Жизнь и становление господина мага. Книга II - Юность

Глава 18

26 января 1938 года — 4 марта 1938 года

Сон одного волшебника

Во сне невысокий толстый маг видел, как выходит из Хогвартса через Главный Вход и направляется в сторону заходящего солнца. Он так спешил, что на ветру хлопала его потёртая старая мантия. Мужчина не имел ни малейшего представления о том, как далеко предстоит идти, но ноги уже успели заболеть. Много горестей в мире, но вот это — всем мукам мука.

В минуты пробуждения совести, волшебник ставил беды мира превыше собственных. К счастью, — подумал он, — случается это нечасто и уж точно не в этот раз.

— Увы, всё тот же сон приводит в движенье оснащённые пальцами приспособления под сими слабыми коленями, — покосившись на свои ноги, мужчина вздохнул. — Всегда один и тот же сон.

Это было правдой. Маг видел впереди солнце, оседлавшее дальние холмы — медный диск в дымном мареве. Ноги несли его по извилистой грязной улочке Хогсмида, оставив позади центральные заведения, которые так любят студенты. Сейчас перед ним показались заброшенные лачуги и полуразваленные хибары, которые прятались в наступающей мгле.

Даже около Хогвартса можно найти «правду жизни» и сидящие на поваленном дереве старики, одетые в потрёпанные буро-серые мантии замолкли при его приближении.

Женщины, в таких же одеяниях, стояли у грязноватого колодца и даже на миг отвлеклись от своего занятия — купания кошек. Глубокий символизм этого увеселения маг не смог постичь и поспешил дальше.

Низкий волшебник пересёк мост через маленький ручей, миновал поросший сорной травой и бурьяном холм, после чего вышел на открытую дорогу, проложенную между обширными виноградниками. Там он задержался, невольно размышляя о вине, которое родится из этих сочных гроздьев. Но сны обладали собственной силой и несли его вперёд, так что эта мысль оказалась мимолётной.

Мужчина понимал, что его сознание обратилось в бегство — бежало от обречённого замка за спиной, от тёмного, мрачного пятна в небе над Хогвартсом, но в первую очередь — от всего, что знал и всего, чем был сновидец.

Другим Пророкам талант позволял читать рисунки трещин на брошенных в огонь костях или гуще, оставшейся после выпитого чайного напитка. Возможно, расклады карт из особых, самодельных колод? Или даже хрустальный шар, взор в который рассеивает туман будущего. Колину такая претенциозность была ни к чему. Сила предвидения жила в его голове, этого он не мог отрицать, как бы ни старался. В стенках его черепа звенела пророческая песнь и эхом отдавалась в костях.

Крофтон пробормотал себе под нос:

— Разумеется — это грёза, побег во сне.

«Быть может», — думал Колин, — «на этот раз я и вправду сбегу. Дураком ведь меня не назовёшь, в конце-то концов. Толстым, ленивым, неопрятным — да. Склонным к излишествам — конечно! Несколько неуклюжим в обращении с тарелкой супа — практически наверняка. Но не дураком. Настали такие времена, когда мудрым пора сделать выбор. Ведь мудро же полагать чужие жизни менее важными, чем собственную? О, весьма мудро. Да, Колин, ты мудр».

Он остановился, чтобы перевести дыхание. Холмы и солнце над ними, казалось, ничуть не приблизились. Таковы эти сны — спешат, словно юность, которая изо всех сил старается быстрее стать зрелостью. Опрометчивая цель, не оставляющая дороги назад, но кто же сейчас помянул юность? Точнее, одного конкретного юношу?

Мысли его невольно скользнули к этому студенту, но лишь на краткий миг.

— Несомненно, не мудрый Колин! Мысль его блуждает, — тут Крофтон великодушно прощает себе каламбур, — измученная болью в ступнях, утомлённых… нет — полустёртых! — от такого безрассудного странствия. Наверняка уже появились волдыри. Нога сетует и умоляет умастить себя тёплым и мягким Рябиновом зельем. И подруга её также возвышает голос в общем хоре. Ах! Какая литания! Какой вопль отчаяния! Но оставьте жалобы, милые мои крылья бегства! Разве далеко нам осталось до солнца? Вот ведь оно — прямо за холмами, в этом я уверен. Несомненно, не дальше. О да, несомненно, как вечная пульсация Куба..! Но кто говорил о Кубе? Я заявляю о своей непричастности!

В его сон ворвался холодный ветер и принёс с собой запах дождя. Крофтон начал плотнее кутаться в свою поношенную мантию. Он втянул живот, пытаясь обернуть её вокруг себя, но не сумел достичь задуманного.

— Даже во сне, — проворчал маг, — чувство вины не умолкает. И конечно же, как и всегда, с собой нет моей палочки.

Он прищурился от ветра.

— Дождь? Но ведь на небе не было ни облачка! Разве в такую погоду идёт дождь?

Никогда прежде мужчина не задумывался над такими приземлёнными материями. Быть может, этот запах — лишь естественное «дыхание» Чёрного озера? Да, воистину. Этот вопрос решён, — он покосился в сторону темнеющего горизонта, где едва заметно мелькали молнии.

— Шторм наступает. Всё ближе и ближе… Должен ли я бежать? О нет! Где же тогда моя гордость? Достоинство? Не единожды являли они свой лик в моих снах! Неужто не найдётся какого-то укрытия на сей дороге? Ах, мои ноги уже не могут идти дальше, превратились в сломанные сухие ветки, без малейшего намёка на жизнь! А это что такое?

Впереди возник перекрёсток. На пологом склоне рядом пристроилось здание. Из-под ставней сочился свет свечей. Колин улыбнулся.

— Ну конечно, трактир! Далёким был путь и велика нужда утомлённого странника в отдыхе и подкреплении. Ибо таков я — умудрённый путешественник, который заткнул за пояс множество дорог и земель, не говоря уж о том, что прошёл их.

Волшебник заторопился вперёд.

У перекрёстка высилось толстое голое дерево. На одной из веток висело и скрипело, покачиваясь на ветру, что-то вытянутое, завёрнутое в мешок. Крофтон лишь бросил туда мимолётный взгляд и начал подниматься по тропинке к строению.

— Неразумный выбор, провозгласил бы я, — Колин задыхался, но продолжал бубнить себе под нос, — трактиры, для покрытых пылью путников, не должны стоять на холмах. Проклятье подъёма в том, чтобы видеть, сколь много ещё осталось. Следует сообщить об этом владельцу. Когда сладкое сливочное пиво утешит горло, куски нежного жареного мяса и сочного пирога успокоят желудок, а Рябиновый отвар коснётся больных ног… Мордредовы колдомедики и их цены…

Он мотнул головой.

— В любом случае, такие действия должны получить преимущество перед описанием недостатков планирования. По моему субъективному мнению, конечно же.

Его монолог тонул в одышке, пока Крофтон карабкался по тропинке. Оказавшись у дверей, волшебник был уже настолько вымотан, что даже не огляделся, а просто толкнул потёртую створку и она отворилась под скрип ржавых петель.

— Увы! — воскликнул Колин, отряхивая пыль с рукавов мантии. — Прошу подать пенную кружку этому… — его голос стих, когда Пророк разглядел обращённые к нему грязные лица. — Сдаётся, дела здесь идут не слишком хорошо, — пробормотал он.

Это действительно был трактир или, по крайней мере, здесь был трактир лет сто назад.

— В воздухе ночи пахнет дождём, — объявил Крофтон полудюжине нищих, которые сидели на корточках вокруг толстой сальной свечи на земляном полу.

Один из бродяг кивнул.

— Мы удостоим тебя аудиенции, бедолага, — он указал рукой на соломенную подстилку. — Садись и развлеки нас разговором.

Маг приподнял бровь.

— Немало польщён вашим приглашением, уважаемый, — волшебник опустил голову и шагнул вперёд. — Но, пожалуйста, не думайте, что мне нечем почтить это достойное собрание.

Толстый мужчина, среднего возраста, закряхтел и уселся, скрестив ноги, а потом обратился к тому бродяге, который заговорил с ним:

— Я переломлю хлеб со всеми вами, — Колин извлёк из глубокого кармана небольшую буханку светлого хлеба, в другой руке появился маленький серебряный нож. — Друзьям и незнакомцам равно известен Колин Крофтон, что сидит ныне пред вами. Преподаватель Прорицания, живущий и работающий в знаменитейшей школе Хогвартс — настоящего самоцвета в венце магической Англии. Страны, что плод — сочной и зрелой, готовой к жатве.

В дополнении к хлебу, волшебник вытащил головку сыра и небольшой кусок вяленого мяса, после чего широко улыбнулся обращённым к нему лицам:

— И это — мой сон.

— Истинно так, — ответил бродяга и его морщинистое лицо прорезала улыбка. — Нам всегда нравился твой особенный вкус, Колин Крофтон, Прорицатель из Хогвартса. И нам всегда нравился твой аппетит путешественника.

Профессор положил на землю хлеб и стал отрезать от него по кусочку.

