Футуриф. Токсичная честность.

*15. Танцы на вулкане

Стромболи — остров-вулкан с надводным диаметром около пяти километров и около километра высотой. Вулкан действует непрерывно, а несколько раз в столетие выдает мощные извержения. Несмотря на это, Стромболи — обитаемый остров, правда, жителей меньше тысячи. На северо-востоке древние обвалы скалистых склонов сформировали огромную террасу, и там около берега раскинулся маленький очаровательный типично-сицилийский городок, история которого, говорят, началась еще в эпоху Гомера.

Единственный 80-комнатный отель на Стромболи раньше уходил в «спящий режим» с декабря по март, только недавно переключился на круглогодичную работу, и дирекция охотно вписалась в круизный PR-проект «Могадишо», чтобы «раскрутить» тут бывший мертвый сезон. Во время светового дня вся пассажирская группа «Могадишо» занялась съемкой клипов, на которых удивительные вулканические ландшафты сочетались бы с хорошими видами на самбуку. А вечером все были предоставлены сами себе, и…

…Елена Оффенбах и Сван Хирд сделали, как условились накануне. Ночной бар отеля сейчас был почти пуст (зимний сезон еще не «раскрутился») и танцевальная площадка оказалась в их полном распоряжении. Сван Хирд, оказывается, танцевал неплохо. Его тяжеловатое телосложение, отвечающее образу викинга — любителя пива, не слишком мешало движениям танцев-диско и сальсы. Потом он предпринял отчаянную попытку составить Елене пару в бугалу, и тут увы: шансы чуть меньше нуля. Но, как и следует правильному викингу, он не намерен был сдаваться. Завладев электрогитарой, он без разминки выдал «звенящую и перекатывающуюся» мелодию — что-то среднее между «электрик-фанк» и «мамба». В роли аккомпаниатора он оказался бесподобен и Елену «торкнуло». Она выдавала варианты спортивного бугалу-соло один за другим. Стиль, который иногда считают имитацией движений охотящейся змеи. Танцор, как может показаться, «перетекает» из позиции в позицию, свивается в клубок на полу, а затем плавно выстреливает вперед вверх всем телом, и вращается, будто в поисках добычи. Трудно обрисовать словами этот танец, который, быть может, возник не только как кубинский микс из нескольких стилей карибской классики, а как некое возвращение к истокам: к охотничьим танцам племен, обитавших в джунглях Великой Реки Конго…

Уже в самом начале, ребята из съемочной клип-группы «Могадишо», которые лениво дегустировали местное вино за стойкой бара, переглянулись, и взялись за свои видео-камеры. Этот танцевальный экспромт явно следовало зафиксировать для истории…

…А вот Елене, возможно, не следовало после целой декады перерыва в танцевальных тренировках, устраивать такое соло на полтора часа. Последствия она ощутила, когда отправилась после вечеринки в свой номер, приняла душ, и улеглась на кровать, чтобы расслабиться и посмотреть что-нибудь по TV. Тут-то организм и забил ей пенальти за пренебрежение культурой любительских спортивных занятий. Все мышцы и связки, в неуловимый момент, как сговорившись, заболели и заныли. Елена даже задумалась: не принять ли какую-нибудь таблетку вроде анальгина, и тут вдруг — стук в дверь.

Слегка скрипнув зубами, Елена встала, завернулась в халат, и спросила:

— Кто?

— Это я, — послышался немного неуверенный ответ.

— Сван? С чего это ты решил меня навестить в ночное время? Хотя ладно, заходи.

— Вот, — растеряно сказал он, заходя в комнату, — я подумал: вдруг, тебе скучно?

— Мне не скучно, просто меня колбасит. Перетанцевала без разминки.

— А-а, — он на несколько секунд задумался, — а хочешь, я тебе сделаю массаж?

— А ты умеешь? — поинтересовалась Елена.

— Ну, в общем, умею, так, в общих чертах.

— Мне, — сказала она, — надо не в общих чертах, а конкретно: четыре лапки и спинку.

— Хорошо, — согласился Сван.

