Форма звука

Глава 35. Снова соседи

Вице-президент Новой Виктории Патрик Чейз, только что ставший временно исполняющим обязанности президента, выразил официальный протест против нахождения Клинта под наблюдением урсулийского врача.

Генерал Шепард напомнил, что милосердие не имеет границ и национальности, а мистер Клинт вправе сам принимать решения, в коих он ограничен только отсутствием интереса со стороны соотечественников, всецело занятых оказанием медицинской помощи президенту. Чейз проглотил издевку молча — ему сейчас было не до Клинта.

— Похоже, никто не спит, — сказал Гелбрейт, глядя между занавесок на мигрирующие небесные огни. — На пирсе что-то невообразимое делается. Утром здесь будет столпотворение.

Клинт не ответил, непрерывно листая страницы в паде, который ему оставили для связи с Чейзом. Гелбрейт понимал его состояние — каждые пять минут в новостях публиковалось коммюнике, из которого было ясно, что перемен в здоровье лорда Рассела нет.

Поведение Клинта беспокоило его с момента, когда тот пришел в себя и обнаружил, что они снова соседи, только уже по палате. Викторианец замолчал и продолжал молчать все время, которое они были наедине. Иногда Гелбрейт замечал, что Клинт бросает в его сторону странные взгляды, но что они выражали, было неясно, викторианец быстро отводил глаза.

— И акваторию оцепили. Похоже, бизнесу в этой части материка все-таки конец.

— Тут много кому конец, — не выдержал Клинт, опуская пад. — Не только бизнесу. Я был в клубе, там полно трупов. По моим подсчетам мертвы около двадцати человек, но я лично видел только девятерых погибших. Сирена тоже убита.

— Где? — Гелбрейт не удержался, сел на кровати, прозрачные трубки катетеров потянулись за ним, и лицо Клинта дрогнуло.

— В лягушатнике, — признался он. — Я нашел в ее теле нож Улисса, но его самого там не было. Следов крови тоже.

Гелбрейт тихо присвистнул, хотя звук, который могли издать обожженные губы, свист не напоминал даже отдаленно.

— Откуда же у него взялся нож? — сказал он. — Бриареи отбирают любое оружие.

— Там не было бриареев, — безжалостно заявил Клинт. — Ни внутри, ни снаружи я их не встретил.

Гелбрейт замолчал, переваривая сказанное Клинтом, насколько позволяло сотрясение мозга.

— Невозможно, — заявил он. — Андроидов Аркаима вызвали официально, им обязаны были кого-то передать под охрану.

— Им передали, — Клинт рывком сел на кровати, и Гелбрейт про себя скрестил пальцы — плотину молчания прорвало. — Хиотис, когда говорил про признание, ни разу не назвал имени Улисса. Мы обсудили только уголовные положения. И вы со мной согласились, что бумага написана его рукой. С кем ушли бриареи?

Пришла очередь Гелбрейту открыть рот от удивления.

— Хиотис вызвал их для себя?

— Он планировал опасную сделку. Знал, что инвестор привезет с собой людей, и ему тоже была нужна защита. Если я правильно понял, бриареи еще и идеальные телохранители.

— Черт, Клинт, — не выдержал Гелбрейт, — я чувствую себя старым идиотом. Я ведь держал эту бумагу в руках и слышал весь разговор, но такое мне даже в голову не могло прийти. Добровольно отдать себя под охрану бриареев… Уму непостижимо.

— Идиотом был я, — отрезал Клинт. — С самого начала и до конца. Понятно, почему Хиотис покрывал мальчишку и почему без него сделка была невозможна.

— Мне не понятно, — Гелбрейт остро пожалел, что на сигареты Карл Иванович наложил запрет — кислород в палате. — Поясните?

— Прочтите, — Клинт протянул Гелбрейту пад. — Написано еще на старой Земле, о дельфинах, но мне кажется, к нашему случаю имеет отношение. У сирен мозг не меньше.

