Евгений, Джек, Женечка

67. Неусатый нянь

Я на автомате поднялась наверх. Вошла в комнату дочери и схватила стоявший в углу чемоданчик. Детский аэропортовский вариант. Не на курорт едет — пары сменок одежды хватит до моего приезда, который не за горами.

— Мама, что ты делаешь?

Бесшумно вошедший Ярослав уставился на стопочку детской одежды. Бесшумно? На цыпочках из-за ноги войти он никак не мог, но я сумела оглохнуть из-за злых мыслей.

— Папа хочет взять с собой и Женю.

В голосе злости не было — я с трудом не впустила в голос смех.

— Зачем?

— У папы спроси, — почти хмыкнула я, но потом пожалела сына и ответила: — Соскучился.

— За неделю?

Ну да, Ярослав не в том ещё возрасте, чтобы понять чувства взрослых людей. Но уже в том, когда непозволительно играть его чувствами. Он не виноват, что у него такой отец.

— Бабушка не видела вас целых две недели.

— Да Женька вечно ноет у бабушки! — выдал Ярослав то, чего никогда не говорил мне в Москве.

Даже если б сказал, я же не от большой радости оставляла дочь с бабушкой. Я налаживала отношения с ее папочкой. Только время зря теряла… Но к Любови Львовне претензий у меня никогда не было. Даже за дачу не приходилось злиться: она же боялась, что ее сынок найдёт другую… Нашёл бы уже и отстал от детей!

— Поноет пару дней, и я ее заберу, — озвучила я простой план Сомова.

— Ты приедешь в Москву?

— Боже, Ярик, а как иначе? Может, и тебе надоест у бабушки. К тому времени, — добавила я уже с нервной дрожью в голосе.

Если бы я смогла забрать их обоих…

— Я не собираюсь жить у бабушки. Я не маленький.

Я промолчала. Пусть этой информацией делится с ним отец, который пока в глазах сына царь и бог. Пусть сменит статус хорошего на плохого, тогда и я автоматом выйду из статуса злыдни.

— Пока болит нога, тебе лучше побыть с бабушкой, — не сумела я промолчать из-за страха, что Ярик уломает отца оставить его дома одного.

Я же с ума тогда сойду. Окончательно…

— У меня уже ничего не болит.

— Ну и кого ты обманываешь?

Я кинула в чемоданчик куклу и плюшевого пёсика. Под визг молнии Ярик спросил про котёнка. Бинго!

— Пошли его собирать. Положим кошачий корм тебе в рюкзак.

Влад явно забыл о новом члене своей семьи. А я даже приласкала котёночка, который должен был стать моим тайным оружием. К нему нужно относиться бережно, и я успела закрыть дверь в комнату Ярослава до появления на лестнице шнауцера. Внуки внуками, а кошек баба Люба не любит. Даже нашу собаку с трудом выдерживала.

— Ты лапы ему не вытер!

Пришлось столкнуть Берьку вниз.

— На улице сухо. Он ходил по траве и гравию.

— Или тебе просто лень наклоняться и пачкать руки? — выговаривала я Владу уже внизу. — И дом не твой, полы не тебе мыть…

Джек не вынырнул из кухни. Я его из-за угла не видела, но чувствовала его присутствие и… Не поддержку, а скорее невмешательство, что было куда ценнее! Хотя бы сейчас, когда я стояла с отцом своих детей нос к носу. Сказать про котёнка? Или сделать сюрприз?

— Ты останешься на ночь или мне привезти детей на вокзал?

Влад обернулся, но тоже не увидел Джека. О чем сейчас он думает? Что я могу спрятать от него детей? Наверное…

— Я бы с утра сводила Ярослава в военный музей. Здесь совсем рядом. Нам по дороге. Я сама не видела ещё, как его отремонтировали. В президентскую делегацию из Москвы меня не пригласили…

Усмешка на моих губах передалась и ему — такая же горькая… Как же мы дошли до такой жизни?

— Хорошо, я уеду.

Женечка, искавшая в это время под столом мяч, вылезла к нам на четвереньках. В младенческой позе она казалась совсем малышкой.

— А я?

— Завтра мама привезёт тебя ко мне.

Только после этих слов Джек вышел к нам, и я сразу попросила его покормить ребенка ужином, пока я провожу Влада. В садоводстве любой таксист запутается. Ориентиром может служить лишь памятник минерам. До него минут десять. Машину обещали подать через полчаса. Ничего… Постоим, поговорим…

Мы шли молча. У Влада небольшая спортивная сумка через плечо. У меня в руках телефон. Ключ не брала. Есть кому пустить меня в мой собственный дом. Единственный. Но он, увы, не стал моей крепостью. Не уберёг моих детей.