— Я всегда полагал вас лишь аспектами самого себя, полудюжиной «Голосов» среди многих других. Но, при всех ваших нуждах, к чему вы подтолкнёте своего господина? К тому, чтобы он отвратился от побега, разумеется. Сей череп, — ткнул он пальцем себе в голову, — вместилище и чертог всяческих обманов и хитростей и я уверяю вас, исходя из длительного опыта, что любой обман рождается в мысли и там кормится, покуда добродетели голодают.

Бродяга принял кусок хлеба и улыбнулся.

— Тогда, быть может, мы — твои добродетели.

Колин помолчал, разглядывая головку сыра.

— Сия мысль ранее меня не посещала, ведь я был занят, безмолвно разглядывая плесень на этом сыре. Но увы, предмет разговора может потонуть в лабиринте семантических тонкостей. Да и бродягам не стоит воротить нос, особенно от сыра. Вы снова вернулись и я знаю зачем, как уже объяснил ранее, с достойнейшим самообладанием.

— Проклятый Куб пульсирует, Колин, по-прежнему пульсирует, — весёлость сошла с лица бродяги. Маг вздохнул и протянул кусочек сыра нищему справа от себя, после чего начал резать мясо.

— Я слышу его, — устало согласился он. — Не могу не слышать. Этот вечный шум поёт в моей голове. Но что бы я ни видел, что бы ни подозревал, Колин Крофтон — всего лишь преподаватель Хогвартса, волшебник, который не может состязаться с сильными мира сего в их собственной игре.

— Быть может, мы — твои Сомнения, которых ты никогда не страшился прежде и не боишься теперь. Но даже мы просим тебя остаться, даже мы требуем, чтобы ты боролся за жизнь Хогвартса, за жизни своих многочисленных друзей и учеников. Ты будешь нужен им, когда Куб прекратит пульсировать и будет использован по назначению.

— Ритуал проведут через полгода, — произнёс Пророк.

Шесть бродяг одновременно кивнули, хотя их внимание по большей части занимали хлеб, сыр и мясо.

— Так что же, мне остаться? Я ведь ещё могу успеть сбежать! Но вместо этого всё же предпочту принять вызов? В конце концов, разве надменные волшебники не идеальные жертвы? — он улыбнулся, поднял руки и пошевелил пальцами, — особенно для меня, ловкость рук которого может сравниться только с ловкостью его ума? Гриндевальд — идеальная жертва самоуверенности, вечно ослеплённый гордыней, вечно убеждённый в своей непогрешимости. Разве не удивительно, что он продержался так долго?

С набитым ртом бродяга пробормотал:

— Быть может, мы — твои Таланты. Глубоко зарытые в землю, похоже.

— Не исключено, — прищурился Крофтон, — но говорит лишь один из вас.

Бродяга проглотил сооружённый им бутерброд, а потом рассмеялся и свет свечи заплясал у него в глазах.

— Быть может, остальные ещё только ищут свой голос, Колин. Они ждут лишь приказа своего господина.

— Кто бы мог подумать, — вздохнул маг, намереваясь встать, — что я столь изобилен сюрпризами.

Бродяга поднял глаза.

— Ты возвратишься в Хогвартс?

— Разумеется, — ответил Пророк, поднимаясь на ноги с прочувствованным стоном. — Я ведь только вышел подышать ночным воздухом, столь чистым за пределами старых стен школы, не так ли? Мне нужно пространство, чтобы оттачивать свои и без того изумительные умения. Прогулка во сне. Уже скоро, — сказал волшебник, закладывая руки себе за спину и потягиваясь, — Куб прекратит пульсировать и я должен занять своё место в центре событий. Мне остаётся только вернуться к себе в постель, пока ночь ещё молода.

Мужчина окинул глазами нищих. Все они словно набрали вес и на их лицах появился здоровый румянец. Крофтон удовлетворённо вздохнул.

— Вечер, могу я вам сказать, выдался весьма приятным, господа. Однако в следующий раз давайте же выберем трактир, который не стоит на вершине холма. Договорились?

Бродяга улыбнулся.

— Но, Колин, Дарования, как и Добродетели, не так-то легко получить, Сомнения нелегко одолеть, а Голод всегда гонит человека вперёд и вверх.

Волшебник сощурился, глядя на него.

— Нет уж, Колин куда умнее, — пробормотал он.

Маг оставил нищих и закрыл за собой скрипящую дверь. Спустившись по тропе, добрался до перекрёстка и остановился перед закутанной в мешковину фигурой, которая висела на ветке дерева. Крофтон упёр кулаки в бока и внимательно осмотрел тело.

— Я знаю, кто ты, — весело воскликнул профессор. — Мой последний аспект, который дополнит галерею моих собственных лиц, взирающих со стороны. Точнее, так ты будешь утверждать. Ты — Скромность, но как всем известно, Скромности нет места в моей жизни, запомни это. Так что тут ты и останешься.

Потом волшебник перевёл взгляд на огромный замок, едва заметный на горизонте его взора.

— Ах, этот чудесный, светоносный самоцвет — Хогвартс, родной дом Колина. Где, собственно, — добавил он, выходя на дорогу, — мне и место.

Как и ожидалось, новое собрание «Тёмного братства» было запоминающимся. Я даже предложил Тому немного снизить накал собственного тщеславия и жестокости. Не нужно отпугивать других.

Само собой, что некоторым так понравится даже больше, кто-то будет откровенно рад и лишь ещё больше будет уважать и преклоняться перед Реддлом. Но не все. А потому, нужно подводить их к этому постепенно, заманивая сочной костью, как собак.

Том усмехнулся и согласился. И вот сейчас он стоял перед группой наших ребят. Здесь была большая часть второго курса Слизерина, включая наших дам. А ещё половина первого.

Реддл как всегда разглагольствовал. Он любил звук своего голоса, любил эту театральность, пафосность, эффектность. И не то чтобы я был против, ведь и сам зачастую прибегал к этому трюку. Когда ты силён, то можешь позволить себе подобную слабость. Недаром тот же Дамблдор славится своей эксцентричностью.

Иллюзии стали излюбленным делом на этом поприще. С их помощью я и Том создавали нужный антураж: игру света и тени, мрачный густой туман, шорохи, скрипы и пощёлкивания. Это нагоняло страх, особенно, когда я поделился с другом «идеями» нагло стыренными из фильмов ужасов будущего. О, какие только приёмы не использовали творцы, чтобы выделить свою кинокартину! И всё это можно повторить. Хотя бы атмосферой, для начала.

— …величие магии! — а Реддл всё говорил и говорил. Нет, я не жалуюсь, он полностью завладел вниманием публики, его было интересно слушать и парень поднял важные темы. Важные даже для нас — по сути, детей. И хоть раннее взросление толкает нас на путь откровений гораздо раньше, чем обычных людей, и пусть воспитание аристократов, — а здесь были лишь их представители, — позволяет понимать, о чём конкретно говорит этот юноша, стоящий перед ними на небольшой трибуне, но лично мне казалось, что Том перегибает.

За его спиной стояло трое наказанных ребят: Родрик Блетчли, Дуглас Пьюси и Филипп Роули. Как здесь появился последний? По глупости, конечно же. Все ошибки и косяки всегда совершаются по двум вещам: глупость или невнимательность. Роули не был исключением.

Задержался в клубе Плюй-Камней, после отбоя наткнулся на старосту Гриффиндора — Тиберия Маклаггена и не придумал ничего умнее, чем попытаться сбежать. А ведь тот уже видел его лицо!

Спортивный гриффиндорец побежал следом и нагнал бы нашего однокурсника почти мгновенно, но тот использовал чары, причём те, которым его обучал лично Реддл — Призрачная Паутина.

Накладываются на область, создавая тонкие и острые нити. Они никак не реагируют на хозяина чар, свободно пропуская его сквозь себя. А вот для всех остальных работают как растяжки.

Филипп на ходу создавал их пачками и Тиберий не то что не догнал, но ещё и сильно порезал ноги, пока на них спотыкался и падал. Раны были достаточно глубоки, чтобы попасть в Больничное Крыло. Конечно же староста моментально сдал Роули и за ним пришёл злой декан.

Лишил тридцати баллов, назначил наказание — всё стандартно.

Тому показалось, что наказание было недостаточным. Ни для кого из этих ребят. Он провёл над ними настоящий суд, давая каждому из остальных возможность высказаться. Даже девочкам пришлось участвовать. И я видел, что многим подобное пришлось по нраву: что им дали возможность себя проявить.

Это был фарс, но какой же это был красивый фарс! То, что парней «приговорят», стало очевидно ещё с момента, как Реддл показал свой гнев. Потом начали высказываться его любимчики: Лестрейндж, присоединившийся и восстановившийся Нотт, преданный, но не особо умный Эйвери… Все они играли роль кукол, которыми управлял их мастер — сам Том.

Остальные высказывались схожим образом. Факультет должен быть един. На факультете не должно быть глупцов.

— Статус крови, — завёл Реддл ещё одну важную тему, — скажите мне, мои верные последователи, почему мы притесняем грязнокровок и полукровок?

Кто-то покосился на Долохова и Гилмор, но они не ответили на эти взгляды. Антонин привычно скалился, буквально предлагая кому-то бросить ему вызов. Он всегда был к ним готов, всегда желал проявить себя, как верный пёс, способный растерзать любого обидчика своего хозяина, послушно приносить ему палку и также готовый вцепляться в чьё-то горло.