Гелбрейт взял пад и поднес его к глазам, потом отодвинул — читать теперь приходилось на таком расстоянии, сильно щурясь, и Карл Иванович был далеко не оптимистичен по поводу возможных улучшений.

Страница была родом из двадцатого века старой Земли, имена упомянутых в статье людей Гелбрейту ничего не говорили, а тема заметки касалась коммуникации с дельфинами и отсутствия прогресса на этом поприще у специалистов дальше имен и кличек животных.

— …предположительно, перескочили в процессе эволюции человеческий символьный язык, — прочел он. — Развили форму коммуникации, которая находится за пределами эволюционного пути человечества — звуко-графический язык. Потребностью постоянно принимать и передавать внушительные объемы информации пакетным способом объясняется и большой мозг дельфинов...

Гелбрейт медленно опустил пад, осознавая прочитанное.

— Пакетный обмен информацией, — с нажимом повторил Клинт. — Вот что он делал в подвале. Если Ласло-Константин дрессировал тулунов, то Улисс наверняка владеет теми же самыми навыками, но слышит в разы лучше. Они как-то нашли общий язык, раз он не боялся оставаться с ней наедине. Только он мог передать ее инвестору в клубе, пока Хиотис отсиживается за спинами бриареев.

— Но почему-то не передал, — задумчиво сказал Гелбрейт. — Сорвал сделку?

— Или просто в этом отпала надобность.

Клинт вернул себе пад и нашел другую страницу, которая изображала схематический рисунок лабиринта с пустым центром. Рисунок напоминал детскую головоломку с прозрачной крышкой, в которой надо было прогнать металлический шарик по пластиковым закоулкам от края в середину. На рисунке от центра к краям расходились изогнутые под прямыми углами коридоры, выходящие на наружный радиус. Стрелки указывали направление от центра к краям, во внутреннем круге было написано «0,1», напротив диаметрального размера стояла цифра «200».

— Что это? — удивился Гелбрейт.

— Изобретение двадцать первого земного века, — пояснил Клинт. — Применялось в музыкальной отрасли, когда вместо единой полости использовались специально рассчитанные лабиринты, позволяющие избирательно усилить низкочастотный диапазон. В клубе есть резонансная камера, построенная по принципам азимутальной анизотропии, спиральные каналы удлиняют путь звука, чтобы уменьшить его эквивалентную скорость в радиальном направлении вдоль жестких стенок, это дает на выходе увеличение низких частот в двести раз по сравнению с источником, тогда как в децибелах это всего лишь восьмикратная громкость. А источником там является бассейн с сиреной.

Гелбрейт побледнел. Клинт выжидательно смотрел на него, словно от мнения Гелбрейта события могли обрести материальность или, напротив, дематериализоваться.

— Вы сказали — в двести раз?

Клинт кивнул.

— Это верная смерть, — с трудом заставил себя произнести фразу Гелбрейт. — Но как тогда мальчишка остался жив? Если это он покончил с ней после всего, а не просто использовали его нож?

— Звук имеет законы распространения, — пожал плечами Клинт. — Возможно, занял позицию там, куда звуковые волны не доходят, доходят ослабленными или взаимно погашаются.

— Не имея ни оборудования, ни образования для расчетов?

— Он мумбаец, девяносто процентов планеты покрыты водой, законы распространения волн для него примерно такая же тайна, как для нас движение лифта, — возразил Клинт. — А насчет оборудования… Не знаю, приобретенное это или врожденное, но низкочастотный звук явно имеет для него какую-то форму.

— Он синестет, — пробормотал Гелбрейт. — Тогда голос по холосвязи для него такой же уникальный отпечаток личности, как внешность. И все-таки непонятно…

В этот момент звякнул пад Чейза, Клинт поднес его к глазам и опустил почти сразу. Гелбрейт непроизвольно вытянул шею, чтобы разглядеть сообщение на экране, но это оказалось ненужным.

— Лорд Рассел скончался, — произнес Клинт.