Евгений, Джек, Женечка

69. Мухи

Час мы, кажется, не разговаривали. На вопрос «Ты как?» отвечать не хотелось. Других у Джека не нашлось. Для меня. Сам он, наверное, задавался не одним вопросом, а тысячей и одним: о том, как нам жить дальше.

На даче нас ждал новый сюрприз, пусть и ожидаемый. Под Берькин вой мы сняли с калитки записку от соседей с просьбой не запирать собаку.

— Я сам схожу к ним, — сказал Джек, когда я открыла дом и выпустила ненормального, впервые оставшегося без надзора, пса. — С собакой.

Джек взялся за поводок. Я — за голову.

— Спроси заодно про калитку и доступ к реке.

Хотя перенос забора — последнее, чем хотелось сейчас заниматься. Хотелось лечь на диван и не вставать с него хотя бы до утра. Но в руках был телефон, и я набрала бывшей свекрови короткое сообщение о том, что Женечка напросилась с папочкой, и я готова забрать ее в любой момент. Лучшая защита — нападение. Пусть Влад выдаёт матери свою версию уже после моей. Ответ пришёл почти что моментально: «Хорошо». Только и всего: такой же краткий и испепеляющий, как и молния. С другой стороны, замечательно, что не получила в ответ простыню никому не нужной отповеди.

Может, Влад прав, и его мать ещё просто не отошла от шока. Моя вот тоже не звонит. И мать Джека ушла в подполье, переваривает… Да я и сама не до конца пока осознала своё новое семейное положение. Единственное положение, которое я могла сейчас принять, было горизонтальным.

Впрочем, мозг все равно не отключался, и когда я услышала на веранде лошадиный топот собачьих лапок, я уже набирала сообщение Генке. Хорошо, когда можно, толком и не общаясь, поддерживать видимость дружбы и родственных отношений через соцсети. Будь, что будет.

— Они не ожидали меня увидеть… — усмехнулся Джек, отгоняя от дивана собаку. — Ты в порядке?

— Прекрати задавать вопросы, на которые знаешь ответы, — проговорила я, держа телефон под подушкой.

Я не ждала быстрого ответа, но тот пришёл. Джек не стал спрашивать, с кем я общаюсь. Наверное, решил, что с отцом моих детей. Генка написал, что квартира свободна, но в ней нужно сделать ремонт перед заездом других жильцов. Я ответила, что мне перекантоваться всего на пару дней, не более того. Он не стал спрашивать причину. Просто написал, у кого взять ключи.

— Можешь пригласить дружков выпить, — ответила я без улыбки на ещё один дурацкий вопрос мужа: что будем делать вечером.

— Это последнее, чего я хочу. И у меня завтра работа. Но ты можешь выпить. Я тебе налью.

— В моем доме нет алкоголя.

Я ничего не имела в виду — как-то само собой вылетело, но при слове «мой» по лицу Джека скользнула тень. Что мне теперь ради его спокойствия совсем молчать? Но про завтрашние планы я действительно молчала. Позвоню уже с трассы или вообще из Москвы. То, что он завтра на работе, мне даже на руку. Я должна разобраться со своими детьми одна. Вся эта неразбериха началась из-за появления Сомова в моей жизни и заодно его вмешательства в процесс разборок с детьми и бывшим мужем.

— Сходить в магазин? — не унимался он.

— Я не хочу пить.

Не буду же говорить, что мне тоже завтра за руль. Уеду следом за ним. Пусть только пыль уляжется.

— Во сколько тебе вставать? — попыталась я составить в голове распорядок завтрашнего дня.

— Ты уже хочешь спать? — похоже, совершенно не догонял Джек.

— Думаешь, я усну до звонка Влада?

— А он позвонит?

Я выдержала взгляд. Даже села и подтянула ногу к груди.

— Ты издеваешься, да?

В ответ он убрал мою ногу и заменил ее своей грудью. В таких объятиях ломают позвоночник, но это определённо то, что мне сейчас нужно. Я обняла его в ответ, но приказала себе молчать. Это мое дело. Лучшая его помощь — невмешательство и вот такие вот объятия.

