Gallia Invicta

Глава 13

(Юний: в 5 милях от северного побережья Галлии, за несколько недель до победы Цезаря над венетами в битве при Дариоритуме.)

«Значит, это настоящий город?»

Гальба пожал плечами.

«Кроциатонум? По римским меркам — вряд ли. Но он определённо больше и… более цивилизован, чем оппиды и деревни, которые мы встречали. Всё указывает на то, что это центр земель племени унелли, и он кишит тысячами людей».

Сабин задумчиво кивнул, постукивая пальцем по губе, пока его конь нетерпеливо пританцовывал.

«Похоже, что в центре этой группировки находятся Унелли. Вопрос в том, как подойти к этой ситуации».

Три легата, сидевшие на конях рядом с командиром, нахмурились как один.

«Если то, что мы слышали, правда, там может скрываться огромная армия; даже больше, чем тысячи, о которых докладывали разведчики. Я бы посоветовал проявить осторожность», — тихо сказал Гальба.

Руфус кивнул.

«По крайней мере, пока разведчики не вернутся и не предоставят нам более подробную информацию. Возможно, мы сможем разбить здесь временный лагерь».

Сабин взглянул на Планка, вид которого был задумчивым.

«Кто-нибудь задумывался, зачем Унелли собирать армию?» — тихо спросил мужчина.

«Потому что венеты возмутили весь этот уголок Галлии», — категорично ответил Сабин.

«Неправда», — нахмурился легат Четырнадцатого легиона. «В донесениях Красса говорилось, что вожди унеллиев и лексовиев, по крайней мере, в конце прошлого года были настроены весьма проримски. Из всех племён, с которыми он здесь имел дело, вожди унеллиев фактически поддерживали его и даже предоставляли ему войска. Зачем же тогда им восставать сейчас?»

Сабин молчал, глядя на легата. Планк был прав. За первые год-два кампании этот человек создал себе такую дурную репутацию, что остальной офицерский корпус дошёл до того, что автоматически игнорировал его мнение, примерно так же, как легионы обращались с сильно галльским Четырнадцатым полком Планка.

«Интересно», — наконец кивнул он. «Лексовии, конечно, послали сюда своих воинов; многочисленные разведчики это подтвердили. Хотя мы не можем быть уверены в том же и в отношении куриосолитов, похоже, дело обстоит именно так. Но тогда возникает второй вопрос: если они собрали здесь большую армию, почему она просто сидит в своём городе, а не идёт на юг, чтобы помочь своим соотечественникам отразить нападение Цезаря?»

Четверо мужчин обменялись недоверчивыми взглядами. Вся эта операция была неясной по масштабу, и, хотя Сабин имел в своём распоряжении мощь трёх римских легионов, поредевший и практически необученный Двенадцатый, непопулярный Четырнадцатый и недостаточно укомплектованный Девятый в общей сложности составляли меньше двух полных легионов по численности. Если бы все три племени направили свои силы сюда, то, по оценкам, римские силы столкнулись бы с противником, превосходящим их по силе как минимум в три раза, если не больше.

"Сэр!"

Офицеры обернулись к кавалеристу, который рысью поднимался по холму к ним.

«Что такое, солдат?»

«Один из разведывательных отрядов возвращается, генерал».

Сабин улыбнулся.

«Хорошо. Надеюсь, информация полезная».

Солдат нахмурился.

«Сэр, я не думаю, что они одни. За ними следует небольшая группа местных всадников».

«Преследовать их?»

Руфус прищурился и всмотрелся вдаль.

«Не думаю. Кажется, они едут спокойно. Кажется, к нам скоро придут гости, сэр».

Сабинус кивнул и огляделся вокруг, прежде чем повернуться к игроку в бучину.

«Пусть легионы выстроятся и объявят трибунам о своем присутствии».

Когда прозвучал сигнал, он улыбнулся окружавшим его офицерам. «Я знаю, что люди устали, но нам нужно произвести впечатление. Нам нужно представить крепкий костяк закаленных офицеров».

Повернувшись к Планку, он поджал губы.

«Есть ли в Четырнадцатом полку старшие офицеры, среди которых до сих пор преобладают галлы?»

Планк кивнул, его лицо помрачнело.

« Большинство моих офицеров всё ещё галлы с косами, генерал. Лишь половина из них меня хоть немного понимает».

Сабин усмехнулся.

«Я бы хотел, чтобы к нам присоединился кто-то из самых старших. Было бы очень полезно иметь здесь кого-то, кто говорит на их языке».

