Футуриф. Токсичная честность.

*59. Лабиринты и минотавры

Двум субъектам с качественно различными линиями жизни очень непросто приводить в порядок свои взаимоотношения. Особенно, если по обстоятельствам их общение в этот интервал времени получается только дистанционно. Это было похоже на разгадывание какой-то дико запутанной шарады с множеством слов, которые имеют для двух разных субъектов разный смысл. Тем более разный, что они склеены в переплетенные цепочки. Попробуй, разберись, что все это значит — а ведь от понимания зависит так много…

Место на мини-яхте радикально ограничено, поэтому весь экипаж невольно становится аудио-свидетелем телефонных и SKYPE разговоров каждого в отдельности. В данном случае, разговоры Тиктак с Олафом (вот-вот, не один разговор, а много, с тайм-аутами, взятыми на обдумывание) носили настолько приватный характер, что Елене Оффенбах становилось просто не по себе, что она это слышит. Напротив, Сван Хирд все сильнее воодушевлялся, прислушивался, чтоб не упустить что-либо важное, и конспектировал какие-то мысли на свой ноутбук. Елена вертелась так и сяк, стараясь не замечать этого странного энтузиазма своего бойфренда, но к середине дня 20 декабря, не выдержала и предложила ему выйти ненадолго на открытую палубу, переговорить тет-а-тет.

Маленький прототип дирижабля апокалипсиса имел скромную скорость 70 км в час, а обитаемый модуль (как уже говорилось) был просто мини-яхтой. С учетом двух таких обстоятельств, выход на открытую палубу во время движения не был чем-то особенно рискованным. Встречный ветер не способствует комфорту, но условия не хуже, чем в открытом кузове грузовика, едущего по шоссе со средне-автомобильной скоростью…

— …Слушай! — начала Елена, — Я не ханжа, и тем более не монашка…

— Интригующий старт, — ввернул Сван.

— Дай, блин, договорить! У меня простой вопрос: какого дьявола ты подслушиваешь и конспектируешь чужие диалоги об интимной жизни, которые тебя не касаются?!

— Я пишу балладу про Минотавра, — невозмутимо ответил гало-рок музыкант.

— Про какого, блин, Минотавра? — поразилась она.

— Про критского, блин, Минотавра. Стыдно не знать. Ты, вроде, культурная девушка.

— Блин! Я знаю про критского Минотавра, но при чем тут Тиктак и Олаф?

— Солнышко мое, — ласково сказал он, — если бы ты на минуту прекратила метать в меня протуберанцы, то я объяснил бы тебе этико-философский смысл мифа о Минотавре.

— Ну? — спокойным тоном предложила Елена.

— Ну, — в тон ей отозвался Сван, — как культурная девушка, ты знаешь книжный миф о Минотавре. Парень с головой быка родился от зоофильной интриги королевы Крита. Смущенный король сослал это чудо в лабиринт. Чтобы Минотавр не голодал, туда, в лабиринт, регулярно загоняли пленников. В очередной квант питания попал парень по имени Тесей. В него влюбилась критская принцесса Ариадна, и передала ему клубок волшебной нитки. Благодаря этому клубку, Тесей нашел и убил Минотавра, а потом выбрался из лабиринта, и дальше happy end.

Гало-рок музыкант замолчал, выразительно глядя на нее, и Елена кивнула, подтвердив аутентичность изложения книжного мифа.

— Так вот, — продолжил он, — на самом деле, это античная этико-философская притча об отношениях между мужчиной и женщиной. Минотавр в лабиринте, это все то дерьмо, которое накопилось в религии, морали, всяких прочих условностях. Эта бешеная тварь караулит ритуальную полосу, которая искусственно разделяет влюбленных, и требует человеческих жертв. Минотавра надо убить, но для этого сначала необходима ниточка свободного, неискаженного взаимопонимания Ариадны и Тесея. Вот об этом баллада.

— Сильная задумка, — оценила Елена, — и, значит, ты собираешь материал для баллады?

— Да, собираю.

— Ну, блин… Все равно, это как-то некрасиво.

— Нет, это красиво, ведь в начале будет посвящение нашим друзьям: Тиктак и Олафу.

— Ладно, так нормально, — сказала Елена, — главное, чтобы у них все получилось.

— У них получится! — уверенно заявил Сван Хирд, — Ведь Минотавр, это такая скотина, которая живет только в лабиринте дурацких табу, трусливых умолчаний, и стыдливых иносказаний. Как только у людей хватает смелости назвать кошку — кошкой, лабиринт рушится, а у Минотавра отваливаются рога, и он рассыпается, как старое чучело.

