Футуриф. Токсичная честность.

*60. Как создаются культовые альбомы

Семантически, выражение «Авторский вечер гало-рока» указывает на вечернее время, однако, для подводного отеля удобнее полуденные часы. Поэтому практически вечер начался через два часа после завтрака. Как это видно по дате, данный авторский вечер программировался, как предрождественский. Далее (после захода солнца) готовилось эклектичное мероприятие «подвижные игры на свежем воздухе и в воде с флиртом и выпивкой». Такое мероприятие и готовить-то не надо. В хорошей компании оно само происходит. Но, кто мог подумать, что «авторский вечер гало-рока» выйдет далеко за пределы планировавшегося интервала времени и продлится до полуночи (уже на фоне подвижных игр). Казалось, поют все — так бывает, если шоу «поймало волну».

Ближе к финалу (уже за полночь) Сван Хирд выглядел даже чуть-чуть растерянным (не ожидал такой феерической поддержки аудитории). В чем была причина такого успеха?

Может — в том, что значительная часть исполняемых баллад была написана за 25 дней приключений на просторах Индийского океана от Мадагаскара до Суматры.

Может — в том, что на сегодня Сван и Елена пригласили в гало-рок команду акваноида Джимми Лакса. Не то, чтобы Лакса был «так крут», но он был здешний, свой парень.

Может — в том, что после захода солнца шоу выплеснулось из отеля на поверхность, на верхнюю площадку плавучего крана. Казалось, что океан до горизонта заполнен алыми искрами сигнальных фонарей на мачтах небольших парусников. Если объективно, то публики было далеко не так много (не то, что фестиваль вроде Музыкального Марафона Гластонбери, собирающего по полтораста тысяч человек). Но (повторим!) речь идет о субъективном взгляде, от которого и зависит «сила драйва»…

…Рассказывать словами, как все это было — только попусту терять время. Настроение и обстановку таких «зажигающих шоу» передать невозможно.

Вот на такой ноте завершилась главная часть большого круиза Елены и Свана (который начался 30 ноября на островке Нуси-Бе у юго-западного берега Мадагаскара). Дальше, в следующие 5 дней ничего особенного не происходило, а рано утром 31 декабря самолет компании «UHU Flying Lemur» (Мадагаскарской дочки японского холдинга UHU) унес парочку голландцев в направлении родного Амстердама. Там, как водится в этом сезоне, температура стояла у нуля Цельсия, и с неба лениво падал мокрый снег, что, однако, не мешало местной публике готовиться к шумному веселью по поводу Нового Года.

Если друзья встречают тебя в аэропорту, то это здорово. Можно не думать, а плыть по течению и, не торопясь, адаптироваться к родной погоде, подзабытой за месяц. Можно удивляться, что при выдохе перед лицом появляется облачко пара, а при порывах ветра воздух обжигает лицо арктическим холодом (ну, правда, кажется, будто арктическим).

— Эй! — строго сказала Анита Цверг, — Ну-ка хватит ловить простуду! Марш туда.

— Туда? — переспросила Елена, проследив за взмахом руки своей подруги, — О, черт!

— Охренеть, вообще, реальный Хиппи-транспортер, — согласился Сван.

— Да-да! — подтвердила Анита, — Двигайте копытами, оба, если не хотите ходить потом неделю и развлекаться метанием соплей из носа. Марш!

Автомобиль, вызвавший восторг гало-рок музыканта, микроавтобус «Фольксваген Т1» (модель 1949 года), известен, как Хиппи-транспортер. Такая машинка мелькает во всех старых фильмах о хиппи — непременно раскрашенная в стиле «Flower Power» (цветами подсолнечника, яркими бабочками, пацифистскими символами и лозунгами). Данный экземпляр соответствовал традиции, а в качестве лозунга вдоль корпуса шла надпись:

«Настоящий хиппи курит апокалипсис уже сейчас!».

— И ты, Брут, запал на апокалипсис? — спросила Елена, усаживаясь в салоне за спиной водителя (каковым был, конечно, Эпир Шпеер — хиппи-инженер и бойфренд Аниты).

