Евгений, Джек, Женечка

60. Мопед

Влад не перезвонил ни мне, ни сыну. И Ярослав за работой так проголодался, что предпочёл сначала поесть, а потом уже поговорить и даже не прокомментировал мой скудный ужин. Женечка тоже уплетала все за обе щеки, но точно не потому, что было вкусно. После ужина у неё будут качели — и ни минутой раньше. Так сказал дядя Женя.

Да, раньше в моей семье было все гораздо проще, а теперь… Скажем так, веселее. Только веселье не бывает долгим. К счастью, я поела, потому что до чая дело у нас не дошло. Ярослав достал телефон и радостно объявил, что папочка прислал ему билет в Москву на… Воскресенье. Хорошо ещё не на субботу. Или вообще в сегодняшнюю ночь.

Спросить, с какого перепугу, я не смогла, потому что реально испугалась и попыталась молча проглотить горькие слюни. Это явно были слёзы, перепутавшие двери на выход. Зато сухими глазами поймала блестящий взгляд Джека. Но ничего сказать он не сумел или не успел, потому что Ярослав на радостях позвал его делать качели. Джек подскочил. Но во вторую секунду уже пришел в себя и напомнил моему сыну, что выходя из-за стола принято говорить «спасибо» и уносить свою тарелку. Ярослав перестал улыбаться, но больше пары секунд не смог удержать на лице похоронного выражения. Зато я резво переняла у него эстафетную палочку.

В дверях Джек все же задержался на лишнюю долю секунды, но так и не задал мне никакого вопроса. Я тоже не могла задать их Владу, потому что Женечка ещё доедала свой ужин: бедная так спешила во двор, что хватала руками то, что рассыпалось вокруг тарелки. У неё качели, и это вот такая неконтролируемая детская радость. Можно обзавидоваться! Позавидовать простоте ее мирка…

Я схватилась за телефон, но не нажала на три буквы «муж», а вызвала почтовую программу. В корпоративном письме говорилось, что за мной сохраняется место в московском офисе. И в качестве компенсации они повысят зарплату на пять процентов и оплатят обратный переезд. Никакого объяснение такому решению не было дано, но мне оно уже и не было нужно… Работать под одной крышей с Матвеевым я не стану. Так и написала, что по личным обстоятельствам не могу принять их предложение. Благодарность за ценный опыт и годы успешного сотрудничества вышла ещё корявее отказа. Хорошо ещё нужные буквы нажала трясущимися руками. И снова опустила телефон, не вызвав номера Матвеева.

На столе лежал забытый Ярославом айфон и, к моему стыду, только незнание пароля удержало меня от прочтения переписки сына с отцом. А эти знания были бы ох какими нелишними в сложившейся ситуации войны.

— Заценишь качели? — спросил возникший на пороге Сомов.

Я подняла на него глаза, пытаясь оценить время, на которое выпала из реальности. Не спросила, который час. И он не спросил, что у меня с глазами. Сама во всем призналась.

— Так что я теперь безработная, — закончила я свою тираду и отвернулась, испугавшись, что разревусь.

Господи, ну ведь ничего страшного не произошло… Почему же меня накрыло такой детской обидой… Почему…

— Ясь, это такие мелочи…

Джек развернул меня к себе, и я рухнула ему на грудь. И не смогла уже оторвать носа от футболки, потому что на голову и лопатки легли его большие и тёплые руки.

— Ну, блин… Нашла из-за чего реветь! Ты же знала, что в итоге так будет… Знала…

И ещё я знала, что он обязательно меня поцелует, и зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела на пороге сына. Джек стоял к дверям спиной и поэтому не убрал от меня рук, но я сумела увернуться от очередного поцелуя, хотя все равно было поздно.

— Ясь, ну что ты в самом деле…

Да, что я… Я во все глаза смотрела на Ярослава. Вернее, уже на его спину. Джек, видимо, заботливо смазал все петли, и когда обернулся, увидел уже закрытую дверь.

— Куда ты?

Я с трудом не бросила ему в лицо «Пусти, дурак!». Не бросила. С трудом. Но вырвалась и хлопнула дверью у него перед самым носом, хоть и не обернулась.

— Ярик! Ярослав!

Тот тоже не обернулся. Даже быстрее скакнул к калитке, и я лишь чудом не получила по носу увесистым куском рифлёного железа.

— Ярик!

Мой голос перекрыл визг тормозов и шелест гравия. На секунду я замерла. А во вторую передо мной вырос Джек. Спиной! Он вытащил моего сына из канавы, в которую Ярик с криком отпрыгнул после столкновения с мопедом.

