Евгений, Джек, Женечка

27. Гамак

Но я не смогла сидеть спокойно — руки слишком тряслись, чтобы удержать скользкую рыбину. Да мне и не хотелось к ней прикасаться, а от одной только мысли отрезания головы и потрошения, к горлу подступал кислый ком — я просто не позавтракала и не пообедала, а Алиску пригласила, чтобы не выкинуть рыбу в помойку. Мы, внуки блокадников, не швыряемся едой, даже при забитом холодильнике. Можно, конечно, было скормить судака соседским кошкам — тоже блокадная память, мяукающие героини спасли город от нашествия крыс. Но как усмирить кошек, которые скребут на душе?

Позвонить матери и попросить ее приехать? Сказать, что освободила для нее вторник, пригласив семью Алиски сегодня. Пусть мама думает, что это сделано ради нее. Но это все ради меня, чтобы не оставаться вечером одной с детьми и один на один с ужасными мыслями.

— Мама, приезжай во вторник, — сказала я ей и получила в ответ молчание. — Мама, я потом обязательно приеду к вам на дачу. И я буду там улыбаться.

— Неужели ты ненавидишь собственную сестру? — выдала мать с неприкрытой болью в голосе. — Ну что Катя сделала тебе плохого?

— Мне она ничего не сделала. Она сделала все это вам, но я ее не ненавижу. Я просто не люблю эгоистичных беспринципных людей.

— Она твоя сестра…

— И что? А ее муж мне не семья, и его родители мне тоже не семья. Мама, ну хватит… Хочешь, переезжайте с папой на лето ко мне. До сентября тебе там за внуками смотреть не нужно. Посмотришь за моими. А то что это получается, что я тетке посторонней плачу при живой-то бабушке…

Зря я это сказала — мать шутку не оценила.

— Тебе нужна помощь? — вопрос был задан твердо и трезво. — У тебя проблемы с финансами? Ты можешь сказать прямо? Влад собирается платить тебе алименты или нет?

— Мама, у меня все пучком! И я все равно найму Лену, даже если ты будешь тут. Не чувствуй себя обязанной. Хоть со мной не чувствуй! Приезжай ко мне отдохнуть! С подружками пообщайся. Тетя Света о тебе спрашивала…

— Кто?

— Шланга мама. Юркина. Я к нему на юбилей ходила. Мам, я тебе серьезно говорю: возьми от Катькиной каторги отпуск.

Пауза — мать, наверное, заскрежетала зубами. Неприятно правду слышать.

— Слава, ты можешь выбирать выражения?!

— Нет, даже не подумаю! Я буду называть жопу жопой! Так ты приедешь?

— Я лучше подожду, когда ты к нам в гости приедешь!

Поговорили, отлично! Я со всеми должна молчать, чтобы быть хорошей. И все равно ведь останусь плохой!

Моя дом — моя крепость, но даже здесь меня умудрились достать!

Я бросила телефон на стол, схватила чертов шуруповерт и вышла на веранду. Твою ж мать, зачем я гавкающую охрану отпустила?

— Как ты вошел?

Что ты тут делаешь, можно было на спрашивать. Гамак уже болтался на крюке.

— И на дверь ты взглядывай не очень, все равно калитка есть в саду… — процитировал Джек Есенина. — Я не закрыл ее.

— Специально?

— Случайно, — усмехнулся он еще шире. — Все случайное неслучайно. Положи оружие.

— Это ж не бензопила! — не сумела я сдержать улыбки, но все же положила шуруповерт на стул, который вытащила на веранду до звонка матери, решив справиться с гамаком самостоятельно для успокоения нервов. — Спасибо за гамак.

— Да без проблем. Зачем тебе эта фигня нужна?

Он потряс гамак за боковую ручку.

— Для аэройоги. Слышал про такое?

— Понятия не имею. Эти все ваши модные женские примочки не для мужского ума, — попытался он меня подколоть.

Не вышло!

— У меня инструктор в Москве был мужик. И кстати сейчас я собираюсь заниматься онлайн с парнем из Барселоны.

Джек малость помрачнел. А я ведь ни на что не намекала — это простой треп.

— Учишь испанский? — спросил он без улыбки.

— Он американец. Переехал в Испанию, потому что там дешевле жить.

— Не так уж там и дешево.

— Ну, наверное, с чем сравнивать…

Боже, сейчас он про Москву что-нибудь ввернет!

— Кстати… Извини, я не хотела тебя обидеть… Про сына.

И я не кривила душой. Вдруг он хороший отец? Вдруг это Марина инициировала развод?

— А я не обиделся. Ты права. Я не имею никакого морального права учить тебя жить.

— И я не имею… Собственно, наверное, твоему Володе будет лучше в Испании. Думай об этом в этом ключе. Хотя бы вопрос армии стоять не будет…

Это само вырвалось — я не хотела. Нет, сказала то, что хотела, но без всякой привязки к прошлому, не делая даже намека на наше с ним расставание, но… Увы, мы оба замолчали.