Эрика же не воспринимала эти взгляды как то, что могло бы пошатнуть её бесконечную самоуверенность. «Аристократы? Это вот они то?» — будто бы говорил её взгляд, стоило лишь посмотреть на того или иного чистокровного. Это многих удивляло, злило, вводило в ступор. Но никто не мог не признать того, что эта девочка действительно далеко пойдёт. Уж кто-кто, а она сумеет пробраться на вершину.

— Они отбросы, — произнесла Хильда, — никчёмные, слабые и жалкие.

— Но ты ещё слабее, — указал пальцем в девочку Реддл, чем вызвал мгновенно образовавшийся вокруг неё пустой круг.

— Ч-что? — дрогнул её голос.

— Не понятно? — наклонил он голову, — почему Наилс, имея в в роду полукровок и грязнокровок, победил «чистейшую кровь Британии» — Альфарда Блэка? А мой верный сторонник и опора — Антонин, который является одним из сильнейших волшебников второго курса? Наконец, наша староста, Тиана Дарбон. Она полукровка, но имеет статус, способный отдать приказ тебе — чистокровной! — и ты его выполнишь. Почему?

— Это… — её взгляд забегал. Даже Валери не спешила помогать этой дурочке из своей свиты, — это исключение!

Том неспешно провёл пальцем по подбородку, словно изображая задумчивость. В помещении повисло молчание.

— Кто считает также? — наконец обратился он к остальным, будто бы вспоминая о них и давая шанс кому-то выступить против себя. Но разве нашлись бы такие среди его сторонников? И мог ли взяться какой-то смельчак на Слизерине, способный пойти против большинства, особенно в такой миг?

Новое молчание было ему ответом. В тишине был слышен лишь судорожный вздох Райли.

— Наказание будет простым, но лишь сейчас. Молчание, — демонстративный жест накладывает на Хильду немоту.

Реддл прошёл вдоль своей трибуны, заложив руки за спину.

— Мы презираем грязнокровок по одной простой причине, — неспешно начал говорить он. Голос его был громким, воодушевляющим и чётким. Том говорил как оратор, простыми словами донося истину, разогревая публику, наказывая и вознаграждая одним небрежным движением руки. — Это отказ от наших традиций, попрание чести мага, нежелание следовать правилам, попытка изменить чужой уклад.

За его спиной возникла иллюзия, как пуффендуйские маглорождённые третьекурсники сидят в Большом Зале в магловской одежде. Оно сменилось на драку гриффиндорцев, которые били друг другу морды кулаками. Потом на забытую кем-то волшебную палочку, одиноко лежащую на столе парты кабинета Чар.

— А теперь вспомните, что эти люди творят в Министерстве Магии! — громко воскликнул он, — законы, которые ущемляют наши права! — Реддл явно добавил в голос магии. — Отмены старых традиций, запреты, новые правила, — резко взмахнул руками, — неприемлемая магловская чушь! Мы выше этого!

Деланно успокоившись, хотя я чувствовал его истинные эмоции — он изначально был абсолютно спокоен и холоден, словно кусок льда.

— Вот почему нужно презирать маглорождённых и тех — лишь тех! — полукровок, что следуют этому пути. Волшебники — слишком ценный ресурс, чтобы мы могли позволить себе выбирать статус крови.

Том выступал почти целый час. Он не спешил доказывать свою правоту и не требовал, чтобы каждый тут же признавал его слова. Но этого не понадобилось, парень был чертовски убедителен. Даже мне, под конец этой импровизации, захотелось начать хлопать.

Харизма играет свою роль, а также окклюменция, которая мгновенно позволяет продумывать любую речь и ответить на любой вопрос. Закончилось всё тем, ради чего мы вообще собрали «клуб» — практикой чар.

Наказанные назначались манекенами для их отработки. Сроком на неделю. Они не имели права прикрываться щитами, даже если бы умели это делать. Уворачиваться тоже было нельзя.

Конечно же, никто и не думал серьёзно их калечить, да и столь сильных чар пока мы никому не давали. Разве что кто-то знал больше остальных.

— Роули, — едва уловимо улыбнулся Том, — на ринг.

И хоть по началу такое казалось диким и непривычным, но через какое-то время… даже Валери признала эффективность живых «манекенов» в качестве отработки заклинаний. Можно было сразу понять, правильно ли ты используешь чары или просто запускаешь цветной луч, без эффектов. Наглядно понятен прицел, скорость заклинания и собственная меткость. Всё же, одно дело — круглая мишень, а другое — человеческая фигура.

Но даже если трансфигурировать подходящий по форме объект, то всегда был актуален вопрос силы, вложенной в заклинание или какая-то его модификация. Нет, «живая мишень» точно была практичнее. Она могла рассказать о своих ощущениях.

Страдания «манекенов» быстро отошло на второй план, когда в дело вступил я, «спасая» ситуацию. Всё же, столь чёрствых людей, способных продолжать смотреть и даже участвовать, пусть и с согласия второй стороны, было немного.

Да, это была банальная человеческая эмпатия, которая ограничивает, — зачастую впустую! — многих из нас. Простая статистика говорит о том, что более сорока процентов людей не способны ударить другого человека по лицу. Конечно, это современная статистика из моего старого мира, но разве она будет слишком уж сильно отличаться от текущего времени?

Чувство сожаления и сострадания — это безусловно бывает полезно. Но не всегда. Сейчас, в этот момент, нужно проявить твёрдость. Показать, что «наказание» — это не пустой звук, что под него лучше не попадать. А всё почему? Потому что это забота со стороны Реддла. Ведь для чего применяется наказание? Чтобы более никто не совершал проступок. Теперь они дважды или трижды подумают, прежде чем творить глупость. Иначе… это будет повторяться вновь и вновь, пока характер человека окончательно не закрепит подобное поведение. Бред…

И вот я начал, словно настоящий профессор, — кем даже когда-то, безумно давно, был на самом деле, — объяснять ошибки наших «братьев» и «сестёр» в применённых заклинаниях, наглядно показывая, что можно сотворить каким-то простеньким проклятием и чего добиваются они. Да… они жалели свои «мишени», работали слишком мягко!

Буквально за полчаса удалось перевести разум практически всех ребят из состояния: «Не слишком ли сильно я его ударил?» в состояние: ««Он даже не поморщился! Я могу лучше!».

С небольшой помощью и созданию ажиотажа, мы смогли достаточно распалить остальных. Даже спокойная Валери заразилась азартом, особенно, когда у кого-то получалось лучше, чем у неё! Что уж говорить об остальных?

Мне приходилось следить за состоянием здоровья троицы наших провинившихся идиотов, но «смертельных ударов» никто не использовал. Были обычные чары, чьи эффекты я своевременно отменял, время от времени даже подлечивая этих страдальцев. Но в меру, дабы они ощутили, что наказание — это наказание.

Но всё ведь не могло пройти для них так просто?

Реддл сообщил, что сегодня будем учить новые чары: проклятье удушения, из условно-разрешенных, «серых» заклинаний. Что значит «серых»? Кто-то запретил, кто-то нет. Использовать на тех же турнирах, например, нельзя, но за его использование тебе не грозит Азкабан.

Я бы сказал, это те чары, которые стоят в списке на будущие запреты. Но пока что туда ещё не попали. Мы специально задумали подсаживать наших одноклассников на подобное. Чтобы понемногу всё сильнее и сильнее переводить на запрещённую магию. А ведь туда входит не только Чёрная, совсем нет. Те же друидские чары, например, имеют огроменный список запретов. Да что там, друидские, даже в колдомедицине есть запретные чары!

Поэтому не важно, к какой сфере магии у наших одноклассников есть талант. В каждой из них найдутся «серые» и «чёрные» заклинания или приёмы. Именно они будут даваться как награды. А наказания уже продемонстрировали. И оно пока не думало заканчиваться!

Проклятие удушения… отработка, конечно же, на «манекенах».

— А может не надо..? — испуганно произнёс Родрик Блетчли.

— Не переживай, некоторым даже нравится, когда их немного душат, — улыбнулся я, пока Реддл показывал остальной группе слово-активатор и объяснял принципы применения, — да и повезло вам. Вряд ли сходу это проклятие сработает хоть у кого-то. А если и выйдет, я сумею вам подлечить.

— Жаль, — говорил Том, демонстрируя чары и заставляя посиневшего Филиппа царапать ногтями шею, — что скоро ваше наказание закончится. Опять придётся тренироваться на трансфигурированных зверушках… но не страшно. Наверняка к этому времени найдётся новый нарушитель.

От группы за моей спиной ощутимо повеяло страхом в эмоциях. Хах… зато будут старательными, ведь ничто так не мотивирует, как небольшая порция страха.

Как я и предполагал, проклятие сходу ни у кого не получилось. Но несколько человек смогли вызвать лёгкие спазмы у своих «манекенов», это да. Слабенькие, но полноценные. Довольный Реддл прилюдно похвалил ребят, напряг остальных больше тренироваться, а потом привёл в пример Итана Розье, который принёс парочку редких родовых книг — «в общий стол».

— Почитаю сначала сам, — открыто произнёс «лорд Судеб», — возможно, что вам будет рановато давать эти заклинания: не выучите. А вот у меня уже получаются чары до «Эксперта».