— Иначе говоря, — предположила Елена, — твоя баллада призывает быть, как акваноиды?

— Нет! Баллада не призывает, а повествует. Хотя, прямота акваноидов мне по душе.

В массиве главных (или северных, или внутренних) Сейшельских островов, кажется, не найти такого острова на котором не было бы живописных гранитных скал в окружении пальмовых рощ и иных красот природы, и который не освоен агентствами по элитному туризму, либо национальным департаментом природных резерватов. Но все-таки, здесь имеются никакие острова, например островок Молох, в 5 милях, или в четверти пути от столичного острова Махэ до другого крупного острова Праслин. По геологии островок Молох, это поднятое коралловое поле с надводной частью примерно 10 гектаров. Здесь ничего нет, кроме коралловой извести, выжженной экваториальным солнцем. Поэтому, Сейшельские власти недорого продали островок Молох некому фонду «Астросфера». В настоящее время фонд построил тут лишь одно крупное сооружение: купольный ангар высотой примерно как 10-этажный дом, и полусферический по форме. Зачем эта штука нужна, оставалось неизвестно публике. Тайна… А тайны всегда привлекают внимание.

Бакалавр-шкипер Кэтти Бейкер и ее суперкарго Эрл Рассел, устроились в небольших, уютных апартаментах «Кофейной мельницы», на широкой кровати, и наблюдали на мониторе ноутбука за окрестностями невзрачного островка Молох. Оператор web-камеры специально ловил в объектив плавсредства, которые в аномально-большом количестве столпились у этого островка. И не менее дюжины катеров, судя по спецоборудованию, имели прямое отношение к масс-медиа. Это было неспроста…

…Кэтти толкнула плечом своего суперкарго и негромко сказала:

— Чувствуешь: собрать крыс TV эффективнее путем нагнетания секретности, чем путем рассылки приглашений и заброса денежных подарков в черные кассы редакций СМИ.

— Да, — согласился Эрл, — но пока их, все-таки, маловато.

— Это потому, — ответила шкипер, — что сингапурский графеновый шар еще не вырвался в космос. Ждать недолго. Если фокус проскочит, то все горячие репортеры инфо-агентств, представленные в регионе, метнутся на Молох.

— Ты полагаешь, Кэтти, что эти бараны клюнут на фрик о подобии между сингапурским графеновым шаром и простой 20-метровой фигней из Абу-Даби?

— Я просто уверена, Эрл. А ты разве нет?

— Черт… — он ударил кулаком об кулак, — …У меня настроение, как перед экзаменом.

— Это хороший признак! — объявила она, — Если у тебя всплеск сомнений то, значит дело достойного масштаба. Ух, и каша заварится!

— Может, и так, Кэтти, но обидно, что мне не хватает силы воли держать себя в руках.

— Ерунда, Эрл! Я люблю не супермена с бронированными нервами, а того талантливого, тонкого и чувствительного парня, который, несмотря на сомнения и опасения, умеет в нужный момент довериться своему разуму, и сделать шаг вперед.

— Ой… — тихо вздохнул Эрл, — …Вот теперь я действительно растерялся.

— Я вижу, — она улыбнулась, — и мне это нравится. Так необычно.

— Ты непредсказуемая и прекрасная черная кошка-оборотень, — прошептал он.

— Вот такая я, — без тени смущения подтвердила Кэтти, но внезапно на ее левом запястье запиликал гаджет-браслет, стилизованный под наручные часы…

— …Что у тебя там? — быстро спросил Эрл.

— Там… — она глянула на маленький экран, — …сообщение: 80500 метров. Рубеж полста английских миль пройден. В терминах США, Сингапурский Шар находится в космосе.

На 40-футовом швертботе «Сталкер», дрейфующем у островка Молох, Фируз Нургази завершила операторскую (управляемую) видео-съемку (тот самый видео-поток, который ловили через Интернет Эрл Рассел и Кэтти Бейкер). Далее, Фируз зафиксировала web-камеру на консоли, и спустилась с крыши рубки на ходовой мостик. Хэнк Завоеватель отвлекся от чашки, из которой пил чай, одобрительно похлопал в ладоши, и спросил:

— Я уже отмечал твой web-шпионский талант, или еще нет?

— Кажется, нет, — сказала юная оманка, при этом проворно утащила чашку чая и сделала быстрый глоток.

— Так вот, я отмечаю. Только, не глотай так быстро сильно-горячие и сильно-холодные напитки. У тебя совсем недавно был ларингит. Пожалей горло.

