Евгений, Джек, Женечка

37. Мужик

— Быть мужиком — это не трахать бабу, а любить и заботиться о ней. Но сейчас это делает другой мужик… И я обязан уважать его права на тебя.

Сказал как отрезал — только руки не убрал. Вот и все уважение к чужой собственности…

— Если эта баба — я, то я не нуждаюсь в заботе.

Пауза. Ничего не сказал, только, кажется, сильнее стиснул мне плечи.

— Я уже в том возрасте, когда могу сама о себе позаботиться…

Молчит — каких именно объяснений он от меня ждет?

— Джек, мне не семнадцать и даже не тридцать. Мне почти сорок, а в этом возрасте женщине уже не на сильное плечо хочется опереться, а на что-то другое, пока оно сильное…

Лицо Джека было совсем рядом — глаза сужены, я их такими уже видела: злится — оно и понятно. Услышал не то, что хотел.

— Довольно цинично, Славка. Не ожидал услышать подобное… От тебя.

— Ты услышал другое… Что хотел, а не то, что я сказала…

— Разъясни тогда для тупого.

— Давай уж с тебя начнем! — вскинула я голову, и наши губы оказались совсем рядом, но всеми чувствами вместе взятыми я понимала, что поцелуя не последует.

Его, возможно, не будет уже никогда. Значит, не судьба…

— Я, кажется, понятно выразился…

— Наша вашу не понимать… Ты о чем думал-то, когда полез целоваться? Что я колечко сниму и мужу ручкой помашу? Вот так, по щелчку твоих пальцев?

Джек молчал, но и рук не убирал.

— Если нет, то чего сейчас на попятную пошел? Неинтересно без охоты, что ли? Расстроился, что я так легко согласилась? Или тебе баба в дом для спокойствия нужна? Так у меня дети от другого.

— И что? — разлепил он наконец склеенные клеем злости губы. — Для меня твои дети не проблема.

— Вот как? — я против воли хмыкнула. — Я заметила… А для меня, знаешь ли, проблема, потому что у них замечательный папа.

— От которого ты их увезла. От добра добра не ищут, как бы не зря люди говорят…

— Люди вообще много брешут. Я и не ищу им другого папочку. Жизнь, знаешь ли, намного сложнее, чем кажется. Мало найти непьющего работящего мужика, который души в детях не чает…

— А что еще надо? — перебил Джек.

— Нужно быть рядом с ним счастливой женой. Я не буду тебе врать. Это не так. Поэтому я уехала. Работа — это всего лишь одна составляющая. Большая, да — я хочу получить от него финансовую независимость и тогда, возможно, уйти…

— А дети как? Зачем тогда ты отправляешь Ярослава в Москву? Если ты научишься жить без мужа, то как ты научишь сына жить без отца? Он так без матери жить научится скорее…

— Так тому и быть тогда…

— Ты что, обалдела? — Джек встряхнул меня. Я даже, кажется, на пару секунд лишилась под ногами опоры. — Это же твой сын!

— Так это и Влада сын. С какой такой стати он обязан жить с матерью?

— Он тебе что, не нужен?

— А что, он не нужен отцу, что ли? Почему Влад должен жертвовать обоими детьми? Кто решил, что Ярославу со мной будет лучше, чем с отцом? Кто? Мужики, которым лучше скинуть ребенка бабе и пойти искать новую?

Странно, что в машине не образовалось вмятины, когда Джек оттолкнул меня. Или оттолкнулся от меня, шагнув на дорогу.

— Машина!

Я заметила свет от фар боковым зрением явно раньше него. В ушах шумело и мотора я точно не слышала. Машина затормозила, но не перед Джеком, а чтобы предложить помощь. Ну да… Стоят двое перед открытым капотом и ругаются…

— Все нормально, — буркнул Джек. — Застрявшего в моторе котенка вытаскиваем.

Мужик не поверил — полез проверять, а там и баба его подоспела. Она и вытащила котенка — легко, но, возможно, котенок просто одумался и воспользовался предложенным полотенцем, в которое я его сейчас завернула и прижала к груди.

— Что делать с ним будете? — поинтересовалась спасительница.