Вроде как и не похвастался, а сообщил в качестве примера, но получилось именно похвальба. Впрочем, это лишь чуть больше укрепило его же собственное положение уникума и гения. Я даже потерялся где-то на фоне. Чему, кстати говоря, был совсем не против. Пусть Томми привлекает всеобщее внимание, мне же достаточно и того, что уже есть.

В заключении, была проведена серия дуэлей, где мы старались ставить друг против друга более-менее равных соперников, а далее новички, которые тоже присутствовали, принесли клятвы. Такие же простые, как и данные ранее. Пока мы всё ещё давали возможность уйти, всё ещё не вцеплялись в «жертву» всеми способами, действуя мягче, чем можно было бы. Но, как я рассчитываю, такое себя окупит.

Во всяком случае, эмоции под конец собрания, почти у всех были восторженные. Этот опыт стал крайне новым в их головах.

Наказанных Том остановил перед уходом. Даже Хильду, с которой снял немоту ещё на отработках заклинаний.

Всем провинившимся Реддл коротко пояснил, что без наказания невозможен рост. Что они в праве обижаться на него, но он стремится сделать из них «настоящих магов» высшего уровня, которые сумеют изменить мир.

— Такие цели невозможны без жертв. Сегодня вы приняли на себя этот удар, как примете ещё, до конца недели. Но это станет для вас бесценным опытом. Более подобных ошибок вы уже не допустите. А если и совершите, то знайте, что никто не закроет на них глаза и будет повторять наказания до тех пор, пока не превратит вас, мои верные друзья, в то, что ваши потомки назовут «гениями поколения» и «надеждой всего рода». Вы достигните вершин магического мастерства, тем самым получая всё, что только захотите.

Его слова, как яд, отравляли их души, превращая оставшийся негатив в положительные эмоции и даже гордость, что сумели подобное пережить, сумели стать лучше.

К Райли это относилось в меньшей степени, но и ей пришлись слова «Волдеморта» по нраву. Девочка улыбалась, а в эмоциях я уловил оттенки лёгкости и эйфории.

Вот так-то…

— Хорошо поработал, «лорд Судеб», — без улыбки произношу я, стоило последним ребятам, нашим «штрафникам», покинуть комнату.

Реддл устало присел на стул и сотворил себе стакан воды.

— Почти три часа на ногах, — произнёс он, сделав пару глотков, — и всё это время говорил… Если бы ты не подлечил в процессе…

— Скорее добавил энергии, — слегка растянул губы в улыбке, — исцелять было нечего, ты ведь не Роули, который за сегодня словил своей тушей с сотню разных чар? Вот его пришлось полечить, это да. Как впрочем и остальных.

— Всё равно, дополнительные силы пришлись очень кстати, — запрокинул он голову и прикрыл глаза, — зато теперь все, на кого мы имели планы, записаны в «Тёмное братство».

— Здорово… конечно, — скрещиваю руки на груди, — но под контролем всего два курса Слизерина и несколько третьекурсников, которых ты сегодня не звал. То есть — два неполных курса одного из четырёх факультетов.

— Никто и не собирается останавливаться, — лениво произносит друг, занимая на кресле наиболее удобное положение, — однако, надо расставлять приоритеты.

— Даже спорить не буду, — хмыкнул в ответ, — ладно, идём?

Конец января порадовал меня ещё и театральной премьерой моей милой Снежинки. Я наведывался к ним в клуб, наверное, не меньше раза в неделю, помогая освоить новые, разработанные мною, — с некоторой помощью Эгертона, само собой, — чары анимации.

Даже не ожидал, что достаточно простые, на мой взгляд, — в своём доработанном-то виде! — заклинания, окажут столь серьёзное сопротивление своему изучению. Ребята из Театрального кружка с трудом заставили бы отплясывать и ананас! Но, как говорится, «терпение и труд — всё перетрут». Несколько наиболее «талантливых» старшекурсников, — скорее антиталантливых, но по сравнению с остальными — истинные гении, — сумели, с горем пополам, освоить не такое уж и сложное заклинание. Можно сказать, успех бы достигнут, а потому я справедливо считал себя тем, кто приложил руку к их итоговому выступлению.

После представления, привычным образом подарил букет Кауфилд.

В этот раз, моему примеру последовали ещё несколько человек, радуя иных участников. К некоторому моему возмущению, Валери тоже подарили второй букет. Это был один из четверокурсников Пуффендуя — Брейден Геркан. Хорош собой, умён, богат и чистокровен.

По идее — нормальная практика, вот только все мои чувства сразу засигналили — что-то не так. И конечно же, так и оказалось.

— Родители обсуждают вариант моей помолвки, — обронила Снежинка, — Брейден один из претендентов. Видимо, их семья каким-то образом об этом узнала.

— Понятно, — ни капли не изменил я выражение лица, но изнутри… я ощущал ревность и гнев. Моя!

И хоть я сам, до сих пор, окончательно не определился с тем, кого именно мне взять в свои будущие супруги и брать ли вообще, ведь есть та же Синтия, но… подсознательно я давно «застолбил себе» как минимум Валери и Мелинду.

Дурак! Было ведь очевидно, что в этом, «средневековом» мире такие дела делаются через родителей. А какой резон взрослым магам нацеливаться именно на меня? Кто я такой, чисто со стороны? Ха-а… Какой-то непонятный мальчишка, пусть и чистокровный. Вот только все родственники в Германии, которая сейчас считается не лучшим местом на планете, а скорее наоборот — потенциальным агрессором. То есть — уже не лучшее впечатление. Далее, у меня нет никаких связей в магическом мире. Это, к сожалению, факт. У меня нет денег. Это не правда, но доказать обратного я не могу, ведь мой способ заработка, мягко говоря, незаконен. Увы…

Вот и выходит, что со стороны, всё, что я могу дать — это собственные магические способности. Выдающиеся, конечно, но кто знает, выйдет ли, по итогу, из них что-то путное? Вдруг и вовсе, застряну на уровне того же «Адепта»? Да, есть учитель уровня «Мастер», так и что? Дамблдор тоже, на данный момент, не так уж богат, знаменит и влиятелен.

Сейчас я — ноль, дырка от бублика… и изменится это ещё не скоро. Для того, чтобы представлять из себя «что-то», нужно хотя бы закончить Хогвартс. Начать проявлять себя. Например, как я и хотел, устроиться в Мунго, получить специальность, какую-то известность, одновременно с этим занимаясь химерами и подготавливая почву, чтобы «выстрелить», вместе с тем же Реддлом.

Мне будет нужен свой дом, обязательно в магическом мире. Но… опять же, разве что для статуса! Потому что иного смысла я в нём не вижу. Мне достаточно любой конуры, лишь бы там была возможность организовать лабораторию. А магическую лабораторию проще всего организовать в мире маглов. Волшебники не часто бродят по нему, а значит шансов обнаружить её будет меньше.

Ведь заниматься там я буду далеко не самыми одобряемыми делами.

К тому же, для работы мне не нужны какие-то инструменты или нечто-то подобное. Магия и есть мой универсальный инструмент, способный на всё.

Вообще, в идеале, я бы хотел заполучить чары создания собственного домена и организовать отдельный мир чисто для себя. Это было бы идеально. Если такое заклинание вообще найдётся, чары то, вроде как, «потеряны».

Вот и получается, что все свои перспективы я раскрою в очень уж далёком будущем. И волшебники, не смотря на всё своё долголетие, в такую даль уже не смотрят. Это кажется мне крайне диким, то есть… маги должны в первую очередь, обращать внимание на уровень сил и исходить лишь от него, ведь по сути являются универсальными единицами, способными всё необходимо организовать для себя сами.

А вместо этого у них, как у простецов, упор идёт на деньги и материальные блага. Почему? Как так? Странно и нелогично!

То есть… возьмём пример. Выбирая между бездарным сыном чистокровного аристократа, с кучей денег и влияния, и, например, талантливым и умелым полукровкой, выберут именно первого. Аха-ха-ха! И для маглов это было бы логично, но почему так поступают маги?!

Однако, ответ лежит на поверхности. Даже чистокровные волшебники, — особенно чистокровные волшебники! — уже забыли основу всей своей силы. Они пользуются магией как одним из ресурсов, причём даже не самым основным. Сильная магия просто позволяет им повысить свой престиж.

М-м… как бы лучше объяснить? О, есть ответ! Представьте, что у каждого человека в мире, есть оружие. Или же вы просто живёте в Техасе, хе-хе… Но да не важно. У каждого есть пистолет. У кого-то это травмат, у кого-то револьвер, у кого-то и вовсе дробовик. А вон у тех, парочки, есть ручной гранотомёт… И так у всех.

Но… в обществе не принято кого-то убивать. За это наказывают. Следовательно, как бы не пыжился кто-то своим мощным и здоровым пулемётом, но случись столкновение, поставит его в «режим» такого же травмата, как и его соперник.

Вот и всё. Законы регулируют магию, низводя её до «балаганных фокусов». Сильные чары можно применять лишь в определённых сферах жизни, да и то, по лицензии. Нет подтверждённого звания? Значит, твои зелья — хрень, которыми лишь грядки поливать. Желательно чужие, ибо на свои рука не поднимется, мало ли что будет? Не получил разрешения Министерства? Значит не можешь делать порталы, даже если ты умеешь. Ну и так далее.