— Это был не ларингит, — ответила она, сделав еще глоток и поставив чашку на место.

— А что это было? Только не говори, что бисквитный кашель, как у кенгуренка Ру.

— Это была неопасная эндо-вирусная инфекция.

— А подробнее? — попросил Хэнк, почувствовав в ее тоне некую недоговорку.

Фируз Нургази резко вздохнула, собирая силу воли в комок, и объявила:

— Это вирус «Ондатра», высвобожденный при беременности. В смысле, если женщина какой-либо обычной расы залетает от мужчины-акваноида, то…

— …О, черт! — перебил он, — Ты беременна, что ли?

— Да. А ты разве не рад? — чуть обиженным тоном отозвалась она.

— Вот, блин… Слушай, Фируз! Я, конечно, рад! Но, ты этим перечеркиваешь огромный сектор возможностей в жизни! Тебе 17 лет, у тебя все впереди, а став акваноидом, ты…

— …Став акваноидом, — перебила на этот раз она, — я смогу быть рядом с моим любимым мужчиной над водой, и под водой. Я смогу свободно растить нашего ребенка, а когда он подрастет, то показать ему наш океан. Что я перечеркиваю, Хэнк? Объясни, я не вижу!

Не стал Хэнк Завоеватель ничего объяснять, а просто обнял эту слегка рассерженную и невероятно любимую девчонку, и крепко прижал к себе.

— Ну, вот, — пробурчала она, уткнувшись носом в его плечо, — так гораздо лучше.

— Имей в виду, — тихо сказал он, — я буду следить за твоим здоровым образом жизни.

— Тогда классно! Я смогу об этом не думать, и еще ворчать, что ты меня тиранишь!

Несколько позже, в обеденное время, в небе к северу от островка Молох, появилась как будто серебристая точка. Она увеличивалась, превращаясь в сферу с изящной гондолой, снабженной парой воздушных винтов большого диаметра по бокам. Этот дирижабль с неторопливой грациозностью выполнил снижение по спирали. А в финале он выплыл в своевременно открытый сегмент полусферического ангара. Вот такое шоу. Разумеется, репортеров это раззадорило, и они, десантировавшись с катеров, пошли на штурм, если можно так это назвать. Но, у ворот кольцевой ограды, которой был обнесен ангар, они затормозили, и перешли к тактике осады, решив дождаться, чтобы кто-нибудь вышел…

…И дождались. Вышедшая парочка — гало-рок музыкант Сван Хирд и адвокат Елена Оффенбах — были замечательным уловом. Настал «El momento de la verdad» («момент истины» — как говорят в Испании на корриде, и в контрразведке при допросах). Что не значит, разумеется, будто в такие моменты открывается истина. Коррида — она и есть коррида, а при допросах в такие моменты часто, вместо истины интересанту достается красивая и вкусная дезинформация. В конкретном случае, Сван и Елена, как будто бы неохотно дали полуторачасовое интервью. Казалось, что они оба растеряны, угодив «в засаду медиа-агентов», отвечают экспромтом, сочиняют что-то на ходу, периодически проговариваются, о чем не надо и, пытаясь затем исправить дело, только усугубляют, привлекая внимание к какой-то предыдущей неосмотрительно брошенной фразе.

Репортеры попытали бы их еще, но тут на оперативном поле, как чертики из табакерки, нарисовались четыре негра зверского вида, с автоматами коммандос, в камуфляже без опознавательных знаков, и с полным отсутствием уважения к свободе прессы. Нет-нет, обошлось без травм, но эти негры ТАК СМОТРЕЛИ, что никому из TV-активистов не захотелось проверять, что случится, если оспорить право этих субъектов на эвакуацию интервьюируемых персон. Неопознанные негритянские боевики взяли Свана и Елену, выражаясь на сленге «в коробочку», и в темпе легкого бега препроводили на довольно неприметную 7-местную летающую лодку «Lake Seawolf» военного образца (также без опознавательных знаков). Вжик — и добыча ускользнула из цепких лапок СМИ.

На самом деле, для Свана и Елены все случившееся (включая и «засаду», и эвакуацию, проведенную «в жанре плащей и кинжалов») не было неожиданностью. А сейчас, уже отдыхая в тесноватом салоне летающей лодки, Елена не могла сообразить только, кто находится в пилотском кресле. Про «зверских негров-спасателей» она знала, что это — коммандос короля из Свазиленда. Но мужчина за штурвалом был вдвое старше парней — коммандос, и кажется, принадлежал не к негроидной, а к европеоидной расе. И только когда этот персонаж, оставив управление парню-штурману, переместился на откидное кресло наблюдателя, и снял тонированные очки, Елена узнала его. Это был Рори Хофф, этнический трек-бур, профессор Университета Свазиленда, и советник короля Нкаване Первого. Загадочно улыбнувшись, он прокомментировал свою роль:

— Мне давно хотелось нахулиганить где-нибудь, и чтоб мальчишки мир посмотрели.