— Хотите взять?

И я чуть было не протянула ей полотенчатый сверток.

— Нет, нет… — начала она открещиваться. — У нас собака.

— И у нас собака…

Я не специально произнесла слово «нас», вырвалось — подсознательно не хотелось дополнительных вопросов. И продолжать бессмысленный разговор с Джеком не хотелось втройне. Он захлопнул капот. Я стояла в трех шагах от него. Если что-нибудь скажет, я и за мяуканьем расслышу. Но он молчал.

— Не научили тебя в автослесарном котят вытаскивать…

Он обернулся и бросил коротко.

— Я его не окончил. Садись в машину.

— Я пешком дойду.

— Ночь. Никуда ты одна не пойдешь. Я сказал — села! Быстро!

Злость и во взгляде, и в голосе. Ну я же понимала, на что нарываюсь, называя черное черным, а белое белым. Серая белая ночь и не ночь, и не день. И отношения с недомолвками ни к чему хорошему не приведут. А правда глаза колет обоим.

Я залезла на заднее сиденье, чтобы не пристегиваться — с котенком в руках это было не удобно. И заодно чтобы не сидеть с Джеком локоть к локтю. Он не обернулся. Даже не взглянул в зеркало заднего вида. В новых машинах камеры искореняют в водителях привычку смотреть в зеркала. К тому же, даже если Сомов до сих пор ими пользуется, сейчас у него была веская причина проигнорировать зеркало — мое отражение в нем.

— Я надеялась, что дорогу отремонтируют. Если уж не заасфальтируют, то хотя бы выровняют. Двадцать первый век на дворе…

Я не особо хотела говорить с ним, но молчание плющило виски — а сердце сжималось страхом, что сейчас Сомов придумает какую-нибудь глупость. Когда погоду в доме уже обсудили, остаются дороги…

— Надо было в Москве сидеть. Там плитка, а здесь болото.

— А что если я соскучилась по нашему болоту?

Тишина. И мне бы не ойкнуть на очередной колдобине — а Джек будто назло машину не жалеет, чтобы мне по жопе надавать за сказанное. Так котенка б пожалел — животинка и так натерпелась… Мальчик это или девочка — не успела рассмотреть, а что было в объявлении про рыженького, не вспомнить.

Молчит, гаденыш…

— Если ее весной подсыпали, а к июлю так раздолбали, то что будет в сентябре? Или когда дожди пойдут? И как обстоят дела с уборкой снега всю зиму?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тебе спросить больше не у кого?

— А тебе трудно ответить, что ли?

— Меня здесь три года не было.

— Да здесь за двадцать лет ничего не поменялось!

Джек резко дал по тормозам. Встал посреди дороги. Впрочем, тут обочины не было: высокие заборы да кусты, прижимание к которым оставит на полировке неизгладимый след.

— Зачем эти полумеры?

Он обернулся, сжимая подголовник пассажирского кресла.

— Подсыпка дороги?

Я уже переспросила, когда сообразила, о чем речь. Он не стал уточнять — понял, что я поняла.

— Я развожусь уже лет семь. Это сложно.

— Жене три года.

— Ну… Так бы я четыре года была уже в разводе.

— Разводиться с мужиком и спать с ним, не предохраняясь, очень умно для тридцатилетней бабы… Нечего сказать…

— Раз нечего сказать, молчи! — огрызнулась я.

— Почему ты ее Женей назвала?

Глаза в глаза, и я не собиралась опускать свои: ни первой, ни второй. В руках котенок — зачем мне видеть его беспомощный взгляд. Я не его человек. Я вообще не человек. Я — женщина. Возможно, неправильная…

— Потому что ничего другого не пришло мне в голову…

Смотрит и ничего не говорит. Сомов! Котенок все повизгивает.

— Потому что я постоянно о тебе думала. Ты это хотел услышать? Да, Сомов! Черт тебя возьми! Как же я тебя ненавидела! И я хотела снова звать Женей того, кого я люблю. Сложно понять?

— Сложно принять, — проговорил он. — Что мы теперь будем делать?

Я пожала плечами.