Планк отдал честь и, развернув коня, проехал около сотни ярдов до головы Четырнадцатого легиона, который был занят тем, что выстраивался по стойке смирно по команде «буччина». Пока Сабин и его офицеры наблюдали за приближающимися отрядами, Планк быстро вернулся, а рядом с ним трусцой бежал центурион. Генерал взглянул на него, тот остановился и, не переводя дыхания, отдал честь и принял парадную позу.

«Центурион? Насколько я понимаю, вы говорите на этом диалекте?»

«Лучше, чем латынь, сэр».

«Хорошо», — он указал на приближающихся всадников. «Я хотел бы, чтобы вы внимательно слушали. Если кто-то из них говорит по-латыни, вам не нужно вмешиваться, если только вы не услышите что-то, что потребует прерывания. Мне просто нужен опытный слух».

Он улыбнулся.

«Конечно, если они вообще не говорят по-латыни, мне может потребоваться небольшой перевод».

Центурион снова отдал честь, и Сабин удовлетворённо кивнул. Судя по росту и цвету кожи, этот человек был явно галлом, и хотя его льняные волосы были коротко подстрижены, чтобы хорошо сочетаться с римским шлемом, густые, свисающие усы явно указывали на его происхождение.

Сабин сделал знак приближающимся разведчикам, и они отъехали в сторону, чтобы присоединиться к небольшому кавалерийскому отряду на фланге армии.

Офицеры сидели на вершине холма, трибуны трех легионов выстроились позади них, а они смотрели вниз по длинному склону на далекие беспорядочные просторы Кроциатона и небольшую группу из почти дюжины всадников, приближающихся с той стороны.

Генерал в последний раз окинул взглядом свои легионы и офицеров, собравшихся позади него в их блестящей славе. Если что-то и говорило о непреодолимой мощи Рима, так это вот это. Хорошо. Он мало что мог сделать, пока они не узнают, с кем столкнулись. Он наблюдал вместе со своими молчаливыми офицерами, как всадники остановились и собрались небольшой кучкой напротив них.

Сабин достаточно насмотрелся на эти племена за последние несколько лет, чтобы сразу выделить ключевых персонажей. Это была не просто депутация вождей разных племён, а странное и необычное собрание.

Человек, занимавший центр и явно возглавлявший отряд, был воином, в лучшем случае, среднего положения. Он носил ожерелье и доспехи богатого воина, но не драгоценности и украшения, которые они привыкли ожидать от вождей и королей. Окружавшие его люди были такими же воинами, а не просто дворянами, вооруженными для жестокости, а не для переговоров. Серое, задумчивое присутствие черноволосого и бородатого друида в конце группы придавало ещё больше веса тому, что это совсем не мирная компания. Где же вожди и лидеры?

Сабин скрыл свое недоумение, сохраняя выражение лица старательно нейтральным.

«Возможно, я говорю с королем Унелли?»

Мужчина на передней лошади скрестил мускулистые, рельефные руки, и его усы дернулись.

«Ты римский полководец, Цезарь?»

Сабин невесело улыбнулся.

«Да, я римский полководец . Квинт Титурий Сабин, командующий Девятым, Двенадцатым и Четырнадцатым легионами. А вы?»

«Я, Виридовикс. Вождь свободной Галлии».

Сабин глубоко вздохнул.

«Смелое заявление. Унелли и их соседи были союзниками Рима весь последний год. А теперь мы понимаем, что вы собираете армию?»

При этом вопросе тихий говор среди галлов усилился, и, пока Сабин искоса взглянул на центуриона четырнадцатого, чтобы убедиться, что тот слушает, Виридовикс перевел взгляд на болтающих позади него людей, заставив их замолчать взглядом. Сабин кивнул про себя. Кем бы ни был этот человек, он обладал здесь абсолютной властью.

«Вожди Унелли слабы… они пресмыкаются перед южными обезьянами. Воины Галлии не пресмыкаются, поэтому мы казним слабых вождей и создаём союз под названием «Свободная Галлия».

Сабин снова кивнул.

«Понимаю. Ты совершил переворот в своём племени. Надеюсь, ради тебя ты сможешь удовлетворить свой народ лучше, чем твои предшественники. Приход к власти таким путём часто побуждает других сделать то же самое. Твоё положение может быть более деликатным, чем ты себе представляешь».

Виридовикс склонил голову набок, и друид протиснулся сквозь толпу, наклонившись достаточно близко, чтобы переводить слова своего лидера. Сабин был впечатлён почтением, которое друид, казалось, оказывал этому воину. За два года походов он ни разу не видел, чтобы друид оказывал такое почтение человеку.

Виридовикс рассмеялся.

«У меня нет времени препираться с генералом. Даю шанс: идите сейчас же. Бегите в Рим и прячьтесь за высокими стенами. Вы оставайтесь здесь, свободные галлы оторвут вам головы и используют их как пивные кружки».