— Яська, все будет хорошо. Не сразу, но будет. Мы заслужили счастье, кровью заслужили.

— А что для тебя счастье? — бубнила я в его мятую и уже влажную от моих губ футболку.

— Ты и дети рядом. Что ещё?

— Я вот и спрашиваю, что ещё?

— Пока не знаю, Ясь. Давай по поступлению…

— А у тебя на складе ещё осталось место для ящиков с проблемами? — усмехнулась я.

— У меня и склада-то никакого нет.

— Значит, и проблем нет. Все мои, — попыталась я улыбнуться.

Через силу. Я и обманывала его через силу, но понимала, что правда нам не нужна. Промолчала бы в бане про развод, мы куда спокойнее вписались бы в новую жизнь. Даже если бы я все равно осталась без работы.

— Общие. Ясь, — отвечал Джек про мои проблемы. — У нас все теперь общее. Уже почти неделю как…

— Четыре дня.

— Бери больше, с прошлого воскресенья.

Джек провёл ладонью по моей щеке — холодной или горячей, не разберёшь… Только у шнауцера шерсть жесткая — Берька ринулся на мою защиту, и пришлось его отпихивать. Снова лай.

— Я сейчас запру тебя в ванной! — пришёл на помощь Джек со своей необузданной силой, но Берька не испугался. Только ещё громче залаял, но наскакивал на Джека уже без всякой боязни, больше играючи, чем скалясь.

— А потом снова соседи придут жаловаться, — отталкивала я от лица мокрую собачью бороду и самого Джека от собаки.

— Вряд ли я смогу выйти к ним поговорить. Не в таком виде…

Мы еле избавились от бесхвостого члена семьи, чтобы уйти наверх. Нет, шнауцер побежал следом, но хоть на кровать не запрыгнул. Только развесистые уши пытался навострить на каждый наш вдох и выдох.

Вылезли мы из кровати уже ближе к вечеру, когда пришло сообщение от Ярослава. Такое же короткое, как и от его отца. Ну, раз у них все в порядке, и у меня все хорошо. Баба Люба следом за своим «хорошо» сообщила, что Женечка капризничает. Она просто устала — написала я в ответ и ещё сильнее утвердилась в решимости уехать. Если потребуется, найду законные рычаги давления на Матвеева, сделать это в Москве для меня куда проще, чем в незнакомом Питере. Куча влиятельных знакомых! И жалеть звездный статус Влада я больше не стану.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вечер прошёл спокойно, за ним ночь… Я не заставляла себя спать — Джек усыпил меня без особых проблем, как и я — его бдительность.

— Не хочешь взять вторую связку ключей? — спросила я за утренним кофе.

Он вскинул голову, глаза снова блеснули — на этот раз не страстно, а опасно.

— От твоего дома? — прохрипел он.

— От нашего, — ответила я тихо. — Свои люди, сочтёмся, — добавила тише. — Только за язык меня не хватай… Ладно?

— А если мне это очень нравится…

Он сделал ко мне шаг, но я увернулась от поцелуя. Уперлась ему в грудь.

— Жень, давай хоть чуть-чуть повзрослеем. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

— Что именно для тебя мухи?

Я поймала его руку у моего уха и приложила к его щеке.

— Я брился вечером… И на работе я ни с кем не целуюсь… Побриться?

— Тебе идёт щетина. Просто я не могу сейчас шутить. Мне плохо.

— Я знаю. Мне тоже. Но это надо пережить. Как ветрянку. Не расчесав себя до крови.

— Сейчас от неё прививают.

— Сейчас не тогда. А все наши проблемы родом из детства. Правда ведь?

— Железобетонная правда. Иди уже на работу. Это же не школа, чтобы выгонять тебя пинками.

— И ты не мать.

— Мать, но не тебе. Иди уже!

— Не хочу. Хоть звони и говори, что машина сломалась…

— Вот только не накаркай!

Сердце билось на пределе. И долго не могло успокоиться. Как и шнауцер. Берька испугался, что его снова оставят дома одного. А когда увидел у меня в руке поводок, от радости чуть не вышиб мне в прыжке зубы.

— В машину! — скомандовала я собаке и себе.