— Жить. Идти вперед. Чтобы открыть другую дверь, нужно закрыть предыдущую, а у моей замок выбит и ее сквозняком туда-сюда носит.

— То есть ты можешь к нему еще вернуться? — Сколько же злости в его голосе. — Ради детей? Или денег? Что тебя держит подле мужика, которого ты не любишь? Привычка?

Я снова пожала плечами.

— Он хороший отец, я тебе уже сказала.

— Послушай, Ярослава, — Джек сильнее сжал подголовник. — Парень скорее примет другого отца, чем другую мать. И мужику легче полюбить чужого ребенка, чем бабе стать доброй мачехой. Твое место в Москве займут, ты глазом моргнуть не успеешь.

Я хмыкнула — горько.

— Это у нас в Москве только так? А в Питере мужики никому не нужны? Год прошел. Чего ж тебя до сих пор к рукам-то не прибрали?

— Сопротивляюсь… Но не обо мне речь. Оставь Ярослава в Питере. Даже если не со мной… Не нужна в его жизни посторонняя баба.

— Он любит отца. Он любит Москву. И вообще… Ему тринадцать. Пять лет и все… А, может, и того раньше… Он вырос. Я положила на него еще шесть лет своей жизни. Больше, увы, не могу… После тридцати пяти довольно сложно найти место без связей. После сорока — практически невозможно. А я не очень верю в то, что Влад не взбрыкнет и не вытурит меня с работы.

— Сколько тебе нужно денег, чтобы не чувствовать себя ущербной?

Не отведу взгляда — даже не надейся! Я не кисейная барышня, чтобы потупиться… Туплю — да, бывает, но не с деньгами.

— Я не хочу с тобой это обсуждать.

— Мне кажется, именно со мной и надо это обсуждать, — прорычал мне в лицо Сомов.

— Джек, не будь идиотом! — повысила я голос. — Мы чужие с тобой люди. И уж точно я не собираюсь прыгать к тебе в койку вместе с детьми.

— А как ты собралась сделать это без детей? Хотя бы без Жени?

— А ты уверен, что мне в твоей койке будет хорошо? — спросила с нескрываемой издевкой.

— И ты решила сразу проверить, да? Мы, кажется, уже не в том возрасте, когда то, что в трусах важнее того, что в голове.

— Но еще и не в том, когда это совсем не важно. Я не собиралась искать в Питере мужика. Не прямо вот сейчас… И ты прав, ты мне не посторонний, но увы… Мы выросли, и я действительно не знаю, что у тебя в голове.

— В твоей-то каша… Я знаю, — усмехнулся Джек и отвернулся.

— Не отворачивайся!

— Тебе в пыли стоять нравится? И слушать кошачьи вопли? Может, я тебя домой уже отвезу? Мне еще в город ехать, если забыла…

Я ничего не забыла — даже сказать лишнего. Господи, ну чего я выделываюсь? Можно ж было выдать голую правду: я в разводе, дети не в курсе, потому что у меня проблемы с работой и свекровью. Про проблемы с сыном я уже сказала. И вообще — у меня маленький ребенок, и я не знаю, как привести в дом мужика. И более того — не знаю, нужен ли мне мужик. А ты… Ну, так блин — ностальгия, не более того. Нужно с вами, Евгений Владимирович, для начала хотя бы познакомиться. Для начала? Для начала непонятно чего.

— Поехали… Остаться не предлагаю. На эту ночь у меня аж три ребенка, но я справлюсь…

— Я бы не остался, даже если бы ты предложила. Но в субботу я приеду. Полчаса с гитарой, так полчаса… Заваришь витаминного чайку, не откажусь… Без всякого намека. Просто ты завариваешь его очень вкусно.

— Женя, только не говори про меня матери, ладно?

— Дурак, что ли… — теперь он не только глянул в зеркало заднего вида, а даже подмигнул. — Не скажу. Не бойся.

А я боялась. Только совсем не тети Тани. Я боялась себя. Боялась, что в ностальгическом бреду и с хроническим фиаско в постели, совершу роковую ошибку. С Джеком. Или с Владом. А пострадают больше всех дети.