Сабин кивнул.

«И я предлагаю вам последний ультиматум: распустите эту армию, отправьте воинов обратно в свои племена, и всё это может закончиться миром. Даю слово, что если вы не выступите против нас с оружием в руках, мы продолжим относиться к вам как к союзникам, которыми вы были».

Галл усмехнулся.

«Однажды. Ты исчезнешь, когда солнце взойдет, а ты останешься жив».

Не дожидаясь ответа, могучий воин повернул коня и, сопровождаемый товарищами, поскакал обратно в город.

Как только фигуры скрылись из виду, Сабин обмяк.

«Похоже, нас ждет нешуточная битва, друзья мои».

Гальба кивнул.

«Похоже, моя зима в Октодурусе повторилась. Если они свергли своих лидеров, то вряд ли остановятся только под угрозами и уговорами».

«В самом деле. Но проблема в том, что, несмотря на весь мой ультиматум, исход любого действия здесь вряд ли предопределён. В лучшем случае мы один против троих, но может быть и гораздо лучше».

Планк прочистил горло.

«Мне противно даже предлагать это, генерал, но, может быть, лучше принять его предложение и отступить, пока мы не сможем выставить более многочисленную и сильную армию?»

Сабин покачал головой.

«Чем дольше мы это тянем, тем хуже может стать. Помните белгов? Мы слишком долго их не трогали, и им удалось собрать против нас половину северного мира. Нам нужно остановить их сейчас, пока их число не удвоилось».

Гальба с чувством кивнул.

«Если станет известно, что этот „свободный галл“ разбил армию из трёх легионов, мы можем увидеть восстание всего галльского народа. Генерал прав: нужно разобраться с этим немедленно».

Сабин понял, что центурион стоит по стойке смирно и почти дрожит от желания прервать его.

«Что ты слышал?»

«Сэр… они не собираются давать нам времени до завтрашнего утра. Они придут ночью, как только солнце зайдет».

Сабин снова поник.

«О, чёрт. Что-нибудь ещё?»

«Да, сэр. Армия, сосредоточенная в Кроциатонуме, состоит не только из унеллиев и лексовиев. Там много куриосолитов и других. Беженцы, разбойники, мятежники и множество воинов союзных племён, недовольных Римом».

«Шесть против одного?» — рискнул спросить Гальба, обращаясь к своему командиру. Сабин пожал плечами.

«Возможно. Дальше будет хуже».

«Гораздо хуже, генерал».

Сабин поднял бровь, глядя на центуриона. «Продолжай?»

«Я слышал упоминание о Дуротригах».

«Дуротриги?» — нахмурился Сабин. «Не слышал о таких».

Центурион кивнул.

«Они с другого берега, из Британии, сэр. Не уверен, что о них говорили, потому что Виридовикс заставил его замолчать в тот момент».

Сабинус недовольно кивнул.

«Надеюсь, ради Марса, нам не грозит ещё и вторжение британских кельтов. Это может обернуться катастрофой».

Он повернулся к сотнику.

«Спасибо за помощь, сотник. Я очень признателен. Лучше бы вам вернуться в свою часть».

Когда центурион отдал честь и удалился, Сабин вздохнул и оглянулся на трех легатов.

«Мы не можем бежать, но осаждать оппидум, где сосредоточено такое огромное количество людей, можно было бы счесть равносильным тому, чтобы броситься на мечи. Есть ли у кого-нибудь идея лучше, чем просто укрепиться и усердно молиться?»

Трое мужчин сидели молча и мрачно, пока Руфус не развел руками и не пожал плечами.

«Лучшего плана нет, генерал. Возможно, мы что-нибудь придумаем, но, учитывая, что через пять-шесть часов на нас может напасть полмиллиона галлов, нам следует как можно скорее укреплять укрепления».

Сабин кивнул.

«По крайней мере, здесь у нас хорошая возвышенность, и со всех сторон к нам легко подобраться. Если уж нам суждено стать крысами в ловушке, лучшей ловушки не найти».

Он сделал глубокий вдох.

«Ладно… достаём лопаты. Давайте окопаемся».

Волусен, старший трибун Двенадцатого легиона, наклонился и что-то пробормотал своему легату, который глубокомысленно кивнул и повернул свое серьезное, темное лицо к Сабину.

«Нам грозит серьезная опасность повторения катастрофы, с которой начался наш год в Октодурусе».

Он пытался не обращать внимания на шум снаружи, но это было трудно. Три легиона построили большой лагерь со всеми стандартными оборонительными сооружениями ещё днём после ультиматума Виридовикса, но даже на это едва хватило времени, не говоря уже о каких-либо дополнительных мерах, прежде чем началась первая атака.