…Как вскоре стало ясно, массаж он делать не умел. Просто, пытался воспроизводить движения, увиденные, когда это делал кто-то другой. Но, это было так мило, и Елена подумала, что негуманно разбивать его романтические надежды на эту ночь… И, как оказалось, в технике секса Сван Хирд разбирался много лучше, чем в массаже. Он был внимательным, нежным, изобретательным. Правда, весил он верных 90 килограммов. Многовато. Зато, он был большой, теплый, и фронтальную часть его торса покрывала упругая вьющаяся шерсть. Викинг Сван: чуть-чуть игрушечный, но такой милый…

…Сван накрыл ее ладонь своей лапой и осторожно поинтересовался.

— Что ты делаешь?

— Ничего. Просто, мне нравятся пушистые мужчины. Я не понимаю моды на мужскую депиляцию. Если природа дала европейским мужчинам такую шерсть на груди, значит, наверное, так и надо. А спорить с природой — последнее дело. Я так думаю.

— Елена…

— А?

— Елена, хочешь, я на тебе женюсь?

— О! Сван! Ты просто секс-монстр. Давай все-таки сделаем перерыв минут сорок.

— Я вообще говорю, — уточнил он, — в смысле, я бы на тебе женился.

Елена Оффенбах привстала на кровати, уселась, скрестив ноги по-индийски.

— Сван, ты жутко некультурен для рок-музыканта. Я опасаюсь, что ты даже не слышал классический монолог Эдди Мерфи об экономике развода Джонни Карсона.

— М-м… — потянул гало-рок музыкант, — …Это про статью в Эсквайре: «жена Джонни требует половину его денег!», и потом Эдди говорит: «ни одна дырка в мире не стоит полтораста миллионов долларов». Это что ли?

— Точно, — подтвердила она.

— У меня нет трехсот мега-баксов, — сообщил Сван, — у меня не в пример меньше.

— Да, я в курсе, я читала твое полицейское досье. Но, все же, у тебя неплохая сумма.

— Слушай, Елена, при чем тут деньги? Хочешь — забери половину этих денег сразу.

— Спасибо, Сван. Месяц назад это было бы чертовски в тему, но в данный момент я не бедствую экономически, так что оставь себе.

— Я понял… — он вздохнул, — …Ты считаешь меня слабаком.

— Брось! С чего ты взял?

— С того, что это правда! Ты воевала в Афганистане, и еще хрен знает где. Ты запросто трахнула в жопу этих полицаев, которых я испугался, как сопливый щенок. Вот и все.

— Я не воевала в Афганистане! — ответила она, — Я, как идиотка, ползала по пыльным и засранным горам, и пялилась в бинокль, не везут ли очередной караван мака. А когда однажды наша группа попала под обстрел минометов, я чуть не обделалась от страха. Любому психически нормальному сапиенсу страшно, когда он влипает во что-нибудь непонятное и опасное для жизни. По этой же самой причине, я, выражаясь этим твоим стилем «трахнула в жопу полицаев». Они попали в непонятное. Им стало страшно. Ты просто не знаешь этих эффектов, как я не знаю устройство электрогитары!

Сван Хирд так крепко задумался, что, имея достаточную фантазию, можно было даже представить себе скрип мозговых извилин, изгибаемых сверхкритическим усилием (по аналогии с рессорами сильно перегруженного автомобиля).

— Я врубился! — заявил он через минуту, — Ты послушала этот монолог Мерфи, и теперь считаешь всех артистов полными угребками!

— Знаешь, — ответила Елена, — эти матерные рассуждения о цене, по которой женщины продают дырку для секса, не очень-то приятны. Но меня зацепило, что Мерфи прав с юридической точки зрения. Он аутентично перевел на матерный язык то, что юристы называют общими основами института брака. Зеркало не виновато, что морда кривая. Цивилизованное общество построено на принципе купи-продай, и все институты, без исключения, создаются по этому принципу. Дружба, любовь, красота, искусство — все должно быть товаром. Все должно продаваться, или сдаваться в аренду, или в залог, в обеспечение кредита, и быть предметом денежных споров в суде. А если что-либо не продается — то оно антиобщественно по определению. Оно порочно. Оно аморально.

