Форма звука

Глава 33. Разговор в палате

Когда свет вернулся, оказалось, что он болезнен для глаз, проводящих световой импульс дальше, в контуженный мозг, хотя лампа была приглушена каким-то натянутым материалом. Гелбрейт узнал стены своего номера, вяло удивился — почему целы? А, другое место, только отделка одинаковая.

Предлог для встречи…

Мысли в голове взорвались все одновременно, вместе с ними пришла боль. Ему показалось, что болит все, от головы до пяток, но больше всего болела рука, словно налитая бурлящим кипятком. Он приподнялся на локтях над подушкой, нащупал у себя на предплечье тугую повязку — и сердце на секунду сделало перебой, зависнув в безвоздушном пространстве, пока Гелбрейт в липкой тошноте страха сдирал ее пальцами другой, менее пострадавшей руки — под повязкой чувствовался дренаж, оставленный на том месте, где раньше был имплант. Алое пятно поползло в стороны, но кто-то перехватил его пальцы и сердито отбросил в сторону. Вывернув голову назад, насколько позволяла подушка, Гелбрейт встретился глазами с личным врачом генерала Шепарда, Карлом Ивановичем.

— Лежите, — коротко приказал врач. — И убедительно прошу, не трогайте повязки. Вы затрудняете мне работу.

Гелбрейт помолчал, собираясь с мыслями.

— Клинт жив?

— Вашими стараниями. Удивили вы нас, Сережа, честное слово. И испугали.

Пальцы Карла Ивановича воткнули ему шприц в катетер на сгибе руки, надавили поршень, впустивший в кровь что-то еще более горячее и мгновенно прокатившееся по телу. После короткого головокружения дерганье под дренажем перешло в тупое похныкивание нервов, виски отпустило, хотя зрение осталось мутным. Карл Иванович начал подключать к катетеру капельницу, пакет с жидкостью болтался на стойке над его головой, как дамоклов меч.

— Где генерал? — с трудом выдавил Гелбрейт.

Карл Иванович кивком головы указал за изголовье кровати, куда Гелбрейт повернуть голову не мог, и Шепарду пришлось перейти и встать так, чтобы его можно было видеть.

Выглядел генерал как всегда деловито и бодро, только вместо формы под медицинским халатом, который он придерживал на плечах, были простой гражданский пиджак синего цвета и белые брюки. Случайно или нет, но одежда совпадала с цветами Мумбаев.

— Сэр, — начал Гелбрейт, приподнявшись над подушкой, и осекся, бросил взгляд на врача, который продолжал заниматься капельницей — подвешенных флаконов стало два, и они смешивались где-то на уровне середины.

— Можно оставить нас наедине? — попросил генерал, поворачиваясь к Карлу Ивановичу. — Пять минут.

Судя по выражению лица, Карл Иванович не одобрял ни пяти минут, ни двух, однако без слов оставил капельницу и удалился, предварительно взглянув на циферблат на стене.

Гелбрейт смотрел ему в спину и думал о том, что нет таких слов, которые можно использовать для того, что он должен сейчас сказать. Не существует в природе.

Генерал переставил к кровати стул, сел на него и сцепил руки с падом в замок. Виски его серебрились сединой, и только светлый цвет волос делал ее не такой заметной на расстоянии. Шепард молчал и смотрел на Гелбрейта взглядом, который тот с трудом понимал — что он выражает? Соболезнование? Сочувствие? Торжество?

— Расследование зашло слишком далеко, — вдруг заявил генерал. — Жалею, что не отозвал вас после первого нападения.

— Вы знали о нападении? — удивился Гелбрейт.

— Имплант находился под наблюдением, — пояснил генерал. — Так что я немного более в курсе событий, чем вы думаете. Простая мера безопасности.

— Или контроля, — негромко сказал Гелбрейт, глядя перед собой.

— Или контроля, — не стал спорить Шепард. — Извиняться не буду.

— Не надо, — Гелбрейт снова опустился на подушку, ища удобное место для головы, которая опять начала глухо пульсировать: поднялось давление. — Можно сейчас отследить его нахождение?

— Нет, — ответил Шепард. — Ко всему прочему это бессмысленно. Кустарное извлечение свело весь потенциал к нулю.

— Тут есть технические гении.