С тех пор галльские атаки совершались регулярно, по три атаки в день в течение последних трёх дней, каждая из которых отличалась от предыдущей, поскольку противник испытывал римскую оборону и её возможности. Каждая атака была тщательно спланирована и проводилась медленно, что было необходимо, учитывая длинный и крутой склон, на вершине которого стоял римский форт, между которым они отступали в комфорт и безопасность оппидума. Хотя Сабин не желал предпринимать вылазки за пределы укреплений, галлы также не были склонны вкладывать значительные силы в сокрушительную атаку на крутой холм, через рвы и на защищённые стены форта.

Однако они никогда не уставали находить новые изобретательные способы проверить легионы, изматывая их и уничтожая как можно больше врагов, не вступая в полноценный бой.

Утренняя атака продолжалась уже полчаса: вражеские лучники, скрывавшиеся среди деревьев у подножия северного склона, вели непрерывный залповый огонь, вынуждая защитников прижаться к брустверу. Не имея мощной вспомогательной поддержки, отряд Сабина не мог вести ответный огонь и старался максимально укрыться от смертоносных стрел, появляясь над стеной лишь тогда, когда отдельные отряды храбрых галльских воинов поднимались по склону к укреплениям, чтобы попытаться снести частокол.

Короче говоря, это была война на истощение.

Гальба повысил голос, чтобы его было слышнее среди шума снаружи.

«Нам нужно что-то делать. Галлы пытаются спровоцировать нас на массовую вылазку, и эти стычки, основанные на мелочах, не слишком масштабны и заслуживают внимания, но мы не можем продолжать так вечно. По оценкам Бакула, на каждого нашего павшего солдата приходится по три человека, но их, возможно, и так в семь-восемь раз больше. Не нужно быть математиком, чтобы довести эту задачу до её неприятного завершения».

Сабин кивнул.

«Я просто благодарен, что мы нашли такую чертовски выгодную позицию для лагеря, когда только прибыли. Если бы мы были на низине, они бы нас, наверное, уже уничтожили. По крайней мере, это дало нам время продумать дальнейшие действия».

Волусенус прочистил горло.

«Возможно, эта идея не очень популярна, генерал, но я думаю, нам нужно серьёзно рассмотреть возможность использования одной из пауз для отступления. Было неприятно делать это при Октодурусе, но если бы мы этого не сделали, Двенадцатого легиона больше бы не существовало ».

Сабин покачал головой.

«Мы не можем бежать, трибун, как бы разумно это ни было. Цезарь дал нам чёткий приказ: мы должны помешать местным племенам объединиться с венетами. Даже если единственный способ отвлечь их — позволить им отрезать от нас куски, мы должны остаться и сделать это. Нет, боюсь, нам нужно решение получше».

Стоя в дверях, скрестив руки и с мрачным выражением лица, Планк, легат Четырнадцатого, хмыкнул.

«Нам следует начать атаку, о которой так долго просят варвары; встретить их на поле боя, как настоящую римскую армию. Семь к одному — ничто, когда речь идёт о стене щитов».

Сабинус злобно посмотрел на мужчину.

«Не гениально, приятель. У нас мало поддержки со стороны вспомогательных войск, артиллерии и кавалерии, много необученных солдат и серьёзный дефицит в численности. Думаю, ты недооцениваешь противника», — вздохнул он. «Но есть основания полагать, что нам нужно изменить подход и использовать свои сильные стороны. Пока неизвестно, насколько у противника с продовольствием всё в порядке, наши запасы довольно ограничены».

Офицеры в комнате на мгновение погрузились в задумчивое молчание.

«Что нам действительно нужно сделать, — сказал Руфус, почесывая подбородок, — так это каким-то образом спровоцировать врага на полномасштабное наступление на это место. Сделать с ними то же, что они пытаются сделать с нами».

Сабин нахмурился.

«Это хорошая идея, но вопрос в том: как нам заставить их совершить этот смехотворно самоубийственный акт? Они уже три дня не решаются на крупномасштабную атаку, потому что знают, насколько это дорого обойдётся. Вот почему они пытаются заставить нас выйти и встретить их ».

Офицеры снова погрузились в молчание, которое лишь подчеркнуло необходимость поиска решения, поскольку звуки боя, доносившиеся с далекого западного вала, нарушили беседу.

Постепенно Сабин начал улыбаться.

«У тебя есть идея?»

Командир повернулся к говорящему, и его улыбка стала шире.

«Что могло спровоцировать противника на столь опасную и безрассудную атаку?»

Гальба пожал плечами.

«Либо отчаяние перед лицом вероятного поражения, либо уверенность в победе. К сожалению, ни то, ни другое не относится к галлам Виридовикса».