— Я ни на что не западаю, — с философским спокойствием ответил тот, аккуратно трогая машину с места, и выезжая с парковки, — наоборот, все западает на меня. Ты просто не понимаешь: человеческое супер-сознание, это такая воронка, затягивающая весь мир в пространство дружественного взаимопонимания.

— Эпир, ты пыхнул, что ли?

— Нет, я просто ответил на твой вопрос. Это мой стиль излагать философские истины.

— О, боги Асгарда! — с завистью воскликнул Сван, — Есть же люди, которых так прет без всякой травки, не говоря уже о грибах. А куда мы едем?

— В «Анаконду» разумеется, — ответила Анита Цверг, — до Нового Года надо еще успеть отпраздновать, что «Тропа саблезубых» попала в топ-10 песен последней недели года.

— Э-э… Анита, я не понял вообще…

— …А что тут понимать? — перебила она, — Итоги подведены в Токио, там уже полночь. Можешь нырнуть в Интернет и увидеть себя на девятом месте в топе.

— Да? А кто на первом?

— М-м… — Анита Цверг задумалась, — …Алло, Эпир, ты не помнишь, кто на первом?

— Помню, — ответил он, — там Питер Боб Кинг с песней «Я мечтаю о твоих ножках».

— И про что там? — полюбопытствовала Елена.

— Именно про это. Собственно, вся песня состоит из одной фразы, которая в заголовке. Близко к идеалу. Все остальные песни топ-10 хуже на порядок. А ваша баллада «Тропа саблезубых» хуже на два порядка. Это математический факт.

Возникла пауза, нарушаемая лишь гудением движка и щелчками капель талой воды по лобовому стеклу Хиппи-транспортера. Через минуту Сван нарушил молчание:

— Слушай, Эпир, ты, конечно, гений, вообще, но я не догнал: как ты строишь оценки?

— Элементарно, — ответил хиппи-инженер, — порядок качества современной песни, это округленный десятичный логарифм числа букв в ее тексте. Эталон современного хита содержит примерно столько букв, сколько SMS или Twitter-сообщение. Их логарифм округляется до двойки. А логарифм текста «Я мечтаю о твоих ножках», как нетрудно заметить, округляется до единицы.

— Так, — встряла Елена, — а если будет текст, логарифм которого округляется до нуля?

— Толковый вопрос, — ответил Эпир Шпеер, — такой текст может состоять, например, из одного трехбуквенного слова, вроде твоего любимого русского слова HUY.

— Почему не словосочетание «Дао Дэ Цзин»? — спросил Сван, — Там три иероглифа.

— Потому, — ответил Эпир, — что подсчет не просто по буквам, а по фонемным знакам.

— А-а… — протянул гало-рок музыкант, — …А почему вообще такой метод оценки?

Хиппи-инженер побарабанил пальцами по рулевому колесу и авторитетно пояснил:

— Потому, что 5 миллионов лет назад неизвестный фактор вытащил сообщество наших предков из довольно консервативных сообществ шимпанзе, в область продуктивного интеллекта. А в нашем веке идеология кредитного потребления сбросила большинство людей назад, на интеллектуальный уровень шимпанзе, для которых сложность Twitter-сообщений — это верхняя планка.

— Не обижай шимпанзе, они милые! — возмутилась Анита Цверг.

— Да, — спокойно согласился Эпир, — в этическом смысле шимпанзе лучше людей, но до недавнего времени люди в среднем вдвое превосходили шимпанзе по интеллекту. Это преимущество люди сейчас форсировано теряют. В 1963-м, когда Пьер Буль выдал НФ-роман «Планета обезьян», публика ворчала, что фабула надумана.

— Странно, — отозвалась Елена, — декаду назад в авиа-круизе одна хорошая девчонка, наш пилот, припомнила «Планета обезьян», правда по другому поводу.

— Тиктак, — заметил Сван, — припомнила не роман, а фильм, экранизацию.

— Экранизация не о том, — произнес хиппи-инженер, — вы роман читали?.. Так. В ответ — тишина. Значит, не читали. Я не удивлен, кстати.

— Не прикалывайся, а расскажи, — потребовала Анита.

— Доедем до «Анаконды», — ответил он, — сядем за стол, и за чашкой чая я расскажу.

