— Это и есть ваш рычаг? — Клинт еле дождался, пока воющая дверь закроется за серыми фигурами. — И чего мы добились? Он же сам это написал!
— Да, похоже на то, — признал Гелбрейт. — Но преступление описано верно, как вы видели. Признание стоит всех прочих улик и версий.
— Только не тогда, когда оно поддельное, — резко сказал Клинт. — Если мы ничего не предпримем, произойдет еще один фальшивый несчастный случай. Или такой же поддельный суицид, тогда доказывать будет уже незачем и некому.
— Что хотите предпринять? — уточнил Гелбрейт. — Конкретно?
— Не знаю, — растерялся Клинт. — Вы дрифтер, можете справиться с этими андроидами?
— Нет. Я даже не знаю, возможно ли такое в принципе. У бриареев какой-то сложный код, динамический или другой, точно не помню.
— Но хотя бы предположить, куда он дел мальчишку?
— Вариантов немного, — Гелбрейт достал очередную сигарету, на которую горло отозвалось саднящей болью, никогда раньше он столько не курил, но механические движения успокаивали не только нервы, но мысли. — В клубе звуковая аппаратура и конструкция стен заглушают все, что можно подслушать снаружи. Но бриареи вас туда не пустят. Они теперь никого туда не пустят без сопровождения обвинителя.
Клинт вспомнил цоколь клуба, уходящий в воду, лестницу, с которой они поднимались, рассуждая о железной двери, бассейн, и непроизвольно обхватил себя руками, словно ему было холодно. Ему показалось, что прошла целая вечность с того разговора у клуба.
— Убить они могут?
— Нет, бриареи только охрана, — покачал головой Гелбрейт. — Заключенные Аркаима бывают самыми разными, они должны справляться с любым без оружия, поэтому им добавили функциональных рук. В арсенале бриареев исключительно сдерживающая программа, наследство вашего гуманного режима. Снимает охрану Аркаима только суд. Если вас это успокоит, то сейчас мальчик в относительной безопасности.
— Эти андроиды просто мерзость, — вырвалось у Клинта. — Я слышал про них, но никогда не думал, что они так уродливы.
— Их создавали внушать страх. Говорят, прототипом внешности был какой-то серийный убийца.
Пришлось признать, что многорукость, нависшие надбровные дуги и почти отсутствующий из-за тонких губ рот не просто отталкивают, а пугают на каком-то биологическом уровне. При очевидной физической силе бриареи одним своим видом в совершенстве подавляли любую мысль о сопротивлении. Говорят ли они? Клинт не помнил.
— И мы сейчас не будем ничего делать? — спросил он.
— Мы будем ждать, — веско ответил Гелбрейт. — Если рычаг сработал, то встреча с главным инвестором состоится здесь, в Аркаиме, сегодня.
Клинт помолчал, переваривая услышанное.
— Хотите сказать…
— Давайте уже называть вещи своими именами, — усмехнулся Гелбрейт. — Оба наших руководителя сейчас на Мумбаи, в часе пути от Аркаима, если брать самый быстрый транспорт. Если один из них является стороной сделки, официальное привлечение бриареев поставило его в известность, что времени на раздумья у него нет.
— Как он собирается провести сделку незаметно? — дергая щекой, с отвращением спросил Клинт. — Тайно передвигаться по материку ни один из них не может. Охрана, средства слежения...
— Вот именно, — многозначительно ответил Гелбрейт. — Значит, должен быть какой-то веский предлог.
Клинт сел на диван, вцепившись руками в подлокотник.
— Тогда предлагаю принять предложение Хиотиса на ужин, — сказал он. — Пусть попробует изобрести такой предлог при нас.
— Он выйдет в туалет, — усмехнулся Гелбрейт. — Не будете же вы сопровождать его в кабинку сортира.
— Буду, — заявил Клинт. — Я не дам им встретиться тайно.
— Не валяйте дурака, Роджер, — посоветовал Гелбрейт. — Сейчас самое глупое дать понять, что мы в курсе причины событий. Нужно вести себя как обычно, разговаривать, пить...
— Знаете, мне кусок в горло не полезет. Я в жизни всякое видал, но такого не приходилось. Даже у уголовников есть какие-то понятия, а это действительно тарантулы…
— Кстати, о тарантуле, — вспомнил Гелбрейт. — У вас был метаналоксон, неплохо было бы принять его, прежде чем садиться за ужин. Нам сейчас важно как можно дольше оставаться в игре, может быть и успеем...
Он не договорил, что именно хочет успеть, но Клинт и так понял, что речь идет о третьем убийстве, которое нужно предотвратить.
— Я принесу, — кивнул он Гелбрейту. — Заодно заберу личные вещи.
Он поднялся и, держась неестественно прямо, прошел через игорную комнату к коридору с номерами. Гелбрейт с состраданием смотрел ему вслед. Даже и в его случае это слишком тяжело, себе он мог сейчас признаться, что говорить о Клинте. Гелбрейт на секунду задумался, каким будет правильное поведение, окажись здесь через пару часов генерал, и понял, что не сможет ни обвинить его, ни потребовать объяснений. Слишком велика была уверенность, слишком огромным будет и разочарование.
Можно было тоже вернуться в номер, но там не осталось ничего, что стоило бы держать при себе. Одежду он выбросил, остальное лежит в карманах купленного тряпья. Интересно, что там ценного в сейфе у Клинта? Вещественное доказательство? Что такое можно было найти на дне трещины?
— Роджер! — крикнул он, вскакивая.
Но Клинт уже ушел далеко за вторую дверь. Ругая себя последними словами, Гелбрейт рванул за ним, по пути сворачивая суконные столы и роняя стулья. Дверь на выходе он, кажется, разбил, или разбилось что-то другое, потому что звон стекла услышал отчетливо.
— Клинт, стойте! — заорал он. — Сейчас же!
Клинт обернулся в его сторону и посмотрел удивленно и растерянно. В его руке болтался ключ с довеском, на котором Гелбрейт со своего расстояния отчетливо вдруг увидел цифру тринадцать.
«Несчастливое число, не хотите поменяться?»
«Я не суеверен…»
Гелбрейт наскочил на него, и упали они вместе, больно ударившись о пол. Дверь с цифрой тринадцать выгнулась дугой, словно в замедленной холозаписи, вылетела из проема и ударилась в противоположную стену, выпуская наружу огненного дракона. Кудрявое пламя заняло весь объем над полом, а следом за ним ударила волна горячего воздуха, несущая с собой все, что удалось выломать и поднять.
И наступила темнота.