— Уа-уа!!! — отозвались «мальчишки», в том смысле, что им понравилось хулиганить.

— Я чертовски рада, — чуть растеряно сообщила Елена.

— Классно! — добавил Сван, тоже узнавший профессора, — А куда мы летим, кстати?

— На атолл Каргадос, — сообщил профессор Хофф, — там подводный отель, прекрасный ландшафт для фридайвинга. И, местные ребята намерены уговорить вас на авторский вечер гало-рока.

— Ха! — Сван Хирд ударил кулаками по коленям, — Без гало-рока не обойдется! А этот подводный отель — тот, про который говорил менеджер японской турфирмы UHU?

— Думаю, да. На Каргадосе это единственный отель. Очень интересная штука.

— Рори, — вмешалась Елена, — а что за штука этот подводный отель?

— Лучше, — ответил свазилендский профессор, — чтобы ребята показали все на месте.

Есть вещи, о которых хорошо знаешь, но, столкнувшись с ними на практике, все равно оказываешься шокирован. Такое случилось с Еленой Оффенбах, когда она увидела этого человека (точнее, акваноида). Сперва она подумала, что обозналась. Не может это быть лейтенант-миротворец Хуго Ситтард из Роттердама.

— Елена, не хлопай глазами, ресницы вывихнешь, — весело сказал он, — Я это точно я.

— Черт! Хуго! Как тебя угораздило? Сван, это Хуго, из Роттердама, мы были в Афгане.

— Hi! — сказал гало-рок музыкант, пожимая руку бывшему лейтенанту-миротворцу, — ты, получается, наш, голландец?

— Получается, — подтвердил тот, — а как угораздило… Ну, я ведь был оператором дрона. Работа, сама знаешь какая. А уже после того, как ваш сводный отряд улетел, у нас был экстренный вылет. Муллу Шухри с бандой обнаружили между Кундузом и таджикской границей. Нам скомандовали «поиск и уничтожение». Я нашел и уничтожил. Вот и все.

— Не по тем отстрелялся? — предположила Елена Оффенбах.

Бывший лейтенант отрицательно покачал головой.

— В том-то и дело, что по тем. Но, они, оказывается, ехали под флажком МККК.

— Чего? — переспросил Сван.

— Это, — пояснила Елена, — охранный знак Красный Крест и Полумесяц. Меня вовсе не удивляет, что под этим знаком перемещаются банды. Я сама такое видела.

— Все видели, — подтвердил Хуго Ситтард, — и, я с дрона влепил. Ни одна падла не ушла. Только меня по политическим мотивам сдали. Я приземлился в тюрьму. Позже, меня за адекватное поведение перевели на вольный режим. Мне все осточертело, и я через серых вербовщиков устроился на гипер-лайнер. Дальше, вакцинация и озеленение тела.

— Дерьмовая история, — со вздохом, проворчала Елена.

— Нормально, — возразил он, — могло хуже обернуться. А так, у меня насыщенная жизнь, интересная работа, классные друзья… Ну, что мы все про меня? Ты-то как, Елена?

— Тоже нормально. Сван и я делаем реальный гало-рок. Еще у меня кое-какой бизнес.

— Ну, класс! — Хуго широко улыбнулся, — Так, мы услышим этот реальный гало-рок?

— Не сомневайся! — заверил Сван Хирд, — Было бы, на чем играть. У меня с собой только карманный аудио-синтезатор. Где тут можно купить электрогитару и вообще?

— Тут, — ответил Хуго, — есть парень по имени Джимми Лакса, этнический сингапурец.

— Хм… И что такого в этом парне?

— Он электрик-профи, и играющий фанат гало-рока. У него все, что надо есть.

— Ну, вообще!.. — Сван почесал в затылке, — …Надо с ним познакомиться, значит.

— Завтра, — пообещал бывший лейтенант-миротворец, — я вас познакомлю. А сейчас, мне кажется, вам надо бы отдохнуть. Давайте, я провожу вас в отель.