— Скажите лучше, как в сейфе викторианца оказалась взрывчатка? — перебил его Шепард. — Ваша версия? Он планировал теракт?

Вспоминать было физически больно, Гелбрейт поморщился.

— Нет. Клинт нашел ее на месте преступления. Считал поддельной уликой, держал в сейфе, и я не заинтересовался, хотя должен был. Кто-нибудь еще пострадал при взрыве?

— Кроме вас двоих в этой части здания никого не было. Вы тоже могли остаться целы, не пойди вы следом за ним в номер.

— Откуда вы знаете? — напрягся Гелбрейт. — Мое решение остановить Клинта было спонтанным.

Они встретились глазами.

— Заряд приведен в действие радиосигналом с малого расстояния, — сухо объяснил Шепард. — Передатчик с нужной частотой был у Клинта, но пострадали вы примерно одинаково.

Зажигалка с русалкой встала перед глазами трехмерно и ощутимо. Откуда она у Клинта? Почему он не спросил про нее, когда была возможность? А теперь нужно задавать уже совсем другие вопросы.

— Сколько времени прошло с момента взрыва?

— Два часа. Хотя уже три.

— Ясно.

Номер, который оборудовали под больничную палату, был совершенно такой же, как и те, что отвели им с Клинтом в начале следствия, это двойничество плавило и без того нарушенную хрупкую связь с реальностью, которая так резко и внезапно коллапсировала из курорта в шприцы и капельницы. Странно, что его до сих пор не вывезли отсюда под предлогом оказания помощи на корабле. Всем было бы проще. Но уже нет никакой разницы, он опоздал всюду, куда только можно, сделка наверняка состоялась, пока он был без сознания.

— Я прошу принять мою отставку, — отрывисто произнес он. — Чувствую, что больше не буду вам полезен. По состоянию здоровья.

Генерал задумчиво посмотрел на него поверх рук. Гелбрейт понимал, что формально у него нет никакого права требовать отчета от Шепарда, да и тот отвечать не обязан. Обоим придется до гробовой доски делать вид, что ничего не случилось.

— Как по-вашему, у меня есть что-нибудь святое за душой? — вдруг спросил Шепард.

— Сэр? — несказанно изумился Гелбрейт.

— Не стесняйтесь, говорите, — повторил Шепард. — Есть или нет?

Вопрос был прямым, уклониться от ответа невозможно. Гелбрейт невольно посмотрел на генеральский пад, где заставкой был официальный портрет младшего из Шепардов, Бена, на торжественной линейке с учебным знаменем. Генерал перехватил его взгляд и кивнул.

— Какие бы сомнительные способы я ни выбирал для достижения своих целей, не назначил бы жертвой вас, — произнес он. — У власти много минусов, но есть и преференции — избавлять себя от лишних угрызений совести и сохранять людей, которые симпатичны. Нашел бы такую же пешку, как Клинт, без опыта и чутья, которая много не накопает и которой не жалко пожертвовать в конце.

Шепард умел быть убедительным и очень хотелось поверить, но Гелбрейт прекрасно помнил, как много лет назад они вдвоем (региональные армия и полиция в их лице) лгали представителям Новой Виктории о нерушимой верности договоренностям и соблюдении взятых на себя обязательств. Тогда до оглашения декларации независимости Урсулы оставалось два часа. Или один?

— Иногда готовишься к партии в шахматы, а твой противник вместо этого сдает карты, — негромко сказал он, глядя перед собой. — А я так и не научился понимать, когда игрок блефует.

— Иными словами — не верите?

— Обязан верить, — с выражением ответил Гелбрейт. — Не имею права не верить.

Генерал встал.

— Вашу отставку я принимаю, — сказал он. — Можете считать себя свободным от всех обязательств. Клинту вы уже сделали королевский подарок, надеюсь, Рассел найдет для него подходящие слова утешения, если уже не нашел. Большее не в моей власти.

Гелбрейту показалось, что он ослышался.

— Лорд Рассел тоже здесь?

— Прибыл в Аркаим на полчаса раньше меня.

В палату вернулся сердитый Карл Иванович, который демонстративно посмотрел на часы и остановился в дверях, нарочно оставленных открытыми. Шепард переставил стул на прежнее место, сбросил халат на спинку и, не оглядываясь, вышел.