«На данный момент — да. Но что, если бы мы могли посеять среди них семена одной из этих идей?»

Гальба постучал себя по губе.

«Как вы предлагаете это сделать, генерал?»

«Планкус?»

"Сэр?"

«Сделай мне одолжение, пошли за тем твоим сотником, который помог нам с их лидерами».

Легат Четырнадцатого, нахмурившись от непонимания, отдал честь и выскользнул за дверь палатки, отдав быстрые приказы одному из стражников снаружи, прежде чем вернуться.

Гальба покачал головой, когда легат вернулся.

«Это дало бы нам преимущество, но как бы вы ни старались заставить их атаковать нас, как только они поймут, что совершили ошибку, они просто отступят обратно в Кроциатонум, и весь этот кошмар с изнурительными боями начнётся снова. Если не поддерживать их, ситуация мало что изменит».

Сабин ухмыльнулся и указал на Планка, когда тот вернулся.

«Вот тут он был прав. Мы не можем прятаться за стенами, потому что они снова разбегутся, но в то же время мы не можем выйти и встретиться с ними в бою, потому что они будут наступать на нас, превосходя нас числом. Но… если мы заставим их атаковать, они будут измотаны, когда достигнут вершины этого длинного склона, и окажутся в ловушке у наших укреплений. Тогда мы сможем послать лучших, самых свежих людей и провести старую добрую римскую битву, к которой стремится Планк, постоянно изматывая их с вершины стен».

Гальба нахмурился и побарабанил пальцами по колену.

«Это имеет смысл, сэр. Но нам нужно дать им больше, чем просто повод атаковать нас. Если вы хотите безумной, изнурительной атаки, они должны поверить, что время имеет решающее значение. Добиться этого непросто. Но если получится, мы могли бы потратить день-другой, чтобы, возможно, устроить им несколько сюрпризов. Прошлой зимой мы позаимствовали несколько весьма изобретательных идей у племён на альпийских перевалах».

Сабин кивнул, улыбаясь.

«Всё, что поможет нам получить хоть немного преимущества. У меня есть несколько идей, но пока человек Планка не прибудет, давайте сосредоточимся на том, как мы с ними справимся, когда они прибудут».

Командир вместе со своими легатами и трибунами вступил в напряженную дискуссию, обмениваясь идеями и разбирая каждую деталь, и через несколько минут палатка наполнилась оживленным разговором, когда в каркас палатки у двери вежливо постучали.

"Приходить!"

В дверях появилась фигура центуриона, сопровождавшего их на переговорах, почтительно вытянувшись по стойке смирно.

«Заходи, мужик, и успокойся».

«Да, генерал. Чем могу быть полезен?»

Сабин улыбнулся этому человеку.

«Я хотел бы, чтобы вы выполнили довольно особую задачу: стали своего рода вербовщиком».

Центурион нахмурился, но промолчал. Сабин рассмеялся.

«Как тебя зовут, сотник?»

«Канторикс, генерал».

«Ну, Канторикс, я хотел бы, чтобы ты вернулся в Четырнадцатый и отобрал как можно больше солдат определенного рода».

"Сэр?"

«Я хочу, чтобы вы собрали вексилляцию для особого задания, и у меня есть три критерия отбора. Во-первых, они должны выглядеть как можно более галльски; никаких римских стрижек или чисто выбритых лиц. Во-вторых, это должны быть самые кровожадные и могущественные мерзавцы, которых может предложить Четырнадцатый легион. И в-третьих, мне не нужны слишком добродетельные и честные. Выбирайте таких людей, с которыми вы бы не стали играть в кости; таких людей, которых вы бы не оставили одних в своей палатке или не позволили бы следовать за вами по тёмному переулку. Понимаете, о чём я говорю?»

Канторикс неуверенно кивнул.

«Могу ли я спросить, что от них потребуется, генерал?»

Сабин улыбнулся.

«Конечно, можете, хотя я бы предпочел, чтобы эта информация пока не распространялась среди людей, поэтому сохраняйте спокойствие, пока не организуете людей и не поговорите с нами снова».

Он наклонился вперед.

Мы собираемся внедриться в армию Виридовикса с нашими. Вы слышали на днях, что их армия принимает всех бродяг и отбросов со всей Арморики, включая мятежников, бандитов и всех, кто ненавидит Рим? Что ж, пришло время вам и вашим людям стать мятежниками и бандитами. Вам нужно присоединиться к ним под видом венетских беженцев. Вы скажете им, что Цезарь разбил венетов и направляется на север. Более того, вы скажете ему, что мы, похоже, готовимся к отступлению. Это должно звучать достаточно отчаянно, чтобы они захотели разобраться с нами как можно скорее.