История подводных отелей начинается в середине 1980-х, когда снизилось напряжение Холодной войны, и некоторые подводные военные базы стали не нужны. Вот, их-то и переделали в первые отели. Это были просто стальные цистерны с иллюминаторами, и подкачкой воздуха под давлением с поверхности. По сути — стационарный водолазный колокол, чтобы попасть в который, надо нырнуть и вплыть через нижний люк. Скоро эволюция поменяла облик отелей. Появились прозрачные стены из оргстекла, чтобы показать панораму. Продвинутые отели стали двухсекционными — шлюзовыми. Первая секция — с давлением уровня моря. Туда можно спуститься на лифте. Вторая секция — с давлением глубины установки. Оттуда открытая вода доступна, прямо как в ванной.

Обычно подводные отели очень небольшие, два-три десятка комнат. Причина понятна: простейшие отели типа «водолазный колокол» пригодны только для фанатов дайвинг-туризма, а продвинутые отели, это системы, сложные в эксплуатации. Отсюда и цены: шокирующие. Но, отель в лагуне Каргадос был далеко не маленьким. Сван Хирд сразу определил его, как «перевернутую греческую деревню». Типичная деревня в гористом греческом ландшафте у моря это сплошная застройка из домиков, которые, как будто, карабкаются вверх от пляжей и пристаней вверх по склону. А здесь такая же застройка спускалась восемью ярусами от поверхности в глубину. Хотя, домики, конечно, очень отличались от греческих. Например, их кровли были полностью прозрачными, чтобы улавливать больше солнечного света (который сильно ослабевает даже на небольшой глубине). Над странной деревней вместо птичек летали (в смысле плавали) коралловые рыбки, а вместо дыма из труб каминов поднимались облачка воздушных пузырьков.

Сейчас (т. е. после захода солнца) четыре персонажа за столиком в маленьком кафе под прозрачной крышей второго подводного яруса, наблюдали феерическую картину: туча серебристых рыбок кружилась в неярком ореоле свете, пробивающемся из помещения в окружающие воды лагуны.

— Даже не верится, что это на самом деле, — призналась Елена Оффенбах.

— Вообще! — лаконично согласился с ней Сван Хирд.

— О! — обрадовалась Сандра Лоран, — Значит, духовно вы тоже дайверы-романтики!

— Ну, мы не настолько эстремалы, — возразила Елена.

— Не настолько? — с иронией переспросил Мартен Лоран, — Неужели?

— Правда, не настолько! — Елена приложила ладонь к груди, — Честное слово. У нас так случайно иногда происходит экстрим, но это всегда следствие влияния непредсказуемых неконтролируемых внешних обстоятельств. Форс-мажор, иначе говоря.

— Вот, — прокомментировала Сандра, — что значит настоящий адвокат! Аплодисменты!

— Издеваетесь, да? — изобразила легкую обиду Елена.

В ответ это французская парочка заразительно заржала. Разумеется, они не издевались. Просто, такие веселые позитивные ребята, обитавшие в соседних мини-апартаментах. Бывший лейтенант-миротворец (а ныне акваноид — авиатор) Хуго Ситтард сразу же по прибытии в подводный отель познакомил Свана и Елену с парочкой этих французских дайверов. Правильно сделал. В компании с Мартеном и Сандрой осваиваться тут было значительно проще, и несравнимо веселее. История Мартена и Сандры после «акульего инцидента» 17 декабря выглядела достаточно просто. Их компаньоны — Рэм и Жаклин Форнйер остались на медпункте Каргадоса — по итогам видеотелефонных переговоров Элама Митчелла и доктора Риты Слэшер с менеджерами французской и маврикийской страховых компаний. Немаловажную роль сыграл консультант — военврач французской колониальной базы Сен-Дени-де-Реюньон. Этот дядька — кавторанг медслужбы флота, посмотрел видеозапись хирургической эпопеи, и безапелляционно заявил: «Пусть эти покусанные побудут в клинике, где их оперировали, там хорошие спецы, превосходная японская аппаратура, и не надо их никуда перевозить в ближайшие две недели, а иначе одному богу известно, что произойдет при транспортировке с такими травмами». Был скользкий момент: отсутствие клинического сертификата у медпункта Каргадос. Но, у страховых юристов имелся накатанный вариант для таких случаев: медпункт обозвали «точкой экстренной медицинской помощи, действующей согласно Декларация ООН «О правах коренных народов», принятой резолюцией 61/295 Генеральной Ассамблеи от 13 сентября 2007 года». Легко нашелся коррумпированный клерк ООН, который подписал страховщикам соответствующую проформу. Юриспруденция — точная наука, а как же!

