, которая была так суеверна, что никогда, например, не выходила по пятницам из дома, потому что считала пятницу несчастливым днем. Ее суеверностью в какой-то степени заразился и Петер.

— Что за чушь! Кто в это верит? — сказал Стефан.

Петер в ужасе взглянул на него.

— Совсем не ч чушь; т-ты этого попусту не говори! З-заранее никогда нич-чего не скажешь!

— Покажи-ка список, — сказал Юрген. — Ты не включил господина Пильца; он ведь тоже состоит в нашем кружке. Вот нас уже и четырнадцать!

Петер немного успокоился.

В пять минут четвертого в комнату проскользнул еще один мальчик, с бледным лицом, в очках, как и Петер. Его, собственно, звали Вольфганг, но все называли его Ищеечкой или, кратко, Ищейкой. На то были свои основания, — Вольфганг собирался стать сыщиком, считая эту профессию самой прекрасной и увлекательной. Он поглощал пачками детективные романы и постоянно что-то где-то выискивал, в надежде напасть на след какого-нибудь похищения, кражи со взломом или хотя бы банды фальшивомонетчиков.

— Отчего ты не приходишь вовремя? — не сдержался Юрген.

— Знаешь, тетя дала мне такой замечательный роман… Называется: «Выстрелы в ночи». Из-за него у меня даже все из головы вылетело. Вы обязательно прочтите его, ужасно интересно! Там одного типа выпускают из тюрьмы, и приятель увозит его на своей машине. Но за ними обоими следует сыщик. А тут вдруг летит бомба и…

— Ты тоже скоро полетишь, если эти книжонки тебе важнее нашей передачи! — грубо прервал его Стефан.

Оскорбленный Ищейка сразу отошел в сторону.