Эйфель

ГЛАВА 21

Париж, 1886

Сколько людей приглашено на церемонию? Адриенна представляла ее себе как прием для избранных, но в залы министерства промышленности и торговли набилось не менее трехсот человек — все хотели увидеть эти умопомрачительные макеты.

— Здесь и приличное общество, и всякое отребье, — заметила она и, узнав в толпе знакомых, поприветствовала их беглой улыбкой.

Ее супруг, притворяясь шокированным, шепнул ей на ухо:

— Не будьте снобом, мадам де Рестак!

Адриенне явно не по себе. Она не хотела приезжать сюда, но Антуан так настаивал…

— Там объявят результаты конкурса. И ты сможешь увидеть все представленные проекты, это же потрясающе!

В каком-то смысле многолюдная толпа устраивает Адриенну. В толпе легче уклониться от встречи, раз уж ее заставили прийти. И Адриенна зорко оглядывает собравшихся, боясь — и надеясь — заметить его…

Вот уже несколько недель она терпит эту пытку: Антуан говорит только об Эйфеле. Эйфель и его башня. Эйфель и его проекты. Эйфель и его гений. Эйфель, которого он знал совсем молодым, неотёсанным, и который ныне наверняка наслаждается всеми благами мира. Эйфель живет, спит и ест вместе с ними, хотя после памятного вечера в министерстве полтора месяца назад они больше не встречались. Но когда Антуан увлекается, он забывает обо всем на свете. И Гюстав Эйфель стал в их супружеской жизни постоянной величиной, невидимым призраком, фантомом, хотя бедняжка Антуан и не знает, что Адриенна была в него влюблена.

«И никогда не узнает», — думает она, оглядывая толпу.

И вдруг видит его. Хуже того: видит их. Ну, конечно, ей следовало бы догадаться, ведь у него есть семья. Адриенна запретила себе расспрашивать мужа и в результате ничего не знает об Эйфеле, кроме его башни. Об остальном Антуан молчит, словно оберегая старого друга. Но, увидев эту сплоченную маленькую группу, она понимает, что после всего и Эйфель тоже продолжал жить. Эта юная женщина с сияющим лицом — вылитый Гюстав. Так же, как и трое остальных детей, помладше, они не отходят от старшей сестры. Адриенна удивлена: а где же его жена? Неужели осталась дома?

— Ага, вон они! — восклицает Рестак, явно собираясь окликнуть Эйфелей через весь зал.

Но Адриенна резко останавливает его:

— Оставь их в покое, они, наверное, и без того оробели…

— Пожалуй, ты права…

— Давай пока пройдемся. Я же тебя знаю, стоит тебе подойти к ним, и ты уже не оставишь в покое «старину Гюстава».

Антуан разражается смехом.

— Любовь моя, ты, как всегда, прозорлива!

И он целует жену в шею с фамильярностью, от которой ее передергивает. Она бросает взгляд на Гюстава, боясь, что он видел эту сцену. Но нет. Эйфель стоит бледный, напряженный и что-то шепчет на ухо старшей дочери, поглаживая по голове самого младшего из детей.

— А где его жена?

— Чья жена?

— Эйфеля.

— Жена Гюстава? Она умерла, — непринуждённо отвечает Антуан.

Адриенна холодеет, услышав этот беспечный ответ.

— Умерла? От чего?

Рестак не понимает испуга жены.

— Дорогая, ты так смотришь, словно увидела призрак. Понятия не имею, от чего. Наверное, от какой-нибудь болезни. Но это случилось много лет назад. А Гюстав, ты же знаешь, женат скорее на своей профессии…

— Нет, не знаю! — И Адриенна, передернувшись, устремляется к макетам.

Рестак пожимает плечами. Ну вот, жена опять вышла из себя. У нее раздражительный нрав, она то и дело взрывается без всякого повода. Но сегодня он не позволит такому взрыву испортить торжество. Догнав Адриенну, он берет ее под руку, и супруги направляются к выставленным макетам.

До чего же странны некоторые из них! Например, гигантская гильотина, призванная отметить столетие Революции.

— Ну, если это должно напоминать нам о 1789 годе… — содрогнувшись, говорит Адриенна.

— А главное, чем она прославилась, кроме того, что обезглавила тысячи людей? — подхватывает Рестак.