Вот и выходит, что сильному волшебнику, по настоящему сильному, нужно или жить как посредственность, либо создавать своё общество, либо уходить «в лес», то есть — становиться одиночкой. Ибо иначе толку от того, сильный ты или нет, не будет никакого.

Вот, другой пример. Ты — профессиональный боксёр. Чем это поможет тебе по жизни? Да ничем. Что, кто-то не понравится и ты набьёшь ему морду? Так быстро пойдёшь под суд, если не в тюрьму! Вот и сильный маг оказывается в таком же дерьме. Магией заниматься можно, но либо с разрешения, то есть, в аналогии в боксёром — в спортивных секциях, либо по работе — на турнирах и соревнованиях, если опять перевести на «обычный» язык.

А потому, сильная магия начинает пропадать за ненадобностью. Это… уже не общество волшебников, они словно самые обычные маглы, умеющих творить простенькие чары, типа Ступефая, Люмоса и разных вариантов бытовых чар!

Вот и всё!

При этом, каждый имеет потенциал возвыситься до уровня бога! Но никто, кроме редких энтузиастов, этим не занимается. Потому что нет смысла! Они даже представить себе уже не могут, что сумеют чего-то добиться. Что когда-то действительно были «Архимаги», что «Мастер» — это не случайность, один на миллион, а закономерность, к которой надо идти.

Хех… да уж… у магов «Мастера» — это как знаменитости из моего прошлого мира. На них смотрят, на них ровняются, но до них крайне редко «дорастают»…

И вот, волшебники живут, работают, зарабатывают деньги, тратят их на собственные нужды, не осознавая, что для их утоления им понадобилась бы лишь капля магии. И знания, конечно же, без них никуда. Самое смешное, что знания то, как раз-таки, даются.

Даже если взять один лишь Хогвартс, который, не смотря ни на что, предоставляет крепкое начальное образование, выпуская вполне себе компетентных «Учеников», должно получаться весьма приличное количество людей, уже ходивших моим путём: учёные, экспериментаторы, какие-нибудь отшельники, живущие где-то в глуши, но продвинувшиеся в своих изысканиях до высочайших рангов. Вот только их я совершенно не вижу. Никого не вижу…

Есть лишь аристократы, про которых всё уже было сказано. Потом идёт средний класс — лавочники, работники Министерства и прочие, подобные им, честные люди. И низший: отбросы Лютного; слабосилки, наживающиеся на маглах и разных сброд.

Может, где-то в магическом мире, в каких-то тайных и секретных поместьях, действительно проживают разные гении чар, потратившие жизнь на изучение волшебства и достигшие в ней тех самых, неведомых «простым магам» высот? Может они наплевали на это общество и теперь живут в своё удовольствие? Обеспечивают сами себя всем необходимым, просто щёлкая пальцем? Либо как я, насыщая себя магией? Может где-то, буквально за окном, в том же Запретном лесу, стоит хижина «Архимага», под высшими чарами скрытности? И в его, казалось бы ветхой лачуге, скрывается целый мир, существующий под чарами расширения?

Ха-а… хочется верить, но верится с трудом.

Ладно… совсем уж в какие-то дали ушли мои размышления. Пока что буду исходить из того, что знаю. А я знаю, что со стороны я, как «выгодная партия» для дочери того же Николаса Кауфилда не котируюсь от слова совсем. В лучшем случае, я стану «интересным вариантом» через несколько лет после окончания Хогвартса. Ведь предлагал же он мне своё покровительство? Значит, понимает, что я вполне себе могу что-то из себя представлять. Вот только разве смотрел он на уровень моей будущей магической силы? Раньше думал — «да», но сейчас почему-то уже сомневаюсь. Скорее всего он прикидывал, насколько повысится престиж рода Кауфилд, если среди его представителей появится ещё один «Мастер». То есть — ещё одна «знаменитость», в переводе на простой язык. И что эта самая «знаменитость» может ему дать. Деньги и влияние, конечно же. Всё, даже у магов, упирается в это. Потому что для них сейчас самое главное в жизни не твой потенциал, а как и у простецов — толщина кошелька и наличие связей. Их у меня, как раз-таки нет. И не будет, если пойду по той дорожке, что подсовывает мне общество.

Что я буду делать, если заброшу химер и буду пользоваться магией Жизни для простого лечения? Или займусь ритуалистикой, как мой род? Шахлендорфы ведь именно на этом живут. Хех, стану уважаемым членом общества. И всё.

А что я буду иметь, если пошлю этот мир нахрен и организую нечто своё? Да в потенциале я загну раком всех, кого только знаю! Собственная магическая раса будет мне прислуживать! Это — мощь невиданных масштабов! Нужно лишь грамотно суметь её взять.

Но это — очень отдалённое будущее.

У Реддла ситуация аналогична. Он и вовсе, что-то из себя начнёт представлять лишь через десяток-другой лет после Хогвартса. По канону он будет долго путешествовать по миру, набираясь знаний и «делая себе имя». Трудный путь, который Том завершит в Британии. Во всех смыслах.

И лишь вернувшись, пользуясь своей известностью и магической силой, Реддл поднял старые связи, организовал собственную политическую партию и выступил в Визенгамоте. Если же быть ещё более точным, то его выдвинули собственные сторонники — аристократы, прикрываясь им как знаменем и ратуя свои фашистские лозунги о чистоте крови. Только со временем Волдеморт смог поменяться с кукловодами местами и из ширмы превратиться в реальную силу и власть. Тогда-то и начались, как я понимаю, основные проблемы. Ведь став настоящим главой группы аристократов, его уже не устраивала их политика переливания из пустого в порожнее. Том захотел настоящей власти, что и вылилось в то, во что вылилось…

Но к чему я вообще обо всём этом вспоминаю? А к тому, что у меня из под носа, такое ощущение, уводят собственную девушку! Я привык к ней, я был уверен, что придумаю что-то, считал, решение само упадёт мне в руки.

Не упало. Зато проблемы — тут как тут.

Я не хочу лишаться своей Снежинки. Но даже если я устрою этому Брейдену несчастный случай, тут же появится следующий кандидат. Может даже не из Хогвартса. А может быть и старше её, лет на десять-двадцать, что для магов вообще не срок.

Тогда она… просто пропадёт из моей жизни. Останется учится, конечно же, но уже будет под многочисленными брачными клятвами, а я ещё не Волдеморт из канона, чтобы лёгким движением руки ломать этот мир, круша заодно все магические ограничения. Он ведь как-то трахал свою Беллатрису? А она явно была под клятвами!

Если конечно это не фанонные выдумки… Тьфу, в общем, так или иначе, но Волдеморт из канона мог себе такое позволить, а вот скромный Вольфганг Шахлендорф из настоящего, уже не может.

А значит, всё? Прощай Снежинка?

Мысленно поморщился, продолжая обсуждать с Валери разные нейтральные темы. Мне неприятно. Но что тут можно сделать, какие варианты?

Впрочем, для начала нужно вообще понять, нужна ли мне эта самая Кауфилд? Красива — бесспорно, умна — несомненно, ещё богата и влиятельна. Было логично, что за её руку будут бороться самые могущественные наследники знатных семей. И пусть среди этих самых ребят мы, с нашим «Тёмным братством» представляем эту самую «власть и силу», но лишь на детском, школьном уровне. В жизни, увы, всё пока что не так.

Поступить как Уизли, попросту переспав? Хе-хе, да… дерьмовый вариант, который мне не по нраву. Договариваться с Николасом? А что я могу ему предложить? Если же, каким-то чудом, он согласится на мои, так сказать, «перспективы», то я перейду в разряд слуг их рода, которого все будут гонять в своё удовольствие. Надо оно мне? Нет. Как бы не было жаль, но Снежинка того не стоит.

Значит, отпустить её?

Каких-то новых мыслей в голове не было, так что, проводив Валери до гостиной и улыбнувшись напоследок, пошёл по своим делам. В Выручай-комнату. Нет, не искать способы обойти всю эту ситуацию, а доделывать «Чтецов». Никакие отношения не должны быть помехой моей работе и основной деятельности — постоянное развитие и самосовершенствование. Мои планы слишком серьёзны и важны, чтобы сидеть и грустно страдать от недоступности одной, хоть и красивой девчонки.

В Выручайке у меня, вместе с «Ангелом II», лежали шесть заготовок. Одна почти доделана. Думаю, за сегодняшний вечер добью до конца и запущу сразу двух «Чтецов»! Это обеспечит в два раза больше сведений! Ах, одна лишь эта мысль доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие!

Размяв пальцы, приступаю творить. Вначале действую с некоторой мрачностью и неприятными мыслями, но любимая работа, которая, к тому же, хорошо получается, быстро вернула мне присутствие духа. В спальню сегодня уже не возвращался, посвятив всю ночь своему делу и под утро заполучив второго «Чтеца», сразу отправившегося в библиотеку Выручай-комнаты.