— Ты что, шутишь так? — неуверенно спросил гало-рок музыкант.

— Нет, я популярно рассказываю тебе о юриспруденции.

— Но… Черт!.. А как тогда… Ну… Если мужчина и женщина… Вообще?

— Знаешь, — ответила Елена, — миллион лет мужчины и женщины легко обходились без фиксации акта гражданского состояния, без золотых колец, и без колокольного звона. Вообще. И ты до сих пор обходился без этого вообще. Что за проблема-то?

— До сих пор было просто, — пробурчал он, — а теперь все по-другому. Вообще. Может, поживем вместе, а? Ну, если тебе не нравятся акты с кольцами и колоколами. У меня в Зеебурге секция таунхауса. Выход на Гросс-канал, и от центра Амстердама близко.

— Это вариант, — сказала она, — все равно мне жить негде.

— Как — негде?

Она улыбнулась и с легкой иронией пояснила:

— Вообще — негде. Комната в хостеле. Я же торчала без работы. Сейчас можно было бы купить какое-нибудь жилье, но времени нет, и смысла я пока не вижу.

— Ну, тогда, правда, переезжай ко мне.

— Не торопи события, Сван. Где мы, а где Амстердам?

— Я не тороплю, я просто… Ну, как, это называется вообще?.. — возможно, Сван бы еще уточнил бы эту свою мысль, но внезапно зазвонил сотовый телефон Елены Оффенбах.

— Так! — произнесла она, протянула руку и ловко выдернула телефон из кармана своего новенького костюмчика, сброшенного на кресло, — Сто чертей! Похоже сюрпризы.

Адвокат Эдвард Флегенхайм из Цюриха уже 30 лет работал на семью антикварных и химических магнатов Раттенкопф, и, можно сказать, перешел к нынешнему магнату, Петеру Раттенкопфу по наследству. Хотя, обычно такие давно устоявшиеся семейные адвокаты обращаются к клиенту по имени. Флегенхайм называл Петера не иначе, как «мингерр» (архаичный термин, означающий «мой хозяин»). Теперь, когда клиент стал «Тетрархом», хлопот у адвоката сильно прибавилось. Очень непросто совмещать две правовые системы: внешнюю (цивилизованного мира) и внутреннюю (гипер-лайнера «Либертатор»). Теперь добавились две неприятные темы: первая — с наглецом Гарри Лессером, внуком и эмиссаром американского медиа-магната Джулиана Бронфогта, и вторая — с Линдой, вдовой голландского цветочного короля Иоганна Вилворта.

Переговоры с Лессером были оставлены на потом (этот субъект выглядел более-менее понятным — пусть молодой и наглый, но, по крайней мере, бизнесмен, из своего круга). Совсем иначе обстояло дело с юной вдовой Вилворт. Она сбежала, и связалась с некой семьей каморры, а старшие офицеры ССБ «Либертатора», вместо того, чтобы сразу же передать дело в руки адвокатов, пытались решить все нахрапом. Кретины. Теперь ему, адвокату Флегенхайму, придется договариваться с «консильери» (мафиозным аналогом адвоката). Вот радость-то… Пока в динамике телефона, включенного в режим громкой связи, слышались только гудки дозвона…

… Петер Раттенкопф, который сейчас (как обычно в своей манере) присутствовал при важных телефонных переговорах, ведущихся через адвоката, спросил:

— Вы чего-то опасаетесь, Эдвард?

— Я опасаюсь неожиданностей, мингерр.

— Каких неожиданностей? Вот увидите, они будут рады получить легкие деньги.

— Каморра не так проста, — начал адвокат, и в это время абонент ответил.

— Алло! Елена Оффенбах слушает!

— Добрый вечер, мисс Оффенбах. Это адвокат Эдвард Флегенхайм. Прошу прощения за поздний звонок. Вы не могли бы уделить мне немного времени?