Адриенна поднимает глаза к небу, не в силах сдержать усмешку: ее муж всегда был заядлым реакционером, даром что водит дружбу с властями Республики. И это при том, что добрая половина его предков закончила жизнь на эшафоте, а сам он — потомок единственной ветви Рестаков, которой хватило благоразумия эмигрировать в Англию.

Супруги идут дальше, от стола к столу, иногда невольно толкая людей, как это бывает перед буфетом с угощением. Некоторые макеты до того малы, что их можно рассмотреть только вблизи.

И вот они стоят перед тем, что обещает стать гранитной колонной, сверху донизу украшенной балкончиками, дверными и оконными проемами; она покоится на более широком цокольном основании, гордо именуемым «Военный госпиталь для легких наших солдат».

— Так для кого же этот госпиталь — для солдат или для их легких? — на полном серьезе спрашивает молоденькая дама у своего спутника.

— Я полагаю, солдаты будут оставлять там свои легкие для врачевания, а сами будут ждать их у себя дома.

Дама восхищенно вздыхает:

— Боже, до чего все-таки дошла наука!

Чета Рестаков, не в силах удержаться от смеха, переходит к следующему проекту. Это огромный сфинкс, подобный каирскому.

— Не понимаю, какое отношение он имеет к Парижу? — удивляется Антуан.

Адриенна почти не смотрит на изваяние, она погружена в свои мысли. Впрочем, задумчивость лучше, чем раздражение, думает ее муж. Она очнулась только у следующего экспоната — статуи женщины во фригийском колпаке, которая перешагивает через Сену. С нелепым названием «Марианна речная».

— Леон, смотри, она же совсем голая! — возмущается все та же дама; она упорно ходит по пятам за супругами Рестак. Ее спутник, однако, ничуть не шокирован. В глазах у него вожделение, он словно бы представляет себе, как проплывет на пароходике между ног этой «речной Марианны».

— Этот господин любит шпагаты, — шепчет Рестак на ухо Адриенне; та смеется и говорит:

— Сделайте всё, чтобы Париж избежал этого безобразия!

Затем они подходят к эффектному каменному обелиску, несколько напоминающему памятник на площади Бастилии. Это многоэтажное сооружение с колоннами на каждом уровне увенчано гигантским маяком.

— Проект Бурде, главного соперника Гюстава, — поясняет Рестак.

Адриенна смотрит на макет с отвращением:

— Какое уродство!

— Может, ты и права, но у этой башни много сторонников. Бурде уже построил дворец на площади Трокадеро, на другом берегу Сены. Так что его колонна имеет полное право стоять напротив, на Марсовом поле. А главное, наверху маяк, который осветит весь Париж. Согласись, идея хорошая.

Адриенна неприятно удивлена тоном мужа.

— Ты одобряешь этот проект….

— Бурде — талантливый архитектор.

— А что же Гюстав? Ты переметнулся к его сопернику?

Рестак просто обожает свою жену! С виду она как будто не от мира сего, а на самом деле мыслит куда острее, чем он.

— Гюстав — совсем другое дело: он победит.

Этот ответ вызывает яркий румянец на щеках Адриенны. Ее муж так уверен в себе. Придвинувшись к ней, он снова касается поцелуем, совсем легким, ее шеи за ушком.

— Бурде я люблю именно потому, что питаю слабость к побежденным. Это объясняется «реакционной» стороной моего характера…

Гул в зале усилился, словно люди почуяли приближение опасности.

— Что случилось? — спрашивает дама.

— Сейчас жюри объявит результаты конкурса.

Услышав это, Антуан хватает жену за руку.

— Стой здесь! Остальное досмотрим потом…

По другую сторону макетов стоит семейство Эйфелей, ожидая решения жюри.

У Адриенны сжимается горло.

Но отступать поздно.

Как изобразить спокойствие, как не смотреть друг на друга?! Их взгляды притягиваются, словно намагниченные, а нужно создать видимость безразличия, чтобы никто ничего не заподозрил. И почему сегодня — именно сегодня! — Рестак пришел с ней? Разве что так захотела сама Адриенна — это очень на нее похоже, она решила отомстить ему за холодность, которую он выказал на приеме у Локруа. Впрочем, нет, она испугана не меньше, чем он. Он ведь знает ее наизусть. Её взгляд не обманывает, он выдает растерянность и страх. Наверняка Антуан заставил ее прийти, а она не посмела отказаться. Что ж, остается только показать себя безупречным, безгрешным, учтивым и бесстрастным. Нынешний день посвящен будущему — вот этой высокой башне, его заветной мечте, а не воспоминаниям, которые и тот, и другая похоронили навсегда.