Горделиво прикинув, что таким темпом скоро дойду до прочтения целых одного процента библиотеки (правда только открытой части), вышел в школьный коридор и потянулся. Хоть магия Жизни и полностью насыщает тело, но потягиваться было просто приятно. Где-то я читал, ещё в прошлой жизни, что это один из рефлексов, которые стимулируют выработку гормонов счастья. А значит, зачем отказываться от удовольствий? Я и так многого себя лишаю.

Аха-ха-ха! Это уж точно! Мог ведь сегодня спать, а потом, вечером, идти играть в Плюй-камни и Взрывного дурака. Чем не жизнь?

Представив лицо Реддла, увидевшего меня в этот момент, едва сдержал смех. Да-а… он бы мне это до конца жизни вспоминал. Бессмертной, как я надеюсь, жизни!

Время приближалось к шести утра. Можно было ещё часок посидеть в лаборатории и, например, немного доработать мою нательную живность. Хех, звучит-то как! Будто бы про блох говорю каких…

Мысленное усилие и по спине пробегает жук-химера, размером чуть меньше моего указательного пальца. Пока он не представляет из себя чего-то интересного, как и четыре его товарища, спрятанные под мантией, но до конца учебного года я это точно улучшу. После «Чтецов», само собой. Думаю, даже восьми этих существ, направленных на библиотеку, будет мало. На третьем курсе привезу не меньше пары десятков, если не больше, причём не заготовок, а полноценных, а может даже доработанных, созданий.

Хм, надеюсь мой мозг достаточно натренируется на этой восьмёрке, иначе точно придётся лечить мне собственные инсульты, как делал это с той же Макфи, во время обучения окклюменции.

Мысленно ставлю пометку, что надо бы уделить ей время на неделе. Где бы ещё это время взять? Сегодня опять, минимум, пару часов уйдёт на домашнюю работу. Эх… разумеется понятно, зачем она нужна, но можно ли как-то… м-м…

Не-а, нельзя. Мордред… Ладно, пару часов так пару часов.

На первом курсе мне хватало двадцати минут на домашку, по каждому предмету. И делал я её сразу же. Не считая разных эссе, само собой. Там приходилось тратить больше времени, банально переписывая пером необходимые данные.

Сейчас я уже не переписываю от руки, а надиктовываю, но объём этих домашних заданий банально стал больше. Причём в этом полугодии — гораздо больше!

Тихонько выругавшись, заглянул в гостиную, забрав сумку с вещами, нужными для уроков, да пошёл на кухню. Всё ещё было рано, а хотелось перекусить.

Эльфы, к счастью, готовы были накормить бесплатно кого угодно. Оно и немудрено, тут столько денег за образование платят, что уже давно можно было пару таких же замков рядом построить, включая и уровень их зачарования.

По дороге прикидывал, получится ли уговорить Дамблдора на то, чтобы не делать ему домашние задания? Хоть немного уменьшу трату времени на подобную ерунду. А если наставник захочет, готов прямо на месте сдать ему экзамены хоть за этот, хоть за следующий курсы.

За четвёртый, пожалуй, тоже сдам, но там мой «Чтец» ещё не добил всю дополнительную литературу. Теперь ему будет попроще, ведь появился напарник.

Сами учебники, по основным предметам, я прочитал уже за шесть курсов. Но без дополнительной литературы, справочников, пояснительных материалов и прочих, полезных и не очень брошюр, не считаю себя готовым к тому, чтобы уверенно заявить о своём понимании предмета даже на уровне «Ученика».

Нужно пояснить, что «понимание» и «силу» я разделяю. То есть, я способен сотворить трансфигурацию человека из материала седьмого курса, но не считаю себя готовым сдать тот же четвёртый. Уверен, что попросту могу не знать каких-то достаточно важных мелочей. А потому продолжу и дальше обучаться. Зачем ещё и здесь вообще нахожусь? Барышень разных соблазнять?

Перед уроками ещё заглянул в клуб Журналистики, набросав черновик по статье на день Святого Валентина. А то в прошлом году «спецвыпуск» на эту тему не делал, что явно было упущением. Но тогда всё внимание общественности было посвящено дуэли Блэка против Наилса. Ха! А в этом, вот, будут «простые» соревнования в Европе, куда поедут трое наших представителей. Тоже неплохо. Надо будет обязательно осветить это событие, когда ребята вернутся из Копенгагена. Думаю, проведу интервью у всех троих, по очереди, а потом склею. Должно получиться интересно. Может ещё и у профессора Готталка что-то выйдет узнать?

Сейчас же, не мудрствуя лукаво, передрал по памяти некоторые куски текста из современного мира, адаптировав их под текущий лад. В моей прошлой жизни тема «любви» и дня Святого Валентина была очень популярна и поневоле я неоднократно натыкался на такое. Даже вычитывал и редактировал.

Хех, в очередной раз убеждаюсь, что бесполезных знаний не бывает! Но всё-таки предпочту изучать их выборочно… Хотя, имея пару десятков «Чтецов», наверно можно будет позволить себе брать знания скопом?

Трансфигурированные листы, с привычно поставленной руной продления действия чар, остались лежать на столе клуба. Дорабатывать буду позже, сейчас уже пора идти на занятия.

По дороге встретился с ребятами. Они даже захватили мне пару бутербродов. Поблагодарил, хоть и уже поел на кухне. Но сказать «спасибо» мне не сложно, как и закинуть дополнительный перекус в себя. Растолстеть не боялся, слишком уж активный у меня образ жизни. А если и случится, то магия мне в помощь! Я же химеролог, хе-хе.

Защита от Тёмных Искусств порадовала сегодня тем, что… в окно залетел бладжер, выбив стекло и осыпав осколками нескольких человек. Глаза замечают кровь, а уши — крики. Слишком громкие…

Профессор Вилкост мгновенно отправила бладжер обратно, восстановила стекло, а потом отправила пострадавших в Больничное Крыло. Она была так зла, что задала нам самим читать новую главу учебника, тут же побежав разбираться с нарушителями.

Интересно, куда она помчится вначале, на стадион или к директору?

Впрочем, не думаю, что квиддичисты сделали это специально, а вот случайно — вполне. Хех, интересно, кто там сегодня занимается? Отсюда даже не видно! Надеюсь, не наши, а то опять на баллы попадём.

На остальных занятиях ничего весёлого уже не произошло, так что досидев их до конца, причём откровенно скучая, пошёл в гостиную. Пора «проявлять социальную активность».

Там же выяснил, что играли гриффиндорцы. Использовали «новую систему тренировок». Наша квиддичная команда уже успела вдоволь посмеяться над этими остолопами.

— Главное — сами не проиграйте, — усмехнулась на это Вальбурга, — а то будет как в прошлом году.

— Уж кто бы говорил про прошлый год! — мгновенно огрызнулся Мейнрад Маул, чей друг — Дэвид Гибс, погиб во время той бойни. Он стоял в параличе и горел на моих глазах. Помню-помню. Ужас, да… как бы не зевнуть.

— Об этом уже столько сказано было, что умным людям и добавить нечего. А ты всё никак не уймёшься? — прищурилась Блэк.

— И в самом деле? — развёл он руками, — чего это я? Подумаешь, погибло несколько человек. Пойду-ка я, засуну язык в жопу и буду продолжать кланяться великому роду Блэк!

— Отлична идея, — оскалилась Вальбурга, — самое-то, чтобы этим заняться!

— Стоп-стоп! — неуверенно вышел Берген, — давайте немного успокоимся.

Староста не был уверен в себе, но его слов хватило, чтобы обе стороны отвернулись друг от друга, продолжая заниматься прежними делами.

Чудесная жизнь подростков, предоставленных самим себе без пригляда взрослых! Или думаете, что контроля того же старосты, которому самому семнадцать лет, будет достаточно? Ха! Да у парней в этом возрасте мысли заняты совершенно другим!

Впрочем, как-то до этого ведь все выживали? По большей части.

Через несколько дней наши «чемпионы» отправились на дуэльные соревнования, а я пожалел об отсутствии телевизоров. Было бы интересно взглянуть на их схватки. Хм… может уговорю кого-то поделиться памятью? Хотя… ну вот узнаю я о событиях, но даже обсудить будет не с кем! Омута Памяти в гостиной нет, а раскрывать всем и каждому свои таланты в менталистике я по прежнему не желаю. Значит придётся узнавать новости из газет, как и всем остальным. Не то чтобы совсем плохо, но откровенно скучно.

Именно скучно. Не знаю в чём причина, но не смотря на большое количество дел, я будто бы ощущал, как меня поглощает рутина. Все мои действия создавали ощущение, что я топчусь на месте. Да, я продолжал заниматься делами и обучением, но интерес в глазах зажигался лишь при работе с химерами, на которых я тратил все ночи напролёт.

«Чтецы», коих уже стало четверо, давали мне столько знаний, что я вообще поражался тому, как умудряюсь усваивать их в таком объёме! Каждый день приходилось буквально разгребать завалы в своём внутреннем мире. Это было непривычно, неудобно, но даже немного воодушевляюще.

Перенастроил потом, в очередной раз, собственные алгоритмы правильного поглощения поступающих сведений, создав новые переменные, с чем я уже наловчился работать. Теперь можно не переживать, информация снова «пассивно» наполняет мой трещащий по швам мозг.

