Крики за забором так и не слились в связную речь — а голоса Джека в этой какофонии я вообще не слышала. Да и ничего не слышала, кроме взбесившейся крови в ушах. Я смотрела на свои поджатые пальцы и перевёрнутый ремешок сандалии, в которую влезла на бегу.
— Женя, покачайся сама, только не спрыгивай… Пожалуйста.
«Пожалуйста» я добавила уже скорее для себя, но внутренний голос напрасно просил меня успокоиться. Куда там! Сердце только сильнее стучало в ушах. Я шла к веранде на негнущихся ногах и схватилась за балку, державшую навес над крыльцом.
— Как нога? Легче?
Ярослав не поднял на меня глаз, изучал полотенце, которым придерживал компресс.
— Нормально, — все же соизволил ответить он почти что через минуту полного игнора.
— Что тебе папа ещё написал? — не сошла я с крыльца. — Кроме как про билет.
— У меня телефона нет.
Так и не посмотрел на меня. Может, конечно, следил за моими ногами, когда я прошла в дом за его телефоном. Но отдавать аппарат не хотелось. Сейчас помогли бы объятия, но руки не поднимались, и я все же протянула сыну телефон. Только Ярослав не сразу схватил его — для начала осторожно переложил компресс в другую руку.
— Если не больно, то можно уже убрать…
Он не убрал, открывал телефон одной рукой.
— Ничего нет, — ответил, по-прежнему не глядя на меня.
— Просто билет прислал? Безо всяких объяснений? — говорила я почти что шёпотом, с трудом ворочая сухим языком.
— А что он должен был мне объяснить?
Теперь я увидела взгляд сына. Это был взгляд его отца.
— С кем ты там будешь?
— Бабушка приезжает с дачи.
Вот как… Смог, значит, уговорить мать. Когда я просила, Влад даже не попытался это сделать.
— Давай ты все же останешься со мной? До сентября.
Ярослав снова спрятал глаза. Как и я — все эмоции с лица. Сердце щемило от бессилия что-либо изменить.
— Не хочу… Сама приезжай.
Позвал в гости или плюнул в ноги — и не разберёшь.
— А я, может, и приеду. Мой перевод в Питер отменили.
На этих словах Ярослав поднял на меня глаза. Но ничего не спросил, если даже и хотел.
— Ярослав, нам нужно серьезно поговорить.
Продолжил смотреть молча.
— О дяде Жене.
— Не хочу о нем, — выплюнул сын уже мне в лицо.
— Ярик, нам нужно поговорить… — снова видела я его макушку. — Мы с папой боялись сказать тебе правду… Думали, не поймёшь… Мы с папой развелись. Я теперь замужем за дядей Женей, — выдала даже без секундной заминки и перестала дышать… Совсем.
Ярослав вскинул голову и опустил. Снова. И я ушла — меня позвала его сестра. Послушалась — не стала спрыгивать сама, но качели сами по себе, без дяди Жени, ей быстро наскучили. А Сомов все не возвращался, хотя за воротами стало тихо. Может, и давно. Не знаю. Я взяла дочь за руку и пошла к сыну. Только на веранде его не нашла. Там остался лишь брошенный на столик компресс.
— Не скачи по лестнице! — крикнула я в двери и обернулась на шаги за спиной.
— Как его нога? — спросил Джек, не вынимая рук из карманов джинсов.
— Видишь же сам, лучше…
Лучше бы я и дальше молчала, чем вот так — к боли в ноге добавила ещё и болей в сердце, а там и так у Ярослава было не сладко.
— Придурок соседей притащил, пьяных. Ещё доказывали мне, что разрешённая тут скорость шестьдесят километров в час… На грунтовых дорожках садоводства… И вообще пешеход сам виноват…
— Меньше права продавать надо…
Джек отвёл глаза. А мне хотелось ударить его ещё сильнее, только я… Я вдруг осела на пол. Просто съехала по обитой штакетником стене. И разревелась. Уже по-настоящему. И дочь, и муж — оба Жени — склонились надо мной, хотя мне хотелось, чтобы они ушли. Я не хочу ничего объяснять. Никому.
— Ты из-за Ярослава так? Да нормально у него все с ногой. Ушиб только. Будет синяк, но и только, — присел Сомов передо мной на корточки. — Ну хочешь, в травму его отвезу? Просветим ногу. Ну, для твоего спокойствия… Ясь, ну хватит… Жив и хорошо. Остальное фигня…
Его большая ладонь поймала мою большую слезу, но я ударила его по руке. Сильно! Точно он был во всем виноват. А кто ж еще! Сидел бы в своей Испании! И не разводился…
— Твоя мама дерётся, — усмехнулся Сомов. — Пойду Ярослава проверю.