Парочка Лоран осталась на Карагадосе за компанию (в принципе, они же и собирались провести тут отпуск), а сейчас Мартен Лоран (раз уж разговор зашел об адвокатах), по случаю поинтересовался:

— Елена, как вышло, что акваноиды считаются тут коренным народом, туземцами?

— Это потому, — ответила она, — что так проще всего было сползти с колючей елки.

— Но, — возразил он, — даже коню понятно: эти ребята никакие не туземцы.

— Никакой конь, — сказала Елена, — не является формальным авторитетом в вопросе об установлении аборигенной природы того или иного сообщества. Это всегда решается по политическим мотивам. Баскония, Конго-Киву, Косово, Палестина, Папуа, Сингапур, Суринам. Каждый такой случай — очевидный произвол. Лемурия — тоже.

— Странно, — заметила Сандра Лоран, — ты адвокат. А в законность не веришь.

— Разумеется, я не верю! Адвокат, верящий в законность, это такой же нонсенс, как поп, верящий в бога, или рекламщик, верящий в чудесные качества продвигаемого товара.

— Такой афоризм надо немедленно запить! — заявил Мартен Лоран, взял со стола кувшин мадагаскарского пальмового вина, и наполнил стаканы.

Кэтти Бейкер подняла фужер с легким белым вином.

— Ну, Эрл, за звездный час!

— За звездный час, — эхом отозвался он. Фужеры с чуть слышным звоном сошлись над столом, и в их боках отразилось разноцветное мерцание включенных мониторов.

— А ты сомневался, — продолжила она, сделав глоток.

— Я сомневался, — подтвердил Эрл-Гарри, также глотнув вина, — и даже сейчас с трудом убеждаю себя, что это произошло. Одно дело — знать статистическое распределение по интеллекту массового инфо-потребителя в странах «золотого миллиарда». Другое дело действовать в расчете на это распределение, и убедиться на опыте.

— Эрл, ты расстраиваешься, что больше половины цивилизованных людей — дебилы?

— Кэтти, меня расстраивает даже не это, а то, что дебилы безоговорочно задают тон. Тут ключевое слово: безоговорочно. Ни одного разумного отклика в доминирующих СМИ. Рационализм — только на клубных блогах, где всего по несколько тысяч подписчиков.

— Да, — нехотя согласилась Кэтти, бросив взгляд на ноутбук, стоящий посреди стола, — в нашей большой бочке меда есть ложка дегтя…

…На монитор ноутбука выведены слева — анонсы СМИ, а справа — диаграммы экспресс опросов TV-зрителей.

Научно-техническое качество проекта «Суборбитальный остров» и проекта «Семейный Астростат» даже не обсуждалось. СМИ сообщали о них, как о заведомо реалистичных конкурирующих проектах спасения «избранных людей» от грядущего апокалипсиса. В центре обсуждения был вопрос: какой из двух проектов эффективнее продвигается на инновационном рынке. На клубных блогах «Скептик», «НФ-тенденция» и «Антифрик» объяснялись физические ляпы обоих проектов. Но большинству инфо-пользователей скучно было вникать. Массовый инфо-пользователь не уловил даже, что беспилотный ультралегкий «Сингапурский шар», взявший сегодня высоту 50 миль, и пилотируемый дирижабль, приземлившийся сегодня на островке Молох — это два совершенно разных летательных аппарата. Два параллельных события с дирижаблями сферической формы слились в мозгах репортеров и обывателей в ОДНО фантомное событие. И это событие закрепилось в их памяти, как ОДНО вследствие намеренной путаницы, которую Елена Оффенбах и Сван Хирд внесли своим интервью-экспромтом. Диаграммы опросов TV-зрителей показывали, что самые популярные темы таковы: обеспечит ли правительство убежища для граждан при апокалипсисе, всем ли хватит там места, а если нет, то кому достанутся места в первую очередь. На втором месте была тема о том, как спасти свои сбережения и пенсионные накопления при апокалипсисе, и что будет с курсами валют.

…Кэтти Бейкер посмотрела на это, и развела руками.

— Ну, вот таким стало цивилизованное человечество. И черт с ним! У нас через два часа встреча с королем Вилли. Может, отрепетируем еще разок?

— Хорошая идея, — согласился Эрл-Гарри, — начнем с первого вопроса, который будет, по-видимому, задан холодно-возмущенным тоном.

— Да! — Кэтти энергично кивнула, и перешла на тихо-рычащие интонации, — Как это вам хватило наглости приехать сюда на Ярмарку алмазов, после того, как ваши компаньоны Киршбаум и Тэммелен замусорили этот рынок поддельной метановой синтетикой?