И если возня с химерами ещё доставляла удовольствие, то вот «игры» Реддла с этими малолетними аристократами вдруг показались мелкими и неинтересными. Мои шпионы и секреты, которые я узнаю о гриффиндорцах и слизеринцах, стали странно обыденными. Какая мне разница, с кем трахаются эти букашки? Эти «маги», представляющие из себя бесполезный сброд? Неумехи, с трудом осваивающие чары анимации объектов! Которые создал второкурсник! Точнее — даже первокурсник, ведь занимался этим в прошлом году, а в этом просто отточил и немного довёл до ума. Дайте мне запустить в работу ещё четырёх «Чтецов» и просто не мешайте! Тогда я покину вашу школу уже через пару лет, когда закончу со всей библиотекой.

А, нет, ещё кое в чём мне будет нужна практика, что лучше делать с профессором, но на этом точно всё. Без остального обойдусь.

Хм… и наставник. Да, Дамблдор точно пригодится. Того, чему он учит, я в книгах пока не нахожу. Не удивлюсь, если и не сумею отыскать. Этот мужик точно не менее талантлив, чем тот же Реддл. Жаль только, что он, как и любой другой настоящий волшебник, непогрешимо верит в истину лишь собственного пути.

И я его понимаю, сам такой. И Том тоже такой же. Просто я «завладел» им с раннего детства и слегка повлиял на взгляды, добившись, чтобы он возжелал тех целей, которые я ему предоставил.

Хех… даже эти корректировки с трудом смогли лечь на его разум. Реддл точно не стал бы белой и пушистой овечкой, как тут ни старайся. Но я и не старался. Жёсткий и в некоторых случаях даже жестокий лидер будет отличным решением для процветающего мира.

К счастью, моя апатия не длилась долго и прошла, как только начались новые события, а также всякого рода приключения, без которых школьная жизнь не была бы столь обыденной.

Для начала, Дамблдор исполнил своё обещание и притащил в Хогвартс вампира. Натурального вампира, мать вашу!

— Познакомьтесь, дети, — усмехнулся наставник себе в бороду, — Сальвадор Торрицелли, — указал он на бледноватого мужчину, на вид, чуть старше тридцати лет. Он приветливо кивнул, держа нейтральное выражение лица.

— Очень приятно, мистер Торрицелли, — киваю в ответ. Аналогично действует и Том.

Сегодня мы убрали свою память, на всякий случай, но конечно же не знали об этом сами. Всё же к встрече с вампиром-менталистом нужно было подойти со всем вниманием и осторожностью.

— Не будем медлить, Сальвадор у нас крайне занятой человек, — хлопнул преподаватель в ладоши, — я хочу, чтобы вы проникли ему в разум. Для начала — без сопротивления…

И наш урок пошёл.

В целом, подводя сейчас итоги, заодно придержав Макфи, собравшуюся уходить, я могу сказать, что не так уж сильно вампиры талантливы в менталистике. Дамблдор бы просто раздавил его разум, если бы захотел, само собой.

Где-то на уровне крепкого «Адепта», но… фишка была, конечно же, в другом. Его мышление было не похоже на домового эльфа, но при этом отличалось и от людского. Не так сильно, как было у домовика, но… сейчас я понимаю, что сделал неверный вывод.

Разум вампира был каким-то ложным. Будто бы состоял из декораций к фильму, когда смотришь на фасад и видишь дом, а на самом деле сбоку у него нет стен, в проходах дыры, для пролёта камеры и натыканы специальные рельсы для удобства оператора.

Я не мог понять, честен Сальвадор со мной или нет! Я не мог определить ложность его воспоминаний. Вот что было ключевым. К сожалению, урок у нас с ним был один. Но основы мышления этих тварей Дамблдор нам предоставил, как и рассказал о способах узнавать от них правду.

Под конец занятия, даже со сниженным интеллектом, — а отсутствие опыта как раз и заставляет снижаться уровень мышления, — у нас начало что-то получаться.

Это удовлетворило наставника, так что мы успешно «сдали» ещё один мини-экзамен на уровень собственных навыков.

— Можно конечно, — поправил он свои очки, — посчитать вас «Адептами» Менталистики, но… — хитро покосился на нас волшебник, — я всё-таки думаю, что лучше с этим не спешить. Максимум на что вы сейчас сгодитесь — очень неопытные и слабенькие «Адепты».

— Тогда давайте продолжим занятия, а к вопросу звания приступим в следующем году, — с серьёзным видом кивнул Том.

— Я вообще считаю, что само по себе звание не делает меня сильнее или умнее, так что не вижу смысла за ним гонятся, — поддержал я друга.

Дамблдор удовлетворённо улыбнулся.

Мысли о занятии заняли в памяти место на отдельной полочке, после чего, быстро прошёл по всему остальному. Всё-таки я серьёзно отношусь к вопросу возвращения воспоминаний. Каждый раз у меня создаётся подсознательное чувство, что память встала будто бы «немного криво». Это конечно же не так, я даже перепроверял всё это лично, находясь в Выручай-Комнате, ибо моментально подумал: «А вдруг Реддл или кто-то ещё тихонько изменяет мою личность?!».

Но нет, ложная тревога. Это простое ощущение дискомфорта, как когда надеваешь новые ботинки. Кажется, что жмут и натирают.

— Пойдём, Макфи, — махнул я рукой, — теперь и нам пора провести занятия.

Мысленно вздохнул. По хорошему бы на Тома спихнуть эту почётную обязанность, вот только вытаскивать из её тела защищающий от легилименции артефакт смогу лишь я. Надеюсь, что лишь я. Всё же очень качественно его там подвязал, с ловушками и смертью объекта, в случае насильственного извлечения.

Реддл пока что не сумеет его извлечь самостоятельно. А тащить его с собой, чтобы вытащить амулет из Макфи, потом ждать конца занятия и снова вживлять? Глупость! Мне проще и быстрее всё сделать самому.

— Последнее время ты напряжён, — говорит тварь, — ты притворяешься, что всё нормально, но я чувствую некоторую хаотичность твоих движений и действий, характерную для человека в смятении.

— Кто из твоих личностей был таким уникумом? — выражение лица контрастировало с тоном и фразой. Но общаясь с Иви я не видел смысла скрывать это.

— Кажется какой-то доктор наук, — она пожала плечами, — мне всё равно на их прошлое. Они погибли, значит, как бы хороши не были, уже не интересны.

— Все люди погибают, что маглы, что маги, — поучительно произношу я, — нельзя грести всех под одну гребёнку.

— Почему? — Макфи подняла бровь, — я не понимаю.

— Тупица, — буркнул я, останавливаясь у стены со входом в Выручай-Комнату, — я запрещаю тебе говорить о том, что произойдёт дальше.

— Звучит, как будто бы ты будешь делать со мной всякие разные вещи, — усмехнулась она, — я читала об этом в книге Лукреции.

— Лучше бы ты читала о предыдущем своём вопросе, — делаю я три прохода около стены, открывая появившуюся ручку.

Слепленная из ошмётков разных сознаний существо ни капли не удивилось произошедшему, спокойно заходя следом за мной.

Телекинезом поднимаю её в воздух, одновременно аккуратно, чтобы не порвать, снимая одежду и размещая на разделочном, лабораторном столе.

— Такое себе место для первого раза, — спокойно произносит она. — Скажи, тебя раздражают такие шутки или мне можно продолжать?

— Заткнись. Как ты уже поняла, я в последние дни не в настроении.

Иви понятливо замолкает, пока я вскрываю её тело, осторожно вытаскивая артефакт. Залечиваю раны и чищу всё от крови, включая сам амулет, который положил рядом.

Голая девочка приподнимается со стола, ощупывая себя руками. Против воли замечаю, как её ладони касаются уже начавшей оформляться груди, а взгляд устремляется ниже, осматривая низ живота. Волос на теле, что логично, ещё попросту не было. Не успели вырасти.

Сглатываю неожиданно появившийся комок в горле. Грёбаный пубертат не оставляет меня даже сейчас! Что мне может дать это недосформировашееся тело?

Используя окклюменцию, подавляю внезапно вспыхнувшее желание, особо громко отдающееся в мозгу, особенно с условием того, что это существо точно никому ничего не скажет. Ведь у меня над ней полный, абсолютный контроль…

Мысленно хмыкаю и бросаю ей одежду, которую ранее с неё же снял.

— Зачем? — безэмоционально спросила она, — после занятия же снова вживлять артефакт.

— Потому что я так захотел, — махнул ей рукой, — быстро оделась и начинаем.

Первым делом погрузил в её память ответ на ранее заданный вопрос, то есть — пояснение на высказанные мною слова по поводу смерти других людей. Ведь смерть — это не показатель чьих-то достижений или недостатков. О нет, смерть — уравнитель, показывающая, что все люди, так или иначе, по итогу будут мертвы.

Скорее всего даже я. Ведь исполни я свою мечту, стань богом, повелителем всего этого мира, разве будет это значить, что я не умру? Нет. Умирают все. И планета эта когда-то погибнет, просто взорвавшись в нашем бескрайнем космосе.

