Евгений, Джек, Женечка

58. Свиньи

Сердце ушло в пятки, с трудом миновав желудок, в котором зашевелился омлет.

— Я в офисе. Я не могу обсуждать личные дела в рабочее время.

— У тебя будет обеденный перерыв? Я подъеду в любую кофейню, какую назовешь.

— Я третий день в офисе. Безвылазно. Я не знаю тут ничего.

— Я видела кафе на углу, — и она назвала адрес. — Я могу быть там к двум часам. Это поздно? Я не отниму у тебя много времени.

А у меня и нет много времени. Но я согласилась. Все равно у меня теперь никакой работы, пока москвичи не уедут. Сказали, что у них поезд завтра вечером. И что будет с моей пятницей теперь совсем непонятно. Бедная моя дочурка…

Пришла я в кафе на пять минут раньше назначенного времени, но мать Джека все равно меня опередила. Села у самых дверей, точно боялась, что я не узнаю ее с помадой.

— Вы будете что-то заказывать? — спросила я, присаживаясь к столику.

— Я ничего не хочу. Я пришла поговорить.

— Ну, так нельзя… — я обернулась к спешащему к столику официанту и попросила принести нам два кофе, а про остальное мы решим потом. — Что вы хотели мне сказать?

— Я уже все сказала, что хотела. Только ты снова не поняла. Я русским языком попросила оставить моего сына в покое. Но ты меня не послушала. Я не знаю, может, тебе просто скучно… Может, у тебя с мужем проблемы, и ты ему мстишь через моего сына…

— Месть — это вообще не про меня. И с мужем у меня отличные отношения, — и я не лгала.

— У тебя кольцо другое, — вдруг выдала мать Джека. — Потеряла, что ли, старое?

— Нет, не потеряла. Старое просто мало стало. А начнешь растягивать, потеряешь в ширине. Что вы от меня хотите, Татьяна Борисовна?

— Слава, я уже сказала, что от тебя хочу. Хватит дурочку включать. Ты никогда ей не была. Оставь моего сына в покое.

— Не могу. Не могу я оставить Женю в покое. Я его люблю.

Я смотрела ей в глаза. Женщине, которая родила моего любимого мужчину. И мне почему-то расхотелось делать ей больно.

— Я его очень люблю. И вы сами сказали, что он любит меня. Мы выросли и теперь самостоятельно можем решать, как нам жить дальше.

— Ты живешь с другим мужчиной, Слава! Это блядство называется! В мире нормальных людей. Еще и при детях! У тебя совсем ни стыда, ни совести, что ли, не стало в твоей Москве?

— Я не живу с другим мужчиной.

Я достала из сумочки паспорт и сунула ей под нос. Не знаю, что она там не смогла рассмотреть, что полезла за очками… Два штампа о заключении брака, один о разводе.

— Как?

— А вот так…

Я выхватила у нее паспорт и сунула обратно в сумочку.

— Я не прошу вас принимать меня в семью. Нам с Женей не по восемнадцать. Мы уж сами с усами. Справимся как-нибудь…

— Почему вы ничего не сказали про свадьбу? Зачем скрыли? Зачем лгали? — пропадающим голосом спрашивала меня свекровь.

— Потому что вас это не касается. Это наше с Женей дело, это наша с Женей жизнь. Не переживайте, мы и в восемнадцать собирались расписаться без свидетелей.

— И что твоя мать на это сказала?

— Она еще ничего не знает. И ее мнение, как и ваше, меня не интересует.

Собеседница поджала накрашенные губы, хотя вся помада, кажется, уже осталась на кофейной чашке.

— Можно было просто сообщить… Ничего не объясняя. Слава, это не по-человечески… Так вот с родителями не поступают… Взрослые дети.

Ага, взрослые… Только я совершенно не чувствую сейчас себя взрослой! Я наверстываю упущенное в восемнадцать! И у меня по-прежнему горит щека от незаслуженной пощечины!

— У меня сейчас совсем другие дела на уме… Поважнее информирования родственников о неприятном для них событии.

— Почему неприятном, Слава? Если вы любите друг друга… Нам остается только поздравить вас.

Горький ком перекрыл горло. Не знаю, как я вообще сумела продолжить разговор:

— Мы всю жизнь любили друг друга, но это же не помешало вам сломать нам жизни.

Татьяна Борисовна выпрямилась. Нижняя губа ее сделалась почти незаметной.

— Вы специально для этого ушли из семей? — решила проигнорировать она мой выпад.

Я молчала. Врать не хотелось. Но и убеждать старшее поколение в том, что мы меньше чем за сутки поженились, дело гиблое.

— Когда же вы встретились? С чего вдруг? Через столько лет…

Я тоже сидела со стальной спиной, без тени улыбки на каменном лице.