Гальба улыбнулся.

«Они решат, что две армии вот-вот объединятся. Да… такая возможность их напугает: три легиона, с которыми они сейчас сталкиваются, внезапно превратятся в семь».

«В самом деле, — кивнул Сабин, — и это должно послужить для них достаточным стимулом, чтобы начать атаку. Они подумают, что должны уничтожить нас, прежде чем мы сможем выступить и соединиться с Цезарем».

Взгляд Канторикса выражал легкую неуверенность.

«Проблемы, центурион?»

«Не совсем так, генерал, но это слишком много для людей, с которыми с самого начала обращались как с подчиненными и постоянно поручали им черновую работу. Моральный дух в Четырнадцатом никогда не был высок, потому что они знают, что другие легионы смотрят на них свысока. Я не говорю, что они бы этого не сделали, сэр. Конечно, нет, но я считаю своим долгом доложить своим людям о текущей ситуации».

Глаза Сабина раздраженно блеснули.

«Я не знал, что ситуация настолько плохая».

«При всем уважении, сэр, никто не в курсе, потому что никто никогда не спрашивает».

Генерал тихо проворчал, его содрогание всё ещё было заметно. Он едва сдерживал гнев, и центурион прикусил язык, ожидая. «Тогда у нас проблема. Четырнадцатый легион — единственный, кто может это сделать. Может быть, стоит немного поощрить?»

"Сэр?"

Для поддержания боевого духа ваших людей я предлагаю фалары каждому выжившему, кто примет участие в битве, а также корону для украшения знамен легиона. Если этого недостаточно, есть и другие, более «дисциплинарные» методы, если вы меня понимаете. Я понимаю тяжёлое положение Четырнадцатого и клеймо, которое на них наложено, но я не могу позволить, чтобы отношение солдат диктовало нашу стратегию. Легионы служат Риму, а не наоборот.

Канторикс поджал губы.

«Да, сэр. Я ни в коем случае не имел в виду, что эти люди были мятежниками или что-то в этом роде, сэр, и небольшое признание действительно поднимает боевой дух, сэр».

Сабин откинулся на спинку стула и кивнул.

«Иди, Канторикс, выбери себе людей; сколько сможешь найти. Пора показать „свободным галлам“ цену свободы».

Канторикс, центурион, командовавший третьей центурией третьей когорты Четырнадцатого легиона, с отвращением сморщил нос. Высшие римские офицеры этой армии всё ещё считали галлов единым народом с общей культурой и самобытностью – смешная мысль для Канторикса, выросшего среди сегусиавов, далеко отсюда, у границ римской территории. Сегусиавы торговали с Римом с незапамятных времён; многие говорили по-латыни, а некоторые даже по-гречески, а вино, а не пиво, было излюбленным напитком богатых.

Как же далек он был от этих прибрежных «варваров», живших в относительной нищете, многие из которых всё ещё шли в бой нагишом, чтобы доказать свою жизненную силу и сопротивляться неизбежному движению прогресса. И всё же офицеры, родившиеся в Риме, смотрели на них одинаково, предполагая, что этим людям, завербованным в римскую армию чуть больше года назад, но принадлежащим к весьма цивилизованной культуре и уже во многом «римским» по своим взглядам, будет легко принять облик воинов северных венетов.

Он стиснул зубы, раздумывая, стоит ли попытаться изобразить местный акцент. Эта идея, скорее всего, обернётся катастрофой. У него было бы больше шансов говорить как коренной грек, чем как уроженец Арморики.

Рядом с ним Идок, льняной оптион из Пятой когорты, протянул пару штанов и уставился на них так, словно они могли его укусить.

«Неужели эти Унелли не понимают принципа стирки?»

Он понюхал материал и отпрянул. Канторикс криво улыбнулся ему.

«Будьте честны: несколько часов назад там умер человек. Наверное, обделался».

«Спасибо», — сухо ответил оптион. «Жаль, что у нас нет времени отвезти их к реке и хорошенько вымыть. Боюсь, что подцеплю что-нибудь. Эти брюки пахнут, как больная собака с инфекцией в заднице».

«Просто перестань жаловаться и надень эти чертовы штуки».

Остальные тринадцать человек суетливо натягивали новую одежду, большинство с отвращением на лицах, а один даже зажал нос. Канторикс покачал головой. Тысячи людей на выбор, и полководец явно ожидал, что он представит большой отряд. Однако дело было в том, что за последний год большинство солдат Четырнадцатого легиона настолько основательно переняли римский стиль, что мало кто из легионеров сохранил достаточно галльского облика, чтобы даже попытаться это сделать. Эти пятнадцать были единственными, кто обладал соответствующими физическими и умственными качествами, которые, по мнению центуриона, могли хотя бы отдаленно сойти за местных.