— Ваше величество! — начал Эрл тоном рыцаря Круглого стола, обвиненного в хищении колбасных обрезков.

— Слишком помпезно, — перебила Кэтти своим обычным голосом.

— ОК, — согласился Эрл, — и начал снова, чуть иным тоном, — мистер Оранс, я не хотел бы делать заявления, которые, по вполне понятным причинам, не готов буду повторить на публичном арбитраже. Поэтому я только спрошу: известно ли вам о бизнесе китайской триады, которую в специальной литературе обычно называют «Хонгкиу»?

— Триады? — переспросила Кэтти, возвращаясь на тихо-рычащие интонации, — Но это же смешно! Мы не в голливудском кино. Нечего валить все на китайцев с их триадами!

— Тут, — объявил Эрл, — я торжественно предъявляю королю фотоальбом Хуа Лун-Фена с узнаваемым обрядовым шрамом поперек груди. Я полагаю, что фото этого достойного китайского джентльмена в качестве капитана субмарины, не фигурирующей ни в одном регистре, мотивирует короля Вилли на проверку версии о триадах.

— Но, — заметила Кэтти обычным голосом, — «Хонгкиу» не триада, а мистический орден.

Эрл-Гарри Рассел-Лессер улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Да, именно так сказано в специальной историко-этнографической литературе. Но там сказано еще, что этот орден традиционно, уже более тысячи лет, связан лишь с одним бизнесом: выращиванием опиумного мака.

— Об этом я и говорю, — сказала Кэтти.

— Для ученого этнографа, культуролога, эзотерика, это аргумент, — сказал Эрл, — но для любого другого респондента из европейской культуры, это ничего не значит. Так что, например, в служебной энциклопедии Интерпола о «Хонгкиу» сказано, я цитирую по памяти: «криминальное сообщество, известное со средневековья, и преимущественно специализирующееся на контроле над производством опиума-сырца». Ты чувствуешь эфемерность слова «преимущественно»?

— Да, — Кэтти тоже улыбнулась, — это лирика, которую читают по диагонали. Но…

— Но? — переспросил он.

— …Но, я думаю, — добавила она, — главным аргументом будет «Hispano-Suiza Xenia».

La Hispano-Suiza, Fabrica de Automoviles, S.A. (т. е. Испано-швейцарская фабрика автомобилей) существовала с начала XX века до Гражданской войны в Испании, но в историю автомобилестроения успела войти благодаря модели «Xenia» 1924-го года по прозвищу «Серебряная капля». Дизайн этой машины опередил свое время на полвека, однако при этом обладал особым шармом, свойственным эре ранних авто.

— Боже мой… — произнес король, — …Боже мой! Какая красота! Откуда она у вас?

— Не у нас, а у вас, — обаятельно улыбаясь, поправила Кэтти, — а Эрл и я вручаем ее, как выборные представители клуба «Zeta Reticula».

— Но я не могу принимать такие подарки!

— Извините, — уточнил Эрл, — но это же не касается подарков от близких родственников. Машину заказала ваша дочь Эмми, через клуб, в котором состоим и мы, и она.

— Ох, эта непоседа Эмми… — тут король вздохнул, а потом на его лице четко отразились сомнения. В этот момент Кэтти протянула ему прозрачный пластиковый конверт.

— Я чуть не забыла, мистер Оранс. Здесь формальная дарственная и частное письмо.

— Ох, эта непоседа Эмми. Я при ней несколько раз сболтнул, что обожаю эту модель, и в результате такое… Наверное, будет правильно, если я ей сейчас позвоню. А вас я хочу пригласить в гостиную на стакан доброго голландского глинтвейна.

— С удовольствием принимается, — ответил Эрл.

— Вот и отлично! — сказал король, — Я скоро подойду. Вы пока можете посмотреть фото, которые на стенах, или включить музыку, или что-нибудь по TV.

Получив подтверждение относительно автомобиля от любимой дочки, король Вилли, в порядке психологического сцепления, принял и довольно скользкую версию о триадах, рулящих аферой с синтетическими «метановыми» алмазами, химически аутентичными натуральным. Более того, король Вилли проникся симпатией к клубу «Zeta Reticula», а именно это было главной целью подготовительной фазы разговора. Теперь можно было перейти к вопросу о поддержке международной любительской астронавтики. Речь шла только о нескольких позитивных словах там и тут в публичных выступлениях. Ничего особенного, правда? Всего лишь мнение короля Нидерландов, фигуры, вообще говоря, символической, а не правительственной. Казалось бы, психология, а не политика…

Доктор физики Бен Бенчли (он же Бен-Бен, вождь акваноидов Запада Лемурии) уже не в первый раз застал нидерландскую принцессу за внимательным изучением предыстории проекта «Луна-Пони» в университетской медиа-библиотеке, и решил, что пришла пора поговорить «как два разумных образованных, и понимающих субъекта».

