Эйфель

ГЛАВА 26

Бордо, 1860

Толпа замерла от восторга. Этот пешеходный мост — подлинный шедевр! Люди долго следили за его сооружением издали, проходя мимо стройки. Но сегодня, в это жаркое августовское воскресенье, жители Бордо могут наконец не торопясь насладиться его видом, и мост привел их в полное восхищение.

— Господин Пауэлс, это великолепно!

— Ну прямо как кружево!

— Вы настоящий художник!

Пауэлс сияет, переходя от одной группы зрителей к другой и принимая тут и там охапки цветов. Все местное высшее общество при полном параде собралось здесь, на торжественном открытии моста, под тяжелым, грозовым августовским небом.

В ту минуту, когда предприниматель выслушивал очередной комплимент, один из рабочих заметил:

— Вы уж не взыщите, но настоящий-то художник тут господин Эйфель!

И он указал на инженера, который скромно стоял поодаль, иронически наблюдая за этой светской суетой.

— Эйфель? А кто это — Эйфель?

Пауэлс, состроив любезную мину, щелкнул пальцами, приглашая Гюстава подойти ближе.

— Да, конечно! Гюстав Эйфель — мой главный инженер. Молодой человек, очень талантливый, с большим будущим.

Эйфель поклонился и тронул Пауэлса за плечо. Казалось, его снедает глухое беспокойство. Сегодня с самого утра инженера что-то мучило, он и сам не мог определить, что именно. Скорее всего, причина в непрерывных августовских грозах. Он был так угнетен, словно над ним нависла неведомая опасность.

— Бригада прибыла? — спросил Гюстав.

— Да, все здесь.

— Вместе с женами?

— Похоже, что так.

— А мэр?

— Только что приехал, — ответил Пауэлс. — Смотрите: вон он там, у буфета, пьет пиво. Видимо, его мучит жажда.

— Что ж, по такой жаре… вполне его понимаю, — ответил Эйфель, оттянув тугой накрахмаленный воротничок.

Пауэлс обратил внимание на лихорадочное волнение инженера.

— Что-то не так, Гюстав? Вам сегодня полагалось бы выглядеть счастливым. Наконец-то он готов, ваш мост. И я прекрасно понимаю, что все комплименты, которые мне здесь расточают, относятся к вам.

Эйфеля удивила откровенность Пауэлса. Уж не кроется ли за ней что-то иное?

А гости вокруг чокались, поздравляя друг друга; рабочие и буржуа смешались в общей толпе. Да, прекрасная получилась инаугурация! Один только Гюстав выглядел мрачным и настороженным.

Какой-то низкорослый усатый человечек громко хлопнул в ладоши:

— Дамы и господа, пора сфотографироваться! Мне нужно, чтобы вся рабочая бригада выстроилась на берегу, у первой опоры моста!

Началась суматоха: рабочие отдавали свои стаканы женам, сожительницам и подружкам, чтобы собраться у самой Гаронны. Женщины с гордостью смотрели на своих мужчин.

Пауэлс дружески похлопал Эйфеля по спине:

— Присоединяйтесь к ним, Гюстав. Эта фотография обойдет всю Францию…

Однако Эйфель упрямо стоял на месте, тоскливо глядя на ворота строительной площадки, куда больше никто не входил.

— Ну, что с вами? — нетерпеливо спросил Пауэлс. — Вы видите, они ждут только нас!

— Эту фотографию нельзя делать без семьи Бурже!

Пауэлс пытался выглядеть спокойным, но это ему не вполне удалось. Его лицо потемнело, глаза забегали.

— Идемте же, я вас прошу…

Значит, Эйфель прав: что-то пошло не так.

— Почему у вас такой вид? Что-нибудь случилось? Где семейство Бурже?

Пауэлс не знал, куда деваться. Именно этого объяснения он и боялся, но не думал, что оно произойдет здесь, в день открытия моста. Да, Луи Бурже не облегчил ему задачу! Несколько дней назад Пауэлс обедал в парке его огромного имения, под широким навесом, по-семейному. Бурже обходился с Гюставом как со своим будущим зятем, и никто не подозревал, что это чистая комедия, — внешне между мужчинами царило полное согласие. У богатого бордолезца не было сына, и он обращался с Эйфелем по-отечески. Что касается его супруги, то эта дама, которая могла быть такой высокомерной и холодной, сейчас относилась к Гюставу с удвоенной любезностью и расточала ему медовые улыбки. Тем не менее и Пауэлс, и эта супружеская чета прекрасно знали исход дела. Правда, через несколько недель Луи Бурже как будто забыл об их уговоре, так что Пауэлс засомневался: неужто старик передумал? С одной стороны, для Пауэлса это было не так уж страшно: мост почти готов, а остальное — их дело. Кто знает, может, этот богач в конечном счете решил, что молодой Эйфель — хорошая партия для его дочери, которая сияла от счастья, сидя рядом с ним. Увы, нет… Отсутствие семьи Бурже на открытии моста ясно показывало, что ситуация не изменилась. Триумф Гюстава обернулся предательством. И Пауэлсу предстояло нанести первый удар.

Он сжал плечо Гюстава.

— Идемте фотографироваться, Эйфель, умоляю вас.

Но инженер не трогался с места. Он вымолвил только одно слово:

— Адриенна…

Пауэлсу нечем было его утешить; он снял руку с плеча инженера и пристыженно пробормотал:

— Мне очень жаль, Гюстав…

Эйфель поник и, шатаясь, пошел к выходу со стройки.