Конечно, вот так сходу приступить к рассказу не удалось. Для начала, Елена была без всяких церемоний затискана и зацелована полудюжиной хороших знакомых. А затем, опять же, без всяких церемоний, она и Сван были вытащены на эстраду (где рядом с анакондой стояла большая елка, увешанная китайскими драконами). Вот в таком, не совсем тематическом, антураже, экспромтом, под синтезатор, пришлось исполнить упоминавшийся свежий хит на языке африкаанс — «Путь саблезубых».

Публика подпевала: слова запоминающиеся, ритм несложный, а африкаанс не очень-то отличается от старого голландского. А дальше — любимый столик в углу, и прекрасный горячий грог по правильному рецепту (не на коньяке, а на полулегальном самогоне). Вот теперь пришло время послушать соображения Эпира Шпеера о «Планете обезьян».

По его мнению, вся приключенческая линия (которая кочевала из одной экранизации в другую) представляла собой просто шлак, а ключевой точкой НФ-романа был прогноз деградации человечества под воздействием уже упоминавшейся «идеологии кредитного потребления». Социальная система последовательно выводила людей из сферы любого содержательного (непосредственно-материального, и даже научно-инженерного труда), направляя всю их деятельность в круговорот отупляющей рекламы ненужных товаров и идиотского потребления, как смысла жизни. А модифицированные шимпанзе стали для системы находкой, позволившей полностью вывести людей в мир выдуманных вещей и ценностей. И произошла содержательная гуманитарная катастрофа: шимпанзе, вполне логично стали относиться к людям не как к хозяевам, а как к декоративным животным, обитающим в жилищах-ячейках зоосада. Такое количество декоративной фауны было, очевидно, избыточным, и шимпанзе провели «прореживание и диверсификацию»…

— В таком случае, — заявила Елена, — этот роман Булля — плагиат с пьесы «R.U.R» Карла Чапека, 1920 года. Правда, у Чапека исполнителями всех материальных работ стали не обезьяны, а биороботы, но финал примерно тот же.

— Не совсем, — ответил Эпир, — кстати, у Чапека не «биороботы», а просто роботы. Чапек придумал слово «робот» специально для этой пьесы, и роботы у него, это упрощенные человекоподобные существа, производимые в специальном инкубаторе.

Елена утвердительно кивнула.

— Поправка принимается. Но, по существу я ведь права. Эта идея Булля — плагиат.

— Не совсем, — снова сказал Эпир Шпеер, — дело в том, что данная идея витала в воздухе. Возьми Уэллса, НФ-роман «Машина времени», 1895 год. Там раса роботов — морлоков выделилась из человеческой расы, а основная раса деградировала до полу-разумного состояния, и стала пищевым субстратом для морлоков.

— Сейчас, — проинформировала Анита, — вы увидите, как Эпир все сведет к дефективной сущности империализма. А начали мы, между прочим, с популярности песен.

— Мы начали, — возразил хиппи-инженер, — с того, что средний современный обыватель отупел, и не способен понять текст, в котором больше полсотни слов. Вот это реальный апокалипсис. Никаких супер-вулканов с астероидами не нужно, чтобы закопать такую деградирующую цивилизацию. Она сама себя закапывает, без помощи сторонних сил.

— Я вижу, — объявил Сван, — что Елена права. Ты запал на апокалипсис.

— Нет, это апокалипсис запал на меня. В час медитации, эгрегор апокалипсиса пришел и попросил его объяснить. Отказать противоречило бы моим этическим императивам.

— Кто такой эгрегор? — спросила Анита.

Хиппи-инженер мягко погладил ее по спине.

— Я уже тебе рассказывал как-то раз. Эгрегор, это, выражаясь архаически — ангел. Если подходить научно, то эгрегор — это социально-информационный агрегат. Типичный и общеизвестный небольшой эгрегор — это «командный дух». В его структуру включены психические устремления небольшого числа людей. Но эгрегор апокалипсиса гораздо крупнее. Как если бы у всего «золотого миллиарда» был общий командный дух.

— В литературе, — заметил Сван, — сказано, что у апокалипсиса четыре ангела.

— Не надо курить плохую траву, — ответил Эпир, — тогда в глазах не будет четвериться.

— Понятно, — Сван кивнул, — извини за дурацкий заброс.

