Бордо, 1859
Преимущество, завоеванное юным Эйфелем, оказалось недолгим. Сразу по окончании обеда гости вышли в сад и вернулись к привычному непринужденному общению «между своими». Бурже беседовал с супругой, граф взял под руку свою графиню, Эдмон что-то нашептывал на ушко какой-то молодой даме, а та хихикала и смотрела на него с притворным ужасом. Даже Адриенна теперь вела себя как полагается благовоспитанной дочери хозяина дома — награждала всех гостей улыбками и играла свою роль с тем совершенством, которое дается лишь строгой муштрой и долгой привычкой.
Эйфеля это ничуть не удивило. Он хорошо изучил эту касту. Дома, в Дижоне, он всегда предпочитал навещать старых аристократок, представительниц уничтоженного класса, которые, тем не менее, сумели сохранить куртуазные манеры — наследие былого режима. В отличие от них, буржуа, которым не терпелось «пометить свою территорию», вели себя как неотесанная деревенщина, вдвойне чванливо обходясь с окружающими, лишь бы те забыли, из какой грязи появились на свет эти нувориши.
Гюстав понимал, что на этом его роль закончена. Он выполнил свою миссию: теперь Бурже будет поставлять им больше леса.
Но его уязвляло сознание, что Адриенна так и осталась недостижимой. Он уже не существовал для нее, да и что он такое — всего лишь какой-то подрядчик.
«Такая же безмозглая кукла, как все остальные…» — подумал он, отдав издали сдержанный прощальный поклон господину Бурже.
Хозяин дома, занятый беседой с графиней, не дал себе труда проводить нежданного гостя. Он лишь небрежно кивнул ему и продолжал разговор. Инженер мог уходить.
Уязвленный, Гюстав направился к воротам. Гости дружно игнорировали его, никто не заметил, что он направился к выходу из парка.
Но едва он подошел к ограде, как услышал позади хруст гравия и торопливые шаги.
— Вы уже уходите?
Он обернулся: перед ним стояла запыхавшаяся Адриенна.
— Да, возвращаюсь на стройку.
Девушку явно смутил его резкий тон. Откуда вдруг такая враждебность? Он даже не дал себе труда поклониться ей!
— Что ж, вы правы; я забыла, что некоторые в этом мире работают. — В этой реплике прозвучала такая детская обида, что она потеряла всю свою колкость. Адриенна слишком вошла в роль.
Когда ее рука сжала руку Эйфеля, инженер вздрогнул.
— Вы приедете на мой день рождения?
Вот уж чего Гюстав совсем не ожидал! Застигнутый врасплох, он промямлил: «Н-не знаю…»
— Не бойтесь, вам будет хорошо. Обещаю, что будет и древесина, и металл.
Эйфель подавил нервный смешок, услышав это нелепое обещание.
— Вы имеете в виду: столы и ложки с вилками?
— В том числе и это.
— Ну, в таком случае приду.
Адриенна искренне обрадовалась.
— Итак, в следующее воскресенье, в четыре часа пополудни, — вам подойдет?
— А Эдмон тоже пожалует? — спросил он с ехидной улыбочкой.
Девушка притворилась непонимающей:
— Какой Эдмон? Не понимаю, о ком вы говорите.
Гюставу безумно захотелось поцеловать ее в щеку, и он буквально заставил себя выйти за ограду.
— До воскресенья, Адриенна.
Он уже отвернулся, как вдруг она проворно догнала его и посмотрела в глаза. Сейчас она уже не выглядела легкомысленной бабочкой, ее лицо почти внушало страх.
— Я была там нынче утром.
— Были… где? — Гюстав ничего не понимал.
— Я проходила по другому берегу. Это мне ваш рабочий свистел перед тем, как сорваться в реку. И я видела, как вы спасли этого человека.
Не сказав больше ни слова, она побежала к гостям.