А даже выживи я телом или духом, разве за это время не умрёт моя личность? Ещё как! Вот только я не погибну, а стану чем-то сильнее, лучше…

Тряхнул головой, отгоняя не вовремя появившиеся мысли, после чего сосредотачиваюсь на сидящей передо мной твари в теле девочки, начиная «урок» по окклюменции, но в этот раз решаю совместить его и с легилименцией. Нам это будет не менее важно, ведь для работы с «Бритвами» скорее будет полезно узнавать чужие мысли, чем филигранно прятать свои.

Аналогично прошлому разу, это занятие не заняло и минуты реального времени. Вся работа проходила ментально. Почему же, Дамблдор, например, не проводит их с нами таким же образом? Хах, ответ прост…

Из носа Макфи потоком хлынула кровь. Она закашлялась, а глаза закатились. Их белок тоже окрасился в красный цвет.

Я не спешил помогать, наблюдая, как её мозг с каждой секундой получает всё больше и больше травм. Её начало потряхивать. Изо рта потекла пена.

А ведь можно просто развернуться и уйти. Будет интересно посмотреть на реакцию Тома, когда он поймёт, что его верная кукла умерла. Я даже смогу разыграть случайность. Скажу, что ещё не научился толком работать с мозгом, а повреждения были столь сильны…

Вздохнул и начал процедуру лечения, быстро восстанавливая все полученные травмы. Всего пара минут и Иви была жива и здорова. Мантия только вся в крови и целая лужа на полу…

Пафосный щелчок пальцами чистит её одежду и устраняет всю кровь.

Она молчала. Сказать было нечего. Впрочем, девочка даже не поняла, что произошло. В её состоянии она не могла связно мыслить всё то время, что я сидел и смотрел на неё.

Наконец она зашевелилась, снимая одежду.

— Занятие, как понимаю, окончилось? — произнесла гриффиндорка, когда поняла, что я не спешу вживлять в её тело амулет, попросту залипнув.

— Да, — встаю и подхожу ближе, проводя рукой по её телу. Пальцы касаются всего самого интересного, но потом просто криво ухмыляюсь, позволяя лицу передать эту эмоцию.

Её грудина привычным уже образом вскрывается, после чего внутрь взлетает артефакт защиты разума и я снова помещаю его рядом с её сердцем. Быстро и просто.

Макфи открывает было рот, но тут же закрывает обратно. Я уже не вижу в её мыслях, что хотело сказать существо, но практически уверен, что она была чертовски права, когда не стала это делать.

Вендербургский Министериум, Германия, Берлин

«Вынужденное отшельничество, некогда видевшееся мне проклятием, становится более выносимым, как только я получаю в свои руки рабочий материал. В нынешних ограниченных условиях я могу развлекать себя только научной работой и напряжением умственных сил.

Сотворение безмозглой нежити из необработанных компонентов — удел профанов, не способных на оригинальную мысль. Приложив немного усилий и магии, любой некромант может раскрыть для себя истинный потенциал нашего искусства. С небольшой помощью школы Трансфигурации, несколько неполных тел могут превратиться в единый конструкт, значительно превосходящий способности сырого материала. Однако даже самые амбициозные маги, следующие путём некромантии, не часто решаются пересечь черту и преобразить самих себя по подобию собственных творений.

Почему? С чем связано столь могучее отвращение к посмертию у тех, чей век преступно короток? Быть может, страх перед самой Магией или некими Богами, чью волю нарушает маг, отважившийся вмешаться в верховный порядок вещей. Быть может, инстинктивное омерзение при столкновении с извечными спутниками смерти — распадом и высыханием телесной оболочки. Быть может, сентиментальные привязанности, ослабляющие намерение.

Случайный смертный не может возвыситься и стать личом. Ни один из тех, кому удалось возвышение до лича, не шёл тем же путём, что его единомышленники, но каждого из нас объединяла одна и та же цель, к которой мы приближались с неотвратимостью ножа, стремящегося в сердце жертвы. Воистину, возвышение начинается не с познания искусства создания филактерии и не с книг о высшей некромантии, а с сотворения неповторимого и несгибаемого идеала в душе мага — идеала бессмертия».

Геллерт закрыл книгу, которая так сильно увлекла его. Это была воистину ценная рукопись, позволяющая гораздо лучше понять то, что он собирался сотворить.

Покосившись на часы, мужчина поднялся с кресла и вернул книгу в шкаф, на полку наиболее интересных фолиантов, к которым он любил время от времени возвращаться. Каждый раз, при чтении этих работ, его сознание удивительным образом позволяло решать разного рода задачи, которые постоянно крутились в голове волшебника.

Рука привычно взяла со стола куб, покрытый множеством тонко и аккуратно нанесённых символов.

Гриндевальд отточенным движением подбросил его в воздух и тут же поймал, не удержав улыбки. В этот миг он не казался грозным тёмным волшебником, готовящимся обрушить всю силу военной машины на этот мир. Нет, на краткое мгновение он предстал юным мальчишкой, который дурачился и подбрасывал мяч, считая, сколько раз он сумеет его отбить, прежде чем тот упадёт на землю.

«Меняется лишь тело, старые привычки живут всегда», — мелькнула мысль в его голове, когда Геллерт, с едва заметным сожалением, прячет куб в карман своей приталенной, по военному короткой и облегающей мантии.

В этот момент маг услышал короткий стук, но не стал ничего говорить, попросту открывая дверь.

— Герр Гриндевальд, — поклонился ему светловолосый мужчина, — время. Вы просили напомнить.

— Благодарю, барон фон Шахлендорф, — прошёл Геллерт мимо, на ходу закрывая дверь и направляясь к лифтам, — всё подготовлено? — бросил он своему спутнику, шагающему следом, за спиной.

— Доброволец прошёл все необходимые процедуры и ритуалы, выпил строго указанные зелья и размещён в четвёртом зале, для особо опасных экспериментов.

— Если получится создать разумного лича… — на секунду маг позволил себе прикрыть глаза.

Его спутник зашёл за своим повелителем в лифт, где нажал нужную кнопку.

— Это будет прорыв, — улыбнулся Эмерик.

— Ты как обычно сдержан, — зеркально улыбнулся Гриндевальд, — это буквально перевернёт магический мир!

— Если конечно знания в него попадут, — согласно кивнул Шахлендорф.

— Конечно попадут, — уверенно произнёс Геллерт, выходя из лифта, — ведь скоро весь мир и Германия будут единым целым.

Они прошли несколько комнат, которые были полны охраны и спешно бегающих учёных, быстро доделывающих последние, мелкие детали.

Маги остановились в широком каменном помещении, за зачарованным барьером, после чего Эмерик коротко произнёс несколько фраз через Сквозное зеркало. Маги Аненербе, за барьером, приступили к финальным приготовлениями.

Русоволосый, рослый волшебник, выбранный из добровольцев, лёг в центр чудовищно сложной ритуальной фигуры. Четверо колдунов, по её краям, начали зачитывать заклинание.

Гриндевальд пристально смотрел за всем происходящим. Строки только что прочитанной книги не отпускали его. Мужчина чувствовал, что всё должно сработать.

Речитатив колдующих подошёл к концу и один из них вытащил длинный, украшенный рунами кинжал. Подойдя к центру светящейся пентаграммы, он вонзил его в тело добровольца. Лежащего мужчину выгнуло от боли, после чего маги торопливо покинули место эксперимента, выйдя за границы барьера.

К нему тут же подбежал десяток опытных волшебников, уровня «Эксперт» Боевой Магии, во главе со старым «Мастером»-боевиком. Их палочки указывали на цель эксперимента, в руках были жезлы и подавляющие чары артефакты. Каждый имел заранее наложенные защитные заклинания от магии Смерти, а на шее у всех болтался «Амулет Крестоносца» — наносящий любой нежити нестерпимый урон и боль, попросту сжигая слабых созданий некромантии.

Геллерт не собирался давать шанс личу, если он действительно получится и окажется враждебен.

Тем временем, подопытный, в центре ритуального рисунка, начал бледнеть и худеть. Оставленный в его груди кинжал вывалился наружу, когда его плоть осыпалась прахом. Остались лишь сухие, белые кости, которые странным и мистическим образом не разваливались на части.

В пустых глазницах ожившего трупа зажглось зелёное пламя. Он двинул шеей, оглядывая себя и всё вокруг.

Лидер всего немецкого народа поднял руку, сделав условленный жест. Боевые маги понятливо прикрыли свои амулеты и к ним вывели простенького инфернала. Шедший следом маг направил труп за барьер, сквозь который сидящий внутри лич, — а это определённо был он, — просто не мог вырваться или что-то увидеть.

«Глаза» повелителя Смерти посмотрели на инфернала. Колдовство мага Аненербе заставило зомби открыть рот и начать говорить.

— Герр-х Зелиг-х Лиферстеин-х, вы-х осознаёте-х себя-х?

Лич открыл рот, но тут же обхватил его руками. Челюсть щёлкнула, но ничего не произнесла.

— Дайте ему бумагу и перо, — резко воскликнул Эмерик, — живо!

Через полминуты в комнату зашёл ещё один колдун, чей мертвец нёс нужные предметы. Он аналогично зашёл за барьер и поставил их перед личом.

Скелет несколько неуклюже взял перо и размашисто вывел «Да».

Улыбка прорезала лицо Гриндевальда. Ещё один козырь в его рукаве!