— Не надо! — я хотела схватить Сомова за руку, но промахнулась, или он увернулся. — Я ему все рассказала…
— Молодец! Нашла время…
Сомов резко поднялся и шагнул к двери.
— Я же сказала, не надо!
— Как раз теперь уж точно надо! Жень, присмотри за мамой. Я на тебя надеюсь.
— Тебе больно? — спросила тут же Женечка.
Ох, как мне было больно. Только словами эту боль не передашь. И уж точно не объяснишь причину. Даже самой себе. Тут целый клубок ошибок и ложных надежд, и даже размотав его, запутаешься в нитях судьбы, точно золотая рыбка в рыболовной сети. Только чьи желания исполнять и как, не понять…
Я с трудом соскребла себя с пола и заставила с ещё более превеликим не побиться головой о стену. На моем телефоне тишина — и из офиса, и из прошлой жизни. Хотя, простите уж меня, это свинство! Что бы Матвеев там ни решил, но я имею равные с ним права на детей. Уж точно достаточные для того, чтобы узнавать о билетах в Москву первой.
— Что это за самоуправство? — начала я в телефон, даже не поинтересовавшись, свободен сейчас Матвеев для разговора со мной или снова занят. — Ты обещал, кажется, перезвонить.
— Ты тоже мне многое обещала, — отрезал мой бывший муж.
— Твоя мать наконец-то бросила ради внука дачу? — выдала я с ехидцей.
Женечка крутилась под ногами, и я не могла говорить.
— Она ради внука туда уехала, — отрезал Матвеев. — Пыталась сохранить то, на что ты положила с прибором.
— Мы ещё у моих родителей не были. Дед внука не видел…
— Так это твои проблемы! Если на отца у тебя за неделю времени не нашлось! На других мужиков нашлось…
— Это такая твоя низкая месть, что ли? — не выдержала я, отводя от живота дочкину голову и ее руки от телефона. — Женя хочет с тобой поговорить.
— Который Женя?
В голосе злость. В моём не меньшая.
— Которая!
И я позволила дочери вырвать у меня телефон. Впрочем, говорила она о другом, том самом, Жене, о котором мечтал поговорить Влад, и совсем немного о качелях.
— На! — сунула она мне телефон, не попрощавшись с отцом, и поскакала наверх к своему дяде Жене.
Секунду я молчала — мне вдруг стало нестерпимо жаль Влада. Он виноват лишь в том, что не желал отпускать меня. Или даже не меня, а детей. Встречи по воскресеньям не то, о чем он мечтал, когда женился. Наверное, я все же перед ним виновата. Виновата за то, что подала ложную надежду, когда была на все сто уверена в неизбежности расставания. Виноваты оба, что вовремя не бросили попытки остаться вместе. Но теперь мы не можем развести себя по разные стороны баррикад, хоть и живем в разных городах. Из-за детей. Из-за детей надо быть умными. Но как же это трудно… Влад обижен, но я-то нет… Если только на судьбу, которая не позволила нам с Джеком встретиться раньше, когда не было ещё так поздно…
На улице светло. Скоро стемнеет. На душе уже ночь. Полярная. Без конца и края. Мрак. Полный.
— Влад, не нужно Ярославу ехать в Москву. Он приедет в сентябре, как мы и договорились.
— С кем? — прорычал он коротко.
— С тобой. Больше ни с кем я не договариваюсь про твоих детей.
— Кажется, эти дети уже не мои…
— Нет, Влад, они твои. Так получилось. Извини. Я очень не хочу, чтобы мы воевали с тобой. Давай решим все мирно.
— Что именно мы должны решить? Ярослав живет со мной. Или ты уже передумала?
Я села на стул. На самый краешек. Боялась прилипнуть к сиденью. По всему телу проступил липкий страх.
— Да. Сейчас я думаю, что детям будет лучше со мной. Они не должны мешать тебе строить личную жизнь.
— А ты свою уже построила, видать? — огрызнулся Влад ещё громче.
— Да, — голос почти пропал, поэтому хрипел. — Я вышла замуж за Евгения. Мы живем вместе. И он довольно хорошо ладит с детьми. У него есть опыт. Он воспитал чужого ребёнка. Влад…
Но Матвеев уже сбросил звонок. И я бросила телефон. На стол. Не заботясь об его сохранности. Я была разбита. Полностью. Точно древняя старуха, поднималась я наверх, где через смех Женечки пробивалось неловкое треньканье на гитаре Ярослава.