— Смотря по какому вопросу, мистер Флегенхайм.

— Видите ли, мисс Оффенбах, я представляю интересы шиппера гипер-лайнера, а ваша клиентка, Линда Вилворт, насколько я понимаю, выражает интерес в реализации своей действительной или мнимой доли в этом корпоративном бизнесе.

— Мистер Флегенхайм, — прозвучал холодный, как жидкий азот, очень спокойный голос девушки-консильери, — если вы сомневаетесь в том, являются ли права миссис Вилворт действительными, вам следует говорить не со мной, а с мэтром Паоло Гоззо. Согласно решению амстердамского суда, именно мэтр Гоззо назначен трастовым управляющим имуществом и материальными правами покойного мистера Иоганна Вилворта. У него имеются ясные инструкции суда о том, в чьих интересах он осуществляет управление.

Эдвард Флегенхайм внутренне вздохнул. Похоже, что эта девчонка-консильери была настроена вести дело жестко. Намек на сомнения в правах Линды Вилворт мгновенно вызвал встречный намек на то, что каморре уже удалось протащить через суд своего управляющего-душеприказчика, этнического неаполитанца, живущего в Нидерландах. Теперь возникла альтернатива: отказаться от слова «мнимые» или прервать этот раунд переговоров. Адвокат вопросительно посмотрел на Петера Раттенкопфа. Тот кивнул.

— Мисс Оффенбах, — примирительным сказал Эдвард, — я не имел в виду, что оспариваю известные права вашей клиентки, а лишь применил максимально общую формулу.

— Никаких проблем, мистер Флегенхайм. Я просто уточнила положение вещей.

— Да, конечно, мисс Оффенбах. Перейдем к делу, если вы не возражаете.

— Я не возражаю.

— Отлично. В таком случае, что вы скажете о сумме 50 миллионов долларов?

— Смотря за что будут выплачены эти деньги, мистер Флегенхайм.

— За десять акций компании «Гипер-Лайнер» номиналом по 4 миллиона долларов. Мистер Вилворт приобрел их в августе прошлого года. Эти акции, согласно уставу компании, не подлежат свободной продаже, а если права на них оказываются у персоны, которая не является участником компании, то они подлежат выкупу компанией, либо участником компании, по действительной цене. Совет установил, что сейчас цена акций равна 5 миллионов за единицу. Таков предмет сделки.

В разговоре возникла пауза длительностью полминуты. А затем Елена Оффенбах, без малейшего изменения тона, объявила.

— Наши экономисты считают, что цена этих акций 56 миллионов долларов за единицу, следовательно, вопрос может обсуждаться, начиная с цены сделки 560 миллионов.

— Простите, мисс Оффенбах, не могли бы вы повторить вашу цену за десять акций?

— Никаких проблем, мистер Флегенхайм. 560 миллионов долларов за десять акций.

Швейцарский адвокат снова вопросительно посмотрел на клиента. Петер Раттенкопф, кажется, сдерживал возмущение только предельным усилием воли. Даже лицо у него покраснело. Потом он сделал ладонью жест, будто раздавил что-то. Адвокат (отлично изучивший жесты этого клиента) понял его приказ: жестко сбивать цену, и произнес, обращаясь к «консильери каморры»:

— Мисс Оффенбах, ваши экономисты пользуются недостоверными данными. Никакая судебная инстанция не примет всерьез расчеты, сделанные столь нереалистично. Даже простой здравый смысл подсказывает, что акции современного предприятия не могут взлететь менее, чем за год почти в 14 раз, особенно если предприятие пока на стадии формирования доходной базы, и не приносит фактической прибыли. Давайте не будем выходить за пределы разумного. Вам предлагаются объективно хорошие условия.