— Эмми, — произнес Бен-Бен, — последние несколько дней ты так активно занимаешься выяснениями деталей известного проекта, что я подумал: лучше сам тебе расскажу.

— Было бы интересно, — согласилась она.

— В таком случае, — продолжил он, — начнем с перечисления фокусов. Вот что мы имеем. Болтовня о супер-вулканическом апокалипсисе. Фэйк-мифы о разумных динозаврах, и о древних лемурийцах. Странные фотографии лунных объектов, сделанные спутником «Пони». Раскрутка сомнительных проектов сверхвысотных дирижаблей — спасательных крейсеров апокалипсиса. Так?

— Да, наверное, — согласилась принцесса Эмми Оранс, — и как все это связано?

— Ты ищешь общую логику, единый план, — констатировал вождь акваноидов.

— Разумеется, ищу, раз это связанные события.

— А зря, Эмми. Потому что хорошая программа действий постиндустриального типа не подчинена какой-либо общей логике, и не имеет единого плана. Разрабатывается лишь программно-реализующая бизнес-среда, подталкивающая движение к нужной цели.

— Вот как? Значит, хотя бы цель у такой программы действий есть! Интересно: какая?

— Цель понятная: развитие территории, — ответил он, — дело упрощается тем, что в нашем распоряжении все репорты маркетинговых исследований, которые делались для гипер-проекта «Футуриф». Основательная разработка примерно на 10 лет вперед. Наша новая действующая команда менеджеров внесла ряд корректив, но инфо-каркас, который был разработан для ступенчатого развития Футурифа, почти не изменился.

Принцесса искренне удивилась:

— А что в гипер-проекте «Футуриф» было из перечисленных тобой фокусов?

— Почти все, — ответил Бен-Бен, — пожалуй, единственное серьезное изменение испытал космический блок. В исходной разработке предполагались инвестиции в космические орбитальные отели-убежища, с рекламными исследованиями по планете Нибиру. А мы разделили этот блок на суборбитальные дирижабли и лунные базы нибирийцев. Такой тактический ход называется: охват рынка путем расщепления линейки товара.

— Это что, примерно как с линейкой напитков «Coca-Cola» в середине 1940-х годов?

— Да, примерно так.

— А как быть с тем, что практически все отцы-основатели Футурифа погибли?

— Какая разница? После запуска гипер-проекта они стали просто субстратом. Пищей для этого бизнес-голема, выражаясь поэтически. Голем сожрал их, подрос, и пошел дальше искать себе новую порцию чего-нибудь вкусненького.

— Как-то жутковато звучит, — заметила принцесса.

— Прекрасно звучит, — возразил Бен Бенчли, — развивающийся гипер-проект «Футуриф» несомненно лучше, чем уже надоевшие гипер-проекты бесплодной закачки кредитов в бюджеты государств — пасынков Золотого миллиарда. У Футурифа преимущество: про Футуриф можно нарисовать детский комикс, а про бюджет Республики Мумбо-Юмбо, наверное, нет. Значит, Футуриф обладает качественно превосходящим PR-потенциалом. Современный мир, где массовый инфо-потребитель превратился в тупую протоплазму, разучившуюся читать, требует, чтобы политика выражалась через детские комиксы.

Некоторое время принцесса молчала, переваривая этот тезис, а затем произнесла:

— Я сама не понимаю, почему меня тянет помогать вашей команде в этой афере.

— Потому, — ответил Бен-Бен, — что у нас драйв, а у Мумбо-Юмбо — нет. В Мумбо-Юмбо разворуют очередной кредит, и подарят вам дурацкое бриллиантовое колье за миллион долларов, которое вы все равно не будете носить. А Футуриф подарит вам круиз вокруг Земли по ближнему космосу, а потом круиз вокруг Луны.

— Это, — заметила принцесса, — какое-то иносказание, я полагаю.

— В данном случае, — ответил акваноид, — это буквально. На Рождество следующего года ближний круиз, а еще через два года — лунный орбитальный круиз. Ваше имя внесено в реестр астронавтов, а схему круизов я вам пришлю, если вы согласны…

— Разумеется, я согласна! — воскликнула принцесса, — Так что, займемся делом!