Они ждали последней атаки Унелли и их союзников, незадолго до заката, и, как только враг вернулся в их город, отряд солдат мог выбрать себе маскировку и оружие среди примерно сотни врагов, убитых в последнем сражении у стены.

Канторикс выпрямился и на мгновение прижал ожерелье к шее, но потом передумал. Они должны были выглядеть неприметно; не стоило носить или носить что-либо, что можно было бы легко опознать как принадлежащее павшему воину Унелли.

Повернув плечи, он позволил одежде осесть и наблюдал, как Идокус пытается завязать брюки вокруг талии, стараясь при этом как можно меньше прикасаться руками к материалу.

«Ты прекратишь тут слоняться без дела?»

Оптион посмотрел на него с отвращением.

«Мне приходится есть этими руками. Возможно, я больше никогда не почувствую себя чистой».

Канторикс подошел к входу в шатер и повернулся к своим людям.

«Ладно. Давайте двигаться. Пошли».

Остальные четырнадцать солдат закончили одеваться и собрали мечи, топоры и копья, прежде чем выйти в сумерки раннего вечера.

«Верно. Простой маршрут. Из задних ворот лагеря, вниз по холму и четверть мили в лес, затем мы развернёмся и подойдем к Крокиатонуму с запада. Как только мы выйдем за ворота, я не хочу слышать ни слова на латыни, и не забудьте сосредоточиться на вашей беседе. Даже не думайте о римлянах, иначе всё равно будет видно. И никакой дисциплины и внимания. Постарайтесь не выглядеть легионерами. Понятно?»

Мужчины кивнули, то ухмыляясь, то гримасничая. Как и просил генерал, они были из тех, кто, не будь они в армии, грабил бы и убивал ради наживы. Он с интересом наблюдал, как они шеренгом проходили мимо, растворяясь в вечернем воздухе. С другой стороны, они действительно выглядели как воры и бродяги, и от них пахло как от беженцев, которые несколько дней путешествовали без смены одежды. Возможно, им всё-таки удастся это сделать.

Когда все вышли наружу, центурион кивнул с явным удовлетворением, скрывая свои шаткие нервы.

«Ладно. Пошли. Вспомни всё, о чём мы договорились».

Шагая по траве лагеря, Канторикс заметил, как на них смотрят многочисленные легионеры, стоявшие у своих палаток. На лицах многих читалось смутное, невольное презрение. Другие же, однако, уважительно кивали, прекрасно понимая, что собираются предпринять эти оборванцы.

Задние ворота лагеря открылись при их приближении, без приказа, и легионеры, стоявшие на страже, отдали им честь. Канторикс, вглядываясь в темноту, перешёл на бег трусцой; свет факелов и жаровен в лагере угасал позади него.

Когда они достигли подножия склона и направились к опушке близлежащего леса, он был поражён необычайной бесшумностью окружающих его людей. Они двигались, словно кошки в ночи, едва хрустнув веточкой, когда проходили между стволами деревьев. Через несколько минут тишина стала гнетущей, и центурион, откашлявшись, заговорил на своём родном галльском языке.

«Ладно. Думаю, мы зашли достаточно далеко на юг. Давайте свернём на запад и обойдем. Не стесняйтесь говорить, но только тихо. В конце концов, мы должны быть беженцами и бандитами, а не ворами. Но не забывайте следить за своей речью».

Он глубоко вздохнул. «И не пытайтесь говорить с акцентом. Это будет звучать глупо и банально. Остаётся надеяться, что они не так уж хорошо знают венетский акцент. Мы находимся больше чем в ста милях от их земель, так что меня это не удивит».

Один из мужчин ухмыльнулся ему.

«Ты будешь все время говорить, или мы все будем болтать?»

Канторикс кивнул в ответ мужчине.

«Вам всем нужно поговорить; мы уже говорили об этом. Мы не должны быть солдатами, так что ведите себя так, как ожидаешь от бегущих венетских воинов. Просто оставьте мне первое объяснение. Не стесняйтесь вставлять свои детали, но не слишком изобретательны».

Мужчина ухмыльнулся.

«О, я знаю. Искусство любого мошенничества — это максимально упростить его. Так что не попадайся на крючок».

Сотник улыбнулся. «Именно. Так что пусть все говорят».

«Кроме Виллу, конечно».

Канторикс сердито посмотрел на мужчину, демонстрирующего дурной вкус в шутках, и перевел взгляд на вышеупомянутого человека, который широко улыбался и демонстрировал грязную дыру на месте своего языка, образовавшуюся в результате какого-то неизвестного инцидента много лет назад.