— Мистер Флегенхайм, расчеты наших экономистов как раз реалистичны. Они имеют в основе не только отчетность, которую, кстати, бухгалтерия «Гипер-Лайнера» пока что предоставила мэтру Гоззо в неполном объеме. У нас есть также результаты натурного обследования объектов компании «Гипер-Лайнер». Я напомню: это, собственно, судно «Либертатор», затем морской паром класса «Barberi», четыре плавучих подводных АЭС канадско-индийского производства, аренда атолла Каргадос, эксклюзивная лицензия на добычу минералов на подводном Маскаренском плато, и дорогостоящий пакет ноу-хау. Наши экономисты провели первичный анализ фото-отчетов, и пришли к выводу, что в официальных бумагах многократно занижена цена основных фондов.

На этом этапе Эдвард Флегенхайм понял, что оппонентка знает, либо догадывается о присутствии клиента недалеко от телефона, и что она провоцирует клиента на прямое вступление в диспут. Но — он уже не успел предупредить Петера Раттенкопфа, и тот возмущенно воскликнул:

— Это уже шантаж! Знаете что, мисс Оффенбах, если вы не сбавите обороты, то я вам обещаю, что займусь мафиозными связями вашей клиентки и вас лично! У меня есть влияние в европейских структурах по борьбе с мафией. Я выведу ваших настоящих нанимателей на чистую воду!

— Глубокоуважаемый сэр, — невозмутимо ответила она, — вы забыли представиться.

— Я? О, черт! Вы меня не знаете? Так вот, я — Петер Раттенкопф. Потрудитесь открыть издание «Who is who at European Union», и прочесть обо мне. Надеюсь, что тогда вам хватит осмотрительности, чтобы прекратить шантаж в мой адрес!

— Приятно познакомиться с вами, мистер Раттенкопф. Мне жаль, что вы так нервно и агрессивно реагируете на мое абсолютно законное желание защитить имущественные интересы держателей прав на доли в вашей компании.

— Законное?! — перебил он, — Черта с два! Наша ССБ уже докладывала мне о каких-то подозрительных субъектах, запускающих с катеров шпионские дроны для нелегальной фотосъемки нашего лайнера и наших вспомогательных кораблей! Будьте уверены, что влияние в международной полиции SFOR у меня тоже есть! Я позабочусь, чтобы ваши шпионы были пойманы, и примерно наказаны!

— Мистер Раттенкопф, вы утверждаете, что наши действия криминальны, но это только предположение. С другой стороны, некоторые ваши действия, такие, как приобретение морского парома на 5000 пассажиров без надлежащего учета этой операции, являются доказуемым криминалом. Мне кажется, что предъявление этого факта в суде сразу же вызовет обоснованное недоверие к бухгалтерским книгам вашей компании.

Петер Раттенкопф чуть не задохнулся от гнева.

— Вы!.. Вы мечтаете, что, вам удастся что-то доказать? Самонадеянная девчонка! У нас крепкие отношения со всеми лидерами в этой зоне Индийского океана! Берите, что вам предлагают, и перестаньте путаться под ногами, пока мы не взялись за вас всерьез!

— Если вы настаиваете, мистер Раттенкопф, то я, конечно, передам ваше предложение и аргументы Линде Вилворт. Но, если говорить о лидерах в данной зоне океана, то Линда вероятно, поверит скорее своей практике, чем вашему утверждению.

— Какой практике, черт возьми?

— Это не имеет отношения к делу, мистер Раттенкопф. Я полагаю, что мы с вами очень содержательно побеседовали, и обменялись мнениями о ситуации. Я надеюсь, что вы с вашими компаньонами обдумаете предлагаемые условия сделки. Свяжемся позже.

…И в динамике пискнул сигнал отбоя. Вот и поговорили…

— Мерзавка! — буркнул Раттенкопф, и посмотрел на адвоката, — Вы думаете, Эдвард, что я повел себя неосторожно, и слишком много наговорил?

— Мингерр, было бы некорректно с моей стороны критиковать ваши решения.

— Решения… — эхом отозвался химический и антикварный магнат, — …Дьявольщина! Я просто разозлился! Но не о том речь. Как вам кажется, Эдвард, возможно ли, что Линда Вилворт где-то поблизости?

— Таковы выводы ССБ, мингерр, — ответил адвокат.

— Я сам знаю, какие выводы у нашего ССБ. Но я спросил ваше личное мнение.

