Помахав в след рукой отъезжающей машине, Кира и Павел вернулись в дом Бурмистрова. Отпустив Лариона гулять, Кира накормила и напоила чаем Павла, показала дом, кабинет и даже сейф.
— Ого! — присвистнул Павел, глядя на такой «золотой запас» Бурмистрова в сейфе.
Войдя в кабинет, он пристроил палочку на подлокотник кресла, сел на диван и потянул Киру за руку к себе на колени.
— Скажи честно, — заглядывая ей в глаза поинтересовался Павел, — тебе не хотелось сгрести это все в сумку и сбежать?
— Ну-у, — на секунду Кира задумалась, — нет! Такого желания у меня не возникало — потом каждую минуту ждать, что тебя разыщут и пристукнут. Какая это жизнь?!
— Кир, ты уникум! — восхитился Павел и поцеловал Киру в губы.
Поцелуй был такой нежный и страстный одновременно, что Кира с трудом оторвалась от его губ.
— У нас минута поцелуев? — спросила она, отстраняясь от Павла.
— Угу… — пробурчал он, жадно целуя ее в шею.
Кира встала и потянула Павла в свободную спальню. Бросила на покрывало клетчатый плед и легла сверху. Поманила его пальчиком…
— Предлагаю продлить минуту поцелуев.
— Согласен…
Они устроились на кровати и продолжили целоваться…
Кира отдавалась его поцелуям и была счастлива…
Она даже не сравнивала Павла и Валентина — Павел был вне всякого сравнения!
Они и правда были разными… Если Валентин был медведь, то Павел-тигр, но главное отличие между ними было в том, что для Шубина Кира была не просто его женщина — сейчас, в данное время — она была его женщиной всегда! С той минуты, как увидел ее, как понял, что влюбился, как стал ее первым мужчиной… Уже тогда он знал, что она его женщина! Просто он был эгоистичным, высокомерным мальчишкой, заботящийся в первую очередь о своей карьере и не понимающий, что женщина у мужчины по Судьбе — одна! Это в жизни их может быть много… А та, с которой он будет счастлив и которая будет счастлива с ним — одна! Вот и решай, что для тебя важнее… Павел это понял гораздо позже, не тогда, когда узнал, что она вышла замуж, не тогда, когда узнал, что у нее от него дочь… тогда он еще сомневался, сомневался и не боролся за нее, понял он это только тогда, когда лежал неподвижно на кровати в больнице после аварии… Лежал, смотрел в потолок, не чувствуя свое тело и понимал, что жизнь прожил зря… Счастлив он был только тогда, когда держал ее за руку и она смотрела на него влюбленными глазами! А теперь — все… Зачем ему жить? Инвалиду… и без нее… Если бы у него был пистолет, то он тогда бы и застрелился. Влачить безрадостное существование овоща — это не для него! Но пистолета у него не было, да и застрелиться самому у него не получилось бы — тело его не слушалось… И он остался жить — не потому, что хотел, а потому что, не смог умереть… А потом в его безрадостную жизнь вернулась она! И он тут же посчитал ее своей! Но она была влюблена в другого: глаза у нее сияли, губы улыбались, движения были плавными и грациозными, как у сытой пантеры. Он смотрел на нее, все понимал, ревновал, но ничего не мог поделать — она была не его женщиной! После ссоры с «ее мужчиной», он понял, что у него только один единственный шанс из миллиона, что она, через призму своей влюбленности в другого, увидит в нем своего единственного мужчину… Она увидела и теперь она с ним…
Он держал свою женщину в своих объятиях и понимал, что никто и не что не отнимет ее у него! Не позволит…
Губы его покрывали ее тело поцелуями, руки жадно ласкали грудь, «башню сносило» от желания сделать ее своей. Рука его скользнула под платье и застыла на кружевных трусиках… Он был готов, тело его трепетало от предвкушения близости, напряжение достигло пика, он боялся только одного, что все произойдет слишком быстро, и он не доставит ей желаемого удовольствия…
Она поняла его желание, но по своим внутренним понятиям не захотела близости с ним в этом доме.
— Не здесь и не сейчас, — отказала она, нежно гладя его по спине, успокаивая закипающую в нем страсть. — Сейчас мне больше нужен слушатель, советчик, друг, защитник, а не любовник…
И Павел подчинился, встал ушел в ванну, а когда вернулся, лег на спину, спрятав руки за голову — подальше от такого соблазнительного, страстного тела…
Кира тоже легла на спину, пристроившись у него на плече и, глядя в потолок, начала негромко рассказывать в общих чертах о своем прошлом, и в подробностях о том, что с ней случилось после их разговора о пистолете… Она рассказывала все без утайки: о Светлане и ее желании получить пособие на ребенка; о женщине в вагоне метро и здоровенном детине; о своем выстреле в человека и смелой крошечной кривоногой и лопоухой собачке, спасшей ее; о крысах и выстрелах; огнеметах и своих мыслях о смерти; о девочке-призраке и лестнице вниз; о мраморной платформе и об охране с автоматами; даже о своих поседевших за ночь прядках волос рассказала, чтобы он знал, как ей было страшно и как не хотелось ей умирать, так и не узнав, как это — прожить с ним долгую, счастливую жизнь…
По мере ее рассказа Павел все крепче обнимал ее и целовал ее волосы, и вытирал катящиеся из ее глаз слезы и, кажется, даже сам плакал, боясь за нее и за себя, не представляя, как бы он жил один без нее, если бы с ней случилось самое страшное…
— Зачем же ты согласилась участвовать в завтрашней операции? — удивился он ее безрассудной смелости.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Кира.
— Знаю! С Фединым вместе думали, как бы обойтись без тебя.
— Без меня похоже не обойтись! — вздохнула Кира. — Если их не поймают, то это все никогда не кончится — люди, сотворившие такое, не откажутся от денег. Ты видел их сколько, а это только небольшая часть его имущества… Они придумают что-нибудь другое, чтобы заполучить их, а я не хочу подвергать ни себя, ни девочек опасности, а все твердят, что их полиция обязательно найдет… когда-нибудь. А мне надо сейчас!
— Значит, так, кровожадная моя девочка, завтра ни на шаг не отступай от намеченного плана. Шаг вправо, шаг влево, и я тут же все отменю! Ясно? Тебя скрутят, упакуют и отвезут к нам в загородный дом! А там я посажу тебя под замок, пристегну наручниками к кровати и до конца расследования никуда не выпущу!
— Ну-у, если ты пристегнешься рядышком… на кровать я, пожалуй, соглашусь…
— Кира! Я серьезно!
— Серьезно?! Так ты же хотел меня в Дрезден увести? — улыбнулась Кира. — Или у тебя снова планы поменялись? Легкомысленная ты особа, Павел Шубин! То тебе то, а то тебе раз, и это…
— Ты все шутишь, — не поддался Павел, — а дело серьезное. Завтра тебе Федин все объяснит по минутам. И, Кирочка, милая моя, прошу тебя, умоляю, никакой отсебятины. Тебя будет охранять самый лучший, так что ничего не бойся…
— Лучший — это ты? — Кира погладила обнимающую ее руку.
— К сожалению, нет, — вздохнул Павел — он многое отдал бы, чтобы завтра оказаться на месте того «лучшего». — А теперь, спи! Я побуду с тобой немного, а потом уеду, но буду на связи все время — по дороге куплю новый телефон.
— Угу, — сонно согласилась Кира, — только ты не уходи подольше, с тобой так хорошо и спокойно… и совсем, совсем не страшно…