"Ну давай же."

Прислушиваясь к общему разговору, пока они быстро продвигались по лесу, центурион наконец немного успокоился. Он вынужден был признать, что, по крайней мере, на его неискушённый слух, они напоминали шайку галльских разбойников. Но, по правде говоря, если убрать кольчугу и тунику, они именно такими и были.

Неудивительно, что другие легионы обращались с ними так же. Он решил, как только всё это закончится, попытаться сделать так, чтобы эти люди больше общались с другими легионами. В конце концов, преодоление культурного разлома потребует усилий с обеих сторон.

Он все еще размышлял о том, что можно сделать для Четырнадцатого, когда они достигли опушки леса и взглянули через открытую траву на стены Кроциатонума, форта, который они совсем недавно покинули, возвышавшегося на вершине внушительного холма справа.

«Ладно. Побежали. Постарайся выглядеть облегчённым».

Выйдя из леса, пятнадцать человек рванули вперёд и помчались по открытой местности, пригнувшись и двигаясь, словно стая волков на охоте. Они были примерно в четырёхстах ярдах от стен, когда изнутри раздался крик.

Осторожно, помня о возможности запуска метательных снарядов, прежде чем им дадут возможность объясниться, отряд замедлил шаг и поднял руки, показывая, что оружия в них нет. Они продолжали идти к крепким городским воротам, пока, отойдя примерно на десять ярдов и не получив приказа, отряд не остановился.

Канторикс, внимательно прислушиваясь, едва уловил шум оживленного обсуждения за воротами. На мгновение зажмурив глаза, он сделал глубокий вдох.

«Ради Беленуса, впустите нас. Тут же, на расстоянии вытянутой руки, тысячи римлян!»

Он не смог сдержать дрожь, но сумел удержаться на ногах и не упасть на землю под обстрелом. Выпрямившись, он бросил гневный взгляд в сторону оптиона, который сдерживал лёгкий смешок.

«Кто ты?» — раздался голос невидимой фигуры над воротами.

«Я — Канторикс Венетов!»

Раздался еще один приглушенный обмен репликами, и наконец над воротами появилась фигура — высокая и мощная, в бронзовом шлеме и кольчуге, с тяжелым клинком в руке.

«Ты принес нам сообщение?»

Хорошо; есть шанс. «Послание? Чёрт, да , я передал тебе сообщение. Впусти нас и приготовься к тому, что небо рухнет».

«Объяснись, незнакомец».

«Римлянин Цезарь отстает от нас примерно на день пути, и у него достаточно людей, чтобы вытоптать целый лес».

Канторикс с удовольствием услышал внезапный, еще более настойчивый ропот за воротами.

Справа от него один из мужчин заорал: «Повсюду чёртовы римляне. Почему вы не сравняли с землёй всё на холме?»

Лидер на мгновение скрылся за парапетом, а затем снова появился, продолжая беседу с соотечественниками.

«Венеды пали перед Цезарем?»

«Я этим, чёрт возьми, не горжусь, но да», — резко ответил Канторикс. «Теперь вы нас впустите ? Когда мы проходили мимо, в форте кипела жизнь, и я не хочу стоять на виду у всех, играя с самим собой, когда они решат прийти и вцепиться мне в горло».

Ему пришлось сдержать улыбку, когда настойчивые голоса снова загудели, чуть громче и с ноткой паники. Главарь склонил голову набок – возможно, это был признак беспокойства?

«Активность? Какая активность?» — спросил он.

«Куча мужиков бродит по ночам и гремит чем попало. Очень похоже на армию ублюдков, которые всю дорогу хватали нас за пятки. Ты не поверишь, как быстро эти ублюдки могут двигаться, когда захотят!»

«И вы сказали, что Цезарь будет в одном дне пути?»

«Да, а теперь впустите нас ! »

«Где остальные выжившие?»

мне, чёрт возьми, знать? Некоторые уплыли на кораблях к Осисмиям. Другие спрятались в лесу. Там царил хаос. Римляне обратили в рабство большинство выживших. Несколько из нас опередили их, чтобы предупредить другие племена. Мы бежим уже четыре дня».

Закованный в броню лидер на мгновение замер в молчании.

«Подумай очень внимательно, незнакомец… когда ты видел активность в римском лагере, она была сосредоточена у задних ворот?»

Канторикс улыбнулся про себя. Мужчина попался на крючок. Пора его вытаскивать.

«Думаю, да. Что бы ты сказал, Идокус?»

«Да… с другой стороны, определенно!»

Последовала еще одна многозначительная пауза, пока Канторикс затаил дыхание, и наконец, после того как прошла целая вечность нервов, ворота Кроциатонума медленно открылись.