Евгений, Джек, Женечка

33. Матвеев и Сомов

— А что, должно быть плохо? — огрызнулся мой бывший муж. — Привыкаю дома к тишине.

Голос злой — точно я оторвала его от чего-то важного. Процесса саможаления, если только!

— И поэтому сбрасываешь звонки?

А, может, собственнический инстинкт зацвел пышным цветом.

— Не я сбросил. Я просто решил не мешать вам развлекаться и поэтому не перезвонил.

Голос чуток выровнялся. Ну а что я хочу — он же до сих пор так и не отнёсся всерьёз к нашему разводу. Ему кажется, что через год я одумаюсь. Ему приятно обманываться.

— Ну, я как бы не развлекалась. Я пытаюсь всеми правдами и неправдами организовать твоему сыну досуг оффлайн. Получается с трудом, но получается.

— Без труда не вытянешь и рыбку из пруда, — в голосе Влада продолжала сквозить издёвка.

— Кстати, твой сын съел жареного судака, представляешь?

Ну, я не стала говорить при помощи какого эльфа. Дядя Женя положил ему на тарелку самый большой кусок, и под его взглядом Ярослав давился, но ел. Завтра устроит мне за завтраком скандал. А, может, и сразу после ухода своего мучителя.

— Странно, что не корюшкой его накормила…

А это в папе Ярика заговорил москвич.

— Сезон прошел. Нужно было раньше в Питер переехать.

— Развестись раньше, да? Ты это хотела сказать?

Началось… Он не упорствовал так четыре года назад. И разведись мы вовремя, маленький Ярослав спокойно бы жил с мамой. Я совершила ошибку, дав нам с Владом еще один шанс. Надо было уходить с младенцем, но на какое-то время Влад сумел заразить меня своей уверенностью, что его жена побурчит и снова станет радоваться семейной жизни. А когда не вышло, списал все на послеродовую депрессию и погнал меня на работу. А на развод пошел, как персик среди ночи принёс, не веря в его реальность. Я же согласилась молчать в надежде, что за год Ярослав станет взрослее и поймет все лучше, да и привыкнет жить с отцом без меня или наоборот решит перебраться ко мне в Питер с концами. Или — такое я тоже допускала — сама я разочаруюсь в перспективах родного города и, устав от вечной простуды, вернусь в Москву, но уже другим человеком, а не женой Матвеева. Даже, может, девичью фамилию возьму — стану опять Дубровиной. И я не собираюсь терпеть ревнивые придирки бывшего мужа.

— Ты меня подкалываешь, Влад, или это такая запоздалая ревность?

— В каком плане запоздалая?

Он повысил голос и, уверена, подался вперёд в кресле, в котором сидел.

— Кто этот Женя?

Вот — назвал место, на котором не может сейчас усидеть, верным словом.

— Сосед. Я знаю здесь всех и если что, мне помогут. С детьми. Поэтому я и купила дом в нашем садоводстве. Я же тебе объяснила причину. Влад, скажи, к чему это все сейчас было?

— К тому, что тебе хорошо без меня, а мне без тебя плохо. Скучно одному. И я не могу работать круглыми сутками.

— Не надо было собаку сбагривать. Его перевоспитать у меня ну никак не получится!

— Попроси дядю Женю, вдруг у него получится…

А я еще удивилась — что так долго молчит. Целых две секунды!

— Женю я могу попросить только будку сколотить. Может, Берька на отдельной жилплощади попокладистее станет?

— Тебе не помогло. Дома мы столько не ругались!

— Да потому что ты никогда не интересовался, чем занят Ярослав в школе! Типа, там за ним присмотрят профессионалы. Не надо за него переживать, у меня все под контролем. Он хоть с живыми людьми пообщается, а не с роботами.

— Ты действительно справляешься одна в деревне?

— Блин, Влад! Это сорок минут от города! Здесь даже анкеры можно в воскресенье купить.

— Что купить?

— Любую фигню! Гамак мне повесили, цветник оформили — вот думаю, нельзя такого ценного работника отпускать. Я про дядю Женю, а не про твой сраный питерский офис. Тебе Костик позвонил? — упомянула я человека, который принимал на даче моих перевозчиков. — Типа, я плохо вещи упаковала и со складом точно не справлюсь?

— Боже, Слава, иди спать.

— Я пойду твою собаку выгуливать.

— Найми дог-вокера! — вставил Влад английское словечко про выгульщиков собак. — И не надо будет дядю Женю отпускать.