— Я не собираюсь ничего вам рассказывать.

Татьяна Борисовна кивнула и окончательно спрятала нижнюю губу под верхней. Я не знала, что еще сказать. Спросила про второй кофе и что-нибудь к нему. Или салат? Может, суп…

— Ты с работы. Ты заказывай себе нормальную еду. А я поеду домой. Спасибо за кофе.

Но она не встала. Все жмурилась — только бы не пустила мне здесь слезу!

— Слава, а вы? Вы с Женей думаете про общего ребёнка?

И глаза опустила. В недопитую чашку.

— Тебе ж сорока нет. И теперь говорят, никогда не поздно…

— Женя сказал, что ему не нужен ребёнок…

Я еле договорила фразу, так на меня глянули — прямо-таки испепелили.

— А что он тебе ещё должен был сказать, если ты рожать больше не хочешь?!

— Да хватит уже, может быть, лезть ко мне в трусы! — повысила я голос, наплевав на приличия. — Не надо было нас разлучать, и были бы у вас внуки! Или самим нужно было родить второго, чтобы первого не пытаться на поводке удержать!

— Ну да, ну да… Одна на строгом ошейнике держала, и вторую такую же себе нашёл. А крайняя всегда мать. Конечно… Как иначе!

Татьяна Борисовна поднялась из-за стола. И пошла к выходу. Медленно, хотя там было всего метра три. Я не стала провожать ее даже взглядом. Схватила меню и подозвала официанта, еще не зная, правда, как запихну в себя хоть что-нибудь, но говорящий живот — непрофессиональное поведение.

В ожидании обеда я написала Джеку про встречу с его матерью. «Ну и ладно!» — прислал он в ответ на мое сообщение о том, что я все выболтала свекрови. У них с Ярославом было все хорошо и все было вкусно. Ну, мужики голодать не будут ни на нервах, ни без нервов. Я тоже рискнула победить супчик, но тошнота побеждалась с большим трудом. Как же меня достало так жить. Как же меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я взяла пикнувший телефон. Сообщение пришло на рабочую почту. Я перечитала текст раз десять, не в силах поверить написанному черным шрифтом по белому полю электронного письма с логотипом головного офиса. Москва отозвала мою кандидатуру на возглавление питерского склада. Результаты аудита не могли так быстро дойти до начальства. Да и какое отношение я имею к хищениям? Я в должность ещё не вступила. Но, кажется, вступила в дерьмо. Что за подковерные игры, Матвеев?

Плевать на людное кафе. Я нажала на слово из трёх букв! Пора уже и обновить контакт «Муж».

— Ты совсем охренел? — начала я без всяких «приветов».

Я уже с ним и так с приветом стала!

— Слав, я на встрече. Я тебе позвоню через час. Или два. Как получится…

— А у тебя все прекрасно получилось!

Но Влад уже сбросил звонок. Козел! Началось…

Я вернулась в офис, но прошла сперва на парковку. Счастье мое! Мой Лесовичок свободен. И я тоже. Свободна от всего и всех. Завела машину, вдруг испугавшись за аккумулятор. Глушить не стала — я теперь безработная, но у меня куча домашней работы накопилось. Звонок секретарши застал меня уже на шоссе, минут за двадцать до дачи. Там явно ничего не знали, но я не стала сообщать неприятные для меня новости лично. Сказала, что у меня встреча, так что пусть сами со всем разбираются.

Глаза щипало не от солнца — и я приподняла на переносице двумя пальцами темные стекла. Дура! Ты не должна реветь — прекрасно ж понимала, чем все закончится. Думала, пронесет. Пронесло бы, не будь рядом Сомова. Но он есть и никуда не денется. Я ему еще не позвонила. Голосом номер не вызвать. Так и не завела новый контакт.

Контакт-то старый! Почти сорокалетней выдержки. И мне нужно держать себя в руках. И руль. У меня есть дети и муж, и для них я должна оставаться живой, пусть и полумертвой внутри.

Это всего лишь работа. Я же не настолько хреновый специалист, чтобы ничего не найти без протекции Матвеева. Пусть подавится! И своей фамилией тоже. Я сменю все документы на Сомову. Влад больший геморрой, чем все бюрократы вместе взятые!

— Женя, я уже почти на даче, — позвонила я со светофора. — Так что закончите гулять, приезжайте ужинать.

— Ужин купить?

— Нет, нужно хотя бы чуть-чуть разгрузить морозилку.

И мозг, который заморозился. В висках стучало. Давно я не чувствовала такой сильной потребности выпить. Даже больше — нажраться. Ну хоть раз в жизни можно и мне побыть свиньей? Не все же им!