— Даже Адриенна нервничает! — объявляет Рестак, чувствуя, как судорожно жена вцепилась в его плечо.

Эйфель силится улыбнуться, но на лице Адриенны отразилось столько разных чувств. И смятение — самое слабое из них. К ним подходит Клер.

— Скоро начнется, папа? — И замечает, как пристально смотрит на нее эта женщина.

— Позвольте представить: Клер, моя дочь и верная помощница. Клер, это Адриенна, супруга Антуана…

— Здравствуйте, мадам, — с легким поклоном говорит Клер, смущенная странным взглядом больших кошачьих глаз.

— Вы, должно быть, сейчас очень гордитесь своим отцом, мадемуазель.

Её голос много мягче взгляда. У него теплый, ласкающий тембр.

— Да, — сдержанно отвечает Клер.

— А я горжусь ею всегда, — говорит Эйфель, обняв дочь за плечи. — Клер — мой талисман.

Он целует дочь, и Адриенна на миг отводит от них взгляд.

— Вы очаровательны, Клер. Можно называть вас Клер?

— О, конечно, — отвечает девушка, стараясь говорить как можно любезнее: на самом деле эта женщина пугает ее.

Однако атмосфера в зале накалена до предела. И пока публике не объявят результат конкурса, любое сказанное слово прозвучит фальшиво. Поэтому лучше молчать и ждать в тишине.

Клер, не попрощавшись, отходит от них и спешит к трем детям, которые бродят вокруг буфета со стаканами оранжада в руках.

Гюстав грустно улыбается.

— Хотел бы я быть таким же беззаботным, как мои детишки…

— Ты прекрасно знаешь, что тебе нечего бояться! — Рестак хлопает его по плечу.

Но Эйфель по-прежнему мрачен: он терпеть не может праздновать победу до срока. Не из суеверия, а из почтения к великой неопределенности событий. Эйфель — человек точных цифр, расчетов и статистики.

— Может, ты и прав, но проект Бурде привлек очень многих. Хотя его башня неустойчива: такая огромная масса потребует гигантского стилобата, и это обезобразит весь окружающий квартал.

Рестак с легким злорадством напоминает Эйфелю, что башня Бурде — его главная соперница. И добавляет:

— К тому же президент Карно восхищается дворцом Трокадеро…

Антуан видит, как потемнело лицо друга; Адриенна ущипнула мужа за руку, и он, спохватившись, добавляет:

— Впрочем, не стоит обращать на это внимание, ты ведь тоже можешь установить на верхушке своей башни прожектор.

Однако этот совет ничуть не успокаивает инженера. Напряжение в залах министерства растет с каждой минутой. Лицо Эйфеля подергивает нервный тик; он прячет в карманах судорожно сжатые кулаки и всеми силами старается избежать взгляда Адриенны. Но когда их глаза все же встречаются, она читает в его взгляде мольбу: «Уходи, заклинаю тебя!» Увы, стоило ей повернуться, как муж хватает ее за руку:

— Ты куда?

— В буфет… за шампанским, — пробормотала она первое, что пришло в голову.

Рестак отпускает ее и указывает на монументальную дверь в конце зала, которая только что отворилась.

— Ты опоздала. Стой тут, сейчас начнется!

Появившийся распорядитель церемонии торжественно объявляет:

— Дамы и господа, жюри!

Гюставу кажется, что сейчас у него разорвется сердце.

Эйфель так напряжен, что не сразу узнаёт их. Ему кажется, будто он видит отряд близнецов, похожих друг на друга, как две капли воды; они неловко всходят по лесенке на большую эстраду, постепенно заполняя ее собой. Одинаковые бородки, одинаковые сюртуки, одинаковые орденские ленточки… Такие же, как во всех посольствах, в Ассамблее, в Парижском совете…

Публика придвигается к эстраде, а эти господа усаживаются на складные стулья, свысока глядя вниз, на зрителей. Эйфель, увлекаемый толпой, оказался в передних рядах, почти под сценой. И вдруг его овеяло тонким ароматом духов и чей-то голос шепнул:

— Все будет хорошо.