Если он будет ревновать меня по телефону, я рехнусь! Он мне больше никто! Даже не начальник! Только отец моих детей, которые остались дома под присмотром этого самого дяди Жени.

— Твой сын замечательно выгуливает собаку в компании приятеля. Мы становимся нормальными людьми постепенно.

— А кем были?

— Офисными роботами и учениками элитной гимназии! Влад, не мотай мне нервы. Скажи, только честно, ты помогаешь мне устроиться на новом месте или ставишь палки в колеса, чтобы я вернулась?

— Ты же знаешь ответ. Помогать я тебе не буду, потому что со мной или без меня, я хочу, чтобы мы жили с детьми в одном городе. И я очень надеюсь, что ты понимаешь, что в Питере только для перезагруза, а не для новой жизни.

— Давай сейчас это не обсуждать! Мне еще после гостей дом разгребать. Пока!

Ну вот, чего и стоило доказать… Он устроит мне ад, когда поймет, что его обманули. Ну а как я могла получить у него развод на моих условиях? Он разводиться передумал, я — нет. Да и не обманывала я его. Если только в том, что готова год посомневаться. Я с семи Ярикиных лет сомневалась — приличный срок, Матвеев, что тут еще обсуждать?

Надев приветливое лицо, я вошла в дом и застала Ярослава с кислой рожей составляющим тарелки в посудомойку.

— А что, он только жрать должен? — предупредил мой вопрос своим ответом Джек, глядя в чашку с остывшим кофе.

— Почему же только жрать!

Господи, у нас в доме совсем другой лексикон главенствовал. Что в Питере, что в Москве, но тут, через канаву, все резко менялось… Точно за полярный круг попадала — солдафоны! Ясное дело, школа жизни разная, но я же научила Джека читать стихи. Вот он даже Есенина к месту, спустя двадцать лет, процитировал! Но дурное влияние Сомовых сильнее положительного Дубровиных. Влад вон уже в шоке от меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— С собакой погулять может, — продолжила я тише. — Заодно тебя проводит. Гитару отнесёт.

— Гитару я ему оставляю. Пусть играет.

Ярослав чуть не выронил чашку, прогремел демонстративно керамикой на верхней полке посудомойки и обернулся к столу.

— Я не умею играть на гитаре.

— Вот и научишься. Я сейчас тебе тюнер на телефон загружу и покажу первое упражнение, а дальше сам с ютубом разберёшься.

— Зачем? — спросил Ярослав раньше меня.

— Зачем? Что зачем? — Джек глухо рассмеялся. — Зачем парню на гитаре играть? Девчонок клеить, зачем же ещё парню играть на гитаре… Девочки не умеют играть в шахматы.

Я рот нынче слишком медленно открывала.

— Мне это не надо, — ответил Ярослав, вспыхнув.

— Пока научишься играть, уже надо будет!

Это его от кофе так повело? Сейчас еще скажет, а как ты думаешь я твою мать в койку уложил? Все с помощью гитары… Эти сомовские тары-бары нас до добра не доведут…

— Женя, тебе домой не пора? — решила я выставить Сомова от греха подальше вон.

Мы не напивались с ним в компании — дома бы не поверили, что я у девочек засиделась. Только один раз из-за женских дней меня повело от двух рюмок так, будто вылакала бутылку. Тогда пришлось признаться маме, что была у Юрки. А с кем была — она сама увидела, потому что Джек дотащил меня до порога на руках. На утро с соседями состоялся неприятный разговор, и пару дней Джек элементарно не мог сидеть, но даже под пытками не признался, что у нас с ним все по-взрослому еще с прошлого лета. Тетя Света тоже была еще той конспираторшей — покрывала мои посиделки у них, как могла.

— Через полчаса меня здесь не будет, но на эти полчаса Ярослав мой.

Да размечтался!

— Я спать хочу, — буркнул мой сын, буравя мучителя отцовским взглядом.

— Знаю, как ты в двенадцать спать хочешь, знаю… Пошли на веранду!

— Там комары, — почти сдался бедный ребенок.

— Ничего, всю кровь не выпьют, мне немного оставят. Да шевелись ты!

Хорошо в руках у Джека была гитара, а так бы Ярослав получил первый в своей жизни подзатыльник — ни за что и непонятно от кого. Я схватила кофту, свечку от комаров и вышла с ними — не оставлю их наедине, а то Сомов и язык, и руки с моим сыном распускать начал!