— Позвольте, мингерр, я систематически изложу выводы ССБ, и попробую умозрительно проверить их достоверность.

— Я слушаю, — лаконично сказал Раттенкопф.

Адвокат коротко поклонился и быстро разложил на столе несколько мелких предметов: авторучки, карандаши, скрепки, и разноцветные листки для заметок.

— Пусть белая авторучка обозначает Линду Вилворт, а этот стол представляет ту часть географической карты, где разворачиваются интересующие нас события. Мы начнем с событий 22 января, когда во время стоянки лайнера около восточно-центрального края Маскаренского плато, юная фрау Вилворт исчезла с мешком денег. И начались проблемы. Сотовый телефон и браслет-радиомаяк этой особы, подброшенные в самолет принца эль-Обейда, спровоцировали конфликт с черными шипперами, бизнес которых работает под прикрытием сомалийских пиратов. Все дальнейшие действия нашей администрации, как нарочно, приводили к усложнению проблемы. Фрау Вилворт, тем временем, прилетела в Римини, а герр Вилворт при странных обстоятельствах погиб на Маврикии. Мы можем рассмотреть версию, что имело место неудачное стечение случайных обстоятельств, но осторожность требует рассмотреть и другую версию: злой умысел.

— Эдвард, вы подозреваете кого-то конкретного?

— Я лишь рассуждаю, мингерр. Кто мог бы составить и реализовать такой умысел? Этот человек должен был обладать широкими возможностями на гипер-лайнере, и хорошо разбираться в принципах криминального мира.

— Дьявол, все ясно! — Раттенкоппф ударил кулаком по столу, — Это же Даллахат, офицер первого ранга ССБ!

— Боюсь, что все так, — тихо ответил адвокат — если отбросить все невозможное, то, что останется и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался. Такова проверенная и надежная схема анализа любых загадочных событий.

— Эдвард! — строго сказал Раттенкопф, поднимаясь с кресла, — Никому ни слова об этом!

— Разумеется, мингерр. Чтобы обезвредить такого опасного человека, надо действовать крайне осторожно. Ведь у него большие возможности и наверняка есть сообщники…

После этих слов, судьба офицера ССБ первого ранга Даллахата была решена, и судьбы шестнадцати подчиненных ему офицеров второго ранга. К следующему утру они были мертвы, и их смерти предшествовали признания в предательстве и в связях с каморрой. Может показаться удивительным, что эти офицеры дали показания, не имеющие ничего общего с действительностью. Но, еще со времен святейшей католической инквизиции, известно, что подозреваемый под пытками угадывает мысли дознавателя, и сознается именно в тех вымышленных преступления, о которых дознаватель хочет услышать.

Таким образом, ССБ «Либертатора» фактически исчезла, и из силовых бригад осталось только ППУ (внутренняя полиция). В аспекте разведки администрация гипер-лайнера оглохла и ослепла. Это случилось в самый неподходящий момент для администрации.

У каждого взрослого пассажира — хотя бы одна 4-миллионная акция компании «Гипер-Лайнер». Таково было условие круиза non-stop. Именно такой минимум был у семьи Киршбаум из Штутгарта (двое взрослых: герр Гюнтер, и фрау Рената), и двое маленьких детей (Хорст и Ганс). Так что эта семья относились к нижнему слою пассажиров.

Этим утром дети остались на попечение nursery-service, а взрослые Киршбаумы решили поплавать с маской над фантастическими коралловыми формациями центрального подводного атолла Чагоса. Эта пара довольно молодых людей являла пример того, что среди миллионеров (включая тех, кто получил свое состояние от семьи) встречается настоящая любовь — огромная и прекрасная, будто волшебный остров из сказки. Когда Гюнтер и Рената выбрались на один из крошечных островков, чтобы отдохнуть после очередного сеанса сноркелинга над коралловой банкой, со стороны могло показаться: влюбленные болтают о милых пустяках, касающихся лишь их двоих. Но…

…Но сейчас речь у них шла вовсе не о пустяках.