— Без проблем между друзьями, — Эпир весело пихнул его кулаком в плечо и, изрядно хлебнув грога, без запинки продолжил, — в процессе медитации, или коммуникации с астральным полем, ответы приходят легко. Поэтому, хотя я сейчас скажу гениальное соображение, вовсе не обязательно считать меня гением.

— Черт, а мы как раз было собрались считать! — ввернула Анита.

— Я не возражаю, если вы хотите, — невозмутимо отреагировал Эпир, — так вот, главное отличие человека от лемминга состоит в том, что людям в моменты кризисов, совсем необязательно прыгать со скалы всей толпой. Достаточно, чтобы прыгнул балласт. Но, поскольку именно балласт меньше всего хочет прыгать со скалы, надо…

— …Сбросить его, — предположила Елена.

— Нет! Что ты! Никакого насилия не должно быть в таком чудесном деле! Надо просто уговорить балласт, что он прыгает вверх и спасается, а погибают все остальные.

— Упс… — выдохнула Елена, и провалилась в странное состояние, похожее на ту самую медитацию, о которой только что с некоторым пафосом объяснял Эпир Шпеер.

По волнам сознания, как в полусне поплыли сменяющиеся картинки. Вот обрубленные хвостовые корпуса «Либертатора», дрейфующие в Маскаренском канале после странной катастрофы, в оцеплении военных кораблей. Вот псевдонаучная суета вокруг разумных динозавров и зеленых туземцев Лемурии. Вот короткая инфо-война вокруг миссии «Луна-Пони». Вот абсурдный кусочек Уолл-стрит на островке Ассумптион. Вот тенденциозные пугающие репортажи с озера-супервулкана Тоба. Вот теневые и полные двусмысленных намеков переговоры с эмиром Эль-Обейда там же на Тоба. Вот стремительная подготовка маленького круизного дирижабля-сферы в Абу-Даби, чтобы совместить его тест-драйв с рекордным полетом «Сингапурского шара» — взятием 50-мильной высоты. В комплексе вырисовывалось нечто, напоминающее огромный заговор какого-то тайного общества. Елена принципиально не верила ни в какие «теории заговора», и все же…

…Когда в ее сознании прорисовалась уже совершенно параноидная картина контактов японского холдинга UHU с неаполитанскими «семьями» Рамазотти и Соррентино, она рассердилась, и усилием воли, примерно как поворотом рулевого весла, поменяла курс скольжения в потоке мыслей, несущемся непонятно откуда неясно куда. Черт с ними, с глобальными заговорами. Наладить бы собственную жизнь. Прежде всего, понять свое отношение к лохматому обормоту-викингу, с которым она живет уже 300 дней. Это же парадокс какой-то: если бы в марте кто-то сказал Елене, что это надолго, то она просто рассмеялась бы. Теперь не сказать, как было в начале: «я не люблю этого парня, но он забавный, и почему бы не ввязаться в веселое приключение с мимолетной эротикой?». Ввязалась… Ну, и где теперь та Елена Оффенбах, и тот Сван Хирд, которые стояли у истоков этого «приключения»? Их нет. Вместо них из реки времени вышли два совсем других человека, и каждому из них трудно представить свою жизнь без второго.

— Блин… — вслух буркнула Елена.

— Ты вынырнула? — заботливо спросил Сван, — Ты снова с нами?

— Вроде того, — она улыбнулась, — тут меня от горячего грога пробило на думку.

— Ну, — он кивнул, — я не тупой, сам понял. Давай, выгружай думку, пока она свежая.

— Хм… — Елена покрутила в пальцах чашку с грогом, — …Не так просто выгрузить. Но, я попробую. Представь: два человека побывали в большом приключении. Два человека, которые носили некие имена. А, вернувшись, они поняли, что эти имена уже ничего не значат. Просто, посторонний набор звуков. Я так и не придумала, что с этим делать.

Сван Хирд несколько раз моргнул, а потом заявил:

— Обалдеть! Из этого получится ультра-баллада! Вообще, крутая дзен-буддисткая тема! Слушай, я уже название придумал: «Мост через Нирвану». Ну, как?

— Круто! — сказала Елена, — только давай не будем творить эту балладу прямо сейчас.