— Стоять можешь? — спросил Джек у Ярослава, хотя, кажется, сам стоять не мог, потому что держался за руль чертова мопеда.

Я как-то стояла, ещё и посреди дорожки, так и не дойдя до угла, где произошло столкновение. Куда Ярослав бежал, я не знала… Но важен ли конечный пункт, когда сын бежал от меня и от увиденного в доме.

Наконец побежала и я. Схватила Ярослава за плечи, но не увидела его глаз. Он смотрел на ногу, и я схватилась за нее раньше, чем несчастной коленки коснулись его руки. Ярослав снова вскрикнул, но повалился не на кусты, росшие подле забора, а на меня.

— Что с ногой?

— Больно, — только и ответил сын.

Я обернулась к Джеку попросить отнести Ярослава в дом, но тот был занят перетягиванием каната. Да-да, мопеда…

— Одно из двух: я забираю мопед, и вечером за ним приходит твой отец… Или вызываю гайцев, и ты сам разбираешься с законом…

После этих слов Сомов вырвал мопед.

— Идти можешь? — спросил уже у Ярослава.

Тот стиснул губы и пробурчал, что «да». Вернее, выплюнул это «да» вопрошающему в лицо. Я понимала, что если бы не нога, Ярослав оттолкнул бы и меня.

— Вы не имеете права! — это уже кричал владелец мопеда.

— Ты сейчас свои права и обязанности узнаешь… Я принесу тебе правила дорожного движения. Ознакомишься, пока отца ждёшь. Шаг назад, или я вызываю полицию, и тогда ты узнаешь, что бывает за вождение без прав и сбитого человека.

Голос Джека дрожал. Я зажмурилась и подтолкнула сына из травы на дорожку. Ярослав сильнее стиснул губы, поджал ногу и запрыгал кузнечиком, с каждым новым прыжком морщась все сильнее и сильнее. Джек шёл следом, не оборачиваясь на матерные угрозы, летевшие ему в спину. Женечка стояла у калитки в качестве швейцара, а мы о ней вообще забыли…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тебе больно? — спросила она брата, хотя больно было нам всем.

— Нет, не больно, — простонал тот и решился отойти от меня, но тут же привалился обратно к моему плечу.

Джек запер калитку и прислонил мопед к бочке.

— Нога цела? — шагнул он к нам.

— Не знаю, — простонал Ярослав и попытался вырваться из цепких рук Джека, которые оторвали его от меня и от земли. — Я сам!

— Тихо! — рявкнул Джек, и Ярослав сник, но постарался удержать щеку подальше от плеча своего похитителя.

Джек внёс его на веранду и усадил в кресло, а потом опустился на колени, чтобы снять кеды и ощупать ногу. Ярослав морщился и пищал, но я понимала, что уже больше от обиды, замешанной на унижении, чем от самой боли.

— Жить будешь. Сиди. Сейчас из аптечки лёд принесу.

И шагнул в дом. Ключи от машины Джек уже по-хозяйски повесил на ключ.

— Как так получилось? — спросила я сына, удерживая за руку дочь.

— Я его не видел, — буркнул Ярослав и отвернулся.

— И не слышал?

Сын отвернулся. Мое сердце сжалось в шарик пережеванной жевательной резинки. Он видел и слышал совсем другое. И именно это ошарашило и сбило его с ног, а не мопед.

Мы оба молчали. Тараторила только Женечка, пытаясь жалеть брата. Джек принёс компресс.

— Ты знаешь этого парня? — спросила я его в спину.

— Я знаю мопед. Видел пару раз у его отца. Они из нового садоводства. Похоже, что взял без спроса. Ну, так легче? — спросил уже у Ярослава.

Тот молча кивнул.

— Тогда сам держи!

И отошёл от ребёнка ко мне.

— Ну чего стоишь? Ничего интересного тут нет. Иди лучше качели проверяй! Да, Жень?

И он протянул Женечке руку, но у качелей все же обернулся ко мне.

— Считаешь, я должен вызвать ментов? Я вызову…

— А что ему будет?

— Ну… Детская комната милиции… Больше ничего нельзя по закону. Ну, если ты, как мать, заявишь.

— А ты не хочешь, чтобы я заявляла?

Глаза в глаза. И немота…

— Ремня ему надо. Вот что… — пробормотал Джек себе под нос и подсадил мою дочь в качели. — Ну… Взлетая выше ели, не ведая преград…

Но песню пришлось оборвать, потому что в калитку настойчиво постучали. Нет, забарабанили.