— Гюнтер, мне страшно, — прошептала она, — что, если мы допустили большую ошибку, связавшись с этим гипер-лайнером?

— Вот, бояться не надо, хорошая моя, — он тихо и нежно провел ладонью по ее мокрой блестящей спине, — посуди сама: если мы решим, что затея с гипер-лайнером слишком ненадежна, то вытащим из этого бизнеса наши деньги с хорошим привесом.

— Милый мой, ты уверен? — Рената обеспокоено заглянула в его глаза.

— Да, конечно, это очень просто. Я только вчера смотрел, как развивается спор вокруг пакета акций, принадлежавшего Вилворту, голландскому цветочнику.

— И?.. — нетерпеливо спросила она.

— И, — сказал Гюнтер, — там фигурировала цена 56 миллионов долларов за акцию. Это предположение эпрайсеров, работающих с трастовым управляющим и, конечно, они завышают. Но, ясно, что цена сильно выросла от исходных 4 миллионов за акцию.

— Может и так, — отозвалась Рената, продолжая сомневаться, — но ведь эти акции нельзя продать через биржу. По уставу, их могут выкупить только оставшиеся акционеры.

— Да, моя хорошая, ты как обычно, права. Продать их нельзя, однако их можно сделать залогом по ломбардному кредиту. Если даже акция стоит не 56 миллионов, а вдесятеро меньше: 5.6 миллионов, то при рисковом коэффициенте три четверти можно заложить акцию за 4.2 миллиона. С двух акций мы получим 400 тысяч долларов дохода. Это гораздо больше, чем мы получили бы на полугодичных облигациях или депозитах.

— Отличная идея! — заявила она, и скользнула в воду, потянув его за руку за собой.

Плюх! Плюх!

— Маленькая черепашка! — крикнул он, вынырнув, — Покатать тебя на спине?

— Да! — весело отозвалась Рената, — Только давай сначала еще немножко поговорим.

— Давай. Если тебя что-то беспокоит, то расскажи. Надо все обсудить, иначе ты будешь грустить, а я расстроюсь. Ведь это ужасно, когда ты грустишь.

— Мальчишка, — ласково шепнула она, — ладно, давай действительно обсудим все. Меня беспокоит, что мы говорим совсем не о том, о чем полгода назад, когда решили купить четырехместные апартаменты в этом круизе non-stop. Мы ведь тогда думали не о том, сколько будут стоить акции «Гипер-Лайнера», а о нашем будущем.

— До Апокалипсиса — 5000 дней, — процитировал Гюнтер в ответ, — Как жить нам, нашим детям, нашим внукам и правнукам? Наш проект — это футуристический мир…

— Вот-вот, — подтвердила Рената, — мы говорили, что через год Хорсту идти в школу, а в фатерлянде все это как-то неоптимистично выглядит. Толпы черномазых мигрантов и наркоманов, еще неофашисты и антиглобалисты. Скоро будет непонятно, как ребенка выпускать из дома на улицу, и рядом с кем он окажется в школьном классе. К тому же, разговоры о новой войне за передел чего-то там… Помнишь, мы все это обсуждали?

Рената продолжила после паузы.

… - Так вот, я уверена теперь, что даже если правы ученые, на которых администрация ссылается в рекламном проспекте. Этот Нобелевский клуб…

— Да, я помню, — отозвался Гюнтер.

— Так вот, — продолжила она, — даже если они правы, и если через 15 лет случится что-то наподобие апокалипсиса, даже в этом случае мы зря связались с «Либертатором».

— Кажется, — произнес он, — ты узнала или увидела больше, чем я. Расскажи.

— Думаю, — ответила она, — что мы с тобой видели примерно одно и то же, только я еще заглянула в школу, и переговорила с некоторыми учителями. Ты в курсе, как устроено школьное образование на «Либертаторе»?

— Ну, я полагаю, что обыкновенно, как в любом благополучном городке с несколькими тысячами жителей, в котором принят английский язык и вальдорфская педагогика. Мы знали это заранее, правда?

— Что мы знали, милый?