Ноги наши двигались в унисон, но рук друг другу мы не подали, хотя на мостике Влад и попытался проявить джентльменство. Только я не леди, я его молитвами теперь бой-баба. Пошли дальше, и на подъеме Влад схватил меня за руку, не спрашивая. Желания отдернуть руку не возникло, как и желания взять его за руку самой. Только его пальцы сами ушли с локтя ко мне на запястье. Я промолчала. Ускорила шаг и одолела гору. Только на дороге Влад так и не выпустил моей руки. Я смотрела под ноги, не на него. Ничего личного не хотелось обсуждать. На личном поставлена точка. В нашу последнюю ночь в Москве. Сам отказался. А теперь я больше не его.

— Как ты представляешь себе нашу жизнь?

— Нашу? — переспросила я с тихим смешком. — Наших детей, ты хотел сказать, наверное.

— Нашу, — повторил он громче.

Пришлось повернуть к нему голову.

— Влад, это больше не наша жизнь. Пожалуйста, не путай свои желания с благополучием своих детей.

— А вы способны обеспечить благополучие моим детям? Или только на мои деньги?

Не отведу взгляд, хотя и нужно посмотреть по сторонам перед тем, как перейти дорогу.

— В Питере жизнь дешевле. Женя нормально зарабатывает, и я надеюсь найти работу… Если ты все же упрямо продолжишь настаивать на том, чтобы Ярик жил с тобой, переводи только половину алиментов. Я не обижусь.

Он схватил меня за руку — снова. На этот раз, чтобы перетащить через дорогу. И вот мы возле памятника. Похоже, я тоже подорвусь на какой-нибудь из Матвеевских мин. Только памятник нерукотворный мне не воздвигнут. Даже добрым словом не помянут.

Я потянула руку, и Влад тотчас меня отпустил, но взглядом удержал. И точно невидимым пальцем заодно поддержал меня за подбородок. К горлу подкатывал кислый ком, и я держалась из последних сил. Хотелось бежать без оглядки, а не держать марку… Которой давно не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Влад молчал. Пытал меня глухим молчанием, точно каленым железом. Без кофты я оказалась беззащитна перед ним и комарами. Влад ударил по моей руке, попал в кровопийцу, но я не поблагодарила. Тогда он вытащил из сумки тонкий джемпер и раскрыл у меня над головой.

— Я в порядке, — мотнула я головой.

— Вот не нужно упрямиться не к месту!

А я упрямилась? С детьми, что ли? Или он это без намёка сейчас сказал?

Одернув джемпер, я отвернулась.

— Ты вывела меня на дорогу поговорить? Потому что я не маленький, не заблужусь. Как и таксист. Проверено пару часов назад.

Я не повернула головы. Он говорить не хочет, а я, возможно, упускаю свой последний шанс добиться семейного мира.

— Влад, детям будет лучше со мной. Ты же это понимаешь.

— А ещё лучше им было, когда мы были вместе.

Он не заставит меня снова смотреть ему в глаза, не заставит.

— Это была мина, на которой рано или поздно мы бы подорвались.

— Что ты называешь миной? Секс на стороне? Думаешь, я бы приревновал тебя к нему? Знаешь, он тебе надоест очень быстро. Если даже не в постели, то в жизни. Я тебя избаловал. И на меньший доход ты не согласишься. Год? Сколько тебе нужно, чтобы развестись? Два? Год Ярик без тебя живет в Москве. Это, кстати, была твоя идея. Не моя.

— Конечно, моя. Потому что тебя все устраивало. Тебе было плевать, что ты нихрена со своей бабой не можешь сделать!

Я кричала, но кто меня тут услышит? Камни, деревья и комары! Матвеев никогда меня не слушал…

— Я посылал тебя к психологу, посылал? Я сказал тебе пойти налево, сказал? И я ничего не делал? Другой бы тебя давно за дверь выставил, а я хотел, чтобы у моих детей была нормальная семья.

— Она нормальной у нас не была!

— По тебе, Слава, уже психиатр плачет. Думаешь, твой Женя будет терпеть то, что терпел я? У вас нет общих детей, а ради бабы такое терпеть — бред… Давай поговорим с тобой через год. Я забрал обоих детей. Натрахайся вдоволь. Может, тогда и мозги на место встанут.

Я рванула с себя джемпер, но Влад поймал мои руки: стиснул меня между двух прессов.

— Завтра отдашь. Комары зажрут. Иди к детям. А то твой нянь даже без усов, — намекнул он на детский советский фильм «Усатый нянь».

Я оттолкнула его и поспешила к обрыву. Плевать, как я по нему скачусь: хоть кубарем, хоть на заднице! Вся моя жизнь вдруг стала ужасной задницей.