— Отойди, я проверю, хорошо ли сидит в балке крюк…

Твой крючок я проглотила уже давно, и он разорвал мне всю душу — и если первую кровь я смыла в речке, то другую так и ношу гематомой в груди, но тебе об этом не скажу. Это ведь не твоя вина, а того мальчика, которым ты когда-то был и которого я помню и… Нет, не люблю, а просто не простила.

Джек отступил он гамака — я рванула оранжевую ткань на себя: не упал, села в него — выдержал мой вес, схватилась за ручки — крепко крюк сидит. Закрутила одну ногу, вторую и перевернулась — повисла вниз головой. До пола еще сантиметров двадцать — полет нормальный.

— Ты в порядке?

Джек присел на корточки, но все равно на уровне моих глаз были лишь его коленки.

— Отойди, а то ненормально будет тебе, — пошутила я неловко.

Я выкинула на улицу одну ногу, потом размотала другую и перевернула мой мир обратно, хотя в лице этого мужчины он продолжал стоять на голове!

— Ловко у тебя получилось! — восхитился Сомов, кажется, искренне.

— Два года еженедельных тренировок. У меня после вторых родов начались проблемы с вестибулярным аппаратом, так что тут не столько мода, сколько терапевтический эффект аэройоги взяли верх. — Надеюсь, без спортзала сумею поддержать себя в форме.

— Ты совсем не изменилась.

Что за тон? Я отпустила тряпку и спрыгнула с гамака.

— А ты постарел, — решила я поставить его на место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хотя бы попытаться.

— Я в курсе.

— Чего вернулся-то? — спросила с вызовом, думая, как мне выпроводить его вон до прихода сына или хотя бы гостей.

— Я ж твоей дочери обещал розу посадить. И тебе — судака почистить.

— Ну… Я бы не расстроилась, если бы ты его не почистил…

Ты, милый, нарушил куда более важное обещание: отвечать на мои письма, жениться на мне, стать отцом моих детей…

— Кстати, я пригласила на судака Алиску с семьей.

Джек помрачнел.

— Во сколько я должен уйти? — выдал сухо, даже с хрипотцой.

— Можешь не уходить. Тебя уже видели.

— А я и не прятался. Но скажешь, уйду.

— Это твой судак…

— Ясь, хватит, может? Твое, мое!

Ясь — меня чуть не передернуло. Нет, передернуло. Чуть не стошнило! Живот скрутило от непрошенной тоски по прежней нежности этого обращения…

— Оставайся. Мне пофиг, что там подумает Алиска! Только знай, что тебе могут задать за столом неприятные вопросы по поводу твоего возвращения из Испании. Если ты готов к ним, оставайся на ужин.

— А у тебя лично есть ко мне какие-то вопросы?

Лично? К тебе? Море! Но я не собираюсь их задавать.

— Нет, никаких. Ты все сказал в первые пять минут встречи.

Чуть не сказала «знакомства» — да, да, знакомства с тобой взрослым.

— Я не осуждаю людей и не учу их жить. И требую к себе такого же отношения.

— Я это понял. И, кажется, ни о чем тебя не спрашивал. Это ты мне и про свекровь, и про мужа рассказала.

— Я пьяная была и на взводе. А сейчас я трезвая и пить никто не будет. И тебе, и Алискиному мужу надо будет за руль.

— Такие вопросы задают только по-трезвому. И без посторонних. Как ты собралась жить без Ярослава? Как?

— Это его выбор остаться в Москве с папой. Его! — повысила я голос.

— Его? Тринадцатилетнего щенка? Это твой выбор уехать в Питер… Или я чего-то не понимаю… Новая мода, что ли, такая… Гостевой брак?

— Деловой! Я приехала сюда работать! И я не хочу обсуждать это ни с тобой, ни с Алиской! Я не прошу меня понимать! Я прошу ни о чем меня не спрашивать! Это же так просто!

— Наверное, не очень просто, потому что я вижу, что это совсем не просто для тебя. Я говорил с твоим сыном. Он хочет в Москву.

— Я без тебя знаю, что он хочет в Москву.

— Он хочет в Москву с тобой…

— Он тебе это сказал? — перебила я зло.

— Так это ж идиоту понятно! Мать, ты чего творишь? С детьми? Ради чего? Какая нахрен работа? Ты пять лимонов отстегнула за дачу просто так…

— Три с половиной, — выплюнула я. — Ты это хотел узнать?

Джек замер, глаза его сузились.

— Хорошо разыграно, как по нотам, — продолжила я. — Но я не собираюсь возвращаться в Москву и продавать дачу. Дать тебе моего риэлтора? Она покажет тебе мой первый вариант?

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Тут я замешкалась с ответом. Потом распахнула дверь.

— Пошли поговорим! Без соседей!