Инженер ощущает близость Адриенны: их плечи, их бедра соприкасаются. Он находит глазами Антуана: тот стоит поодаль, у колонны, и что-то пишет в блокноте. Затем поднимает голову и ободряюще подмигивает старому товарищу. Его поддержка слегка успокаивает Гюстава. Да, все еще может рухнуть, но в теплых лучах доброжелательности Адриенны его страхи тают. Он чувствует себя защищенным.

Наконец, входит последний член жюри — председатель.

Гюстав узнаёт пышные усы министра Локруа. Локруа с удовлетворением озирает толпу — политические деятели живут лишь отражением известности, читаемой на лицах публики, — и его взгляд лишь на долю секунды, не задержавшись, остановился на лице Эйфеля и скользнул дальше.

— Дамы и господа, — начинает министр торговли, громко откашлявшись.

Эйфель ощущает растущее напряжение. Почему министр не улыбнулся ему? Дурной знак? Да и заметил ли его Локруа?

Почувствовав его смятение, Адриенна прижимается к нему теснее. Ее близость обжигает Гюстава. Их руки соприкасаются. Гюставу чудится, что он летит в пропасть.

— Девятью голосами против трех, — продолжает Локруа, — жюри поддержало проект… — министр делает безжалостную паузу, и по залу пробегает нервный смешок. Гюстав Эйфель бледен, как смерть.

— …проект трехсотметровой башни, выдвинутый «Предприятием Эйфеля».

Дождь роз. Ливень фиалок. Облако ликования заволакивает зал, город, умы. Внезапно все становится простым и понятным, как в детской игре.

Зал дружно выдыхает, и это ясно свидетельствует о том, кто был фаворитом публики. Клер бросается на шею к Адольфу Саллю, который до сих пор скромно стоял в сторонке. Компаньон пляшет, как сумасшедший, схватив за руки троих ребятишек, забывших о своем оранжаде.

А потом — этот взгляд. Взгляд, который они уже и не надеялись устремить друг на друга. Заговорщический, влюбленный, проникновенный. Несмотря на пролетевшие годы, несмотря на боль разлуки, на разочарования и душевные раны, они сегодня здесь, вместе, рядом. Кто мог предсказать, что в день, когда Эйфель достигнет вершины своей карьеры, ему доведется разделить свое ликование с единственной женщиной, которая…

Он запрещает себе думать дальше. Да и слова излишни. Касание ее пальцев, сплетенных с его собственными, делает ненужными любые речи, любые клятвы. Адриенна сжимает его руку так, будто ничто в мире уже не сможет их разъединить.

Ничто… кроме одного взгляда.

Только одна пара глаз видит этот жест, внешне вполне невинный. И мир для Антуана рушится. Чего он не понял? Какая мелочь ускользнула от его острого взгляда? А ведь его ремесло в том и состоит, чтобы наблюдать, разгадывать; его статьи имеют успех именно благодаря этой безжалостной зоркости. И вот теперь, у него под носом… Нет, это невозможно! Ему почудилось, с ним сыграло жестокую шутку всеобщее ликование. Антуан де Рестак с трудом пробивается сквозь толпу и видит, что их руки все еще сплетены. И разжимаются лишь, когда Локруа спускается с эстрады.

— Эйфель! Я очень рад за вас!

— О, не больше, чем я, господин министр.

Локруа узнаёт Адриенну и целует ей руку.

— А где же ваш супруг? Без него успех Эйфеля был бы невозможен.

— Я здесь, Эдуард, — говорит подошедший Рестак, кланяясь министру со своей всегдашней непроницаемо-светской улыбкой. Антуан — порождение мира, где люди умеют скрывать свои чувства. Затем, даже не взглянув на Адриенну, он поворачивается к Гюставу и заключает его в объятия.

— Вот видишь, друг мой, я сдержал свое обещание…

Гюстав слишком опьянен своим триумфом, чтобы уловить иронию в этих словах.

— Спасибо тебе! — выдыхает он с искренней благодарностью.

А Рестаку кажется, что он обнимает змею.