— Мы знали, — пояснил Гюнтер, — что школа здесь будет, в основном, для коллективных детских игр, навыков общения, музыки, и общего развития. А учиться детям надо дома. Собственно, мы с тобой для этого купили целую пачку дисков «домашнее обучение — опережающая альтернатива школе: практический курс для детей и родителей».

— О! Милый! Ты запомнил название дословно! Впечатляет! Но не все так просто. Тебе известно, сколько здесь, на «Либертаторе» школ и сколько детей школьного возраста?

Гюнтер задумался на несколько секунд, а затем ответил:

— Школьников — от пятисот до тысячи, надо полагать. А школ — девять, правильно?

— Правильно, — подтвердила Рената, — теперь уточним. Одна школа — для детей «золотой сотни», мультимиллиардеров. Две — для потомства миллиардеров. Три — для детей тех деятелей, которые считаются приближенными миллиардеров. А четыре — для бедноты, которая обитает не на центральном корпусе «люкс», а на двух передних «бюджетных» корпусах. Это получается естественно: чтобы детям было ближе ходить в свою школу.

— К чертям такую естественность! — возмутился Гюнтер.

— Это твое мнение, милый, — ответила Рената, — а есть мнение ученых. Они разработали школьную программу с учетом скорого апокалипсиса. Ученые решили, что детей надо готовить к жизни в новом мире. А новый мир будет построен строго пирамидально. И, разумеется, мы, с нашим финансовым состоянием, очень скромным, по меркам гипер-лайнера, находимся в нижнем ярусе пирамиды. Ниже нас здесь только рабы, в смысле: матросы и младшие офицеры. На одном уровне с нами — прислуга миллиардеров. Там преимущественно индусы, пакистанцы, индонезийцы, иранцы, турки, арабы…

— …Тысяча чертей! — буркнул он.

— О! Я вижу, милый, что тебе не нравится такая социальная пирамида.

Прежде чем ответить, Гюнтер снова выбрался на островок. И огляделся. Рената тут же отреагировала.

— Ты тоже опасаешься, что нас кто-то подслушивает?

— Да, мне бы не хотелось, чтобы кто-то слышал. Теперь скажи: я правильно понял, что администрация гипер-лайнера решила привязать нас и детей к сектантской идеологии, построенной вокруг апокалипсиса, в который верят здешние придворные ученые?

— Точно! — объявила Рената, — Я подумала именно так, и словечко «придворные» также пришло мне в голову. Ты знаешь о Совете тетрархов?

— Зараза! — буркнул Гюнтер, — Это уже выходит за рамки ролевой игры для взрослых!

— Вот именно, Гюнтер. Точнее тут не скажешь. Зараза. Это не Ноев Ковчег, а плавучий лепрозорий. Я думаю: нам лучше убираться отсюда, а потом, по возможности, спасать вложенные деньги. Именно в такой последовательности.

— Значит, так, — сказал он, — по программе, через неделю у «Либертатора» стоянка около острова Реюньон. Там отличный аэропорт. Я зарезервирую четыре билета в Париж.

Рената выбралась на островок рядом с ним, потерлась щекой о его плечо и сообщила:

— Я тебя много за что люблю. Например, за то, что ты читаешь мои лучшие мысли.

— Хочешь, я прочту еще одну? — спросил Гюнтер.

— Попробуй, это интересно.

— Мне кажется, — продолжил он, — ты сейчас думаешь: не обратиться ли к той бешеной девушке с пиццей, которую наняла Линда Вилворт?

— Ты ужас, какой хитрый, — прокомментировала Рената, — да, я как раз думаю об этом, и гадаю: берет ли эта девушка заказы на стороне, или работает лишь на одного клиента?

— Это проблема, — согласился Гюнтер, — я читал, что у юристов мафии правило: никаких посторонних клиентов. Кроме того, как-то не хочется бросаться в объятия мафии. Это серьезный риск. Но если просто познакомиться и поговорить с фрау Оффенбах.

— Да, милый, я тоже думаю: когда мы прилетим в Европу, надо просто познакомиться.