Форма звука

Глава 13. Материалы дела

В номер Гелбрейт вернулся короткой дорогой через балкон — обходить здание и оповещать Клинта о своем возвращении «плачем сирены» не хотелось, ключ открывал балконную дверь так же, как входную. Заперев ее и задернув шторы, Гелбрейт переоделся, коснувшись пальцами импланта под кожей — горячо. Может быть, у него аллергия? Но других признаков заболевания не было, и он решил, что это нормально. Накинув на шею мокрое полотенце, он сел к столу и разблокировал компьютер.

Два сайрена в вольере не давали версии никаких преимуществ. Другое дело, если бы вольер оказался пустым или больше по объему. Гелбрейт с трудом сосредоточился на экране, заставив себя читать сухие термины отчета, который начал ранее. Животные не были голодны, не были больны или инфицированы, не находились в состоянии наркотического опьянения, это он уже понял. Смерть наступила в результате применения охраной центра пневматического оружия. На взгляд Гелбрейта, оружие было не совсем легитимным, мощные двуствольные гарпуны, пробивавшие череп животного насквозь, но с другой стороны — не лучевое и не огнестрельное, юридически не подкопаешься. На секунду он задумался о том, действительно ли запрет неуклонно соблюдается мумбайцами или только на публику. И еще надо будет проверить, имеются ли пострадавшие от гарпуна люди. Нет ничего проще, чем в такой шумихе ликвидировать неугодного человека, до которого иначе не доберешься. Правда, это сродни пальбе из пушки по воробьям, но психов он повидал за свою службу предостаточно.

Он досмотрел фотографии вскрытых акульих туш и разложенных в аккуратной последовательности внутренностей, задержался на снимках с масштабирующей лентой. Сайрены были разных размеров, длина варьировалась от двух до четырех метров, пасти даже у мертвых вызывали оторопь — столько зубов легко перекусят человека пополам. Может и нет ничего странного, что люди прыгали с понтонов в воду, прыгнешь куда угодно, когда рядом с тобой разевают такую мясорубку. Что же им было нужно, этим рыбкам?

Его внимание вдруг привлек снимок, на котором у сайрена был свежий продольный надрез над плавником, выше боковой линии. По сравнению с практически отсутствующей от удара гарпуна головой это была мелочь, но странная. Гелбрейт увеличил и приблизил снимок — края ровные, глубина небольшая. Это было уже интересно.

Оставив найденное изображение на экране, Гелбрейт стал по очереди открывать остальные, ища похожие следы. Из всей массы обнаружилось только четыре снимка со схожими ранами, это были разные животные, молодняк по виду. Кожа сайренов далеко не так прочна, как у хищников Земли, и разрезы пришлись в разных местах. Гелбрейт прикинул размеры, взял карандаш, отмерил предполагаемую длину лезвия, после чего бросил карандаш на стол и задумался.

Когда человек в панике бьет животное ножом, чтобы убить, то удар всегда проникающий, направленный в глубину тела лезвием вперед. Если даже животное продолжает движение, место выхода лезвия отличается от остального следа. Раневые каналы на снимках были продольными, небольшой одинаковой глубины, как если бы обладатель ножа не бил, а хотел только располосовать шкуру. И если даже предположить, что животное плыло мимо на большой скорости, то все равно глубина основного отверстия от ножа слишком мала. К тому же раненых акул было четыре, а в том, что нож держала одна и та же рука, Гелбрейт не сомневался: разрезы были идентичными. Вряд ли викторианцы или урсулийцы понесли бы с собой нож на шоу в развлекательном центре. Только мумбайцы привычны к морской фауне, а ножи единственное разрешенное оружие, некоторые владеют ими мастерски. Непонятно было назначение разрезов. Зачем ранить четырех акул без попытки их убить?

Гелбрейт открыл файл со сводкой статистики — отстреляно двадцать семь сайренов. Человеческих жертв — сто восемь, из них мертвы шестнадцать человек. Пять викторианцев, трое мумбайцев, восемь урсулийцев. Аспирация водой, кровопотеря, рваные, резаные, колотые и ушибленные раны. Получивших травмы различных степени тяжести и генеза — восемьдесят семь. Путем нехитрых подсчетов Гелбрейт убедился, что пятеро почему-то включены в число пострадавших, но исключены из числа травмированных. Имен не было в списке, как не было указано и гражданство. Хорошо бы выяснить, кто эти люди и что именно с ними произошло. Наверняка это даст больше, чем невнятная холозапись.

С этой мыслью он вышел в коридор, собираясь поделиться информацией с Клинтом и заручиться его поддержкой, но дойти до двери соседнего номера не успел, произошло нечто странное. Стены перед глазами начали дрожать, окружающее поплыло в периферийном зрении, заменилось розовым размывом, и после провала, который он почувствовал животом, перед глазами опять возникла сетка. Гелбрейт замер — об этом Шепард не говорил, что это могло значить? Он не давал никакой команды импланту, неужели поврежден? Гелбрейт невольно схватился за предплечье, но тут же выругал себя за демаскировку и отдернул ладонь. Нет, не может быть, он был аккуратен, вряд ли техника настолько нежна, чтобы испортиться за пару дней.

Сетка продолжала стоять перед глазами, и Гелбрейт попробовал разобраться в ней — линии шли по потолку и имели узлы в точках пересечения. Что это такое может быть? Хиотис говорил что-то о замаскированных камерах, может быть, это они? Наблюдают за всем, происходящим в коридоре? Или только за ними? Как узнать?

Фокус зрения внезапно изменился, и Гелбрейт увидел самого себя, стоящего внизу с дурацким полотенцем на шее, которое забыл снять, зрелище абсурдное и пугающее одновременно. После этого он увидел сразу весь коридор, выходы на балконы, сами балконы (значит, камеры есть и там?), даже туалеты и душевые кабины (абсолютно возмутительно!). Клинт сидел за столом, не подозревая, что Гелбрейт разглядывает его сразу с трех ракурсов, из которых наиболее привлекателен тот, с которого виден экран.

Последнее его отрезвило — собственный экран тоже доступен наблюдателям, нужно немедленно сменить его расположение. Ощущения в дрифте были странными — он мог менять точку зрения и смотреть на все либо своими глазами, либо глазами камер, точно переключал тумблер, но в двух местах одновременно быть не мог. Гелбрейт выбрал позицию своего тела, деревянным языком произнес кодовые цифры, ковровое покрытие набросилось на него и сбило с ног, а рот наполнился вязкой слюной, такой густой и неприятной, что попытка сглотнуть забила горло. Он метнулся в номер и наклонился над унитазом в рвотном спазме, чувствуя, как дрожат руки.

Забытое полотенце оказалось кстати. Намоченное холодной водой, оно принесло некоторое облегчение гудящей голове, и через пару минут разгадка пришла сама собой. В океанариуме он назвал код, позволяющий определить видеонаблюдение, камер не нашел и успокоился, забыв об окончании цикла, а ведь Шепард предупреждал, что это обязательно. Имплант оставался активен все это время, вот почему сетка появилась, когда он вышел в коридор — там есть блок управления камерами.

Гелбрейт сполз на холодный пол и прислонился лбом к полированному боку ванны. Дрифт поселил в нем какой-то панический страх. На Аяксе было целое подразделение дрифтеров, он видел некоторых из них пару раз, но считал кем-то вроде программистов или хакеров. Никак он не предполагал, что душа этих парней каждый день расстается с телом, да еще с такими отвратительными ощущениями.

От мыслей его оторвал звук — щелчок входной двери, которую он забыл запереть. Кто-то вошел в его номер, и этот кто-то старался не шуметь.